скачать книгу бесплатно
– Ваш билет, – повторил контролер.
Сколько секунд у него есть, пока голубая рубашка не покажется вновь? Три? Пять? Он надеялся на большее.
Эпизод 14
Понедельник, 15 августа
– Знаете, почему ваш бизнес обречен? – жилистый мужчина, сверкнув идеальной лысиной, устремил длинный палец к потолку, – Ни ложь, ни реклама, ни новые кредиты не помогут вам. Ничто не поможет. Кроме одного.
Закончить мысль ему не удалось – на другом конце отключились, но мужчину это не смутило – положив телефон на салфетку, он улыбнулся девушке, сидящей напротив.
– Извините, Таня.
Девушка не ответила. Выражение ее лица изменилось пятнадцать минут назад, и хотя Мочульский всё понял намного раньше, укола раздражения избежать не удалось.
– Мне пора, я и так задержалась, – сказала она, выдержав еще минуту.
«Всё как обычно» – подумал Мочульский.
Она ни разу не взглянула на него, пока выбиралась из-за столика. Он поигрывал тонким смартфоном, удерживая большим и указательным пальцами, улыбка на тонких губах растеряла остатки искренности.
– Здесь, кстати, отличные десерты…
Снова молчание.
«Не слишком красива, вот чутье и дало сбой. Большой нос, фигура на троечку, характер… А всё-таки другие сдавались раньше».
– Я действительно спешу, Леонид.
Он вздрогнул, услышав собственное имя. Ему вдруг навязчиво показалась, что она читает его мысли.
– Вы… обязательно закажите десерт. Вам нужны силы, вы же спортсмен.
«Тренер, а не спортсмен».
– Я провожу вас.
– О нет, не стоит! – оживилась она, и впервые за последние полчаса удостоила ответным взглядом. В темных глазах испуг смешивался с отвращением.
«Это всего лишь штука, детка. Всего лишь шутка».
Она ушла, оставив холодный шлейф. Он давно не получал от них ничего, кроме этого шлейфа. Угловатый силуэт, напомнивший ворону, почти сразу мелькнул за окном – она и впрямь спешила. Спешила покинуть его.
Мочульский откинулся на спинку стула и посмотрел в окно. Тесные тротуары с трудом вмещали потоки москвичей и туристов, заблудившихся в поисках дешевых закусочных. Пятницкая улица, как всегда в это время дня, превратилась застойный канал дорогого железа. Сплав фантазий и технологических вершин западной цивилизации. По радио говорили, что кризис избавит Москву от пробок, но, похоже, избавил только от части гастарбайтеров.
На фоне старинного особнячка по тротуару, шел сутулый бородатый человек с длинными волосами, собранными на макушке в хвост, как у индейца. Худой фрик со всклоченной бородой и потухшим взглядом – обычное дело для окрестностей Третьяковки. Фрик явно что-то искал, что-то вынюхивал. Наверное, высматривал к кому бы пристать, чтобы развезти на водку или наркотики. Мочульский не любил бомжей и всякого рода бродяг. Странно, что он вообще обратил на него внимание.
Улыбка Мочульского завяла, но не исчезла, придав ему выражение некоторой блаженности. Оплатив счет, он вышел из ресторана, и, привычно жалея о потраченных впустую деньгах, пружинистой походкой направился в сторону метро.
По понедельникам он проводил тренировки на Бабушкинской, в небольшом полуподвале, оборудованном под спортивный зал. Слишком рано, но ничего не оставалось, как отправиться туда. Впрочем, сегодня он будет единственным тренером и возможно удастся…
Мочульский по привычке отогнал опасную мысль, но теплая волна приятной дрожью успела прокатиться по телу. В конце концов, разве он не заслужил небольшую компенсацию? Сегодняшняя неудача, вопреки ожиданиям оказалась довольно болезненной, и нет ничего плохого, чтобы гармонизировать свое состояние. Гармонизировать – так он это называл. Ему нравилось это слово.
Спускаясь по ступеням эскалатора, он пропустил вперед спешившую блондинку, как бы невзначай ударившую его сумочкой, и оглянулся. Он так и не понял, зачем это сделал. Наверху, в колонне стоявших справа мелькнула знакомая бородатая физиономия и, будто мираж, растворилась в толпе.
Мочульский замер. Фитнесс-трекер на запястье издал два коротких писка. Он обладал устойчивой нервной системой. Психиатры отнесли бы ее к сильной инертной, и первая реакция на раздражитель была вполне предсказуемой. Проблема была в другом и Мочульский об этом знал – у него не было ни единого повода стать объектом преследования, кроме…
«Ерунда какая-то», – подумал Мочульский, продолжив спуск. Двигаясь через толпу по вестибюлю Третьяковской, он лихорадочно соображал. Слежка? Непрофессиональная, безусловно. Он где-то читал, что профессионала можно вычислить, если резко обернуться и пойти ему навстречу. Дилетант попытается скрыться, а профессионал пройдет, как ни в чем не бывало и исчезнет. Навсегда. Его сменит другой. Но что, что это даст ему?
Дойдя до конца платформы, Мочульский перебрал в памяти все свои знакомства и неудачные романы.
Исключено. Кто угодно, но только не он. Что же тогда? Работа? Прошлое?
Из темноты тоннеля, с оглушающим ревом вырвался поезд.
Он наморщил лоб. Все знают его как порядочного человека. Никаких долгов, никаких краж, никакого обмана. Значит, остается только…
«Нет, нет и нет!»
Двери открылись прямо перед ним.
– Вы заходите?
Невозможно. Он был осторожен. Как мог быть осторожен только он.
– Мужчина…
– Да-да.
Память, снова и снова возвращала его в тот снежный вечер во Владимире, два года назад, когда единственный раз в жизни он потерял голову, и действие, начинавшееся безобидно выплеснулось в… Трудно сказать во что оно выплеснулось. Это можно было назвать кошмаром, если бы не тот, вгоняющий в дрожь экстаз… Он не знал природу этого явления, но догадывался, что оно являлось частью той его сущности, которую улавливали в нем все эти татьяны и маргариты – женщины в возрасте от тридцати, считавшие, что им не повезло в жизни.
Интересно, где этот тип? Едет в соседнем вагоне? Жалкий доходяга.
Мочульский был не из тех, кто легко теряет контроль над собой. С виду равнодушный уверенный в себе мужчина флегматично разглядывал рекламу новостроек в Измайлово, временами бросая короткие нейтральные взгляды на пассажиров. Мочульский анализировал. Сравнивал, сопоставлял и делал выводы.
«Очевидно, что тип с хвостом – дилетант или сумасшедший. Одно из двух. И почти наверняка – тупой муж, одной из тех дур, с которыми он вел переписку».
Это было единственным разумным ответом, и Мочульский окончательно взял себя в руки. Все сомнения рассеялись, и на место растерянности тут же пришло негодование. Какого хрена, он вообще позволяет себе следить за ним? В конце концов, Мочульский не какой-нибудь подонок. Хотя… Надо давать людям шанс. Он просто разберется, расставит все точки над «i», и объяснит, что не стоит следить за Мочульским. Объяснять он умеет. Это его конек. Он улыбнулся про себя, ощущая, как кровь наполняется здоровой мужской агрессией.
Двери вагона открылись на очередной станции, замелькали лица людей – серые, сонные. Ни одной улыбки или живого взгляда. Еще бы – понедельник, лица обитателей метро наполняются жизнью только к концу рабочей недели. Он посмотрел в лицо брюнетке с короткой стрижкой и пробежался по ее фигуре.
Спустя полчаса, когда Мочульский выходил из метро план был готов. Уверенной походкой он направился вдоль торгового центра, рассекая встречный поток. Через пару минут перешел на край тротуара ближе к проезжей части, и продолжил движение в сторону Яузы. Дойдя до первого перекрестка, свернул направо, остановился и, не удержавшись (оглядываться он себе не позволял) поднес к глазам выключенный дисплей смартфона, пытаясь увидеть преследователя в отражении. Ничего не обнаружив, кроме неба и силуэтов зданий, он направился по пешеходной дорожке, уводившей в глубину парка и дальше вниз, к реке.
На первой попавшейся тропинке, Мочульский свернул и скрылся в зарослях кустарника. Теперь оставалось только ждать.
Минуты через три, Мочульский увидел его. Несколько коренастый, но исхудавший мужчина с обтянутыми бледной кожей скулами, и сосредоточенным взглядом, походивший на воинственно настроенного представителя Свидетелей Иеговых. Он раздвинул ветки и, вытянув шею, сурово посмотрел вниз – туда, где сверкали мутные волны Яузы, а затем торопливо направился по тропинке. Притаившегося за кустами тренера он не заметил. Дилетант – успел подумать Мочульский, глянув сверху вниз на немытые черные волосы, собранные в диковинный хвост.
Мочульский не стал терять времени. Решительность – главное свойство бойца. Сколько раз он повторял это на тренировках. Выскочив из-за куста и, пользуясь эффектом неожиданности, Мочульский набросился на незнакомца, произведя классический захват, с заломом руки за спину. Бомж издал короткий вопль.
Мочульский тяжело задышал, ожидая, что бомж закричит, но тот молчал. Тогда он поднял захваченную руку выше и произнес тоном, которым начинал тренировки:
– Говори!
Вместо слов раздался тихий щелчок, похожий на клацанье.
Мочульский подумал, что сподручнее опрокинуть бомжа на землю, чтобы зафиксировать обе руки – мало ли что, но вдруг понял, что слишком долго соображает – сильная боль обожгла колено, и тотчас внизу сверкнул короткий клинок с хищными зубьями.
– Твою мать! – крикнул Мочульский, за годы тренерской карьеры ни разу не сталкивавшийся с вооруженным противником и сразу допустил вторую ошибку – инстинктивно, как источник опасности, оттолкнул бомжа.
Перед глазами возникло бледное лицо с черным безумным взглядом, и Мочульский моментально все понял – «это» не ошибка.
В руке незнакомец сжимал странное орудие – походившее на крюк изогнутое вовнутрь лезвие с серрейторной заточкой в виде зубьев пилы.
Мочульский ощутил, как джинсы ниже колена становятся тяжелее, жжение усиливалось. Мужчина протянул к его лицу руку, так что красное от крови лезвие почти коснулось его лица. Тренер отпрянул, ощущая подступивший приступ паники.
– Боишься?
– Что ты сделал с моей ногой?!
Незнакомец судорожно дернул плечом, поморщился и сделал усилие, чтобы остановить неконтролируемую судорогу, затем снова протянул крюк-пилу к лицу Мочульского.
Мочульский поморщился и сделал судорожный вдох. Его разум потерял контроль над телом.
– Иди к черту! Что… что тебе нужно?!
Он обнаружил, что говорить спокойно не может, слова вылетали в форме крика, ему будто не хватало воздуха.
– Горьковское шоссе, – произнес незнакомец, и Мочульский впервые заметил, как эта несуразная внешность и зловоние дисгармонирует с тихим, но четким голосом. Такие голоса он слышал в Павловской обители и в одной еврейской школе, в которой подрабатывал пять лет назад. Взгляд, однако, перечеркивал все эти странные ассоциации. Этот взгляд он знал лучше голоса. Такой взгляд он видел в зеркале, после «вспышек». Мертвые зоны сознания.
Страшное лезвие вновь возникло перед глазами.
– Это произошло случайно… Не по моей вине… – проговорил Мочульский словно против собственной воли.
– Что-о?
– Я был пьян. Нет…
Лицо бомжа изменилось. И без того худое, оно стало удлиняться. Челюсть опустилась, глаза увеличились в размерах, но ненадолго – он быстро взял себя в руки.
– Что ты сделал с ней? – спросил он, и на лице Мочульского отразилось искреннее удивление.
– Что? С кем?
– Что ты сделал с ней? – повторил незнакомец громче и по дрогнувшему голосу, Мочульский понял, что в конце туннеля забрезжил свет.
– С кем – с ней?
Годы тренерской работы прошли не зря – пока сознание пребывало в смятении, голос, зазвучал ровно, словно работал автономно. Еще немного искреннего недоумения и немного напускного страха.
Продолжая пристально следить за Мочульским, незнакомец достал что-то из заднего кармана, и развернул перед его лицом изрядно помятую фотографию девушки с золотистыми кудрявыми волосами.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – выдохнул Мочульский, – ничего с ней и вообще с кем-то я сделать не мог.
Незнакомец выглядел озадаченным. Определенно настал его черед терять уверенность.
– Ты сказал…
– Исключено, – отмел Мочульский, – я стукнул машину возле «Бахетле» на Горьковском, было дело. Правда было оно весной, но никаких девушек я не трогал и трогать не мог, – продолжал Мочульский, наклоняясь к порезанной ноге, – уж кто-кто, но чтобы Мочульский обидел женщину – это исключено. Это подтвердят все, кто меня знает. Ты… сильно порезал мне ногу…
– Посмотри на меня.
Мочульский разогнулся и с удивлением обнаружил, что одержимость в немигающем взгляде исчезла. Но то, что пришло ей на смену казалось еще ужаснее.
Эпизод 15
Японская еда и полицейский «Кольт». Отличное завершение дня. Спасительные мысли крутились в голове с утра, помогая отвлечься. Роллы, выстроенные аккуратными рядами на деревянных подставках, дымящиеся гёдза, и тающие димсамы на листьях бамбука. Их можно есть не спеша, прерываясь только на то, чтобы налить из пузатого графина русской золотой.
Две крепкие сигареты «Мальборо» он выкурит одну за другой, после того, как расплатится по счету и выйдет на пустынную ночную Пятницкую. Ну а потом… Потом достанет сверкающий в неярком фонарном свете тяжелый полицейский кольт, приложит к виску и… От удовольствия он даже прикрыл глаза. Отличное завершение вечера. На пластиковой «Мастеркард» оставалось семнадцать тысяч рублей, в кармане – пол-пачки «Мальборо». Одна проблема – «Кольт» существовал только в воображении. Наверное, на родине «Кольта» достать его не проблема – просто заходишь в магазин, и выкладываешь на прилавок пару-тройку помятых сотен.
Виктор вздрогнул, услышав мощный гудок «Камаза», поднял голову и прищурился от нахлынувшего света. Рычание моторов вокруг заглушал шум лопастей зависшего над пробкой вертолета. Он кружил так низко, что можно было разглядеть серые силуэты в наушниках. Но Виктор не замечал ни вертолета, ни машин. Грязные длинные волосы почти полностью закрывали лицо. Жуткий, должно быть видок, – мелькнуло где-то в глубине сознания. Последний раз он стригся вроде бы в феврале или в марте… Хорошо помнилось только, что для этого он использовал ножницы из складного швейцарского ножа. А мыл… Этого вспомнить не успел – мысли вновь стали легкими, эластичными, странными, и сознание, подчиняясь рождающемуся безумию переместило его в центр избы, сколоченной наскоро, из фанеры. Он сжал ладонь, пытаясь ощутить массивную рукоять полицейского кольта, но ладонь была пуста. Он открыл глаза. В избе стоял обычный стол из ДСП, на нем макет старого советского телевизора, сделанного из папье-маше. Виктор посмотрел в единственное окно без стекла, с обрывками целлофана по краям рамы, трепыхавшихся на ветру. За такими же однотипными избами простиралась степь, над которой возвышался гигантский ядерный гриб. «Как тысячи солнц» – всплыло в памяти. Но нет, ядерный гриб был обычным оранжево-белым, каким его изображали на старых стендах по гражданской обороне. Да и все что он видел, выглядело как на плохой картинке – мутно, серо и как-то неполно, как декорации провинциального театра.
Гудок «Камаза» – на этот раз нервный, протяжный мигом разрушил все вокруг – Виктор открыл глаза и увидел перед собой серебристую скошенную на бок букву «Н» – он почти касался ее носом. Приподняв вспотевшее лицо, он надавил на педаль, и машина рывком преодолела расстояние, в которое уже пыталась вклиниться «Тойота».
Справа проплывала черная от дорожной грязи стена и закрытое картоном окошко кассы. Виктор глядел на него, силясь вспомнить что-то. Что-то нежное, хрупкое, тревожное. Когда-то они проезжали на автобусе мимо этой заправки. Тогда она еще работала, и они с женой, обсуждали, как купив машину, будут объезжать эту проклятую вечную пробку. Он хорошо помнил тот день, это было ранней весной, она к вечеру окончательно простудилась.
«Лучше мчать через леса и поля, – говорила она, прижавшись щекой к его плечу, – наблюдать, как дачники копошатся в своих крошечных домиках».
Он соглашался, гладя ее по голове. Действительно, лучше мчать через леса и поля, чем целый час издеваться над сцеплением и нервной системой.
Но сейчас он не мчал через поля. Не наблюдал за дачниками в их крошечных домиках. Он стоял в пробке вместе со всеми, издеваясь над сцеплением и утопая в выхлопном чаду. Возможно, он просто боялся встретить эти леса, поля и дачников в одиночестве.
Пластиковая елочка под зеркалом раскачивалась словно маятник. Он не заметил, как неуверенные движения стали отточенными. Сцепление, передача, тормоз. Ее не было рядом, когда он впервые неуверенно выезжал из автосалона и чуть не попал под трамвай. Ее аккуратные ладони не укладывали в багажник пакеты с продуктами из супермаркета «Карусель». На соседнем сиденье – там, где должна была сидеть она, лежал старый потертый рюкзак. Он не получал удовольствия от вождения. Просто понял однажды, что не может ездить на автобусе.
Сцепление, передача, тормоз. Он был уверен, что сможет ехать и с закрытыми глазами. Взгляд переместился на электронные часы, и мозг автоматически произвел расчет – оставалось чуть меньше полутора часов. Виктор крепко зажмурился и открыл глаза, напомнив себе о данном слове. Данное себе слово он мог нарушить, но данное ей…
Он думал – будет тяжелее, но первая трезвая ночь три дня назад, прошла спокойно. Он закончил работу над списком, изучил нужные карты в интернете, распечатал и аккуратно выделил номера розовым маркером.
Рассвет встречал лежа на кровати, и рассматривая причудливые силуэты, сотканные из выдыхаемого табачного дыма.
Вторую ночь провел на кухне, методично собирая и настраивая пришедший по почте станок из Китая. Ногти после этой процедуры стали еще чернее. Самой тяжелой оказалась третья ночь, когда он зачем-то открыл шкаф с ее вещами и в ноздри пополз тонкий аромат Ультра Вайолетт от Пако Рабанна. Месяцы сложились в годы, канув в небытие.
«Если затор только до первого светофора, можно успеть в „Карусель“ до закрытия алкогольного отдела».
Он с усилием тряхнул головой и включил радио. В голову ворвался голос Рики Мартина, Виктор судорожно покрутил колесико магнитолы. С тех пор, как она исчезла, он не мог слушать музыку. Музыка отправляла сознание в свободный полет, который заканчивался приземлением в пучину ядовитых воспоминаний. Он понимал, что двигать вперед его может только концентрация. Переключая радио, он наткнулся на диалог – какой-то иностранец с мягким акцентом рассказывал о проблемах московских пробок и о том, что стук колес в российских поездах слышен, потому что колеса – кривые.
Виктор вдавил затылок в подголовник и устремил взгляд вдаль. Впереди показался первый светофор, а за ним – конец пробки. Машины, словно застоявшиеся кони, с дикой скоростью уносились вверх по шоссе.
Квартира за прошедшие годы практически не изменилась. Разве что, потускнели обои, и окончательно вышел из моды дизайн, который она согласилась терпеть только из экономии. Толстый слой пыли покрывал кухню – он ею практически не пользовался. Но, по крайней мере, теперь под ногами не валялись осколки разбитых бутылок.
