скачать книгу бесплатно
Встал вопрос где? В рестораны и другие увеселительные заведения ходить им было категорически запрещено. Вот и решили мореходы двинуть на один из пляжей, что был неподалеку от гостиницы, где их разместили.
Хозяева не возражали, а для возможного общения с аборигенами выделили им переводчика по имени Педро. Разбитного и смешливого парня.
Утром, облачившись в шорты и плотно позавтракав, вся компания в его сопровождении двинулась на пляж.
Боже мой! Что это было за место! Золотой песок, раскидистые пальмы, голубое теплое море! И … сотни, сотни молодых кубинок в неглиже, при виде которых экскурсанты даже несколько растерялись. Еще бы. Красота креолок, а женщины острова в основном были этой породы, широко известна в тропических широтах. Так же, как наших в северных.
Но ближе к делу. Преодолев несвойственную морякам растерянность, наши быстренько разделись (не полностью, конечно) и стали услаждать себя пляжными радостями купаться, загорать, а главное, созерцать юных кубинок.
И те отвечали взаимностью. Принимали соблазнительные позы, громко смеялись и махали парням руками.
А затем вдруг, некоторые из них, самые разбитные и веселые, стали показывать офицерам кукиши. Да-да, именно те кукиши, за которые в России можно нарваться на грубость, а то и получить в морду.
Парни опешили. Такое доброжелательное, многообещающие поведение, и вдруг… русский кукиш? Что за хрень?!
Оглянулись на переводчика, а тот так и прыскает со смеху.
– В чем дело, Педро?!
И переводчик, в прошлом выпускник университета имени Патриса Лумумбы, что в Москве, рассказал, что столь обидевший наших моряков жест, у кубинок является знаком дружеского расположения и даже призыва к любви.
Вот такие, понимаешь дела.
Несколько озадаченные мореходы сразу же оживились и стали с еще большим интересом созерцать веселых красоток.
И о чем, интересно, они думали? Точно. Именно о том, что и ты.
Мораль для советского человека превыше всего. И никаких кукишей!
Абдула и Тарапунька
В подразделении морской контрразведки, где мне пришлось служить в конце восьмидесятых, многие офицеры отличались чувством здорового юмора и всегда были рады забавному случаю, шутке или розыгрышу. А, как известно, на флоте их всегда предостаточно.
Расскажу о двух.
Первый произошел с нашим коллегой из соседнего подразделения капитан – лейтенантом Сашей Лазебным, считавшимся лихим опером, но, как говорят «без Бога в голове».
Он постоянно попадал в различные истории, не все из которых приветствовались начальством.
В ту осень Лазебный готовился к выходу в свою очередную автономку и был в прекрасном настроении.
Экипаж ракетного крейсера, с которым ему предстояло идти в поход, был хорошо отработан и надежно опутан созданной Сашей конспиративной сетью.
К тому же адмирал, от которого он только что вышел, остался доволен докладом капитан-лейтенанта о проведенной на корабле перед выходом работе и прозрачно намекнул о повышении в звании после возвращения.
Как было не радоваться?
Даже погода в этот день удалась на редкость погожей.
По существующему правилу, на лодку оперработник прибывал за несколько часов до отхода, на начальничьем УАЗе.
Однако Саша не торопился и вместе с нами балагурил на площадке перед отделом, тем более, что было время обеденного перерыва.
– Не пора ли тебе на лодку, паренек,– поинтересовался пунктуальный в таких делах мой наставник капитан 3 ранга Петров.
– А куда мне спешить, без меня не уйдут! – смеется Лазебный. Старпома предупредил, чтоб позвонил нашему дежурному. Через пять минут после звонка я на борту. Вахтенный! – обращается он к стоящему на крыльце матросу,– с триста седьмой меня не спрашивали?
– Никак нет, товарищ капитан-лейтенант!
– Смотри у меня, не проворонь! – бросает ему Саша и начинает травить очередную байку.
В это время кто-то из присутствующих замечает лодку, следующую по заливу в сопровождении буксиров к выходу из базы.
– Не твои ли это уходят, Саня? – показывает он на корабль.
Некоторое время Лазебный пристально вглядывается в проходящую субмарину, а затем, матерясь и размахивая зажатой в руке шкатулкой с шифрами, бросается к стоящему на площадке дежурному УАЗУ. Как всегда в таких случаях, тот не заводится, и из машины слышатся вопли и стенания разъяренного капитан-лейтенанта.
Наконец двигатель запускается, и автомобиль, подпрыгивая на ухабах, уносится в сторону базы.
Через несколько минут, вслед за величаво скользящей по глади залива подлодкой, на всех парах несется разъездной катер. Поровнявшись с ней он сбрасывает ход, и по сброшенному с корабля штормтрапу, оскальзываясь и держа шкатулку в зубах, Саша карабкается на его борт.
– Это никак Лазебный снова чудит? – басисто раздается за нашими спинами.
Оборачиваемся. На крыльце отдела стоит наш начальник, контр – адмирал Худяков, с заместителем.
– После возвращения наказать! – бросает Василий Ефимович заму и величаво шествует мимо нас к своей «Волге».
Героем второго происшествия стал один из заслуженных ветеранов отдела, капитан 3 ранга Мариоз Галимович Габидулин, по кличке «Абдула»
Однако в отличие от Лазебного, который пострадал от собственной безалаберности, он стал жертвой розыгрыша своего близкого приятеля, капитана 3 ранга Василия Мефодьевича Гуменюка , имевшего прозвище «Тарапунька».
К слову, оба наших ветерана отличались неистощимой фантазией в такого рода делах и подшучивали друг над другом постоянно, причем иногда довольно жестоко.
В последний раз их «пикировка» закончилась в пользу Гуменюка и состояла в следующем.
Во время обеда в кают – компании Габидулин на несколько минут отошел к вестовым, и в это время Гуменюк высыпал ему в рассольник почти весь перец, находившийся в розетке со специями.
Ничего не подозревающий Галимыч вернулся к столу и поскольку был голоден, успел хлебнуть несколько ложек этой адской смеси, прежде чем почувствовал ее вкус. Глаза его вылезли из орбит, а из перехваченного спазмой горла стали вырываться нечленораздельные звуки, отдаленно напоминающие человеческую речь. Затем капитан 3 ранга рысью выскочил в умывальник и вернулся оттуда с красным как помидор лицом.
– В чем дело? – невозмутимо потребляя рассольник, поинтересовался Мефодьевич,– обжегся, что ли?
– Ну погоди хохол, ты еще не так ошпаришься, дай время, – просипел Габидулин, с опаской принимаясь за второе блюдо.
– Кхы, кхы, кхы,– захлебывается смехом Гуменюк.
Уже через час, как ни в чем ни бывало, приятели весело балагуря, допекают Колю Матяева за отпущенные им рыжие усы. Но мы знаем, что Габидулин в долгу не останется и с нетерпением ждем, как он расквитается с Гуменюком.
Происходит это через несколько дней, в момент, когда Мефодьевича неожиданно вызывает адмирал по какой-то срочной надобности.
Уходя, он забывает закрыть сейф, что немедленно используется Галимычем.
Капитан 3 ранга достает из ящика стола яркую новогоднюю хлопушку, запихивает ее под кипу лежащих в сейфе дел, а ее шнур укрепляет на внутренней стороне дверцы по принципу растяжки, после чего, подмигнув мне, невозмутимо занимается писаниной.
Через некоторое время в кабинете появляется что-то напевающий Мефодьевич с папкой в руках, подходит к сейфу и распахивает его дверцу. Следует оглушительный взрыв, сопровождающийся снопом огня, дыма и воплем перепуганного Гуменюка.
В кабинет вбегают ничего не понимающие сотрудники отдела Матяев с Минченко, за ними появляется начальник – капитан 2 ранга Лисицын.
– Что тут у вас за война? – спрашивает он, невозмутимо дымя сигаретой.
– Да вот,– указывает Габидулин на обсыпанного разноцветным конфетти приятеля,– разной херни в сейф напихал, а она взрывается, работать мешает.
– Ну, как же так, батенька, поосторожней надо быть, – назидательно произносит начальник и уходит к себе.
На несколько минут в кабинете воцаряется тишина, а затем все начинают хохотать.
– Твоя взяла, татарин, – хрипло произносит Гуменюк, стряхивая с лысины конфетти.
– Это тебе Вася за перец, ты уж не сердись, – ласково бормочет Габидулин, продолжая работать с документом.
И вот он уходит на боевую службу.
В отличие от Лазебного, Мариоз Галимович как всегда хмур и сосредоточен. Он несколько раз сам звонит на лодку и уточняет время выхода.
На доклад к Худякову ему идти к пятнадцати часам. Мы посещаем камбуз и, отобедав, возвращаемся в отдел. Там Габидулин еще раз проверяет содержимое своей секретной шкатулки, после чего запирает ее в стол.
– Миша, а чаю, ты взял? – обращается к нему Гуменюк. Мишей он называет приятеля в периоды благодушия, которые наступают между ними после очередной подначки.
Габидулин хмурит свои густые брови и на минуту задумывается.
– Взял, но запас не помешает.
– Ну, так докупи в кафе, туда как раз цейлонский привезли, – заботливо произносит Гуменюк.
Как только приятель уходит за чаем, он стучит кулаком в стену и в кабинете появляется капитан-лейтенант Дятчик с молотком и несколькими гвоздями, которые они быстро заколачивают в нижнюю планку стола, находящуюся под ящиком со шкатулкой.
После этого Веня исчезает, а Мефодьевич, напевая что-то про Галю, которую козаки увезли с собою, расхаживает по кабинету, время от времени поглядывая в окно.
Минут через десять появляется Габидулин с десятком пачек чая в пакете и на пробу сразу же заваривает одну из них.
– Миша, а ты не опоздаешь на доклад? – интересуется Гуменюк и смотрит на часы. Уже половина третьего.
– Не твоя забота, выйду без пяти, чего спешить,– бурчит Габидулин, прихлебывая чифирь.
Ровно в указанное время он отпирает ящик стола и пытается его выдвинуть. Ничего не получается. Капитан 3 ранга прилагает более значительные усилия и отрывает у ящика ручку.
– Заклинило, наверное, – участливо произносит Гуменюк из-за своего стола, еле сдерживая смех.
На мгновенье их глаза встречаются, и Галимычу все становится ясно.
Бешеным усилием он переворачивает массивный стол и несколькими ударами ноги разбивает нижнюю фанерную часть ящика, из которого выдирает злосчастную шкатулку.
На шум, как ни в чем не бывало, в кабинет заходят Дятчик, Воронин и Минченко, по постным лицам, которых ясно, что они в сговоре с Гуменюкам.
Хрипя что-то по татарски, Габидулин расталкивает их и рысью выскакивает в коридор.
– Кхы, кхы, кхы! – заливается своим непередаваемым смехом Мефодьевич, наблюдая как приятель резво мчится к Особому отделу флотилии.
– Все равно опоздал, щас ему Ефимыч вставит фитиль! Это тебе не хлопушка!
От адмирала Габидулин возвращается действительно не в лучшем настроении, и в кабинете разыгрывается вторая часть драмы, теперь уже в словесной форме.
Впрочем, ко времени убытия Галимыча на корабль, он остывает и даже прощается с Гуменюком за руку. Друг Вася им прощен. До возвращения из автономки.
Наука Эдика
В свое время, после флота, я учился в морской группе Высшей школы КГБ, которая в советские времена готовила бойцов невидимого фронта.
В период одной из сессий, на втором курсе, произошел довольно забавный случай, который многим из нас памятен поныне.
В числе прочих, мы сдавали экзамен по военной подготовке, которую у нас – моряков, вел капитан 1 ранга Эдуард Андреевич Иванов. Это был бессменный опекун и наставник всех без исключения морских групп, со времени их создания в ВКШ. При всей своей любви к нам, Эдуард Андреевич был достаточно строгим преподавателем и по флотским наукам гонял нас как сидоровых коз.
Особенно доставалось бывшим сухопутчикам, которым они давались с трудом.
В числе последних был и бывший авиатор Володя Слепнев, по прозвищу «казак», поскольку он действительно был таковым и происходил из знаменитой станицы Вешенской, что на Дону.
Обладая взрывным темпераментом и недюжинной силой, Володя, тем не менее, был одним из самых доброжелательных слушателей нашей группы, всегда готовым прийти на помощь товарищу, за что пользовался уважением.
Накануне экзамена, в нашей комнате откуда – то появилось несколько литров медицинского спирта, скорее всего полученного кем-то из ребят из дому. Так как экзамен по военной подготовке был завершающим, мы решили спирт употребить после его сдачи.
Первыми «отстрелялись» мы с бессменным отличником Васей Нечаем и, вернувшись в общежитие в самом радужном настроении, наполнили веселящим напитком графин, в котором обычно находилась вода. Нашелся в общих запасах и солидный шмат сала, который приехавшие вслед за нами одногруппники Саня Екименко и Володя Мазаев дополнили привезенными с собою хлебом и овощами.
Наскоро организовав стол, мы без промедления выпили по четверти стакана, закусили и стали ждать остальных. Каждый вновь прибывший встречался радостными возгласами и той же мерой спиртного. Последним, весь в мыле приехал взъерошенный Слепнев, который заявил, что «Эдик» (так между собой мы звали Эдуарда Андреевича), мордовал и гонял его до седьмого пота, но поставил «хорошо».
В комнате раздались бурные овации и, поскольку Володя явно нуждался в допинге, здоровенному «Казаку» набулькали полный стакан. Едва он его взял, как открылась входная дверь и в комнату неспешно проследовал начальник первого факультета полковник В.Г. Кузнечиков, сопровождаемый начальником нашего курса полковником Н.М. Андреевым. Все вскочили со своих мест, а Слепнев застыл у стола с судорожно зажатым в руке стаканом.
– Сидите, сидите, – благодушно пророкотал Кузнечиков. Ну, как экзамен, надеюсь на уровне?
– Точно так, товарищ полковник, – проблеяли мы, с трепетом ожидая неизбежного разоблачения.
Однако начальники продолжали доброжелательно улыбаться, ошибочно отнеся наши раскрасневшиеся физиономии к трудностям военной подготовки.
– Слепневу наверное досталось больше всех, вон как вспотел,– включился в разговор Николай Михайлович, – чего тянешься, вижу, что в горле пересохло, выпей водички батенька,– кивает он на стакан.
–А-ага,– просипел Вовка и неотрывно глядя на полковников, высосал все содержимое из него.
– Ну, отдыхайте, ребята, заслужили,– подвел итог Кузнечиков и начальство покинуло нас, величественно направившись дальше.
Несколько минут в комнате стояла мертвая тишина, нарушенная заплетающимся голосом Слепнева.
