скачать книгу бесплатно
Красный шайтан
Валерий Николаевич Ковалев
Фильм «Белое солнце пустыни» смотрели миллионы в России и за рубежом. Смотрят и сейчас, поскольку он стал культовым, что случается довольно редко. С ним космонавты улетают к галактикам, а подводники опускаются в глубины океана. Говорят, приносит счастье. Все помнят сюжет и героев, а многие фразы оттуда, стали крылатыми. Однако мало кто знает, что один из них – таможенник Верещагин, был не вымышленным, а настоящим. Звали героя Михаил Дмитриевич Поспелов, ему посвящается эта повесть.
Валерий Ковалев
Красный шайтан
«Ваше благородие, госпожа Удача,
Для кого ты добрая, а кому иначе.
Девять граммов в сердце постой, не зови,
Не везёт мне в смерти, повезет в любви…»
(из песни Булата Окуджавы)
Глава 1. В Орловских степях
– Мишка, вставай! – донесся снаружи зычный голос.
Спавший в каретном сарае на сене подросток открыл глаза, чихнул и, натянув ботинки, вышел наружу.
Из ворот залитого солнцем росистого двора выезжала одноконная пролетка, посредине стояли отец с матерью и кряжистый усатый человек, рядом баул* и перевязанный шпагатом сверток.
– Ну, здорово, крестник, – пробасил усатый, сделав несколько шагов навстречу и облобызал в щеки. – Эка вымахал (отстранил) уже с меня будишь.
– Да ладно вам, дядя Гиляй, – рассмеялся Мишка.
– Кому Гиляй, а кому Владимир Алексеевич, – строго сказал отец. – Быстро умываться.
Спустя час все вместе завтракали в белом доме с мезонином за празднично накрытым горничной столом.
Глава семьи – Дмитрий Васильевич Поспелов, отставной майор, управлял государственным конезаводом, поставлявшим армии орловских рысаков, его жена, Лидия Петровна, занималась хозяйством, а сын заканчивал гимназию в Орле, откуда приехал на летние каникулы.
Навестивший семью гость по фамилии Гиляровский был известным московским репортером и близким другом отца, вместе с которым они служили на Кавказе в последнюю русско-турецкую кампанию. А еще отличался любовью к лошадям, охоте и всяческим приключениям.
В подарок Мишке крестный привез новенький винчестер*, отцу турецкого табака, а матери изысканные французские духи.
– Ну а у тебя как дела Михаил? – продолжая начатый разговор, хлопнул москвич рюмку анисовой водки.
– Да вроде ничего, – пожал тот плечами, мечтая сбежать из-за стола и опробовать винтовку. – Через год оканчиваю гимназию.
– Это если закончишь, – набив трубку, окутался отец душистым дымом.
– Чего так? – закусывая осетровым балыком, взглянул на парня Гиляровский.
– Учится хорошо, – почмокал чубуком старший Поспелов, – но дерется стервец и дерзит учителям.
– Ничего, я тоже таким был,– рассмеялся Владимир Алексеевич.
– Думаю отдать его в военное училище, – покосился на сына отец.– А вот Лида возражает.
– Да, я против, – помешала хозяйка ложечкой янтарный чай. – Все офицеры пьяницы и дуэлянты.
– Ха-ха-ха! – грохнули мужчины смехом (парень тоже заулыбался).
– А ты что скажешь отрок*? – хлопнул его Гиляровский по плечу.
– Подраться я уважаю, а там как раз этому учат, – прищурил Мишка кошачьи глаза.
– Вот и будешь за Веру, Царя и Отечество – взмахнул зажатой в кулаке трубкой отец, а мать вздохнула (тот был крут и возражений не терпел).
После завтрака гость часок соснул с дороги, затем Дмитрий Васильевич велел запрячь дрожки* и они вместе с гимназистом на облучке, выехали на завод.
Он находился в версте от усадьбы, на берегу сонно текущей речки. За ней до самого горизонта серебрилась ковылем* степь с зелеными перелесками, высоко в небе кругами парил ястреб.
– Эх, влепить бы по нему из винтовки, – прищурился, сидевший на облучке за кучера Мишка.
– А попадешь? – покачиваясь сзади с отцом, сунул понюшку табака в нос Гиляровский и чихнул.
– Он Володя, у меня стреляет, будь здоров, – ответил отец. – Натаскиваю с детства. А еще в рубке и джигитовке.
Миновали деревянный мост через реку, за ним, рядом с березовой рощей, открылся завод. На въезде, за огороженной жердями территорией, стоял рубленый, добротный дом с открытой террасой, в глубине две конюшни с подсобными строениями, а в самом конце обширный манеж для тренировки лошадей.
На нем рослый мужик в красной рубахе и с бичом, гонял по кругу вороного жеребца на длинной корде*.
– Тпру! – натянул Мишка вожжи, въехав на территорию.
Качнув рессоры, пассажиры шагнули вниз, а навстречу уже спешил второй – бородатый и с серьгой в ухе.
– Здравия желаю, ваше благородие! – вытянулся в двух шагах. – Так што на заводе все в порядке. Табун гуляет в степи, больных лошадей нет, людей тоже.
– Рекомендую, мой старший конюх, – обернулся управляющий к гостю.
– Как зовут тебя, братец? – пожал тот крепкую мозолистую ладонь.
– Ефим, барин.
– Казак?
– Точно так, уроженец станицы Усть-Хоперской Донского округа.
– А что Ефим, – кивнул Поспелов в сторону площадки, – получается с Вороном?
– Непокорный черт, – покосился туда старший конюх. – Час назад сбросил с седла Яшку.
– Папа, а разреши мне? – сказал молчавший до того гимназист.
– Ну что же давай, – откликнулся отец, – глядишь, получится.
– Я только переоденусь, – шмыгнул тот носом и поспешил к дому.
– А не расшибет? – засомневался Гиляровский.
– Ништо, – улыбнулся Ефим. – Минька у нас парень шустрый.
Все направились к манежу, по дороге Ефим громко позвал, – Яшка!
– Ась?! – выглянул из конюшни лохматый малый с вилами в руках.
– Быстро тащи сбрую, будем снова объезжать Ворона!
Тот исчез, а группа подошла к месту и остановилась.
– Хватить, гонять, Иван, поводи, чтобы остыл, – приказал потному мужику управляющий. Тот перестал щелкать бичом, жеребец замедлил ход, а потом остановился, кося на людей злым глазом.
– Да-а, видный экземпляр, – поцокал Гиляровский языком. – Настоящая орловская порода.
– Тридцать пять вершков в холке, длина туловища тридцать два, вес двадцать пять пудов, – гордо изрек Поспелов.
Между тем Яшка доставил сбрую, а за ним появился гимназист, в полотняной рубахе навыпуск и заправленных в сапоги штанах.
Едва удерживая храпящего Ворона, трое конюхов взнуздали его, закрепили на спине седло и воззрились на управляющего.
– Давай, – хлопнул он по плечу сына.
Тот быстро подскочил к жеребцу, схватил узду и птицей взлетел на спину. Мужики прянули по сторонам, а конь, встав на дыбы, попытался сбросить наглеца. Но не тут-то было – Мишка вцепился в него словно клещ и удержался, а когда упрямец высоко подбросил круп, дал пятками по бокам. Ворон взвизгнул, лягнул копытами и понесся в конец манежа к жердяной ограде. Легко перемахнув ее, задробил в степь быстро уменьшаясь в размерах.
– Ходко идет, черт, – приложил к глазам ладонь старший конюх.
Пара вернулась минуть через двадцать. Жеребец, роняя с удил пену, шел мелкой рысью, раскрасневшийся Мишка, чуть подскакивал в седле.
Спрыгнув, передал уздечку Ивану и подошел к крестному с отцом.
– Ничего, – оценил родитель. – Можешь.
– Не то слово, – тряхнул его за плечи Владимир Алексеевич. – Словно я в молодости.
Жеребца хорошо выводить, напоить и задать корму, – приказал Дмитрий Васильевич, и они втроем направились к дому. Фактически это была контора, состоявшая из двух половин. Во второй, жилой, кухарка уже накрыла стол. Умылись, отобедали русскими щами и бараньим боком с кашей, под которые взрослые хлопнули по рюмке «смирновской». Затем оба поднялись на второй этаж в светелку, чуток приспнуть, а Мишка отправился на реку.
Там, раздевшись догола, всласть поплавал, надрал в норах пару десятков раков и, завязав в рубаху, отправился назад. Раков отдал кухарке и пошел в людскую* к конюхам, где после обеда те играли в дурака.
– А ну ка дядя Ефим, сдай и мне, – уселся рядом.
Очередного «дурня» били картами по ушам, у Ивана они уже были красные. Сражались час, гимназист ни разу не проиграл.
– Это што, тебя так в гимназии натаскали? – удивился Яшка.
– Ну да, – учитель географии, – рассмеялся Мишка.
Когда летняя жара спала, а солнце клонилось к закату, они с отцом и крестным, пили на террасе чай. На столе тихо пофыркивал начищенный самовар, все прихлебывали из чашек.
– Да, хорошо тут у вас,– не то, что в Москве, раздолье, – черпнул ложечку меда из вазочки Владимир Алексеевич
– Так оставайся на все лето, в чем вопрос? – подлил себе заварки Дмитрий Васильевич.
– На все не могу, предстоит командировка в Царицын*, разве что на неделю.
За разговором наступил вечер, на землю опустились тени, далеко в степи показался одинокий всадник.
– Наметом скачет, – прищурился Гиляровский.
– Кто-то из табунщиков, – откликнулся Поспелов.
Спустя короткое время всадник въехал через задние ворота на завод, спешился у людской и исчез внутри.
Наружу вышел со старшим конюхом, оба пошагали к дому, поднялись на террасу.
Там Ефим, подойдя к столу, сообщил, что в трех верстах от места выпаса лошадей, табунщики обнаружили волков.
– Где именно? – отставил Поспелов чашку.
– Аристарх, докладай,– обернулся назад казак.
– В Лихой балке, барин,– сдернул тот с головы картуз. – Искал отбившуюся кобылу и наткнулся.
– Сколько?
– Пара.
– Ну что, Владимир Алексеевич, организуем загонную охоту? – взглянул Поспелов на Гиляровского.
– Непременно, – кивнул гость лобастой головой.
– Держи брат, заслужил,– вынул управляющий из кармана новенький целковый* и протянул табунщику
– Премного благодарен, – принял тот его в мозолистую ладонь.
– Значит так, Ефим Петрович (продолжил хозяин), готовь на утро лошадей и волчатки*.
– Уразумел, – последовал ответ, оба загремели сапогами вниз по лестнице.
На ранней заре, окрасившей алой полоской горизонт, в степь выехали пять всадников. Впереди скакал табунщик, за ним все остальные. У Поспелова с Гиляровским и Ефима на запястьях висели плетеные нагайки со свинчатками на конце, Мишка прихватил с собой винчестер.
Заря меж тем разгоралась, степь светлела, где-то затрещал стрепет. Далеко слева, в легком тумане, угадывался спящий табун, Аристарх принял вправо. Спустя короткое время открылась поросшая деревьями балка, всадники, прибавив ходу и гикая, рассыпались веером, охватывая по сторонам.
В тот же миг оттуда выскочила пара волков, на махах понеслась в степь, быстро удаляясь. Конные наддали за ними, в ушах засвистел ветер. Пара все ускоряла бег, но лошади догоняли. Вскоре более крупный зверь стал отставать, мчавшийся впереди Гиляровский приблизился к нему вплотную и, свесившись с седла, резко секанул нагайкой по голове. Серый разбойник, клацнув зубами, с хрипом покатился по траве.
