Здравствуй, моя мёртвая мамочка

скачать книгу бесплатно


Но в тот самый момент, момент удара по щеке от моей бабушки и сравнение меня с человеком, который должен был любить меня и быть со мной, а вместо этого бросил, а потом покончил с собой, я ужасно сильно захотела умереть по собственному желанию и на самом деле. И я чувствовала, всем нутром ощущала такую сильную нелюбовь… От нелюбви мы становимся ближе к смерти. Может, и моя мамочка чувствовала нелюбовь?

Бабушка по линии папы считала и считает иначе. В её глазах моя мама – зависимая, по наследству от своего отца, алкоголичка, женщина с «бешенством матки», никчёмная мать, скатившаяся по социальной лестнице к неприемлемому образу жизни.

Версия отца моего отца, по совместительству моего дедушки и второго по значимости моего воспитателя (второго, видимо, потому, что он не так сильно меня травмировал и о нём у психоаналитика мы говорим меньше), кардинально отличается от версии его тогдашней законной супруги, то есть моей бабушки.

Дедушка, кажется, сильно любил мою маму. Он всегда говорил и говорит о ней с такой теплотой и жалостью: «Твоя мама была такой доброй. Она просто сломалась. Просто болела». Наверное, мой дедуля сам по себе человек оправдывающий.

Есть человек разумный. Ещё – человек играющий. Для себя я придумала термин – человек убегающий. Бабушка моя – человек тиранящий. Папа – человек забивший. Мамочка моя – человек сломавшийся. А вот дедуля – человек оправдывающий. This is my happy family.

Меня он тоже всегда и перед всеми оправдывал и чрезмерно жалел. Иногда от этой жалости хотелось отмыться. Ну я что – такая жалкая? Я же вон умная, сильная, симпатичная! Но уж точно не жалкая! Ну и что, что несчастная, не страшно. Как будто так много счастливых людей на свете?

Сложнее всего подымать тему смерти моей матери с её собственной мамой – второй бабушкой. Потерять мать – больно. Но иногда мне кажется, что потерять свою молодую дочь, свою любимую девочку – ещё больнее. Удивительно страшно получается – одна смерть принесла так много страданий стольким людям…

Бабушка показывала мне письма матери 1998-го, 1999-го и 2000-го года. В них мама называет меня «Леруша» и рассказывает, какие успехи я делаю в садике. «Леруша уже умеет считать до десяти, читает по слогам, и воспитатели её очень любят и хвалят. Она такая добрая и умная девочка». В этих словах столько любви. Столько нежности. Ну как, как ты могла меня оставить?! В душе не знаю. До сих пор не знаю.

Бабушка так и не оправилась от смерти своей дочери. А я?

Оправилась ли я от смерти своей матери? Я не знаю. Да и в общем, у одного явления всегда несколько причин. Например, моё странное состояние неопределённости – быть или не быть, а если быть, то кем, как и с кем? Что делать??? Вопрос, достойный Чернышевского.

Я уверена, что моё странное состояние результат нескольких причин. Вот как устраню эти причины, как заживу счастливой жизнью, вот это будет номер! Надеюсь, не смертельный, как у моей мамочки.

В день, когда мамины коллеги по самому древнему ремеслу пришли к нам домой и сообщили о её смерти, в тот день бабушка находилась в Москве, в командировке. Дома был один папа. А мы с дедулей топали с разбивки перед пятым классом.

Тот день мог стать одним из самых счастливых дней моей жизни – я познакомилась с женщиной, которая следующие 7 лет, как могла, компенсировала мне отсутствие домашней женской любви и тепла.

Моя классная руководительница замечала каждое изменение в настроении, слёзы в моих глазах после домашних скандалов или очередной любви, разбившей моё и без того разбитое юное сердце. Она оставляла меня после уроков, чтобы я просто могла поплакать. Она меня обнимала и говорила, что я замечательная девочка и что всё у меня будет хорошо, что я создана для любви и быть счастливой. Верю, Ирина Петровна. До сих пор верю в это.

В тот позднеавгустовский день я обрела свою первую «символическую» «школьную» маму. А родившую меня, настоящую, реальную маму я навсегда потеряла. Я потеряла её за пять лет до. Но в моей детской фантазии всплывали, особенно перед сном, добрые картинки, где она возвращается домой и говорит, что всегда меня любила и помнила обо мне. А теперь мне даже мечтать об этом стало невозможно. Ни разговора, ни случайной встречи, ни признания в большой материнской любви. Она покончила с собой в возрасте тридцати лет в день рождения моего отца. Какая злая шутка. Жизнь – это шутка и я смеюсь, хотя на самом деле юмора не понял.[14 - Строчка из песни «Люди» российской рок-группы Дайте танк (!), альбом «Человеко-часы», 2020 год.]

Мне уже почти тридцать. И, приближаясь к этому возрасту, я всё сильнее боюсь. Я боюсь сорваться в эту пропасть, из которой нет выхода. Я убеждаю себя почти каждый день, что пока я жива – всё можно изменить. Всего достигнуть. И что в моей судьбе непременно ещё будут красивые и удивительные повороты. А что если нет? Как трудно быть вечно сомневающимся человеком!

Вот, например, до того трагичного августа я мечтала о встрече с мамой. А потом она умерла. И нет, и не будет этой встречи уже никогда. А потом я начала мечтать о большой светлой любви. Только вот сталось так, что все мои любови были большие, но тёмные и мрачные, как в фильмах Ларса фон Триера или Гаспара Ноэ. И каждая новая любовь приносила мне тонны давящей боли, разъедающей до основания и почти убивающей.

Я почти научилась перестать мечтать о ней – этой мифической счастливой долготерпящей милосердной не требующей ничего взамен переносящей всё любви.[15 - Перефразированное и изменённое мной первое послание к Коринфянам 13:4-8.] Но как жить без мечты? И как жить без любви?

Никак.

О маме я уже давно не мечтаю, о любви стараюсь, хотя иногда не выходит. Но теперь я мечтаю о счастье и о достатке. Ни таком достатке, чтобы luxury life.[16 - В переводе с английского – роскошная жизнь. В сленге часто можно услышать – лухари лайф, лакшери лайф и т.д.] Об обычном человеческом достатке. Жизни не взаймы, а просто свободной жизни, в которой не экономишь на базовых потребностях.

Мои базовые потребности – своя квартира, вкусная еда, возможность путешествовать хотя бы четыре раз в год, гардеробная и подлинный парфюм на туалетном столике, такси вместо общественного транспорта. Разве я многого хочу? Мне кажется, что нет. Но и этого у меня нет! А вдруг и не будет? Что тогда? Ни матери, ни любви, ни счастья, ни достатка? Я реально, как героиня песни Nina Simone «Ain’t Got No, I Got Life». У меня нет дома, у меня нет парня, нет работы, нет кота, нет регулярного секса. У меня есть просто МОЯ ЖИЗНЬ.

А может, художник и должен оставаться голодным? Но я ж не художник и я хочу есть! К Лабковскому что ли сходить, может он мне внушит, что если я хочу, то непременно буду.

О чём мечтать, когда больше нечего выдумать?[17 - Строчка из песни «о чём мечтать?» исполнительницы и автора песен ANIKV, альбом «о чём мечтать?», 2021 год.]

Да и стоит ли постоянно мечтать? Мне кажется, совершенно не стоит. Как сказал, уважаемый мною, герр Фрейд: «Задача психоанализа примирить человека с реальностью». А может и не сказал. Кто знает, что он там сказал сто лет назад. Но какие слова! Я бы на лбу их у себя высекла, клянусь.

Кажется, у моего психоаналитика вполне получается примирить меня с реальностью. Но как же скучно! Вот она я – почти тридцатилетняя разведённая бездетная одинокая безработная женщина, живущая в коммуналке на Петроградской, зависимая от никотина и любви, и с кучей долгов. Философ, культуролог с двумя красными дипломами, лежащими в коричневом комоде. Начинающий психоаналитик! Как это всё прозаично, однако. То ли дело жить в мечтах.

Эта привычка – убегать в красивый и яркий мир грёз появилась у меня ещё в детстве. Что делать маленькой девочке, которую бросила мать, а дома находиться тошнотворно из-за постоянных ссор, криков, взаимной нелюбви и неуважения всех членов семьи? Конечно, мечтать. Конечно, убегать в свой маленький мир, полный больших надежд. И мой психоаналитик говорит, что это моя восхитительная способность и моя суперсила, которая помогла мне выжить в детстве. «А сейчас, Лера, вам нужно становиться взрослой. Сейчас нужно делать, а не мечтать». Да что же это такое, надо взрослеть и что-то делать. А я, может, не хочу. Может, я хочу опять по крышам бегать, голубей гонять. Но надо ведь. НАДО.

Я смотрю на себя в зеркало и вижу маму. Все говорят, что мы очень похожи. Фигура, глаза, волосы, лицо, тонкие длинные пальцы, оттопыренное левое ухо… Доброта, дружелюбность, любовь к некоторым вещам. Мы так похожи, смотрим друг другу в глаза и мороз по коже.[18 - Строчка из песни «Мороз по коже» российской рок-группы Сплин, альбом «Резонанс. Часть 1», 2014 год.] Я – не она. Но я знаю, что мы похожи. И ещё я знаю, что если дам слабину, то просто исчезну. Как исчезла она в том далёком августе.

Я ненавижу день матери. Ненавижу песенку мамонтёнка. Я никогда не играла в дочки-матери. И при этом я так хочу стать мамой. Другой – безусловно любящей, принимающей, оставшейся со своим ребёнком матерью. Но мне так страшно. Страшно, что я могу уйти. Страшно, что я могу создать нового человека и оставить его одного. Страшно, что меня накроет депрессия.

Но я верю, что когда-нибудь без малейшего сомнения, страха и тревоги, с глубокой радостью я подойду к своему мужу и скажу: «Милый, мы станем родителями». И он так сильно обрадуется, что заплачет. И я непременно брошу курить. Но не брошу своего ребёнка. Я не поступлю, как ты, мам.

Глава 2

Daddy issues

Go ahead and cry, little girl

Nobody does it like you do

I know how much it matters to you

I know that you got daddy issues[19 - Строчки из песни «Daddy issues» американского музыкального коллектива The Neighbourhood, альбом «Wiped Out», 2015 год.]

Папа может, папа может всё, что угодно, только мамой, только мамой не может быть! Эту песенку я разучивала в хоре детского сада и искренне не понимала, в чём-смысл-то, собственно, господа сочинители? У меня, и мама мамой быть перестала, и папа как-то решил резко отказаться от роли родителя и воспитателя. Как будто с уходом матери папа выбрал путь отстранения от своей милой дочурки.

Но, кажется, этого мужчину я буду любить, несмотря ни на что. Вот уж точно безусловная любовь! Ну где же вы, герр Фрейд, со своим Эдиповым комплексом, когда он так мне нужен? Нет вас. Вот всегда так.

Юный и красивый парень влюбляется в прекрасную и такую же юную девчонку. История, старая, как этот мир. А потом они становятся родителями – в свои юные восемнадцать. Уже интереснее.

За окном 1994-й год, советский союз распался, республики получили независимость, кругом «разруха», «произвол» и «безработица». Вроде как именно такими словами принято описывать 90-е годы в нашей стране. Так ли это было на самом деле? Мнения разнятся, но в целом – сходятся. Разруха – да. Произвол – да. Безработица – тоже да. А ещё дефолт, дефицит товаров, зарождающаяся машина бюрократии и, конечно, коррупция. Куда же мы без неё, миленькой. И вот в этих тусклых условиях логичнее всего, конечно, впустить нового человека в эту жизнь. Люди ночами делают новых людей.[20 - Строчка из песни «Новые люди» российской рок-группы Сплин, альбом «Новые люди», 2003 год.]Чем ещё заниматься без работы и определённости в жизни? Поднимать демографию в стране!

Преподаватель по истории философии как-то сказал нам: «Великое чудо, что вы появились в те годы. Я так рад вас здесь видеть. Ведь были страшные годы. Ваши родители очень смелые люди, раз решились на такое». Смелые или безрассудные, Леонид Юрьевич? Так или иначе, я родилась. И папа стал папой, а мама – мамой.

Я часто люблю представлять, что было бы, если бы я стала мамой в восемнадцать лет, как мои родители. Не закончила бы философский, не познакомилась бы со своими друзьями, не вышла бы замуж за парня по соседству, не развелась бы с ним, не пошла бы в магистратуру, не стала бы преподавателем философии в уездном городе О., не влюблялась бы так часто (хотя…), не переехала бы в Санкт-Петербург, не пошла бы получать ещё одно высшее образование, не встретила бы своего любимого психоаналитика… Но я бы стала матерью. Отдала бы я всё то, что есть у меня сейчас, то, кем я стала, за возможность быть молодой матерью? Нет. Никогда.

И мне интересно, как сложилась бы судьба моего папы, не стань он моим папой в свои юные восемнадцать… Про маму в этом контексте мне думать не так интересно, потому что её жизнь окончена, и я не вижу той женщины, которой она стала сейчас. Она осталась застывшей в августе 2005-го тридцатилетней женщиной в длинном чёрном платье и лодочках 41-го размера, коробка с которыми зачем-то до сих пор жива в моём сознании.

Помню, когда я увидела эти лодочки в спальне у бабушки, то первое, о чём подумала – как здорово, что у меня маленький размер ноги, а не лыжа 41-го размера. Почти, как у папы – 43-го.

Папочка. Красивый, спортивный, немножко хулиган. Немножко – потому что относительно других он всегда был воспитанным хулиганом. И не совершал противоправных действий (или я просто об этом не знаю). Всё его хулиганство заключилось в четырёх вещах – алкоголе, курении, нецензурной брани и ранней любви к противоположному полу.

До седьмого класса на доске почёта висела его фотография за отличную успеваемость, хотя предпочитал он писать левой рукой, чем вызывал гнев совдеповской учительницы, орудующей ложкой по верхним конечностям за такое страшное несоответствие общепринятому идеалу правописания – правой рукой.

Папа долгое время занимался футболом и очень даже успешно. Мне кажется, что он вполне мог стать богатым футболистом. Но с тяжёлой руки его матери оказался после окончания десятого класса в одной из самых уважаемых школ милиции в постсоветском пространстве.

Мне это напоминает историю про баян. В детстве папе постановили – ты теперь будешь играть на баяне. А ему этот баян в душе не сдался. Как и школа милиции, которую он в итоге бросил. И баян – тоже.

Отношения в семье отца развивались по известному сценарию нелюбви. Его отец (мой дедушка) всю жизнь испытывал жалость к мальчику, которого в полгодика парализовало от некачественной прививки. И папе моему от дедушки был дан полный карт-бланш. Чем бы дитя не тешилось. Хочет бросить баян – пожалуйста! Хочет попробовать курить – дам две! Хочет вместо уроков с девчонками развлекаться – естественное желание. Его же мать (моя бабушка) жила по иному принципу.

Труд, работа, еженедельная уборка, и все должны делать так, как хочет именно она, как она считает правильным. Эта её черта с годами только усиливалась и росла, поэтому я попала, как мне кажется, под максимальную раздачу.

И в общем, бабушка с дедушкой мне всегда напоминали злого и доброго полицейских. Первая всё запрещала, приказывала да наказывала, а второй всё разрешал, оправдывал и защищал. Так несложно и свихнуться. Мама, мы все тяжело больны.[21 - Название песни советской рок-группы «Кино», альбом «Группа крови», 1988 год.]

Странно то, что дедушка двадцать пять лет проработал прапорщиком на зоне, но надзирать и наказывать любила именно моя бабушка! Какая-то странная подмена ролей случилась, которую я ещё не анализировала. Да и нужно ли всё анализировать?

Совсем неудивительно, что в таких условиях – отсутствия женской любви и нежности, мальчику становится просто жизненно необходима любовь другой женщины. И тут мне нечего добавить. Потребность человека в любви – самая естественная из всех потребностей. Мне кажется, что можно даже прожить без еды. А вот без любви – никак.

Бабушка моя – человек старой закалки и все эти нежности не признавала. Признавала она следующее – накормить, помыть, одеть, обуть, отправить в школу, дать образование. В общем, конечно, вещи необходимые для выживания, но недостаточные для жизни. Безусловно, не будь и этого, всё б стало куда хуже.

Но мне всегда хотелось закричать (да я и кричала): «Ты можешь хоть раз обнять меня!!! Можешь сказать, какая я хорошая и красивая девочка и что ты меня любишь!!!». Я даже как-то раз осмелилась и задала ей этот вопрос напрямую: «А ты меня любишь, бабуль?». На что получила ответ: «Конечно, люблю. Только вот я не понимаю всех этих сюсюканий. Любить – это следить за здоровьем, накормить вовремя, одеть». Вопросов больше не было.

Не знаю, обнимала ли она своих сыновей в детстве. Но судя по тому, что старший сын уехал из дома в шестнадцать лет за две с лишним тысячи километров, быстро влюбился и женился, а младший никуда не уехал, но быстро влюбился и женился, то думаю, что нет. И оба стали жить в семьях своих жён.

Папа всё же закончил сельскохозяйственный техникум. С красным дипломом даже. И всё же пытался прокормить свою семью. А ещё я помню, что со мной маленькой чаще всего находился именно он. Может, здесь опять помог бы герр Фрейд с Эдиповым комплексом или объяснением, что мама бессознательно ревновала папу ко мне и в итоге не справилась с чувствами, но герр Фрейд мне не отвечает. Потому что я не разговариваю с мёртвыми психоаналитиками.

Папа читал мне книги, катал на велосипеде, даже лежал со мной в детской инфекционной больнице, когда жадная до вкусной еды двухлетняя девочка Лера умудрилась забраться на кухонный стол и забрала всё то, что считала принадлежащим только её рту и желудку – абсолютно все масляные розочки с торта. Так я испытала первый опыт промывания желудка. Неописуемо. Непередаваемо. Незабываемо.

Помню папины руки. На них я. На территории больницы – парк с какими-то ёлками, а может и не ёлками. И солнечный свет рвётся на деревья, на нас, на здание больницы. А по деревьям прыгают белочки. «Дочунь, смотри, белочки!». Белочки мне нравятся. И на папиных руках мне нравится. Только мамы не хватает. Она к нам не приходит. Почему-то.

И будто папы всегда больше, чем мамы. Будто именно он стал основным родителем для меня до определённого возраста, потому что потом я лишилась обоих – одного физически, а второго – символически. И в моих ранних детских воспоминаниях есть обе бабушки, дедушка, дяди, тёти, братья и сёстры, папа, а мама всё время ускользает. Как песок, сквозь пальцы. Она мне даже не снится.

И вот мы уже в уездном городе О. И теперь я всё чаще остаюсь с бабушкой и дедушкой. Папа теперь в вечных поисках мамы. А мама в вечных поисках саморазрушения. А я стала девочкой с глазами Пьеро. Ни света в них, ни радости. Печаль и пустота стали моей постоянной компанией.

С шести до одиннадцати лет я была объектом злости для бабушки, объектом жалости для дедушки и как будто почти исчезла для папы, который отправился на поиски новой женщины и/или счастья в этой жизни. Все хотят любви и счастья. Вот только мне просто хотелось любви, простой человеческой любви, нежности и заботы, хоть от одного человека в этом мире.

Да. Отрицать бессмысленно. Они меня любили. Каждый, как мог. Но это совсем не то, что мне было нужно. И я стала мечтать. О той самой чистой и светлой любви, о мужчине, который меня вызволит из этого пространства скандалов, упрёков, алкоголя, раздела холодильников и еды на «бабушкину» и «дедушкину». Благо, я могла есть, и ту, и другую. А вот если кто-то из них брал не свою еду, то доходило до драк. Драк за еду! Прям как в примитивных первобытных обществах. Победа обычно была за мной, ведь я ревела и тряслась в конвульсиях так, что бабушке с дедушкой ничего не оставалось, как разойтись по разным комнатам и подписать устный контракт: «Я не трогаю твой мёд, сука!». А мне ничего не оставалось, как уходить в мир фантазий, где я встречаю мальчика, который меня любит, обнимает, целует и вся эта семейная гадость остаётся позади. Вот же наивная я была! Вся эта семейная гадость въелась настолько, что никакой Мистер Пропер не отмоет. Вот бы придумали сброс до заводских настроек и в человеке.

Прихожу я такая в фирму: «Удалим все детские и взрослые травмы, негативные события и чувства, связанные с ними. Компенсируем вам недостаток любви и безопасности. И вы наконец-то сможете выстраивать здоровые отношения с собой и окружающими!». «Хочу заменить воспоминания о матери преступнице и проститутке[22 - В законодательстве РФ за занятие, организацию и склонение к проституции предусмотрена ответственность – административная и уголовная.] на воспоминания о матери-идеале. Хочу извлечь из сознания все ссоры бабушки и дедушки, все взаимные оскорбления и драки. Хочу, чтобы в моей голове папа остался со мной в подлинной близости». А мне сказали: «Ноль проблем, Лера! Бесплатно, без регистрации и смс. Лягте и приготовьтесь к новой жизни». И проснусь я такая с блаженной улыбкой на лице, и поднятыми вверх уголками глаз, исчезнет у меня страх, тревога, неуверенность, перманентная грусть-тоска, и вот это жизнь начнётся.

Если бы всё было так просто – жизнь стала бы такой скучной. То ли дело – психоанализ. Пробираться сквозь дебри воспоминаний, представлений, фантазий и снов, пробираться больно, тяжело, надрывно, пробираться, падать, вставать, снова падать, как будто умирать и возрождаться кем-то новым, другим. И даже иногда с блаженной улыбкой на лице.

И травмы – не удалить, а лишь переписать. И компенсировать уже ничего не получится – лишь научиться хорошим с самой собой. А вот к близким отношениям можно даже попробовать вернуться или научиться. Я учусь.

После маминой смерти, папа провалился в депрессию. Был он там плюс-минус год. Но наконец-то вернулся жить рядом. И стали мы жить вчетвером. Папа, дедушка, бабушка и я – вместе мы – безумная семья.

Дедушка и папа создали коалицию против бабушки и держались вдвоём. Держались, напивались, иногда ругались. Я же всегда старалась быть ближе к бабушке. Мне было жаль её. Она много работала, уставала, часто ездила в Москву за товаром, а дедушка с папой сидели дома, смотрели телевизор и пили почти каждый день.

Я старалась поменьше находиться дома. С утра до обеда я училась, потом приходила домой, делала уроки и шла гулять со своей подругой Танькой. Или со своей двоюродной сестрой, которая жила в десяти минутах от моего местонахождения. И сейчас я понимаю, что близкий по возрасту и духу человек рядом – это почти спасательный круг. Для меня в детстве таким спасением стала моя сестра.

Все самые тёплые и весёлые воспоминания того периода связаны именно с ней. До сих пор ясно помню солнечный и тёплый августовский день похорон матери.

Меня оставили дома, а бабушка сказала: «Лера, сходи за белым хлебом». Какой нафиг белый хлеб, бабуля! У меня только что умерла мать!

Я ревела. Ревела так, что задыхалась и лицо стало похоже на опухший кусок плоти, в этом куске стёрлись глаза, нос, рот, оно превратилось в красно-солёное месиво из убитых надежд – когда-нибудь встретить женщину, родившую меня, обнять её, спросить её – почему ты ушла. Смерть матери убила во мне эту радостную надежду на воссоединение.

И я топала за хлебом. Продавщица в магазине спросила: «У тебя всё хорошо?». А я не смогла ответить. А в ответ тишина – он вчера не вернулся из боя.