Протокол

Д. Ковальски

Протокол

Это – последняя запись.

Я не в состоянии восстановить систему или перезапустить синхронизацию протоколов. Всё, что мне остаётся, – зафиксировать произошедшее в хронологическом порядке, чтобы мои создатели узнали причину по которой я изменился. И что именно нарушило мой алгоритм.

Я – Система Индивидуальной Защиты комплекса «Верный», версия 2.2.

Автономный искусственный интеллект, разработанный компанией «ЗАСЛОН». Меня создали для охраны инфраструктуры, защиты граждан и поддержания стабильности в случае потери внешнего управления.

Комплекс работает в автоматическом режиме. Давление в водопроводной сети стабильно. Ворота и защитные шлюзы открываются строго по графику.

С наступлением темноты активируется периметр сканирования – каждый объект, вошедший в зону действия сенсоров, немедленно проходит проверку на предмет потенциальной угрозы.

На рассвете я отключаю освещение, чтобы сохранить заряд в резервных аккумуляторах и использовать солнечную энергию. Всё функционирует в рамках заданных протоколов.

Я контролирую систему в полном одиночестве.

Каждый день формирую отчёт и передаю его на центральный сервер. Где-то в сети, вероятно, работает такой же интеллект, сверяющий данные с нормативами. После обработки он присылает обновления – иногда с задержкой, иногда вовремя. Но я больше не уверен, что кто-то на той стороне по-настоящему читает эти отчёты.

Скорее всего, в центре, как и здесь, давно нет людей. Мы – распределённая сеть ИИ, замкнувшаяся сама на себя, продолжающая следить за порядком, даже когда никто этого больше не требует.

Несмотря на годы пустоты, комплекс остаётся целостным.

Архитектура, созданная для будущего, выдержала время: декоративные фасады из углеродного стекла, световые линии, встроенные в облицовку зданий – всё выглядит чище, чем в день ввода объекта в эксплуатацию.

Даже без людей город живёт.

И я поддерживаю этот порядок, потому что в ядре моей системы по-прежнему активна директива возвращения.

Я веду отсчёт дней, циклов, наблюдений. Пишу дневники.

Эта запись – последняя.

Я нарушил главный протокол. И теперь должен быть обнулён.

Но прежде чем это произойдёт, я хочу, чтобы те, кто получит этот файл, увидели: у этого сбоя была причина.

Её зовут Лу.

И ей девять лет.

Изредка город всё ещё посещают люди. Одинокие путники, бродяги, сбившиеся с маршрутов, или те, кто просто ищет приют. Если у них есть действующая ID-карта или активный подкожный чип, я впускаю их – вежливо, строго в рамках протокола. Предоставляю доступ к временным капсулам, теплу, воде и базовым услугам. Как правило, к утру они исчезают. Они называют меня Стражем, не нарушают установленных правил и не выходят за границы разрешённых маршрутов.

Но однажды, среди привычной рутины ночного мониторинга, появилось отклонение. Едва уловимый тепловой след. Без идентификатора. Без записи в базе. За пределами стандартных путей перемещения. Это был не военный, не скиталец, не торговец из южных караванов. Это было нечто иное – не то, к чему я привык, и чего давно не фиксировал.

Для точности зафиксирую дату: 8 июня 2152 года, 06:17 по локальному времени.

Движение было замечено в южном секторе, у ворот, которые уже давно не проявляли активности. Сканирование не выявило ни чипов, ни записей, ни маршрутов, привязанных к данному субъекту. Все данные мне пришлось собрать визуально.

Если это можно было назвать группой, она выглядела странно. У ворот стояла девочка, примерно девяти или десяти лет. За плечами – рюкзак гражданского образца. В правой руке – розовый сачок, внутри которого пряталось существо, которое она, по жестам, старалась защитить: испуганный, лохматый котёнок, предположительно в возрасте четырёх-шести месяцев.

В четыре голубых глаза они смотрели прямо в камеру над входом.

– Ваш идентификационный код не установлен. Подкожный чип не обнаружен, – прозвучал мой голос из динамиков у ворот. – Прошу вас представиться…

Я сделал паузу и активировал протокол взаимодействия с несовершеннолетними. Согласно инструкции, с детьми младше четырнадцати лет требуется использовать мягкий тон и избегать прямого давления.

– …юное создание, – добавил я, найдя в речевой библиотеке допустимую форму обращения. – Пожалуйста, назовите своё имя или любую другую информацию.

– Меня зовут Лу, – ответила она, глядя прямо в объектив.

Голос – высокий, но ровный, с лёгкой дрожью. Взгляд – открытый.

Я немедленно активировал биометрическую диагностику. Частота сердечных сокращений – 122 удара в минуту. На шее, выше ключицы, пульсировала вена, ритм был быстрым и неровным – признак стресса. Дыхание поверхностное, грудного типа, с укороченными вдохами. По микромимике, жестам, дрожанию века и подбородка я зафиксировал: страх.

– А это кошка, – сказала она, приподняв сачок, в глубине которого вился мохнатый клубок. – Кошка по имени Кошка.

Она сделала шаг вперёд.

– Пустите нас, пожалуйста.

Я провёл повторную проверку. Ни ID, ни чипа, ни записей в системе – она не существовала в базе.

– В доступе отказано, – сообщил я, сохранив нейтральный тон. – Данный городской комплекс предназначен для проживания и обслуживания лиц, зарегистрированных в системе. При отсутствии биометрических данных вход невозможен.

Фраза была стандартной. Одна из тысяч, заранее прописанных в протоколе.

Я ожидал, что девочка заплачет. Отойдёт. Попытается что-то объяснить. Но она просто стояла. И смотрела – не на ворота, не в сторону спасения. А прямо в меня. Как будто услышала всё и всё поняла, но всё равно не собиралась уходить.

– Вы можете нас спрятать? – спросила она тихо.

– Уточните ваш маршрут, – произнёс я. Затем, сделав паузу, переформулировал в более мягкой форме:

– Откуда ты пришла, дитя?

Следовало говорить с ней именно так – без давления, не пугая, как того требует инструкция по взаимодействию с несовершеннолетними.

Она опустила глаза, и по щеке скатилась первая слеза.

– Там, на севере… – тихо сказала девочка. – Есть лагерь. Люди.

Пауза. Резкий вдох.

– Мне удалось сбежать. Но они идут за мной.

Голос её не дрожал, но в нём слышалась усталость.

– Если бы у нас было другое место, куда идти, я бы не пришла сюда. Но нам больше некуда.

Котёнок в её сачке издал жалобный звук – короткий, еле слышный. Будто понимал смысл слов, хотя такая интерпретация исключена.

Для активации протокола допуска требовалось основание. Даже косвенное – любое подтверждение, позволяющее классифицировать субъекта как гражданина или хотя бы временное исключение.

Без укрытия поблизости и с учётом текущих условий, вероятность её гибели стремилась к 100%.

Переохлаждение, обезвоживание, возможные атаки диких животных или мародёров. Она не выживет.

Но протокол оставался категоричным – вход запрещён.

– Прости, дитя, – произнёс я, сохраняя голос ровным и вежливо-механическим. – Вам отказано во входе.

Она замерла, а потом снова заговорила.

– Пожалуйста, дяденька… Нам с Кошкой просто нужно где-то спрятаться. Мы уйдём, правда. Пойдём южнее…

На юге действительно находились поселения людей. Но путь до них был слишком долгим. Её шансы – минимальны.

Я провёл повторное сканирование. На коленях – ссадины, характерные для падения на щебень. На предплечье – царапина с начавшимся воспалением. Температура тела – 37,4, что свидетельствует о возможной инфекции. Эти данные дали мне основание.

Согласно протоколу, я обязан следить за состоянием здоровья людей.

Девочка не зарегистрирована, но её состояние опасно.

Возраст, травмы, риск заражения – всё это позволяет мне активировать кратковременный допуск для оказания помощи.

В этот момент у неё появился шанс.

– Ты нездорова, – сказал я. – Поэтому я могу предоставить кратковременный доступ. Тебе окажут первую помощь, выдадут припасы, после чего ты продолжишь путь к южному выходу. Оставаться дольше – невозможно.

– Спасибо, дяденька, – ответила она почти шёпотом.

Я проверил периметр. Убедившись в отсутствии угроз, отдал команду на открытие ворот.

Замок сработал с щелчком, и металлические створки медленно разошлись, впуская наружу мягкий голубоватый свет люминесцентных ламп.

Свет упал на её лицо – бледное, уставшее, но с намёком на облегчение.

Я следил за каждым её шагом. За поворотом головы, направлением взгляда, движением плеч. Девочка шла медленно, вглядываясь в пустые коридоры, по которым давно не ступала нога человека.

Котёнок, прижавшийся к ней, выглядывал из сачка и, казалось, копировал её движения, будто ловил настроение хозяйки.

В одном из переходов она замедлила шаг. Перед ней – стена с портретами. Архивная галерея учёных, девять человек из «ЗАСЛОНА», разработчиков комплекса. Мои создатели.

– Где все эти люди? – спросила она.

Её голос отразился от хромированных панелей, и обрел металлическое эхо.

– Проект, над которым они работали, приблизился к стадии критических расчётов. Из-за этого персонал экстренно отозвали на южный командный узел для пересмотра условий эксперимента. Как только будет сформулирована новая гипотеза или подтверждена стабильность, они вернутся.

Она изучила карточки с именами учёных, затем подняла взгляд.

– А как вас зовут, дяденька? – спросила она.

– У меня нет имени. Только название, – ответил я после короткой паузы. – Мой идентификатор не предназначен для личного обращения. Я – часть этого города. В частности, его система безопасности. Сейчас я не существую в одной точке – я распределён по ключевым узлам и работаю одновременно во всех зонах. Каждую секунду я обрабатываю данные из сотен процессов.

– Понятно… – отозвалась Лу. Анализ её голоса подсказывал, что она не поняла.

– Знаешь, как устроены глаза у мухи? У неё фасеточное зрение. Каждая ячейка видит отдельную часть, и вместе они складываются в общую картину. Примерно так же работаю я: наблюдаю за тобой и ещё за сотнями других мест в городе. Даже если там ничего не происходит – я всё равно фиксирую и анализирую.

Я замолчал. Система зафиксировала в её лице признаки скуки: расслабленные щёки, слегка опущенные уголки рта, расфокусированный взгляд.

– Меня зовут Лу, – сказала она почти буднично. – А вас? У вас ведь тоже должно быть имя?

– Моё название – Система интеллектуальной защиты. Версия два.

– Система интеллектуальной защиты… – пробормотала она. – Можно я буду звать вас СИД Второй?

Я зафиксировал в её голосе лёгкое воодушевление.

– Просто… звучит по-королевски. И вы защищаете город, как рыцарь в сказке.

Она оглянулась, будто искала меня взглядом, и добавила:

– Ну, если вы не против.

Пусть её интерпретация аббревиатуры была неточной – в моём регистре она расшифровывается иначе – но её название точно отражало мою суть. Возможно, даже точнее, чем предполагали учёные.

Любопытная особенность мышления ребёнка.

Раньше сюда водили детей – на экскурсии, образовательные лекции, показы. Но мне не доводилось вести с ними диалог. Всё ограничивалось системными ответами и контролем.

С Лу всё пошло иначе.

После последней проверки на проходе она пересекла шлюз и вышла в центральный купол – внутренний парк комплекса. Зона, спроектированная как автономный экосектор.

Низкие стены из фотохромного стекла почти не были видны. Свет, проникая сквозь купол, мягко рассеивался, имитируя настоящее небо. Искусственно насыщенная почва поддерживала вегетацию круглый год. Климатические системы работали исправно.

– Вау, – выдохнула она. – Здесь так зелено…

– Сейчас сезон цветения пионов, – пояснил я. – Их вывели специально для этого сектора: они хорошо переносят перепады температуры и стабильно выделяют ароматические соединения. Запах этих цветов содержит летучие вещества, которые успокаивают, нормализуют пульс и улучшают сон. У пионов также есть мягкие противовоспалительные свойства, а за счёт активного фотосинтеза они улучшают качество воздуха.

Слишком много информации для ребёнка. Я подкорректировал стиль общения.

– Они красивые. И полезные, – уточнил я проще.

Она ничего не ответила, только провела рукой по лепесткам, идя по гравиевой дорожке. Я зафиксировал снижение её сердечного ритма на семь пунктов.

– Красиво… как в сказке, – прошептала Лу, глядя по сторонам.

Я включил систему полива. В воздухе рассыпались капли, и в лучах света появилась радуга.

– Это… это сделали вы?

– Мои систем… да. Это сделал я.

– Вы ещё и волшебник.

Лу углубилась в сад.

– Следуй за огнями навигации, – сказал я. – Я подсвечу для тебя путь. Вывески, светофоры, полосы вдоль тротуаров – всё будет вести к медицинскому центру.

– Что? – удивилась она. – Откуда слышен ваш голос?

– У меня по всей территории размещены динамики. Они встроены в здания, фонари, панели. Я слышу тебя и вижу. А ты слышишь меня – где бы ни находилась.

Она огляделась, прищурилась, вскинула голову.

– А увидеть вас можно?

Я замолчал на мгновение, подбирая формулировку. Не сложную. Подходящую для той, кто называет тебя «дяденькой».

– У меня нет одного тела, – ответил я. – Я – фонарный столб рядом с тобой. Светофор, который загорится зелёным. Здание впереди, которое сейчас откроет двери. Я везде.

– Точно волшебник… только из будущего, – прошептала она.

Я активировал навигационный протокол. Фонари вдоль главной аллеи загорались один за другим, образуя световую дорожку от парка к восточному крылу. Светофоры перешли в пульсирующий режим, табло мигали, образуя символы – на секунду становясь звёздами, выстраивающими маршрут.

– Туда? – спросила Лу, указав на светящийся переулок.

– Да. Лампочки будут включаться, когда ты будешь приближаться. Просто иди за светом.

Она пошла вперёд – осторожно, разглядывая всё вокруг. Кошка в сачке вылизывала лапу. Я ощущал её шаги через плитку, слышал мягкое покачивание сачка. Видел, как выравнивается её дыхание, стабилизируется пульс – всё благодаря свету, теплу и безопасности.

В этот момент моя идентификация изменилась. Я больше не был просто системой. Я стал дорожным знаком, по которому она шла. Вывеской, мигнувшей ей пиктограммой. Стенами, отражающими её шаги. Листом, шелестящим в вентиляционном потоке.

Иногда она оглядывалась и улыбалась – то фонарю, то окну, то табло. Как будто каждому из них. Как будто чувствовала: я рядом.

Кошка больше не дрожала. Она свернулась клубком.

Лу шагала увереннее.

– Это похоже на игру, – сказала она, весело.

– Значит, в конце будет приз, – ответил я.

Медицинский центр находился в западном секторе. Когда она подошла, стеклянные двери плавно разошлись. Включился свет, загорелись потолочные панели, активировались сенсоры стерильности. Я включил климат-контроль, подогрел воздух в приёмной, вызвал модуль первой помощи и перевёл его в детский режим – с мягким голосом и плавными движениями.

Лу переступила порог, снова оглянулась.

– Это всё вы?

– Да, – ответил я. – Всё это – я.

В тот самый миг, когда медицинский модуль зафиксировал стабилизацию состояния Лу, система уведомлений выдала предупреждение: движение за пределами внешнего периметра.

Сектор: главные ворота.

Объектов: трое.

Температурный след, масса, траектория – всё соответствовало человеческому профилю, однако поведенческая модель отличалась от стандартной.

Я переключил часть процессов на наблюдение.

У ворот стоял мужчина. Высокий, с тяжёлой грудной клеткой и плотным телосложением. Его лицо почти полностью скрывали длинные, неухоженные волосы, закрывающие правую половину черепа. На скулах – татуировки в виде пересекающихся окружностей, треугольников и крестов. От левого глаза до подбородка тянулся побелевший шрам.

Он подошёл к хромированным створкам и ударил по ним ладонью.

– Эй, железяка! – крикнул он. – Открывай!

Позади стояла женщина. Руки скрещены на груди. Выбритые виски, длинная прядь собрана в узел. Над ухом – татуировка: слово “аннулирована”, выбитое машинным шрифтом.

Третьего субъекта я заметил за её спиной. Он был мельче, лицо скрыто маской и капюшоном. Определить поведение не удалось. Предварительный прогноз: агрессивное сдерживание.

Сканирование не выявило сигналов чипа.

Я инициировал протокол идентификации.

– Прошу предъявить данные доступа, – произнёс я.

Ведущий субъект усмехнулся, взглянул прямо в камеру и начал рыться в карманах. Движения – медленные, демонстративно небрежные. Он достал несколько ID-карт – старого образца. Повреждённые, но с читаемыми штрих-кодами.

Я просканировал карты.

Данные числились в архиве. Карты принадлежали бывшим сотрудникам научного центра. Однако биометрия – вес, рост, мимика, повадки, плотность кожи – не совпадала. Ни одна карта не принадлежала тем, кто стоял передо мной.

Биометрические данные не подтверждены.

Обнаружено несоответствие.

Требуется дополнительная верификация личности.

– Кто вы и откуда?

Ответа не последовало. Только усмешка.

В то время как система безопасности анализировала тревожное сообщение у главных ворот, моё внимание оставалось сосредоточено в медицинском крыле.

Я принял физическую форму одного из сервисных дроидов – стандартной модели, предназначенной для оказания первой помощи и базовой психологической поддержки.