скачать книгу бесплатно
Комиссар госбезопасности
Валерий Николаевич Ковалев
Библиотека «Мужского клуба»
Чекист, разведчик, диверсант, комиссар госбезопасности, генерал-лейтенант МВД СССР, Павел Судоплатов начал воевать за Советскую власть еще подростком, в 1919 году. Проявив блестящие способности во многих областях, быстро перешёл на работу в Особый отдел и с тех пор всегда находился на передовой тайной войны. В 1938 году лично ликвидировал главу украинских националистов Коновальца, а впоследствии руководил операцией по ликвидации гитлеровского пособника Шухевича. Именно Судоплатову была поручена организация устранения Троцкого. Во время Великой Отечественной войны Судоплатов руководил партизанскими и разведывательно-диверсионными операциями. После войны продолжил организовывать и курировать разведдеятельность заграницей, потому что на тайной войне перемирий не бывает.
Жизни и судьбе одного из самых легендарных людей в истории нашей разведки и контрразведки и посвящена книга мастера беллетризованной биографии Валерия Ковалева. Павел Судоплатов как никто другой достоин того, чтобы на его примере воспитывались новые поколения защитников нашей Родины.
Книга рекомендована для чтения лицам старше 16 лет.
Валерий Николаевич Ковалев
Комиссар госбезопасности
© Ковалев В., 2022
© ИК «Крылов», 2022
Судоплатов Павел Анатольевич (7 июля 1907 г., Мелитополь, Российская империя – 24 сентября 1996 г., Москва, Россия
Глава 1. Начало пути
– Подавай, пацан, подавай! – орал щербатым ртом Рябошапка, давя на гашетку установленного на тачанке пулемёта. В сотне метрах впереди по выходящему к майдану[1 - Майдан – площадь (укр.)] проулку, гикая и вертя над головами шашками, неслись ворвавшиеся в город белоказаки. «Максим» прицельно бил в их сторону, вышибая из седел. Через несколько минут атака захлебнулась, оставшиеся в живых казаки ускакали назад.
Бой переместился от центра на окраину, а спустя полчаса стих – белогвардейскую конницу отбили.
Рябошапка привстал за пулемётным щитком, утёр лоб рукавом выбеленной солнцем гимнастерки, потом протянул руку лежавшему рядом мальчишке.
– Держи пять, пацан. Без тебя нам бы тут хана!
Когда ранним утром на окраине началась пальба, пулемётчик Семён Рябошапка вместе со вторым номером Машковым спал на сене в тачанке, стоявшей перед штабом. Оба успели развернуть в проулок пулемёт, а потом напарнику в висок тюкнула шальная пуля, и тот, обливаясь кровью, мешком свалился под колеса.
– В три бога мать! – выругался Рябошапка. Одному вести огонь было несподручно. Но в тот же миг рессоры чуть качнулись, вставленную в патронник ленту придержали грязные ребячьи руки…
– Тебя как кличут? – свернув чуть дрожавшими пальцами козью ножку, послюнил бумажку пулемётчик.
– Пашка, – шмыгнул облупленным носом мальчишка. На вид ему было лет тринадцать, черноголовый и худой он чем-то напоминал грача.
Рябошапка уже видал его раньше в Мелитополе, тот просил взять ездовым на тачанку.
– Мал еще, – сказал тогда взводный Кульбацкий, – подрасти немного.
Потом их полк остановился в Никополе, и вот парень объявился снова.
Между тем из штаба высыпало отделение охраны, бойцы принялись ловить казачьих лошадей и собирать оружие убитых, а к тачанке, сунув маузер в колодку, подошел комиссар Трибой.
– Молодец, Рябошапка! Считай, спас штаб. Объявляю тебе революционную благодарность, – комиссар тряхнул руку пулемётчику.
– Если бы не этот пацан, – кивнул тот на Пашку, – всё могло быть хуже. – Когда убили Машкова, сработал за второго номера.
– Шутишь? – недоверчиво хмыкнул комиссар.
– Какие могут быть шутки.
– Тебя как зовут, сынок? – оглядел мальчишку Трибой.
– Пашка Судоплатов, – почесал тот босую ногу второй ногой.
– В таком разе и тебе благодарность, – комиссар протянул ладонь.
– Не, – повертел вихрастой головой мальчишка.
– Чего «не»?
– Возьмите лучше, дяденьки, меня с собой. Хочу воевать с беляками.
– Гм, – подкрутил рыжий ус Трибой, – а тебе сколько лет?
– Четырнадцать, – соврал Пашка.
– А чего не взять, товарищ комиссар? – положил ему руку на плечо Рябошапка. – Хлопец, судя по всему, боевой и к тому же проверен в деле. Можно сказать, готовый второй номер.
– Ладно, – чуть подумал Трибой. – Но только, Семен, под твою ответственность.
Так мелитопольский мальчишка стал бойцом 1-го ударного рабоче-крестьянского полка. Этим же вечером он с удовольствием уплетал из котелка сваренный на конине кулеш в кругу новых знакомых.
– Давай, малый, наедай шею, – подмигивали красноармейцы.
– А родители у тебя есть? – спросил один, пожилой и бородатый.
– Батька помер два года назад от чахотки[2 - Чахотка – туберкулез.], есть мамка, две сестры и два брата. Оба в Красной Армии, я – младший.
– Получается, сбежал из дома?
– Ага, разобьем беляков и вернусь, – облизал ложку.
В городе полк простоял три дня, за это время Рябошапка обучил парнишку обращаться с пулемётом. Показал, как разбирать и собирать, набивать и заправлять ленту, вести огонь. Мальчишка оказался башковитым, схватывал всё на лету, и Семён не преминул уколоть ездового, флегматичного и ленивого.
– Учись, Лелека, – сказал он. – Парнишка освоил машинку любо-дорого, а ты у меня полгода и, считай, дуб-дерево.
– Моё дело кони, – сладко зевнул тот. – «Максим» дюже хитрая штуковина.
А ещё, проникаясь к ученику любовью (у него тоже был сын), Рябошапка подарил Пашке бельгийский карманный браунинг. Небольшой, умещавшийся в ладони, с двумя запасными магазинами. Один они вечером расстреляли на реке, и учитель остался доволен. Четыре из шести пуль мальчишка положил точно в цель.
На четвертый день, с утренней зарёй полк выступил в направлении Одессы, но дойти туда оказалось не судьба.
Через сутки в степи они попали в засаду, завязался бой с казачьими частями, и полк был разбит наголову. Прикрывая бегство остатков полка, Рябошапка с Пашкой вели пулемётный огонь, пока не закончился боезапас. А потом Семен заорал Лелеке: «Гони!», и тот стал бешено нахлёстывать упряжку.
Они вынеслись к краю неглубокой балки[3 - Балка – поросший деревьями степной овраг.], там в коренника[4 - Коренник – наиболее сильная лошадь в упряжке.] попала пуля, жеребец грянулся о землю, пристяжные встали на дыбы, и тачанка, кувыркаясь, полетела в яр, разбросав людей по сторонам.
Пашку хряснуло о землю, зазвенело в голове. Когда же в глазах прояснилось, он увидел, как вниз сигают, с винтовками и без, красноармейцы. А наверху трещали выстрелы, шла рубка, казаки добивали полк.
Тяжело дыша, Пашка огляделся. Семёна рядом не было, в метре, подплывая кровью, раскинул руки неподвижный ездовой. А потом сверху донёсся конский топот, на кромку вынесся десяток конных с шашками наголо.
– Вылазьте, краснопузые! – наклонился с седла усатый вахмистр. – И быстро, а то бомбами закидаем!
Полтора десятка красноармейцев и Пашка, оскальзываясь в траве, поднялись вверх. У кого были, побросали винтовки. Казаки, окружив всех, погнали к недалекому шляху, на котором другие грабили полковой обоз. В степи с разбросанными тут и там телами верховые добивали раненых.
К понуро стоявшим красноармейцам подскакал офицер в ремнях и с золотыми погонами на плечах, осадил солового[5 - Соловый – масть лошади.] жеребца.
– Так что захватили пленных, вашбродь! – отрапортовал урядник. – В распыл прикажете? – и выпучил рачьи глаза.
– Давай их к Карнауховским хуторам, – указал тот в сторону рукой с витой плеткой. – Завтра прилюдно расстреляем.
– Вперед, убогие! – погнали казаки пленных по шляху. Заклубилась белесая пыль, сверху палило солнце.
Хутора утопали в садах, там у колодцев уже поили лошадей и дымили полевые кухни. Пленных загнали в пустой амбар на окраине, рядом с кукурузным полем, выставили у двери часового. Внутри было прохладно, из небольшого окошка в торце проникали лучи света.
Одни опустились на земляной пол, другие привалились спинами к рыжим стенам из сырца, тихо стонал раненый.
– Да, братцы, – вздохнул один из пожилых бойцов, сидевший у двери, – завтра беляки наведут нам решку[6 - Навести решку – лишить жизни (жарг.)].
– А может, покаяться, глядишь, и простят? – откликнулся второй, моложе, с русым чубом.
– Это ж казаки, дура, – пренебрежительно сказал сосед Пашки, борцовского вида крепыш в тельняшке. – Они тебя причастят шашками, как морковку.
– Точно, – добавил кто-то из полумрака. – Что-что, а позверствовать казачки любят.
Все замолчали, потянулась резина ожидания.
Между тем луч света, пробивавшийся в амбар, стал меркнуть, наступил вечер, а на хуторах запиликала гармошка.
Ехали казаки из Дону до дому
Пидманули Галю, забрали с собою.
Ой, ты Галю, Галю молодая!
Пидманули Галю, забрали с собою!..
– пьяно орали хриплые голоса.
Когда песня закончилась, гармонист врезал танец Шамиля[7 - Танец Шамиля – популярный танец у кубанских казаков.], перемежающийся лихим свистом, выкриками «ора да райда» и ружейной пальбой.
– Веселятся, твари, – скрипнул зубами сосед Пашки.
– Мне бы воды, братцы, жжет внутри, мочи нет, – завозился в своем углу раненый, баюкая перевязанную обмоткой руку.
Матрос (так назвал его про себя Пашка) молча встал, прошел к двери и громко постучал кулаком:
– Открой, дядя!
Снаружи звякнул запор, дверь, скрипнув, отворилась, возник силуэт в папахе и с винтовкой в руках:
– Чего надо?
– Будь другом, принеси воды, у нас раненый.
– Подохнет и так, – пробурчал страж. – Ишо постучишь, застрелю как собаку.
Дверь снова закрылась, лязгнул засов.
– Гад, – харкнул матрос на пол и заходил меж ног товарищей по амбару. Остановился у окошка в конце, встав на цыпочки, просунул туда голову.
– Маловато, – сказал кто-то. – Хрен пролезешь.
– Это да, – вернувшись назад, уселся на место.
– Дядя матрос, – придвинулся к нему Пашка. – Я могу, если надо. И ещё у меня во что есть, – оглядевшись по сторонам, достал из кармана штанов браунинг.
– Молоток, пацан, – тихо сказал тот, повертел в руках пистолет и вернул обратно. – Тебя, кстати, как звать?
– Пашка.
– А меня Иван. – Он наклонился к Пашке, и они немного пошептались. Потом оба встали и снова прошли в конец амбара. Никто не спал, все молча наблюдали.
Матрос опустился на карачки, мальчишка влез ему на спину, через минуту в светлом пятне окна мелькнули босые пятки.
На другой стороне Пашка упал в крапиву и зашипел от боли. Затем, тихо взведя затвор, прислушался. В хуторе по-прежнему шла гульба, раздавались пьяные крики, иногда в небо полыхали выстрелы.
Ужом Пашка прополз к углу амбара, осторожно выглянул. Часовой дремал сидя на колоде у стены. Встав на ноги, паренёк начал к нему красться. Сердце едва не вылетало из груди, было страшно. В метре от беляка под ногой треснул бурьян. Часовой поднял голову… и тут же в лоб ему ударила пуля.
– Хек, – дернувшись, беляк повалился набок, а мальчишка был уже у двери.
Отодвинув засов, распахнул дверь настежь. Из амбара первым выскочил матрос, схватил винтовку часового и сдернул с него пояс с подсумками. Вслед за матросом выбежали и остальные.
– Ходу, – махнул Иван рукой, и все нырнули в кукурузу. По лицам захлестали перистые листья, запахло ночной прохладой.
Сопя и спотыкаясь, пробежали версту, и здесь Пашка, оступившись, упал, ногу пронзила боль.
– Ой, – закусил он губу, но звать на помощь не стал, а беглецы меж тем удалялись. Потом шелест листьев стих, где-то затрещал сверчок, в небе пушисто дрожали звезды.
Понимая, что может быть погоня, мальчишка стал на ноги и поковылял по полю под уклон, в сторону от основного следа. Пару раз, присев, он отдыхал, а к утру вышел к небольшой сонной речке, поросшей осокой и кувшинками.
Жадно напившись, перебрел на другой, поросший верболозом[8 - Верболоз – кустарник ивы.] берег, и там, забившись под куст, уснул. Разбудил его веселый щебет птиц, на востоке вставало солнце, над рекой клубился легкий туман.
Пашка протер глаза, пощупал стопу на ноге, боли почти не было.
Спустившись к воде, умыл чумазое лицо, утерся подолом серой рубахи и почувствовал, как засосало под ложечкой. В последний раз ел сутки назад, следовало пополнить силы. Как всякий местечковый мальчишка тех лет, он знал немало пригодных в пищу растений. Нашлись такие и здесь: конский щавель и рогоз[9 - Рогоз – жесткая трубчатая трава.]. Нарвав их, с удовольствием подкрепился.