скачать книгу бесплатно
Еще через час, посадив солдат на повозку, я покатил по лесной дороге на восток. Ближайшая деревня, судя по карте комбата, располагалась в десятке километров от нас. Ребята в расчете у меня были надежные – трое с Донбасса и двое ростовчан, причем один бывший вор.
У меня с собой были наган и ППШ, а у хлопцев карабины. Примерно через час лес закончился, мы выехали на рокадную дорогу и увидели стоящий на обочине танк. Это была тридцатьчетверка, с открытым башенным люком из которого слышались звуки разухабистой песни «Три танкиста».
Повозка уже почти миновала ее, когда один из ростовчан заметил здоровенную свинью и несколько металлических канистр, прикрученных тросом к корме машины.
– Ты дывысь, Микола, танкисты гуляють, – завистливо произнес он, – може попросым у хлопцив трохы кнура?
Остальные вопрошающе уставились на меня. С танкистами нам приходилось иметь дело, и мы знали, что ребята они нервные. Но чем черт не шутит? К тому же до деревни было еще далеко и неизвестно, что нас там ждет. За лесами громыхало так, что лошадь беспрерывно прядала ушами и временами испуганно ржала.
Приказав расчету на всякий случай приготовить оружие, я спрыгнул с повозки и направился к танку. Он выглядел не лучшим образом – закопченный, со следами пуль и осколков на броне и сползшей на землю гусеницей.
– Эй, земляки! Постучал прикладом по борту. Никакой реакции. Снова постучал, уже сильнее. Из башни появилась голова в танкистском шлеме.
– Тебе чего?
– Спустись вниз, поговорить надо.
Чертыхаясь, танкист спустился на землю. Был он невысокого роста, в замасленном комбинезоне и изрядно пьян. Половина лица обожжена, походя на маску.
– Ты из рембата? – спросил меня икая
– Нет, я из артбатареи. Слушай, друг, наши люди вторые сутки не кормлены, а у тебя целая свинья на танке. Выдели немного.
В это время открылся люк механика-водителя и оттуда выползли еще двое в таком же состоянии, как и первый.
– Да гони ты его, Володя! – заорал один из них, – эти пушкари только и умеют, что драпать да шмалять по своим с перепугу!
Володя пару минут что-то осмысливал, затем отрицательно покачал головой и прохрипел, – не дам, валите отсюда.
– Очень тебя прошу, а мы вам поможем трак заменить, – кивнул я на гусеницу.
– Я сказал, валите! – внезапно взъярился танкист и потянул из кобуры ТТ.
Зная по опыту, что за этим может последовать, я ткнул его автоматным прикладом под дых (танкист сложился надвое) и приказал набежавшему расчету вязать остальных. Через несколько минут весь экипаж лежал на траве и злобно матерился.
– Там, в танке, должен быть еще четвертый, разберитесь с ним,– бросил артиллеристам. Двое нырнули в люк, затем выбрались обратно и сообщили, что четвертый танкист вообще лыка не вяжет и спит на перине.
– У них там патефон, жратва и канистра спирта, старшина, – сообщил одни из них, – забрать?
– Оставь! Быстро загружайте свинью на повозку и убираемся отсюда.
Через несколько минут, взвалив здоровенного хряка на телегу, а заодно прихватив и пару притороченных к танку канистр, в которых тоже оказался спирт, мы помчались назад, настегивая своего савраску.
К ночи батарея была накормлена, и каждый солдат получил по сто граммов спирта.
Половина кабаньей туши была спрятана в ближайшем бочаге, а канистры с питьем закопаны в землянке комбата.
Каким образом «добыли» мы все это, я скрывать не стал, и старший лейтенант меня особо не журил. Главное, наши люди были накормлены и готовы принять бой. А он явно назревал. Громыхало все ближе.
– Ты, вот что, старшина, установи пока свое орудие на прямую наводку в кустах у КП. На всякий случай, танкисты могут за кабаном приехать, – многозначительно изрек комбат. И как в воду глядел.
На следующее утро наблюдатели доложили, что по лесной дороге, в нашу сторону движется одиночный танк. Тридцатьчетверка.
– Ну, вот и гости пожаловали, – наблюдая за ним в бинокль, хмыкнул Нургалиев. -Готовь свой расчет. На всякий случай.
Я приказал зарядить замаскированное в кустах орудие.
Метрах в ста от батареи, танк взвыл и, не глуша мотора, остановился.
Башенный люк откинулся и на землю спрыгнул уже знакомый мне танкист. Теперь он был в полевом обмундировании с погонами старшего лейтенанта и с болтающейся на запястье руки плеткой.
Нервно похлестывая ею по сапогу, офицер хмуро оглядел батарею и проследовал в землянку комбата. Вслед за ним туда же нырнул и мой командир взвода.
О чем шла беседа, догадываться не приходилось. Мат офицеров доносился до расчета, и обстановка в землянке явно накалялась.
Затем из нее выскочил сопровождаемый комбатом старлей, который бесновался и орал, что закатает батарею в землю.
– Нургалиев взмахнул рукой в нашу сторону, расчет тут же разбросал маскировавшие орудие ветки.
– Будэшь плоха сибе вести, расстриляем твою коробку, – гортанно произнес он, обращаясь к танкисту.
Тот мгновение смотрел на орудие, а затем, увидев меня, хищно оскалился и прохрипел, – да вот же этот рыжий, что ж ты мне комбат «вола крутишь»? И тоже махнул рукою.
На танке тяжело заворочалась башня, и пушечный ствол уставился на наш КП. Грозно и решительно.
Чем бы все это закончилось, сказать трудно, но разрядил ситуацию мой командир взвода.
В этот самый момент младший лейтенант появился из двери землянки и, углядев вращение башни, с воплем рухнул на землю, закрыв голову руками.
– А суки! Трухаете?! – радостно заорал танкист, – давай сюда этого рыжего, комбат, а то и эта хлопушка не спасет! – махнул плеткой в сторону орудия.
Пришлось идти.
В землянке он еще немного поорал, затем чуть подостыл и спросил, откуда я родом.
– Из «Серго», с Луганщины.
– Все ясно, у вас там вся шахтерня бандиты!
– Зачем вы так, товарищ старший лейтенант, далеко не все.
– Все! Я сам родом с Макеевки.
Короче помирились. Выпили реквизированного спирта, закусив жареной свининой. Выяснилось, что танковая рота, которой командовалт мой земляк, входит в состав нашей армии и тоже отступает с боями на восток от самого Карачева. На прощание старший лейтенант предложил мне перейти к нему.
– Смотри, ты воюешь с самой финской и имеешь только одну «Отвагу», а у моих ребят их по нескольку. Да и меня командование не обижает,– ткнул себя пальцем в грудь, на которой блестели орден «Отечественной войны» и «Звездочка». Думай, пока я добрый, перевод организую. И офицеров больше не бей. Это нарушение устава.
Я обещал. Мы обменялись номерами полевой почты и расстались.
Затем война покатилась в обратную сторону, и закончил я ее в Восточной Пруссии, в должности командира взвода артиллерийского полка ПВО, куда попал после тяжелой контузии.
К тому времени Нургалиев погиб при освобождении Киева, в боях под которым я потерял весь свой расчет, за исключением одного земляка – ростовчанина.
В Восточной Пруссии мы стояли в городе Бреслау, который взяли с боями уже после падения Берлина.
Была весна 45 -го, на его окраинах буйно цвела сирень, все ходили хмельные от Победы и предстоящего возвращения на Родину.
Офицеры обзавелись трофейной техникой и разъезжали по городу и его окрестностях на всевозможных «Цундапах», «Опелях», «Мерседесах» и даже «Хорьхах». Многие тешились надеждой увезти их к себе домой, как трофеи.
Я такой блажью не страдал, ибо ждал вызова в артиллерийское училище, а туда автомобиль с собой из Германии не попрешь. Не по чину.
Однако мой последний комбат относился к этому вполне серьезно и всячески холил имеющийся у него новенький «Опель-кадет», доставшийся нам после одного боя.
Но вскоре военный комендант Бреслау издал приказ, по которому весь имеющийся в частях трофейный автотранспорт подлежал сдаче. После одной из поездок в штаб корпуса, капитан вернулся в часть без машины – ее изъяла военная комендатура.
Комбат рвал и метал, но делать было нечего, автомобили поотбирали даже у многих старших офицеров.
Прошел слух, что некоторые из них получили свои автомашины назад, послав туда представителей со щедрыми подношениями.
Решил пойти по этому пути и комбат, попросив меня съездить в комендатуру нашей части города, офицеры которой и реквизировали его «Опель». А для общения с ними дал золотой портсигар и хорошие швейцарские часы.
Я приказал своему Мишке – ростовчанину запрячь параконную повозку на резиновом ходу и в его сопровождении отправился в это учреждение.
Оно располагалось недалеко от центра, в трехэтажном здании, окруженном металлической оградой чугунного литья. Весь двор перед ним был заставлен десятками разнокалиберных автомобилей и мотоциклов, а у входа прохаживался часовой с автоматом.
Не зная наверняка, относится ли трофейная повозка к автотранспорту, я не стал рисковать и попросил Мишку остановить ее в соседнем переулке. Затем приказал ему никуда не отлучаться и направился к комендатуре.
Мордастый часовой скользнул по мне взглядом, я вошел в здание и, обратившись к сидевшему за стойкой дежурному офицеру спросил, как попасть к коменданту.
– Его нет, а в чем дело? – недовольно пробурчал тот.
– Я по поводу отобранного у моего комбата автомобиля.
– Ты сегодня уже десятый, лейтенант. Приказ читал?
– Читал.
– Так и вали отсюда. Кстати, ты на чем сюда приехал?
– Пешком.
– Ну, вот и топай назад. Не мы придумали. Приказ коменданта города.
Не солоно хлебавши, я покинул комендатуру и, выйдя за ограду, с досады закурил. Обдумывая, что делать дальше.
– Здорово, рыжий! – послышалось за спиной, я обернулся и увидел стоящего перед собой майора.
– Володька, ты?!
Это был мой земляк-танкист из Макеевки, но уже с погонами майора, в отлично сшитом габардиновом кителе с многочисленными орденами на груди и неизменной плеткой в руке. Мы обнялись, а затем долго хлопали друг друга по плечам, радуясь встрече.
– А где ж твой комбат-татарин, поди уже полковник?
– Нету комбата и ребят из расчета нету, полегли под Киевом.
Он на минуту задумался, а затем поинтересовался, – что я здесьделаю?
– Да вот, пытался из комендатуры автомобиль командира вызволить. Не получилось. А ты?
– Тоже сюда, но за своим, у шофера отняли. Я теперь командир танкового батальона.
– А на чем приехал? Смотри, и этот отберут.
– Не отберут,– рассмеялся майор, – вон он стоит. Мой красавец
На ближайшей улице, под старыми липами, стоял танк.
– Ты тут, немного погуляй, я сейчас свой вопрос решу и двинем ко мне, отметим встречу. Мой механик-водитель до сих пор тебя вспоминает и того кабана, что вы увели. Умора!
– А может не стоит? – сказал я, – коменданта на месте нету.
– Ничего, решу с помощником. И направился к зданию.
В это время к воротам подъехал роскошный «Хорьх», из которого вылез толстый подполковник, вальяжно проследовав в комендатуру. Судя по застывшему на месте часовому – то был комендант. Собственной персоной.
Он не спеша поднялся по ступеням и в двери столкнулся с выходящим майором. Володя козырнул и что-то стал объяснять подполковнику.
Тот побагровел, началась словесная перепалка, и комендант попытался нажать кнопку вызова дежурного. Не успел. Майор осатанел и с криком «Шкура!», несколько раз хлестко перетянул того по горбу. Досталось и опешившему часовому, который с воплями убежал в комендатуру.
Володя же быстро вышел со двора и, проходя мимо, прошипел,– тикай отсюда, Никола. Порысил к взревевшему мотором танку.
Я в другую сторону – в переулок с повозкой.
– Разворачивайся! – пнул задремавшего ездового, и пока он, чертыхаясь, понукал коней, бросил взгляд на площадь перед комендатурой.
А по ней уже грохотал танк.
На секунду притормозив, и высекая искры из брусчатки, он развернулся перед комендатурой, из дверей которой уже выбегал караул и из пулемета дал несколько очередей по окнам. Зазвенели разбитые стекла, внутри кто-то заорал благим матом, и караульные в панике рассеялись. Затем, развернув башню и натужно взвыв двигателем, танк проломил заграждение и стал утюжить стоящие во дворе автомобили.
Я быстро вскочил в повозку и, настегивая перепуганных лошадей, мы понеслись в сторону от побоища. Через несколько улиц перешли на рысь, и я предупредил Мишку, чтоб помалкивал о том, что видел. Он понимающе кивнул. Понятливый был малый.
На вопрос комбата, как съездил, я протянул ему часы с портсигаром и сообщил, что коменданта на месте не было, а дежурный меня послал подальше.
– Вот суки,– разозлил капитан,– даже общаться с фронтовиками не желают. Буду обращаться к генералу.
А на следующий день в батарею приехал особист и стал опрашивать офицеров по поводу разгрома комендатуры. Никто ничего не видел…
Наступила осень, и я сам попал в «историю». Сгубила излишняя горячность. Дело в том, что помимо нас в Бреслау стояли части войска Польского, офицеры которых отличались непрязнью к нам, заносчивостью, и на этой почве между сторонами постоянно возникали конфликты. Иногда со стрельбой и мордобоем.
