скачать книгу бесплатно
– Вы здесь живёте? – спрашивает он мужчину.
– Да, – отвечает тот. – Я сосед.
– Вы согласны быть понятым при осмотре тела? – опять говорит представитель власти.
– Да, конечно.
Полицейский кивает и проходит в соседнюю комнату. Мы проходим за ним, и начинается осмотр. Участковый смотрит, нет ли каких повреждений на теле, и начинает писать протокол.
– Скажите, Раиса Георгиевна, ваша мама болела? – задаёт он вопрос.
– Сердце… И давление повышалось.
– А лекарства какие принимала?
– Сердечные капли. И вот ещё таблетки на тумбочке.
Полицейский оборачивается и наклоняется над маленькой тумбочкой, стоящей возле кровати. Он раскладывает коробочки из-под препаратов, лежащие на ней, и старательно переписывает названия в протокол.
– Всё ясно, – наконец говорит он. – Криминала нет. Вызываем трупоперевозку из городского морга.
– Я тоже так думаю, – кивает врач и встаёт со стула. – Мы закончили.
Раиса Георгиевна, услышав слово «трупоперевозка», опять начинает плакать. Вряд ли она в этот момент хорошо соображает, но мне надо именно сейчас ей всё объяснить, чтобы сохранить её деньги.
Есть городские морги и есть судебные. В судебные морги отправляют тогда, когда есть признаки насильственной смерти, либо, когда человек умер вне своего дома или в состоянии алкогольного опьянения, и во всех этих случаях производится вскрытие. В остальных случаях отправляют в обычный морг. Но есть ещё новые морги, работающие на коммерческой основе, про которые люди ничего не знают. Их услуги стоят почти в два раза, меньше чем в городском, и моя задача тактично убедить Раису Георгиевну отправить тело именно в этот морг, чтобы похороны обошлись ей дешевле.
– Раиса Георгиевна, я вам не советую отправлять тело в городской морг, – вкрадчиво говорю я.
– Это что ещё за новости, – взвилась врачиха. – Я уже вызвала перевозку из городского морга.
– Я вам советую отправить тело в новый морг, – продолжаю я, не обращая внимания на её замечание. – Условия хранения там лучше, и к тому же стоить это будет гораздо дешевле.
Врачиха многозначительно вздыхает. Не понимаю, какое ей до этого дело. Всё время врачи пытаются склонить родственников умерших воспользоваться услугами городского морга, хотя знают, что он намного хуже, чем новые морги. Может быть, они имеют в этом какой-то свой интерес?
– Но ведь врач уже вызвала перевозку, – говорит Раиса Георгиевна.
– Заказ я отменю, это не проблема, – говорю ей. – И, если вы согласны, я вызову перевозку из другого морга.
– А это правда будет дешевле?
– Посудите сами: городской морг вам обойдётся от двадцати тысяч, а я вам найду морг услуги которого вам будут стоить не больше тринадцати.
– Хорошо, – кивает женщина. – Я согласна.
Докторша проходит мимо меня к двери, громко стуча каблуками. Всем своим видом она показывает своё недовольство. Наверное, ей надо вести себя потактичнее и не устраивать этот спектакль перед родственником только что умершего человека. Но не могу же я сейчас начать ей это объяснять.
Я набираю номер городского морга и отменяю заказ. Потом вызываю перевозку из другого морга, и в это время участковый встаёт со стула.
– Я всё написал, – говорит он. – Предупреждаю вас, Раиса Георгиевна, паспорт умершей никому не отдавайте. Понятые, распишитесь.
Мы с мужчиной в бордовом спортивном костюме подходим к столу и расписываемся.
– Эту бумажку отдадите санитарам, которые приедут за телом, – говорит полицейский. – До свидания.
Он и сосед уходят, а я закрываю за ними дверь и возвращаюсь в комнату. Раиса Георгиевна сидит на стуле и смотрит в одну точку, а я капаю в стакан валокордина и даю ей. После того, как она выпила, пытаюсь её успокоить, но у меня плохо получается. И в самом деле, какие тут можно найти слова?
Когда меня инструктировал психолог, он мне говорил, что нельзя принимать горе других людей близко к сердцу. Это всего лишь твоя работа, и перед тобой чужие люди, которых ты видишь в первый и наверняка в последний раз. Если постоянно переживать вместе с ними, то можно быстро слететь с катушек, но у меня так не получается. Я вижу полные горя глаза родственников усопшего и не могу относиться равнодушно к их несчастью. И я считаю, что это правильно, несмотря на слова психолога.
Я замечаю, что женщина немножко успокоилась. Наверное, уже сейчас она может разговаривать.
– Раиса Георгиевна, я очень сочувствую вашему горю, – говорю я. – Но нам надо с вами поговорить.
– Я вас слушаю.
– Если вы хотите, то завтра я схожу вместо вас в поликлинику, чтобы получить документы, и съезжу в морг.
– Хорошо. Я согласна, – кивает она.
– Тогда мне нужен паспорт умершей.
– Но участковый говорил мне, что паспорт отдавать никому нельзя.
– Я выдам вам расписку, – успокаиваю её. – Так же мне нужны деньги на морг. Это шестнадцать тысяч рублей, при условии, что врач назначит вскрытие. Если вскрытия не будет, то морг вам обойдётся тринадцать тысяч, и три тысячи я верну вам обратно.
Она встала и подошла к шкафу. Вынув из выдвижного ящика деньги, Раиса Георгиевна молча кладёт их на стол передо мной. Я достаю из своей сумки бланки и быстро пишу расписки на деньги и паспорт.
Через пятнадцать минут приезжает трупоперевозка. Два рослых санитара вошли в квартиру и, сказав какие-то дежурные слова соболезнования, принимаются за свою работу. Они быстро упаковывают тело в целлофановый мешок и выносят его из квартиры. В это время женщина опять начинает плакать. Я подхожу к ней и беру её за руку.
– Успокойтесь, пожалуйста. Вашу маму уже не вернуть, но жизнь есть жизнь. Сейчас я вас оставлю, а завтра позвоню сразу же, как только побываю в морге и получу все документы.
– Спасибо вам, – отвечает она.
– До свидания, – отвечаю я и выхожу из квартиры.
Я выхожу из дома и останавливаюсь около лавочки, стоящей возле подъезда. Я кладу на неё свою сумку и с наслаждением вдыхаю свежий воздух, пытаясь успокоиться.
Всегда происходит одно и то же. Когда идёшь на адрес, повторяешь себе, что надо воспринимать спокойно переживания чужих людей, как учил меня психолог. Но как только оказываешься в квартире, всё переворачивается с ног на голову, и ты уже перестаёшь контролировать свои чувства. Чужие переживания входят в тебя, как сильная энергетика, и ты начинаешь чувствовать горе людей, только что потерявших близкого человека, как своё собственное.
Но бывает и по-другому. Перед тобой захлопывают дверь или грубо отталкивают в коридор, думая, что ты мошенница. Один раз на меня натравили огромного пса, и я еле увернулась от его острых зубов. Хорошо, что дело происходило на первом этаже, и я успела выскочить на улицу, захлопнув за собой дверь парадной.
Я постояла ещё минуты две, приходя в себя. Пора было ехать, и я беру в руку свою сумку и иду к своей машине, но тут на моём пути появляется какая-то тень. Несмотря на темноту, я сразу узнала похоронного агента, стоявшего на лестнице, возле квартиры Раисы Георгиевны.
– Ты чего такая борзая? – подойдя ко мне вплотную, шипит он.
– Не понимаю вас, гражданин, – как ни в чём не бывало отвечаю я. – Дайте пройти.
Делаю шаг влево, пытаясь его обойти, но он опять преграждает мне дорогу.
– Это моя земля, и я на ней работаю, – опять хрипит он в самое лицо, но меня этим не напугаешь.
– Твоя земля может быть только на кладбище, – спокойно отвечаю я. – Могу показать дорогу. А если ещё раз тебя увижу – напишу заявление в полицию о том, что ты мне угрожал.
Даже в темноте я вижу, как его лицо искажается злобой.
– Ладно, посмотрим, – ухмыляется он.
– Всего хорошего.
Агент разворачивается и вразвалку уходит. Я стою и жду, пока он скроется из вида, чтобы он не запомнил машину, в которой я приехала. Бывали случаи, когда конкуренты резали шины или разбивали стёкла. Правда, со мной пока такого не было, но надо соблюдать осторожность.
Я сажусь за руль и включаю зажигание. В этот раз двигатель завёлся с первого раза.
Часть вторая. Афганец
Приезжаю на адрес и как всегда, прежде чем войти в подъезд звоню диспетчеру.
– Умерла женщина семидесяти пяти лет, – говорит мне диспетчер. – В квартире её сын. Зовут Алексей. По-моему, он не очень вменяем, но ты попробуй с ним поговорить.
Сколько раз я слышала такие слова. Диспетчеры должны постоянно быть на телефоне и общаться с родственниками умершего, но у них не всегда это получается. И тогда они говорят агенту: «Ты попробуй…». Эти слова означают, что почти наверняка тебя не пустят в квартиру, но я уже приехала. Не поворачивать же назад.
Я поднимаюсь на пятый этаж и нахожу нужную квартиру. Звоню в дверь, но мне никто не открывает. Звоню ещё, с тем же успехом. Тогда берусь за ручку, нажимаю её вниз и понимаю, что дверь оказалась открытой.
– Можно войти?! – громко говорю я, но в ответ слышу лишь тишину.
– Кто-нибудь есть?! – опять спрашиваю я и вхожу в прихожую.
В коридоре на стене горит яркая неоновая лампа. Бежевые обои аккуратно поклеены, а потолок безупречно белый, как будто только что сделали ремонт. Замечаю, как на кухне блестит белый кафель, а на полу лежит совершенно новый линолеум. Обе полированные двери в комнаты закрыты, и я берусь за ручку одной из них, той что справа от меня. Я приоткрываю её и заглядываю в комнату.
– Можно войти?!
Посреди комнаты стоит огромное кресло, в котором неподвижно сидит мужчина лет пятидесяти в зелёной майке и смотрит прямо перед собой. Перед ним стоит журнальный столик, на котором стоит почти пустая бутылка водки и стакан, а сбоку от него, прислонённое к креслу прикладом вниз, стоит двуствольное охотничье ружьё. Я успеваю заметить на плече татуировку, «ВДВ, Афганистан 1984-1986» и вижу, как мужчина начинает медленно поворачивать голову в мою сторону.
Но меня уже нет в квартире. Я сбегаю вниз, перепрыгивая через две ступеньки, начисто забыв про лифт. Кто знает, что на уме у этого убитого горем человека и что он сейчас может сделать. Я конечно хочу помочь каждому, но в данном случае рисковать жизнью не готова.
Я выскакиваю из подъезда и нос к носу сталкиваюсь с капитаном полиции. Я резко останавливаюсь, пытаясь отдышаться, а он удивлённо смотрит на меня.
– Вы в девятнадцатую квартиру идёте? – спрашиваю я, переведя дух.
– Да, – отвечает он. – А вы кто? Родственница?
– Нет. Я сотрудник социальной службы.
– Понятно, – сразу говорит он. – Ну, пойдёмте.
Он хочет пройти к подъезду мимо меня, но я хватаю его за рукав.
– Подождите. Там в квартире человек, наверное, сын умершей. Он пьяный и у него ружьё!
Он опять посмотрел на меня, а я на него. Я вижу, что участковый – человек уже в возрасте, и ему, наверное, около пятидесяти лет. В это время от полицейской машины, стоящей возле подъезда, подходит совсем молодой сержант.
– Какие проблемы, дамочка? – спрашивает он.
– Никаких проблем, Коля, – отвечает капитан. – По крайней мере, пока.
Он снимает фуражку и вытирает внутри неё носовым платком. Потом одевает фуражку на голову и кивает мне.
– Пойдёмте, посмотрим.
Мы заходим в подъезд и вызываем лифт, а сержант неуверенно идёт за нами.
– Так что случилось? – спрашивает он, как видно чувствуя недоброе.
– У него ружьё, Коля, – говорит участковый.
– Так давай ОМОН вызовем! – воскликнул сержант.
– У человека горе, – отвечает капитан. – Потом одумается – жалеть будет. Да и вообще… Ещё ничего не произошло.
– Ну ты даёшь, Михалыч! – опять восклицает сержант. – А если стрельнёт!
– Говори тише, Коля, – поморщился участковый. – И, наверное, пойдёмте-ка пешком.
Мы поднимаемся по заплёванной лестнице и останавливаемся перед последним пролётом возле пятого этажа.
– Значит так, – говорит капитан. – Я пойду один, а вы пока здесь подождите.
Он поднимается и заходит в квартиру, а мы с сержантом остаёмся вдвоём. Коля заметно нервничает. Он вдруг расстегнул кобуру и вытащил пистолет, но, посмотрев на меня, убирает оружие обратно. Мы молчим, но я скоро не выдерживаю и поднимаюсь на несколько ступенек наверх. Я пытаюсь услышать, что происходит в квартире, но оттуда доносится только голос участкового. Слов не разобрать, но по интонации понятно, что он кого-то уговаривает. Так проходит несколько минут, которые кажутся такими долгими.
Наконец капитан выходит из квартиры и спускается к нам.
– Ружьё он на коленях держит, – тихо произносит он. – Не хочет отдавать.
– Хватит дурить, Михалыч, – так же тихо говорит сержант. – Вызовем ОМОН – и дело с концом.
– Разговорчики! – вдруг повысил голос участковый. – Забыл с кем разговариваешь!?
– Виноват, товарищ капитан, – сразу успокоился Коля. – Вы, конечно старший и вам решать, но всё равно подумайте.
– Если ОМОН приедет – разбираться не будет, – проговорил участковый. – Произведут захват, и парень сядет надолго.
Он смотрит на меня и видит в моих глазах немой вопрос.
– Я этого парня знаю, – говорит он мне. – Лёшкой зовут. Мы в школе вместе учились, и родителей я его знал. Он сейчас в подавленном состоянии, и я дал ему пять минут, чтобы успокоиться. После этого попытаюсь опять с ним поговорить.
Капитан опять снимает фуражку и протирает её носовым платком. Внешне он выглядит спокойным, но я вижу, как дрожат его пальцы.
– Он правда служил в Афганистане? – спрашиваю я.
