скачать книгу бесплатно
– Не знаете, – осторожно поправляет министр культуры, который при малейшей возможности старается оправдать свое присутствие, прекрасно понимая, что его функция чисто декоративная.
– Поскольку вы, должно быть, игнорируете тот факт, – сухо повторяет Джек Эрмак, расстреливая статиста взглядом, – что Аннигиляционный экран был только что выведен из строя террористом…
– Неужели? – с вежливым удивлением отзывается президент. – Кто же это сделал?
Лили Ноктис слегка приспускает застежку-молнию на своем жакете, который облегает ее как вторая кожа, и начинает речь в качестве соучредителя «Нокс-Ноктис» – компании, которая производит, вживляет и извлекает мозговые чипы. Она напоминает президенту, что юный Томас Дримм по наущению ученого Пиктона, вселившегося в его плюшевого медведя, разрушил Аннигиляционный экран, чтобы освободить души умерших, которые использовались в качестве источника энергии.
– Души… – задумчиво повторяет президент, и в его стеклянном взгляде отражается усилие понять, что это значит.
– То, что мы в просторечии называем душой, – вмешивается министр науки, – это совокупность субатомных частиц, сохраняющих в себе сознание человека после его смерти. Вместе с чипом, который извлекается из мозга, господин президент, мы получаем душу и используем ее повторно, а Аннигиляционный экран не дает ей покинуть материальный мир.
– Что со вчерашнего дня не соответствует действительности, – возражает Джек Эрмак. – Поступление энергии, которую мы получаем от повторного использования чипов, уменьшилось на восемьдесят процентов – это прямое следствие разрушения Экрана.
– Вы уже арестовали этого Томаса Дримма? – осведомляется госсекретарь у представителя Службы защиты детства.
– Нам выгоднее держать его на свободе под наблюдением, – отвечает Лили Ноктис, взглянув на карлика из госбезопасности; тот отвечает понимающей улыбкой. – На всякий случай мы задержали его сообщницу Бренду Логан.
– Я уже завтракал? – неожиданно спрашивает президент.
Совет министров единодушно кивает. Однако начальник протокола, стоящий у входа в зал, вполголоса передает по внутренней связи распоряжение принести круассаны.
– Все наши технические службы, – уточняет Джек Эрмак, – трудятся над починкой защитного Экрана, чтобы остановить утечку энергии. Но мы не можем позволить себе сидеть сложа руки в ожидании, когда Экран отремонтируют… Для таких аварийных случаев у нас предусмотрен альтернативный источник энергии.
Заместитель госсекретаря по гражданским свободам скромно опускает глаза, словно демонстрируя, что не имеет отношения к этому плану. Однако спорить не решается, ведь любые возражения могут обернуться против него.
Джек Эрмак непринужденно заключает:
– Уже сейчас четыре тысячи заключенных в тюрьмах погружены в искусственную кому, помещены в фургоны по десять человек и используются в качестве генераторов энергии, заменив, таким образом, простаивающие генераторы в промышленных центрах.
Изображая скрещенными пальцами ножницы, вице-президент предлагает свернуть техническую часть объяснения: правое веко главы государства закрылось, и он наполовину спит.
– Но это альтернативное решение не рассчитано на долгую перспективу, – торопливо продолжает министр, повысив голос. – Страдания быстро истощают живых; их энергия возобновляется гораздо хуже, чем у мертвых. И если они не выдерживают пыток, их души улетают, и повторно использовать нечего. Хочу отметить, что мы провели операцию очень быстро и население ни о чем не подозревает.
Лили Ноктис поднимает глаза к люстре под потолком – туда, где находится моя точка обзора. Я знал, что она чувствует мое присутствие, и теперь она подтверждает это, подмигнув мне. Не понимаю, каким образом я наблюдаю за этой сценой и почему эти люди, которых я практически не знаю, кажутся мне такими знакомыми. Единственное, в чем я уверен, – это в том, что я – тот самый Томас Дримм, о котором они говорят, и меня гложет раскаяние, когда они упоминают о разрушении Аннигиляционного экрана. Я действовал из правильных побуждений, но последствия приводят меня в ужас.
– Значит, всё в порядке, – заключает президент, подняв правое веко.
– В этом отношении – да, – отвечает министр зеленых насаждений, нетерпеливо барабаня пальцами по папке с документами, раздраженный тем, что его лишили эффектного выступления. – Но вы должны объявить войну.
Недовольный шепот подчеркивает неуместную грубость Эдгара Клоуза.
«Все-таки надо хоть немного соблюдать протокол, – говорят их взгляды, – и создавать у правителя впечатление, будто все решения исходят от него».
– О! Но кому? – недоумевает президент. – Ведь на Земле остались только Объединенные Штаты?
Министры с готовностью кивают. Отрадно, что правитель сохранил какие-то остатки памяти. Пока он способен в таком состоянии выполнять функции президента, они полностью удовлетворены. Они прекрасно понимают, что вице-президент, дорвавшись до власти, не позволит так собой манипулировать.
– Кому объявлять войну? – повторяет Освальд Нарко Третий.
– Деревьям! – веско отвечает министр зеленых насаждений. – Экран защищал нас от их ядовитой пыльцы, которая, к сожалению, погубила все человечество по другую сторону наших границ.
– Ложь! – вдруг вскипает президент, вцепившись в подлокотники кресла – одно из немногих движений, на которые он еще способен. – Это мой дед объявил Превентивную войну иностранным государствам! Это он, он один уничтожил всех, чтобы защитить свободный мир от вторжения религиозных фанатиков!
Министры понимающе переглядываются. Нет ничего удивительного, что в своем старческом маразме властитель принимает за правду официальную версию, изложенную в учебниках. Вице-президент с сыновней почтительностью напоминает отцу, что иностранные деревья целы и невредимы и даже заразили нашу национальную флору.
– Негодяи! – отчетливо произносит президент, тряся подбородком.
– Наши специалисты-ботаники определили скорость распространения эпидемии, – продолжает министр зеленых насаждений. – По предварительным оценкам, растения общаются друг с другом с помощью химических сигналов и волн, выделяя пыльцу, которая распространяется на расстояние до шести метров. Время, за которое одно дерево передает другому вирусную информацию, мы оцениваем в тридцать минут.
– Каковы симптомы заболевания? – спрашивает министр здравоохранения.
Лили Ноктис смотрит прямо на меня, и в ту же секунду воздух обжигает мне горло, сердце начинает стучать как бешеное, а глаза грозят выскочить из орбит. Министр зеленых насаждений отвечает своему коллеге, описывая научными словами именно то, что я сейчас чувствую. Он добавляет, что зараженный человек умирает буквально через несколько минут в результате сильнейшей легочной инфекции.
– Исходя из ситуации, я прошу объявить военное положение и предоставить армию в мое полное распоряжение.
Генерал Неттер, министр мира, так резко вскакивает, что все его медали дружно звякают.
– Это еще зачем? – кричит он.
– Необходимо лишить деревья неприкосновенности. Ведь по Закону об экологии на сруб каждого ствола нужно получать разрешение администрации. Это практически невозможно. Что касается ваших войск, генерал, они предназначены для войны с людьми, а не с деревьями. Необходимо, чтобы ваши солдаты подчинялись моим ботаникам, иначе нам не избежать поражения. Вспомните, что произошло во всем остальном мире.
Пальцы генерала нервно сжимают край стола. Посреди молчания вдруг открывается дверь, и на пороге появляется официант. Он ставит перед президентом корзинку с круассанами, на которую тот смотрит с большим удивлением.
По знаку Эдгара Клоуза начальник протокола приводит в действие экран, скрытый в стене. На экране появляется трехмерная голографическая карта страны. Границы, лишенные защиты Аннигиляционного экрана, охвачены зелеными джунглями, разрастающимися прямо на глазах. Как при ускоренной съемке.
– Наш единственно возможный контрудар – это огонь. Если сжечь лесную полосу шириной двадцать километров вдоль всей границы, мы остановим эпидемию.
– Какую эпидемию? – спрашивает президент.
– Министерство зеленых насаждений получает все полномочия и будет нести полную ответственность за операцию! – внезапно решает Освальд Нарко Младший. – Война объявлена. Это единственное решение, папа. Ты согласен?
– Не возражаю, можешь доесть круассаны, – подтверждает тот.
Вице-президент смотрит на Лили Ноктис. Она одобрительно кивает ему, а затем предлагает, чтобы национальный новостной канал немедленно начал передавать информацию о ходе войны в прямом эфире в режиме нон-стоп. Тогда люди будут находиться в постоянном страхе, и этот страх, накопленный в чипах, можно будет использовать вместо потерянной энергии.
– Согласен, – говорит министр госбезопасности, немного раздосадованный тем, что эта мысль пришла в голову не ему.
От имени отца, который уже заснул, вице-президент принимает это предложение при единогласной поддержке министров.
Я перестаю понимать происходящее. Лили Ноктис – моя союзница. Она помогла мне разрушить Аннигиляционный экран, чтобы освободить души умерших. Она говорила, что в интересах демократической революции, которую она готовит, надо скрывать правду о происходящем. Избегать паники, не рассказывать гражданам, что деревья уничтожили людей на остальной части планеты. Что это за двойная игра?
Мой взгляд затуманивается, изображение размывается. Я вдруг оказываюсь в пустом кинозале и смотрю что-то вроде краткой истории своей жизни. Вот события последней недели: воздушный змей обрушивается на голову профессора Пиктона; я прячу его тело; мой плюшевый медведь начинает говорить голосом убитого ученого, убеждая меня завершить то, что он не успел, разрушить его изобретение – Аннигиляционный экран, который правительство использовало в своих целях.
Я обращаюсь за помощью к моей соседке Бренде Логан – она взрослая и к тому же врач, – чтобы та объяснила мне научные откровения плюшевого медведя; мы становимся сообщниками во время менбольного матча; она пытается освободить моего отца – пленника шестого отдела; танцует с Оливье Ноксом, стараясь сделать его нашим сторонником; пишет маслом на холсте огромный дуб, который оживает и тянет к ней ветки; помогает мне запустить программу, уничтожающую Аннигиляционный экран… Мелькают другие эпизоды, в которых меня нет. Я не узнаю свои воспоминания. И понимаю, что они и правда уже не мои, а Бренды.
Я нахожусь позади экрана в камере электронных пыток. На Бренде шлем с электродами, она прикована к металлическому диску-платформе, который медленно вращается. Сейчас мучают мозг Бренды, чтобы получить энергию из ее страха. Но страха нет. Бренда сопротивляется, и машина получает только ее воспоминания, не наполненные никакими эмоциями.
– Смелая девушка, ничего не скажешь! – комментирует голос Лили Ноктис. – Но она заблуждается: если мы не сможем извлечь из нее энергию, то мы ее просто устраним. И в этом будешь виноват ты, Томас. Она защищает тебя. По крайней мере, она так думает. Я заставляю тебя смотреть на мучения Бренды, чтобы ты захотел ее освободить.
Внезапно вокруг наступает тьма. Я вижу только сияние зеленых глаз.
– Ты проснешься и все забудешь, – продолжает голос Оливье Нокса. – Таково правило игры.
– Нам нужен герой, Томас, – добавляет Лили, – и этот герой – ты. Человек, который развязывает катастрофы и, борясь с их последствиями, усугубляет всё еще больше. Пора, возвращайся в реальность, тебя ждут новые сюрпризы.
4
Я внезапно просыпаюсь. Дженнифер пихает меня локтем в бок, давая понять, что сейчас не время дрыхнуть. Одноклассники размахивают ручками с вакциной.
– Шприц к руке! – орет учитель ОБЖ. – По моей команде прикладывайте и нажимайте!
Все подчиняются. Я вопросительно смотрю на Дженнифер. Только что она была против прививки.
– Ты не слышал, что он сказал? – шипит она сквозь зубы. – Всех, кто откажется от вакцинации, выгонят из коллежа. Я не собираюсь портить себе будущее!
Я не пытаюсь ее разубедить. У нас нет никакого будущего. Наш коллеж – это отстойник для бедняков, неудачников и тех, кто бунтует против власти. Вдобавок Дженнифер предстоит всю жизнь выплачивать штраф за мать, которая пустила себе пулю в лоб. Ведь самоубийство родителей карается Законом о защите детства, а ее отец зарабатывает слишком мало.
Я смотрю, как большой палец Дженнифер белеет, пока она с закрытыми глазами надавливает на шприц-ручку. Ее лицо ничего не выражает. Значит, не больно.
– Томас Дримм, – замечает учитель, – все ждут только вас.
Я подношу шприц к руке, и он присасывается к коже. Но когда я хочу нажать на кнопку, чтобы привести в действие иглу, мне на затылок наваливается свинцовая тяжесть, которая не дает пошевелить рукой. Будто кто-то посылает мне сигнал тревоги.
– Ну давай же! – волнуется Дженнифер. – Ты что, хочешь, чтобы тебя выгнали? Хочешь оставить меня одну с этими недоумками?!
Услышав этот крик души, я снова беру себя в руки. Улыбаюсь, чтобы успокоить ее. Зря я считал Дженнифер приставучей, ведь так здорово, что я кому-то нужен. Ощущение непривычное, ведь я только пять дней живу новой жизнью. Это выматывает, но совершенно не надоедает.
– Ну хорошо, – вздыхает господин Кац, садясь за стол. – Карточки вакцинации вы получите сегодня вечером, после уроков. Теперь вам нечего бояться.
Мой большой палец начинает давить на кнопку.
– Остановись, Томас, это ловушка!
Я замираю. Голос профессора Пиктона, кажется, раздается прямо у меня в голове. Это невозможно. Старик ученый умер навсегда вчера утром – когда из него извлекли чип. Я почувствовал тогда, как его душа просачивается сквозь мои пальцы, покидая плюшевого мишку, в которого ненадолго вселилась, чтобы убедить меня завершить дело его жизни. С тех пор как Экран разрушен, Пиктон улаживает свои дела на небесах. Стал бы он возвращаться, чтобы предостеречь меня от прививки? И чем она может быть опасна, если предназначена для детей до тринадцати лет?
Я спрашиваю себя: может, Лео Пиктон опять пытается посмертно осуществить какой-нибудь хитроумный план? Напри-мер, дать мне умереть от гриппа-V, чтобы я встретился с душами его покойных детей и помог ему? Но я-то еще не закончил свою жизнь на Земле!
Мой напряженный палец лежит на кнопке, а я все еще не решаюсь нажать. Страшный холод поднимается по моим ногам.
– В чем дело, Дримм? – теряет терпение господин Кац. – Это совершенно безболезненно, спросите у товарищей!
– Он стру-усил! – воют дурни вокруг меня.
– Отстаньте от него! – вопит Дженнифер.
Чтобы всех успокоить, я вскрикиваю «Ай!» и быстро отдергиваю шприц – за секунду до того, как из него выскочила игла. Одноклассники смотрят на меня с насмешкой. Я делаю вид, будто мне ужасно стыдно, и признаюсь, что да, это совсем не больно.
– Ну-ка, покажите! – недоверчиво говорит господин Кац, подходя ближе.
Я притворяюсь ужасно неловким и роняю шприц на пол. Подняв его, протягиваю учителю. Я очень рассчитываю на то, что игла сломалась и все содержимое осталось внутри. В противном случае он поймет, что я так и не вакцинировал себя, и сделает это сам.
Затаив дыхание, я поворачиваюсь к окну, где гигантский каштан раскинул голые ветви, украшенные жевательной резинкой, тряпками, трусиками и пластиковыми стаканчиками. Он уже два года как засох, но коллеж до сих пор не получил от Министерства зеленых насаждений разрешения его срубить. И ученики, в отсутствие листьев, украшают каштан как умеют. Все-таки жизнь – странная штука: теперь только мертвые деревья не представляют для нас угрозы.
Я едва успеваю подумать об этом, как вдруг раздается страшный треск. Крики мешаются со звоном выбитых стекол. Вокруг рушатся стены, все бросаются к двери, но ее больше нет. Грохот, крики, пыль, темнота… Потом наступает тишина, которую нарушают кашель, стоны и вскрики.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: