По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 3

скачать книгу бесплатно


С началом войны с Густавом III Карл Генрих переводится на Балтику и вновь одерживает уверенную победу – в так называемом Первом Роченсальмском сражении. Оно произошло около финской крепости Руотсинса?лми, в проливе с одноимённым названием. Шведы, как я говорил выше, называли (и называют сегодня) это место Свенсксюнд, то есть «шведский пролив» (именно это «руотсинсалми» означает и по-фински), а сама же крепость вскоре становится нашей, но постепенно теряет своё военное значение, разрушается соединённым англо-французским флотом в ходе Крымской войны (1853–1856 гг.) и сейчас представляет собой лишь руины[170 - См. Википедию, статью «Slaget vid Svensksund» (на шведском языке).] недалеко от города Котка[171 - См. Википедию, статью «Котка».] – финского порта примерно в 170 километрах к северо-востоку от Хельсинки.

В этом месте располагалась главная база шведского галерного флота, которым командовал адмирал Карл Август Эренсверд[172 - См. Википедию, статью «Эренсверд, Карл Август».], поэтому и было решено её атаковать. Надо сказать, что наше количественное преимущество было при этом довольно ощутимым: 86 судов против 49[173 - См. Википедию, статью «Первое Роченсальмское сражение».] (по шведским данным – 107 против 44[174 - См. Википедию, статью «Slaget vid Svensksund (1789)» (на шведском языке).]). Поэтому шведы попытались закрыть водный путь к своей базе, перегородив соответствующий пролив в его самом узком месте тремя затопленными кораблями. Кроме того, на берегу и близлежащих островах-шхерах[175 - Слово «шхера» происходит от шведского «sk?r» (произносится как «шэр»), что означает «скала в море».] в спешном порядке было сооружено несколько артиллерийских батарей. Атака шведских позиций началась 13 августа 1789 года в десять часов утра, причём боевые действия первым разворачивает не Нассау-Зиген, а эскадра русского корабельного флота под командованием генерал-майора Ивана Петровича Ба?лле (Яга?на Балле?я)[176 - Русский биографический словарь, издан под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А.А. Половцова, СПб., Типография Главного Управления Уделов, 1900, т. II, стр. 451.], причём с юго-запада, то есть с тыла. Её целью является отвлечение сил и внимания противника от направления главного удара, который должен нанести наш галерный флот с северо-востока. Вскоре следует и основная атака, поначалу заключающаяся в разборе устроенного шведами накануне ночью завала из затопленных кораблей. Работа идёт в течение семи часов[177 - А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 199.]! Наконец, галеры Нассау-Зигена прорываются сквозь пролив, и неравный бой быстро превращается в форменную резню, которая заканчивается только к двум часам ночи. К моменту прорыва шведы почти полностью израсходовали боеприпасы, сражаясь с уже отступавшим Балле, так что защищаться им, по сути, было нечем. В некоторых наших источниках говорится, что противник потерял 39 кораблей[178 - См. Википедию, статью «Первое Роченсальмское сражение».], то есть почти 80 % своего боевого состава. По шведским данным, ими было потеряно 14 боевых и 20 транспортных кораблей[179 - См. Википедию, статью «Slaget vid Svensksund (1789)» (на шведском языке).]. Сам же Нассау-Зиген в своём донесении указал, что всего захвачено девять, в том числе и адмиральский[180 - А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 200.] (Эренсверду удалось улизнуть). Потери нашего флота составили лишь два корабля[181 - См. Википедию, статьи «Первое Роченсальмское сражение» и «Slaget vid Svensksund (1789)» (на шведском языке).].

Интересно, что за боем наблюдал лично Густав III, который писал: «Я находился то в моей шлюпке, то на скале, прикрывающей наш правый фланг»[182 - Цит. по: А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 202.]. Так что, когда развернётся Второе Роченсальмское сражение, шведскому королю, командовавшему им, место боевых действий будет прекрасно известно.

Принц получает за свою победу высшую государственную награду Российской империи – орден Святого апостола Андрея Первозванного. Его карьера достигает своей наивысшей точки. И он, конечно же, не догадывается, что почти ровно через десять месяцев именно в этом же месте Судьба преподнесёт ему «сюрприз», который эту карьеру, по сути, и похоронит…

К весне 1790 года становится ясно, что шведы выдыхаются. В последовавших морских сражениях внятного реванша за поражение при Роченсальме взять не удаётся, на суше боевые действия решительного успеха не имеют, о возврате земель, утерянных в результате Северной войны, в армии теперь говорят разве что с грустной улыбкой. В Стокгольме зреет недовольство затянувшейся войной, в государственной казне заканчиваются деньги. И Густав III решается на наступление, которое должно положить конец этой опасной для него неопределённости. Он планирует соединить свою армию и флот в своеобразный кулак в районе между Выборгом и Санкт-Петербургом и рвануться к русской столице. Для этого было необходимо нейтрализовать наш флот, который стоял на якорях в Ревеле (нынешний Таллин) и в Кронштадте, то есть не дать ему соединиться и разбить по частям. Это было принципиально важно: если с двумя отдельными русскими флотилиями шведский флот предполагал уверенно расправиться, то в случае их соединения преимущество было бы скорее на стороне русских, и десант на нашу территорию стал бы невозможен.

2 мая 1790 года в семь часов утра неприятельские суда появляются у Ревеля. Шведской эскадрой командует брат короля герцог Карл. В его распоряжении 22 линейных корабля и 4 фрегата против десяти линейных кораблей и пяти фрегатов у русского адмирала Василия Яковлевича Чичагова[183 - См. Википедию, статью «Ревельское сражение».]. Преимущество большое. Но Карл не знает, что Чичагов заблаговременно приказал соорудить в порту несколько мощных артиллерийских батарей, и быстро попадает под их плотный огонь. В результате атака захлёбывается, один шведский корабль сдаётся, и два садятся на мель, причём одного так и не удаётся с неё снять и приходится сжечь[184 - А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 240.]. Неприятель оказывается вынужденным отступить, несколько недель стоит у берегов Финляндии, ремонтируя потрёпанные корабли, а потом устремляется к Кроштадту. Чичагов тоже использует это время для ремонта и направляется за ним.

А из Кронштадта навстречу шведам выходит эскадра под командованием русского адмирала датского происхождения Александра Ивановича фон Кру?зе[185 - См. Википедию, статью «Круз, Александр Иванович».]. 23 мая противники встречаются, и начинается бой, который в наших источниках получил название Красногорского сражения (поскольку происходил недалеко от села Красная Горка, примерно в 20 километрах к западу от Санкт-Петербурга; Екатерина даже слышала канонаду), а в шведских – Кронштадским. Он продолжался два дня и закончился, можно сказать, вничью, однако русские достигли главного: эскадры Чичагова и фон Крузе соединились. Более того, шведский флот пошёл в район Выборга на соединение со своей гребной флотилией под командованием самого короля, оказался там в ловушке и с трудом вырвался из неё ценой больших потерь в ходе Выборгского сражения, произошедшего 22 июня 1790 года[186 - См. Википедию, статью «Выборгское морское сражение».].

Планы Густава III не просто идут прахом. Он оказывается в тяжелейшем положении. Его корабельный флот уходит в Свеаборг, под Хельсинки, и тут же опять запирается русскими. Сам он со своей галерной флотилией, сильно пострадавшей при прорыве из выборгской западни, вынужден укрыться близ Роченсальма, то есть туда, где несколько месяцев назад русские одержали над шведами такую убедительную победу. Эти воспоминания и так настроения не поднимают, а тут ещё ему становится известно, что преобладающие силы противника под командованием принца Нассау-Зигена двигаются прямо на него с явным намерением довершить разгром. У нашего галерного флота преимущество, почти подавляющее: 20 фрегатов, 15 средних кораблей, 23 галеры, 77 боевых шлюпов и не менее десяти вспомогательных кораблей. В распоряжении Густава 6 фрегатов, 16 галер и 154 боевых шлюпа[187 - См. Википедию, статью «Второе Роченсальмское сражение».]. (По другим данным, у нас было 230 кораблей, а у шведов – 190[188 - А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 259.].) Наступает самый драматичный момент войны, и победа русских поставила бы жирный крест не только на ней, но, возможно, и на правлении самого короля.

Вот как описывает настроение в шведском лагере – да и вообще в стране – очевидец тех событий майор Казале?с (вполне возможно, француз): «По поспешном отступлении шведского флота из Выборгского залива и по удалении короля со всем гребным флотом в Свенскзундскую бухту [так он, на шведский манер, называет Роченсальм], монарх /…/ находился /…/ в самом ужасном, самом жалком положении. Корабельный шведский флот уже не был в состоянии держаться на море: остатки его искали убежища в Свеаборге; он не мог более сопротивляться грозным, опасным предприятиям русских. В Стокгольме и во всей Швеции господствовал дух партий, видимо клонившийся на сторону прежней конституции и только выжидавшей удобной для восстания минуты. Вся нация была потрясена горем и негодованием по случаю гибели драгоценного флота, оснащение которого увеличило государственный долг на несколько миллионов. Самого короля преследовал соединённый русский гребной флот /…/ под начальством принца Нассау, который теперь как бы осаждал короля в Свенскзундской бухте. Крайняя опасность грозила Густаву, и никогда не приходилось ему трепетать так за свою независимость и своё достоинство, как в эти дни. Он это знал»[189 - Цит. по: op. cit., стр. 261.]. Лучше не скажешь! К этому стоит добавить, что для полного переоснащения шведских флотов (только флотов, без армии!) потребовалось бы тогда около 40.000 человек, то есть «две трети всей живой силы государства»[190 - Цит. по: Альманах североевропейских и балтийских исследований, выпуск 1, Петрозаводск, издательство ПетрГУ, 2016, статья Юсси Т. Лаппалайнена «Война Густава III, 1788–1790», стр. 55.] (думаю, имеется в виду «боеспособное», мужское население страны). Судите сами, возможно ли такое…

Но слушайте дальше: «Незабвенною осталась мне беседа с ним в Свенскзунде /…/ 27 июня /…/. В этот день он был /…/ уныл и задумчив. Я не находил в чертах его того обычного выражения весёлости, той привлекательной беспечности и уверенности, которая была так свойственна ему, что не покидала его даже посреди грозной опасности /…/. Он подошёл ко мне со словами: ‘Никогда ещё, в самых бедственных обстоятельствах моей жизни, я не ощущал беспокойства, подобного нынешнему; стоит проиграть ещё это сражение, канун которого мы переживаем, и всё погибло – и флот, и венец мой’»[191 - Цит. по: А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 261–262.].

Вечером накануне битвы Густав собирает военный совет. Мнение участников однозначно: от боя уклониться и отступить на восток, иначе поражение неизбежно. Выслушав подчинённых, король, однако, говорит: «На что я однажды решился, то и хочу»[192 - Цит. по: op. cit., стр. 262.]. И отдаёт приказ готовиться к бою.

Принц начинает наступление с попутным ветром рано утром 28 июня, в 28-ю годовщину коронации Екатерины Великой[193 - См. Википедию, статью «Екатерина II».] (занятная игра цифр). Таким образом он собирается преподнести ей роскошный подарок: разгром шведов и взятого в плен Густава III – он даже заготовил для него на своём корабле, фрегате «Екатерина»[194 - А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 264.] (!), отдельную каюту[195 - К. Валишевский «Роман императрицы. Екатерина II; Вокруг трона; Сын Великой Екатерины. Павел I; Полное издание в одном томе», М., издательство «АЛЬФА-КНИГА», 2014, стр. 522.]. (Невольно вспоминаются наступившие в нашей стране через 150 лет коммунистические времена, когда к каждой годовщине революции Родине, то есть, если призадуматься, никому, делались «трудовые подарки».)

Но всё идёт наперекосяк с самого начала. Нассау-Зиген решает атаковать без предварительной разведки, с хода, но насмерть усталые русские гребцы с трудом ворочают тяжёлые вёсла. К тому же среди них много новобранцев – недавних крестьян, которые до этого моря в глаза не видывали[196 - Альманах североевропейских и балтийских исследований, выпуск 1, Петрозаводск, издательство ПетрГУ, 2016, статья Юсси Т. Лаппалайнена «Война Густава III, 1788–1790», стр. 55.]. В результате в неспокойных водах галеры, ломая вёсла, сталкиваются друг с другом и с трудом держат строй. Шведы же извлекли уроки из своего прошлогоднего поражения и завалили все опасные места затопленными кораблями так, что расчистить всё это в ходе боя не было никакой возможности. Поэтому принц и решает напасть не с севера, как в прошлом году, а, наоборот, с юга, откуда тогда наступал генерал-майор Балле. Но его встречают неприятельские корабли, ещё ночью выстроившиеся в боевой порядок. Король, стоя в шлюпке, лично отдаёт приказания.

Примерно в половине десятого утра русский левый фланг открывает огонь[197 - Op. cit., стр. 62.], и стрельба вскоре становится всеобщей. Ветер крепчает, и это оказывается на руку шведам: морское волнение мешает нашим кораблям прицеливаться, а вот неприятель, стоя в глубине бухты и к тому же прячась за шхерами, наоборот, бьёт метко.

Русские же ядра причиняют шведам не много вреда. Постепенно всё усиливающийся ветер сносит нашу флотилию вправо, боевой строй окончательно ломается. И тут наступает решающий момент: около четырёх часов дня отряд шведских канонерских лодок (небольших судов с пушками на борту) скрытно заходит по мелководью к нам справа в тыл. Нассау-Зиген ещё не думает о поражении, но понимает серьёзность ситуации и командует своему правому флангу атаковать неприятеля. Часть русской флотилии подаётся назад, наш левый фланг, видя это, думает, что дан сигнал к общему отходу, и начинает отступление. К этому времени ветер ещё более усиливается и дует нам в спину, то есть гонит корабли на неприятеля. Борьба со стихией превращается в полную сумятицу.

Многие наши матросы сражаются с редким упорством и даже отчаянием. Где-то к половине девятого вечера, когда судьба сражения уже решилась, в полном окружении оказывается русский гребной фрегат «Святой Николай». Его экипажу вроде бы ничего не остаётся как сдаться, но капитан корабля англичанин по фамилии Маршал восклицает: «Мне не пришлось подать вам пример, как должно побеждать, так я покажу, как следует погибать!»[198 - Цит. по: А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 264.] и со знаменем в руках бросается с борта в воду. Вскоре менее чем за минуту море проглатывает фрегат, и вместе с ним под воду уходят 450 наших моряков[199 - См. Википедию, статью «Slaget vid Svensksund» (на шведском языке).], которые предпочли смерть плену. Шведы потом подбирают лишь одного офицера и одного хирурга[200 - Там же.].

Принц понимает, что это разгром. Он бросает свой корабль, спускается в шлюпку и направляется к берегу. Ветер усиливается до штормового. Наступает темнота, и к одиннадцати вечера стрельба затихает.

Густав III следит за битвой с небольшого островка-шхеры. Вокруг на огромных волнах качаются обломки русских и шведских кораблей, небо озаряется пламенем горящих судов, на берег выбрасывает трупы убитых. На остров свозят раненых с обеих сторон. Король ходит среди стонущих окровавленных людей и понимает, что сражение скорее всего выиграно. Он садится на камень, подпирает головой руку, смотрит то на бушующее море, то на предрассветное небо, то на плавающие в отдалении корабли. «Лучше всего было бы для нас, – задумчиво произносит он, – если бы переменился ветер, чтобы облегчить русским отступление; этот народ ведь не захочет сдаться; он будет отчаянно бороться, и Бог знает, что тогда выйдет: отчаяние часто бывает последним спасением побеждённых»[201 - Цит. по: op. cit., стр. 266.]. Да-а-а, даже после победы шведский король опасается своего уже поверженного противника.

Второе Роченсальмское сражение (28–29 июня 1790 года). Красным цветом показано расположение и действия русского флота, синим – шведских сил

В половине третьего ночи наш флот предпринимает последнюю отчаянную попытку спастись. Отдаётся приказ взять корабли на буксиры и оттащить их, наконец, от сеющих смерть шведских судов. Но сильный ветер превращается уже в ураган, наши фрегаты да галеры оказываются плотно прижатыми к шведам, и король даёт сигнал к всеобщей схватке. К десяти утра бой завершается. Русский флот теряет 63 корабля, в том числе и флагман «Екатерину»[202 - См. Википедию, статью «Второе Роченсальмское сражение».], 1.400 пушек, шесть тысяч человек сдаются в плен[203 - К. Валишевский «Роман императрицы. Екатерина II; Вокруг трона; Сын Великой Екатерины. Павел I; Полное издание в одном томе», М., издательство «АЛЬФА-КНИГА», 2014, стр. 523.] (не все, как вы видите, последовали геройскому примеру экипажа фрегата «Святой Николай»). Сам Нассау-Зиген лишь чудом избегает смерти. Видевший его в этом бою очевидец вспоминал, что принц руководил сражением, «выставляясь напоказ в своём белом мундире и голубой орденской ленте [ордена Андрея Первозванного], крича, волнуясь, с пистолетом в одной руке и саблей в другой, переезжая от одной линии к другой на пёстрой шлюпке, где у вёсел сидело восемнадцать гребцов – тоже все в белом, с оранжевыми поясами»[204 - Цит. по: op. cit., стр. 524.].

Шведский же король спасает себя, своё правление, своё королевство и исход войны. Неминуемая, казалось бы, общая военная катастрофа нежданно-негаданно превращается в ничью, и чуть больше месяца спустя на финском хуторе Вя?ряля подписывается мирный договор, вошедший в нашу историю под названием Ве?рельского[205 - См. Википедию, статью «Верельский мирный договор».]. Единственным важным для Густава его достоинством является то, что Россия прекращает играть роль гаранта неизменности шведской формы правления. Ну, что ж: по его мнению, это стоит сотен (а может быть и тысяч) жизней его подданных – погибших, замёрзших и утонувших в ходе боевых действий.

От себя же я замечу, что в этой войне лучшие военные силы, которые только смогла собрать Швеция, воевали – причём под личным командованием короля (на суше) и его брата (на море) – с довольно посредственными войсками России, которые Екатерина II к тому же наспех наскребала буквально с миру по нитке, поскольку всё самое достойное было брошено далеко на юг, против турок. И несмотря на это шведы едва-едва ушли от общего военного поражения. Даже на море, где их флот традиционно доминировал над нашим, он – несмотря на триумфальный заключительный аккорд – в целом проявил себя совершенно неубедительно. После этой войны Стокгольм больше задирать нашу страну не будет, в 1808–1809 годах потеряет в очередном конфликте с Россией Финляндию, а с 1814 года и вовсе станет придерживаться политики нейтралитета[206 - См. Википедию, статью «Neutralitet» (на шведском языке).].

Но пока Густав III с большой помпой возвращается в Стокгольм, где в честь победы при Свенсксюнде (напомню, что шведы называют Роченсальм именно так) организуются пышные празднества. Чеканится специальная памятная медаль. Захваченные русские знамёна торжественно вносятся в главную церковь города – Сту?рщюркан. Их около шестидесяти (сейчас они хранятся в стокгольмском музее армии)[207 - См. https://www.shipmodeling.ru/content/structure/detail.php?ID=10057.]. В 1808 году, к 62 годовщине со дня его рождения (короля уже давно нет в живых: его убивают в результате заговора в 1792 году) рядом с королевским дворцом возводится памятник (он стоит на этом месте до сих пор), на постаменте которого выбивается: «Королю Густаву III, законодателю, победителю, миротворцу от жителей Стокгольма. MDCCXC»[208 - См. Википедию, статью «Gustav III (staty)» (на шведском языке).] (эта римская цифра означает год 1790-й). К столетней годовщине сражения также в центре Стокгольма, на острове Шэппсхольмен, устанавливается так называемый Свенсксюндский камень, вокруг которого разбивается Свенсксюндский парк[209 - См. Википедию, статью «Slaget vid Svensksund» (на шведском языке).]. А в 1972 году улица, ведущая к нему, получает название Свенсксюндсвэ?ген, то есть Свенсксюндская улица[210 - См. там же.]. Похожий памятник стоит и в городе Уппсала[211 - См. там же.], примерно в 60 километрах к северо-западу от Стокгольма. Этой битве посвящено в Швеции множество художественных полотен, стихотворений, романов и т. д.

Россия тоже помнит своих погибших героев. В 1998 году на юго-западной оконечности финского острова Куусинен, примерно в 20 километрах к востоку от Котки, был установлен памятник русским морякам, павшим в ходе Первого и Второго Роченсальмских сражений[212 - См. там же, а также Википедию, статью «Kuusinen (saari Kotkassa)» (на финском языке).]. Его автором является известный советский скульптор Михаил Константинович Аникушин[213 - См. Википедию, статью «Аникушин, Михаил Константинович».]. Это скорбящая женщина, простирающая к морю, в направлении произошедших битв, руки с венками:

Не забыт и геройски погибший «Святой Николай». В 1948 году прямо на месте сражения, на глубине 16 метров был обнаружен его довольно хорошо сохранившийся корпус. В течение длительного времени финские водолазы совместно со шведскими, а потом и российскими учёными исследовали его, извлекли на поверхность около 2.300 исторических предметов и большое количество оружия (многое хранится недалеко от места находки, на острове Ва?рисаари[214 - См. https://www.shipmodeling.ru/content/structure/detail.php?ID=10057.]). А в 1975 году с морского дна были подняты останки погибших русских моряков и в присутствии министра культуры Финляндии перезахоронены на православном кладбище у церкви святого Николая в Котке[215 - См. Википедию, статью «Второе Роченсальмское сражение», а также https://sinkov.livejournal.com/ 160063.html.].

А что же наш принц Нассау-Зиген? Своим разгромным поражением он просто убит и отсылает Екатерине все пожалованные ему российские ордена и знаки отличия. Но императрица велит их вернуть, написав ему в личном письме: «Я не забыла, что вы семь раз были победителем на юге и севере. /…/ Вы мне служили, служите ещё и впредь будете служить /…/[216 - Цит. по: А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 270.]». Это, однако, не помогает. При дворе авторитет адмирала резко падает, ему припоминают всё его высокомерие и заносчивость и даже именуют «предателем и мошенником»[217 - Цит. по: К. Валишевский «Роман императрицы. Екатерина II; Вокруг трона; Сын Великой Екатерины. Павел I; Полное издание в одном томе», М., издательство «АЛЬФА-КНИГА», 2014, стр. 523.]. Не исключено, что до него доходят и строки из письма Густава III, в котором тот называет Второе Роченсальмское сражение «горьким уроком для хвастливого Нассау»[218 - Цит. по: А.Г. Брикнер «Война России со Швецией в 1788–1790 годах», М., издательство «ЛЕНАНД», 2016, стр. 272.]. Всего этого гордый аристократ снести не может, после заключения мира со шведами просится в отставку, но Екатерина в ней отказывает. Принц загорается было организацией антибританской экспедиции в Индию, но Потёмкин поднимает этот план на смех, да и отношения с Великобританией более или менее налаживаются. Тогда Нассау-Зиген просится в отпуск, получает его и отправляется за границу, где вскоре оказывается при дворе короля Пруссии Фридриха Вильгельма II. Ему он помогает в (неудачном) подавлении польского восстания в 1794 году (с этим справится в октябре того же года знаменитый Суворов), потом уезжает в Венецию, пытается устроиться на испанскую военную службу, получив отказ, перебирается к жене в Польшу, оттуда прибывает было в 1795 году в Санкт-Петербург, но Екатерина встречает его холодно. Он снова колесит по Европе, некоторое время задерживается во Франции, но в конце концов, уже после смерти императрицы, возвращается в Россию, живёт на территории современной Украины, занимается сельским хозяйством (!) и здесь же в возрасте 65 лет умирает[219 - См. Википедию, статью «Нассау-Зиген, Карл Генрих».].

В общем, в отличие от уже известного нам Пирса Ласси, Нассау-Зиген к России относился исключительно как к средству получения славы и построения собственной военной карьеры. Подчиненные были для него лишь расходным материалом, и он без каких-либо эмоций жертвовал ими как в случае побед, так и в случае поражений. Хотя, надо сказать, в бою сам показывал отчаянную храбрость и презрение к смерти.

А ещё принц был первым владельцем легендарной Массандры после присоединения Крыма к России. Есть версия, что именно он впервые оценил качество местной почвы и выписал из Франции для высадки в неё виноградные ло?зы[220 - См. там же.].

Правда, для русских солдат, отдававших свои жизни во имя славы не говорившего на их языке командира-иностранца, это всё мало что значило…

Крымская война (1853–1856 гг.)

/…/ международная бойня, осуществляемая на редкость некомпетентными людьми.

    Эрик Хобсбаум[221 - Эрик Джон Э?рнест Хобсбаум (1917–2012), британский историк; цит. по: А. Трубецкой «Крымская война: неизвестная мировая война», СПб., ЗАО «Торгово-издательский дом ‘Амфора’», 2014, стр. 253.]

Этот военный конфликт, в котором против России выступила коалиция в составе Великобритании, Франции, Турции, а потом и небольшого (и несуществующего сегодня) европейского государства, называвшегося Сардинским королевством, занимает особое место не только в нашей, но и в мировой истории. В ходе неё многое происходило впервые.

Впервые военные действия велись по-настоящему в глобальном масштабе – на Чёрном и Азовском морях, на Балтике, на Русском Севере и даже на Камчатке. Впервые была произведена десантная операция таких грандиозных масштабов. Впервые было продемонстрировано, что решающую роль в победе в войне играет не доблесть солдата, не таланты военачальников (таковыми командующие армиями похвастаться не могли – что с нашей стороны, что со стороны союзников) и даже не технический уровень вооружений, а экономическая мощь противоборствующих сторон и способность организовать управление – и особенно снабжение – огромных масс войск всем необходимым. А ещё она стала первой войной, запечатлённой на фотографиях, а также первой войной, на которой присутствовал военный корреспондент, причём благодаря телеграфу общественность оперативно получала соответствующую информацию в первую очередь из газет, а не от военных – что их очень печалило. (В скобках следует сказать, что именно тогда со стороны наших противников впервые была применена массовая дезинформация населения – предшественница того, что мы сегодня называем пропагандой и информационной войной.)

Именно в ходе Крымской войны появился первый санитарный поезд[222 - См. Википедию, статью «Балаклавская железная дорога».], а также сёстры милосердия – в коммунистическом Советском Союзе их назовут санитарками – мужественные женщины, которые, имея зачастую лишь самое приблизительное медицинское образование, оказывали под вражеским огнём первую врачебную помощь истерзанным мужчинам. Впервые в это время в военных целях стали регулярно составляться прогнозы погоды и, наконец, в ходе данной войны были изобретены сигареты – солдатами, на полях сражений.

Для нашей же страны Крымская война стала уникальной тем, что в ней она в одиночку сражалась чуть ли не со всем миром: прямые военные действия велись с самыми мощными державами того времени, Великобританией и Францией, при том что два других европейских лидера – Австрия и Пруссия, – формально объявив нейтралитет, занимали по отношению к России откровенно враждебную позицию (особенно Австрия). Единственной страной, которая искренне оказывала нам тогда поддержку, были – как ни удивительно это звучит сегодня – Соединённые Штаты Америки.

Ещё одним значимым моментом той войны стала последняя в нашей истории победа в крупном морском сражении, когда русский флот под командованием тогда ещё вице-адмирала, легендарного Павла Степановича Нахимова сжёг флот турецкий, спрятавшийся в бухте своей же военно-морской базы Синоп.

Можно с уверенностью утверждать, что с самого начала наши шансы на победу в той войне были, прямо скажем, невелики, и тот факт, что поражение произошло лишь почти ровно через два года[223 - Этот срок я считаю от вступления в войну Великобритании и Франции (27 марта 1854 года) до подписания Парижского договора, юридически зафиксировавшего окончание Крымской войны (30 марта 1856 года), – здесь и далее даты приводятся по новому стилю, если не оговаривается иного.], не в последнюю очередь следует отнести на счёт невероятной стойкости и массового героизма русских солдат – к которым следует отнести и множество офицеров, а также ряд адмиралов и генералов, своим самопожертвованием долгое время исправлявших ляпы высших командиров.

Этот конфликт часто называют Восточной войной, особенно на Западе, поскольку поводом для него послужил ничтожный, в общем-то, спор, особенно с высоты нашего XXI века. Россия и Франция вели ожесточённую перепалку по поводу того, какая церковь – католическая или православная – будет владеть ключами от храма в небольшом городке Вифлеем, выстроенного на месте, где якобы родился Иисус Христос. Сейчас Вифлеем располагается на территории Израиль, а тогда эти земли были во владении Турции, поэтому право решения по данному вопросу, естественно, принадлежало турецкому султану, на которого вовсю давили конфликтующие друг с другом императоры: французский Наполеон III и русский Николай I. Как бы то ни было, находился этот городок на Востоке, так что и соответствующий спор был назван «восточным вопросом» (у этого термина есть и более широкое толкование: решение судьбы Турции, проливов, ведущих из Средиземного моря в Чёрное, и т. д.). Сегодня разве что с улыбкой можно читать, как по поручению султана турецкие мудрецы обсуждали «важнейшие» моменты, так беспокоившие две европейские империи: позволительно ли католическим священникам иметь, так же как и православным, свой ключ от этой церкви, а если позволительно, то можно ли им вставлять его в замок, а если и это позволительно, то могут ли они его в замке ещё и повернуть[224 - А. Трубецкой «Крымская война: неизвестная мировая война», СПб., ЗАО «Торгово-издательский дом ‘Амфора’», 2014, стр. 127.], и т. д. Но закончилось-то всё в конце концов совсем не смешно: разразилась война, которую на Западе из-за «восточного вопроса» Восточной и прозвали.

На самом деле все эти мелочи причиной военных действий, конечно же, не являлись. Николай I полагал, что Турция вот-вот развалится и её поэтому нужно заранее поделить между ведущими европейскими державами[225 - См. Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 1, стр. 144 и 146.], причём под контроль России должны перейти многие территории, на которых живут люди православной веры. Руководство Великобритании боялось таких планов как огня, так как считало, что русские в конце концов захватят те самые проливы – Босфор и Дарданеллы, что негативно скажется на английской торговле и вообще слишком усилит нашу страну. Наполеон III пришёл к власти в результате военного переворота, чувствовал себя на троне не совсем уверенно и полагал, что быстрая победоносная война поможет ему укрепить свои позиции внутри Франции. К тому же, будучи племянником великого Наполеона Бонапарта, он жаждал взять у России реванш за катастрофу 1812 года. Слабая же Турция хотела только одного: чтобы её оставили в покое. Но поскольку наиболее жёстко на неё напирал Николай I, то его она боялась больше всего и с удовольствием ухватилась за возможность отбиться от грозного соседа с помощью европейцев.

Так что бытующее у нас мнение, что в той войне Россия была невинной жертвой зарубежных хищников, совершенно не соответствует действительности. Русский император приложил немало усилий для того, чтобы развязать этот конфликт. Правда, он рассчитывал воевать со слабой Турцией, но нежданно-негаданно оказался перед лицом мощной коалиции, в решающий момент посчитал недостойным для себя идти на дальнейшие компромиссы и в конце концов потерпел поражение. Ну, а о двуличной роли Франции и особенно Великобритании, которая исподтишка вовсю подталкивала Турцию на конфликт с Россией, сказано у нас предостаточно, да это и не является темой моего эссе.

Я хочу рассказать про три эпизода Крымской войны: оборону Одессы в апреле 1854 года, оборону Петропавловска на тихоокеанском побережье Сибири (тогда он Петропавловском-Камчатским ещё не назывался) в августе 1854 года и, естественно, оборону Севастополя, длившуюся с сентября 1854 по сентябрь 1855 года. Эти эпизоды оказали на ход войны совершенно разное влияние, но объединяет их одно: союзники добились своего, но оказанное им сопротивление было безо всякого преувеличения геройским и достойным нашей с вами гордости и глубокого уважения.

Сразу же поясню. В моём рассказе будут употребляться такие термины как «рота», «батальон», «полк» и «дивизия». Так вот русская пехотная рота насчитывала в те времена около 250 человек[226 - У.Х. Рассел «Британская экспедиция в Крым», М., издательство «Принципиум», 2014, т. 1, стр. 383.]. Четыре пехотных роты составляли пехотный батальон, то есть примерно 1.000 человек[227 - Там же; Э.И. Тотлебен «Описание обороны Севастополя», М., ООО «Принципиум», 2017, часть I, книга I, стр. 112.]. Четыре пехотных батальона составляли пехотный полк[228 - Э.И. Тотлебен «Описание обороны Севастополя», М., ООО «Принципиум», 2017, часть I, книга I, стр. 112.], то есть порядка 4.000 человек. Четыре пехотных полка составляли пехотную дивизию[229 - У.Х. Рассел «Британская экспедиция в Крым», М., издательство «Принципиум», 2014, т. 1, стр. 383.], то есть 16.000 человек. Были ещё кавалерийские подразделения – корпуса, дивизии, эскадроны, сотни и т. д., артиллерийские – бригады, дивизии, батареи и т. п., но это в данном случае информация второстепенная.

А вот теперь поехали и начнём с того, что первые выстрелы Крымской войны прозвучали где угодно, то только не в Крыму – на Кавказе, у берегов Турции, в нынешней Румынии, на Балтике и т. д. И из интересующих нас событий первые произошли у Одессы.

Оборона Одессы (22 апреля 1854 г.)

Вообще-то, то, что произошло в тот день у берегов этого города, обороной можно назвать с трудом: уж больно неравными были силы противоборствующих сторон.

Франция и Великобритания объявили войну России одновременно: 27 марта 1854 года, и вечером 20 апреля их объединённый флот в составе 28 кораблей[230 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 1, стр. 7.] появляется у берегов Одессы и встаёт на якорь в трёх километрах от города. На следующий день в четыре часа пополудни возглавляющий союзную эскадру французский адмирал Фердинан Гамеле?н[231 - См. Википедию, статью «Гамелен, Фердинанд Альфонс».] (строго говоря, его фамилия читается как «Хамела?н») направляет русскому командующему генералу Дмитрию Ерофеевичу О?стен-Са?кену ультиматум: мол, 6 апреля одна из одесских береговых артиллерийских батарей обстреляла английское судно, поднявшее парламентёрский белый флаг, чем нарушила международное право и нанесла оскорбление британской стороне. В связи с этим союзникам должны быть переданы все находящиеся в порту русские (а также почему-то английские и французские) корабли[232 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 7.]. Иначе – бомбардировка.

Барон Остен-Сакен был офицером опытным и доблестным. К тому времени ему уже исполнилось 60 лет (а через три дня, 24 апреля, он преподнесёт себе на собственный шестьдесят первый день рождения отличный подарок – отражение нападения союзников). Первый боевой опыт он получил ещё во время наполеоновских войн, в 1805 году, участвовал в Бородинском сражении, во взятии Парижа, в русско-турецкой войне 1828–1829 годов, во многих других кампаниях. К тому времени Дмитрий Ерофеевич был награждён чуть ли не всеми высшими орденами Российской империи, несколькими иностранными и неизменно проявлял в бою, как тогда выражались, «отличную храбрость»[233 - Цит. по: Википедия, статья «Остен-Сакен, Дмитрий Ерофеевич».]. Ни о какой сдаче он, естественно, и не думает, и вообще говорит, что на такие дерзкие требования даже отвечать не станет[234 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 7.]. Хотя противопоставить врагу одесский гарнизон может силы очень скромные.

В распоряжении Остен-Сакена было 90 офицеров и чуть более 2.800 нижних чинов[235 - С.В. Ченнык «Награды героев Крымской войны», М., ООО «Принципиум», 2017, стр. 71.], на шести слабо укреплённых батареях стояли 40 чугунных устаревших пушек[236 - См. Википедию, статью «Бомбардировка Одессы (1854)».]. Было ещё 76 так называемых полевых орудий, то есть применяемых в сухопутных сражениях, но они по понятным причинам были гораздо менее мощными и имели дальность стрельбы, уступающую не только противнику, но и собственным береговым батареям. Но почему оборона была такой слабой? Да потому что, в отличие от Севастополя, Одесса была городом не военным, а торговым.

Против неё же действовали девять неприятельских пароходов (четыре французских и пять английских[237 - См. там же.]), вооружённых примерно 310 современными орудиями[238 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 7–8.], большинство из которых могло прицельно стрелять с расстояния двух километров[239 - С.В. Ченнык «Крымская война», Севастополь, издательство «Гала», 2016, стр. 53.]. Так что учитывая, что корабли эти одновременно могли производить выстрелы лишь с одного борта, уменьшим эту цифру на два и получим 155 против наших – старых и маломощных – ста шестнадцати.

Так что же такого ужасного произошло 6 апреля 1854 года, что это стало поводом для бомбардировки мирного, в общем-то, города? Предоставим слово одному из выдающихся героев обороны Севастополя Эдуарду Ивановичу (Францу Эдуарду Графу фон) Тотле?бену, о котором я ещё буду много рассказывать: «Английский паровой фрегат ‘Фью?риос’ был послан в Одессу, чтобы принять английского консула и живших там великобританских подданных. Остановленный двумя холостыми выстрелами вне пушечного огня, фрегат поднял свой национальный флаг и спустил шлюпку, которая под парламентёрским [то есть белым] флагом приблизилась к молу[240 - Мол (от латинского «moles», то есть «насыпь») – гидротехническое сооружение, призванное защитить стоящие в порту корабли, а также портовые постройки от штормов; одним концом примыкает к берегу и зачастую имеет форму полукруга (см. Википедию, статью «Мол»).]. Получив в ответ, что великобританский консул уже уехал, эта шлюпка возвращалась к фрегату, но тот, не ожидая её, направился ей навстречу и стал приближаться к батарее на расстояние менее пушечного выстрела. Казалось, что фрегат делал промеры [глубин]. Командир батареи на моле, исполняя в точности приказание не допускать неприятельские суда ближе пушечного выстрела, открыл по фрегату огонь, чем и заставил его отойти на расстояние пушечного выстрела»[241 - Цит. по: Э.И. Тотлебен «Описание обороны Севастополя», М., ООО «Принципиум», 2017, часть I, книга I, стр. 91.]. Как видим, никакой пальбы по «парламентёрскому» фрегату не было просто потому, что на нём был поднят флаг Великобритании (а по шлюпке никто и не стрелял). Конечно, можно сказать, что здесь приводится версия российской стороны, но я не знаю ни одного исследователя, в том числе иностранного, который бы усомнился в честности и объективности труда Эдуарда Ивановича, который я только что процитировал.

Как бы то ни было, командование союзной эскадры предпочло деталями этого инцидента не заморачиваться и перешло от слов к делу. Занятно, кстати, ознакомиться с описанием этой операции английским военным историком и крупным теоретиком военно-морского искусства, вице-адмиралом британских военно-морских сил (который, между прочим, участвовал в боевых действиях Крымской войны на Балтике) Филипом Ховардом Коломбом[242 - См. Википедию, статью «Philip Howard Colomb» (на английском языке)]: «Переходим к /…/ нападению на территорию с моря – к бомбардировке фортов Одессы /…/. Цель демонстрации /…/ была карательная. /…/ британским пароходам с /…/ французскими было поручено наложить некоторое наказание не на город или его суда, но на форты, защищавшие город, на правительственные суда и правительственные склады»[243 - Цит. по: С.В. Ченнык «Награды героев Крымской войны», М., ООО «Принципиум», 2017, стр. 72.]. Как видите, британский историк прямо называет действия союзной эскадры «карательными», но мне в этой связи интересно, а как с расстояния двух километров можно было отличить «правительственные» суда от «городских» и определить, кому – государству или частным лицам – принадлежат складские помещения?

Генерал от кавалерии, генерал-адьютант[244 - Генерал-адьютант – это не генеральский чин, а в те времена скорее светский: он означал, что носящий это звание офицер входил в свиту императора России и мог обращаться к нему напрямую, минуя своих прямых начальников (см. Википедию, статью «Генерал-адьютант»).] барон Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен (1793–1881)

Бомбардировка началась 22 апреля 1854 года в шесть часов утра. Довольно быстро выяснилось, что береговые укрепления Одессы, построенные тридцать лет назад то ли артиллерийским, то ли кавалерийским (!) полковником, никуда не годятся. Более того, оказалось, что и расположены они неудачно: рельеф дна за истекшие годы сильно изменился, и там, где наши карты показывали мелководье (1,3–1,8 метра), реальная глубина оказалась в два с лишним раза больше – 3,7–4,9 метра[245 - С.В. Ченнык «Крымская война», Севастополь, издательство «Гала», 2016, стр. 53.], так что корабли противника могли приблизиться к берегу там, где их не ждали, и куда береговые орудия просто не могли стрелять – это ведь не полевая артиллерия, которую взял да и перевёз на более удобную позицию. Так что к полудню пять наших батарей, орудия которых едва доставали до кораблей противника, замолчали, и бой продолжала вести лишь батарея № 6, стоявшая на левом моле и довольно далеко выдвинутая вперёд в море. На неё-то и обрушился основной удар: обстрел вели сразу восемь пароходов и линейный винтовой корабль.

Командовал там совсем молодой прапорщик Александр Щёголев, которому всего-то был 21 год. Он окончил Кадетский корпус[246 - С.В. Ченнык «Награды героев Крымской войны», М., ООО «Принципиум», 2017, стр. 77.] менее года назад, и этот бой стал для него первым в жизни. В распоряжении молодого человека были четыре 24-фунтовые пушки, что означало, что они стреляли ядрами весом примерно 12 килограммов[247 - Русский артиллерийский фунт был равен 0,4914 кг (см. Википедию, статью «Фунт /единица измерения/»).], в то время как только на одном из неприятельских кораблей, английском фрегате «Тэ?ррибл», было восемь орудий, стрелявших ядрами весом около 31 килограмма[248 - См. Википедию, статьи «HMS Terrible (1845)» и «68 pounder gun» (обе – на английском языке).]. К тому же одна «щёголевская» двадцатичетырёхфунтовка была поставлена так, что её амбразура препятствовала обстрелу вражеских судов, выдвинувшихся на ударные позиции. Почти сразу же одно орудие было подбито, с течением времени замолчали ещё два, но последнее продолжало упорно отстреливаться практически до последних минут бомбардировки. Уже после ухода союзников очевидец, посетивший эту батарею, так описал увиденное: «/…/ внутри – зола, обгоревшие брёвна, следы ударов бомб, избитые колёса [пушек] и лафеты, тела четырёх пушек, лежащие на земле. Я молча снял шапку и, перекрестившись, поклонился чу?дному месту, на котором русский подпоручик[249 - Здесь неточность: Щёголев был прапорщиком.] сражался с англо-французской эскадрой»[250 - Цит. по: С.В. Ченнык «Крымская война», Севастополь, издательство «Гала», 2016, стр. 53.].

Прапорщик Александр Петрович Щёголев (1832–1914)

А я представил себе почти мальчика, никогда не бывавшего в бою, осыпаемого в течение двенадцати с половиной (!) часов градом снарядов и при этом до последней возможности командовавшего артиллерией, во много раз уступающей и по количеству, и по своей мощи более чем ста орудиям девяти вражеских кораблей, залпами бивших по его батарее прямой наводкой.

Канонада прекратилась в 17–30, а на следующий день союзная эскадра снялась с якоря и скрылась за горизонтом. В соответствии с рапортом французского адмирала, в ходе обстрела были сожжены 53 городских и портовых сооружения, потоплены 53 парусных судна, 3 парохода, 5 черпательных машин, разгромлены открытые склады и уничтожено большое количество (?) другого имущества[251 - Там же.]. Уже только из этого документа видно, что реально никакого различия между «правительственными» и «городскими» целями союзники не делали. А ведь только фрегат «Тэррибл» выпустил по городу 572 заряда[252 - См. Википедию, статью «Бомбардировка Одессы (1854)».]. Впоследствии участник Крымской войны английский генерал Джон Фокс Бёрго?йн[253 - См. Википедию, статью «Бергойн, Джон Фокс».] прямо признает, что, разрушая береговые укрепления Одессы, англо-французская эскадра била и по мирному населению[254 - С.В. Ченнык «Крымская война», Севастополь, издательство «Гала», 2016, стр. 54.].

Союзники праздновали первую победу. Но такой ли уж убедительной она была? Да, нашим береговым батареям был нанесён существенный – но не критический – ущерб. А знаете, каковыми были русские потери? Четверо убитых и 46 раненых[255 - Op. cit., стр. 53.]! Почти столько же, сколько и у англичан с французами: тоже четверо убитых, хотя и всего 14 раненых[256 - Op. cit., стр. 54.]. К тому же, даже по французским данным, повреждения от русских артиллеристов получили фрегаты «Воба?н» и «Сампсон»[257 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 8.], причём «Вобану» с расстояния 1.600–1.800 метров – долетали всё же наши снаряды до цели! – достались три ядра в колёса (это был колёсный пароход), он потерял управление, нарушил строй, а потом команде и вовсе пришлось тушить начавшийся пожар[258 - С.В. Ченнык «Награды героев Крымской войны», М., ООО «Принципиум», 2017, стр. 72.].

А что же наш герой, прапорщик Щёголев? А он остался не только жив, но – как это ни странно – и совершенно невредим! Вскоре о его подвиге будет знать вся Россия, и заслуженные награды посыплются на парня как из рога изобилия. Сначала будет записка от главнокомандующего: «Храброму, спокойному и распорядительному Щёголеву – Спасибо. Генерал-адьютант барон Остен-Сакен. 10.04.1854[259 - Дата приводится по-старому – «русскому» – стилю.]»[260 - С.В. Ченнык «Награды героев Крымской войны», М., ООО «Принципиум», 2017, стр. 73.]. Потом – личное письмо от наследника престола цесаревича Александра (будущего императора Александра II), в котором Щёголеву сообщается, что он повышен сразу на три (!) чина – до подпоручика, поручика и штабс-капитана – и, самое главное, о награждении его орденом Святого Георгия – самой престижной военной наградой империи – 4-й степени. Но и это ещё не всё: к письму прилагался данный орден, который наследник престола снял со своей груди! Вскоре молодой герой получает письмо от младшего сына императора, великого князя Михаила Николаевича, который присылает ему золотую саблю с насечкой золотыми же буквами по клинку: по одной стороне «храброму защитнику батареи № 6», а по другой – «Одесса, 10 апреля 1854 года»[261 - Op. cit., стр. 76.].

Александр Щёголев проживёт долгую и героическую жизнь, станет подполковником и полковником, во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов получит звание генерал-майора, будет зачислен в свиту императора, получит ещё пять российских орденов и умрёт в Москве в 1914 году в возрасте 82 лет. Такими людьми должна гордиться наша страна, и очень жаль, что сегодня его – как и многих героев сражений, произошедших до Великой Отечественной войны, – почти никто не помнит.

Что касается барона Остен-Сакена, то он за руководство одесским боем был пожалован высшей наградой Российской империи – орденом Святого апостола Андрея Первозванного, причём Дмитрий Ерофеевич, будучи человеком честным, очень религиозным и невероятно совестливым, считал её чрезмерной и прямо говорил, что такого не заслужил[262 - Op. cit., стр. 73.]. Вскоре он будет назначен начальником севастопольского гарнизона (ему, между прочим, будет подчиняться адмирал Нахимов), примет самое непосредственное участие в героической обороне города, некоторое время будет исполнять обязанности главнокомандующего русскими войсками в Крыму и покинет Севастополь одним из последних. В 1855 году Остен-Сакен станет графом и умрёт в 1881 году в Одессе в возрасте 87 лет, прослужив почти 74 года в офицерских чинах и 56 лет – в генеральских[263 - См. Википедию, статью «Остен-Сакен, Дмитрий Ерофеевич».]. За свою долгую жизнь он примет участие более чем в 90 сражениях и стычках и при этом не получит ни одного, даже лёгкого ранения. В признание заслуг Дмитрия Ерофеевича перед Россией ему в 1909 году в Севастополе на Приморском бульваре был поставлен памятник. Но пришедшие в 1917 году к власти в нашей стране коммунисты в 1935 году его снесли и уже после окончания Великой Отечественной войны поставили на этом месте другой – девушке с веслом. Её, правда, потом тоже убрали, но вот памятник этому заслуженному человеку так до сих пор и не восстановлен[264 - https://ok.ru/yuzhnyforp/topic/67335782362046.]…

Оборона Петропавловска (18–28 августа[265 - Принято считать, что оборона Петропавловска началась 18 и закончилась 24 августа; я же считаю её до 28 августа, то есть до дня, когда эскадра союзников покинула Авачинскую бухту.] 1854 г.)

Второе существенное столкновение союзников с Россией происходит почти в 7,5 тысячах километрах к востоку от Одессы, на тихоокеанском побережье нашей огромной страны – на Камчатском полуострове. Союзникам известно, что в данном районе находятся четыре русских боевых корабля – фрегаты «Паллада», «Диана» и «Аврора», а также корвет[266 - Корвет (от французского «corvette», что, в свою очередь, является уменьшительной формой голландского слова «corf», то есть «небольшой корабль» – см. Википедию, статью «Corvette» /на английском языке/) – в те времена, как правило, трёхмачтовое лёгкое военное парусное судно, вооружённое 18–30 орудиями малого и среднего калибра и предназначенное для разведывательной и посыльной службы (см. Википедию, статью «Корвет»).] «Оливу?ца»[267 - Назван по имени местечка Оливуцца (Olivuzza), располагавшегося на Сицилии, в окрестностях Палермо, где и поныне находится вилла (только сейчас она стоит в городской черте), на которой любила отдыхать русская императорская семья (В. Рокот /В.В. Ружейников/ «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 82).]. Такое грозное соединение просто не может не начать охоту за их менее быстроходными торговыми кораблями и нанести им существенный ущерб[268 - Г.И. Невельской «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России 1849-55 гг. При-Амурский и при-Уссурийский край», СПб., Русская Скоропечатня (И.С. Нахимова), 1878, стр. 349.]. Поэтому принимается решение нанести удар по порту их наиболее вероятного базирования – Петропавловску. Его отчаянная оборона становится одной из немногих радостных для нас страниц той войны – тем более что скромные ресурсы его защитников сильно уступали напавшей на него англо-французской эскадре. Её десант потерпел полную неудачу.

Союзники, – правда, только на следующий год, – добились-таки своего, однако ни в Лондоне, ни в Париже успех этот особого энтузиазма не вызвал. А уж про то, как русские корабли обвели вокруг пальца европейских «морских профи», в Великобритании и Франции не любят вспоминать до сих пор.

Петропавловск (с 1924 года он называется Петропавловском-Камчатским) располагается в Авачинской бухте – одной из лучших в мире, – которую в 1697 году[269 - См. Википедию, статью «Петропавловск-Камчатский».] открыли для России простые русские казаки, имён которых не сохранилось. Они основали здесь острог и с годами составили более или менее внятные карты её окрестностей. Используя их, через сорок три года в Авачинскую бухту прибывает на двух кораблях Витус Беринг, который здесь зимует и даёт этому местечку имя, с небольшими изменениями дожившее до наших дней, – Петропавловский острог. Так назывались его корабли – «Святой Пётр» и «Святой Павел»[270 - См. Википедию, статью «Отряд Беринга – Чирикова (Великая Северная экспедиция)».] (я писал об этом в эссе про Беринга).

В 1779 году[271 - См. Википедию, статью «Петропавловск-Камчатский».] в бухту заходят корабли экспедиции знаменитого английского путешественника Джеймса Кука (сам он, правда, к тому времени уже погиб), а через восемь лет – не менее известный французский первооткрыватель Жан-Франсуа де Лаперуз[272 - См. Википедию, статью «Jean Fran?ois de Galaup, comte de Lapеrouse» (на английском языке).]. Так что для будущих неприятелей России в Крымской войне места эти были небезызвестны.

К 1854 году крепость имеет уже статус города, официально называется Петропавловским портом и является центром Камчатской области[273 - См. Википедию, статью «Петропавловск-Камчатский».]. Здесь в ста шестнадцати деревянных домах проживает 1.531 человек[274 - См. Википедию, статью «Завойко, Василий Степанович».], но особым благоустройством да красотой городок не блещет, а некоторые посетители и вовсе называют его «дрянным»[275 - Цит. по: В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 95.]. Но это, как говорится, дело вкуса, а вот то, что защищён он из рук вон плохо, делает задачу его обороны весьма проблематичной. Посудите сами. На начало 1854 года в Петропавловске в распоряжении первого военного губернатора Камчатской области и капитана порта генерал-майора Василия Степановича Заво?йко[276 - См. Википедию, статью «Завойко, Василий Степанович».] находятся лишь 283 солдата[277 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 214.] и ни одного (!) офицера[278 - В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 96.]. Город защищают семь лёгких орудий, в том числе одно полевое, которое перевозится лошадьми[279 - См. Википедию, статью «Петропавловская оборона».].

Завойко предчувствует военное столкновение с Великобританией и Францией: в марте 1854 года дружески настроенный к России король Гавайских островов Камеаме?а Третий (я расскажу о нём в своём эссе про Русскую Америку) в специальном письме предупреждает его о скором начале войны. Это послание доставляет в Петропавловск американское китобойное судно[280 - См. там же.]. (Напомню, что в тот период отношения между нашей страной и Североамериканскими Соединёнными Штатами, как называли их тогда в России, были весьма дружественными). В конце мая[281 - См. там же.] от русского генерального консула в Сан-Франциско приходит и официальное сообщение о начале войны. Его доставляет – вместе с тремястами русскими солдатами на борту – наш военный транспортный корабль «Двин»[282 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 214.].

Командующий обороной Петропавловска генерал-майор Василий Степанович Завойко (1812–1898)

Так что когда в середине мая того же года[283 - В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 102.] в гавань накоротке заходит «Оливуца», Завойко использует свои служебные полномочия и задерживает на берегу лейтенанта Дмитрия Петровича Максу?това[284 - См. Википедию, статью «Максутов, Дмитрий Петрович».] с тем, чтобы тот организовал артиллерийскую защиту города, и тут же назначает его помощником капитана петропавловского порта, то есть своим заместителем. Губернатор Камчатской области ни на минуту не пожалеет о своём выборе: Максутов внесёт очень большой вклад в дело обороны Петропавловска, а впоследствии, кстати, и вовсе будет назначен (последним) Главным правителем Русской Америки и в 1882 году выйдет в отставку с присвоением звания контр-адмирала[285 - В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 348.].

Молодой лейтенант – а ему всего-то 22 года[286 - См. Википедию, статью «Максутов, Дмитрий Петрович».], – не являясь, в общем-то, профессиональным инженером-фортификатором, немедленно приступает к работе, и вскоре Завойко уже рапортует своему начальству, что порт защищают семь батарей[287 - В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 98.]. Самая важная из них, под номером 2, располагается на низкой косе перед входом в гавань и насчитывает одиннадцать орудий, в основном 36-фунтовых, то есть стреляющих – либо прямой наводкой, либо навесом – ядрами в 17,7 килограммов[288 - Как указывалось выше, в примечании № 247, русский артиллерийский фунт был равен 0,4914 кг (см. Википедию, статью «Фунт /единица измерения/»).]. Поскольку в Петропавловске такие косы назывались кошками, то и батарея получает имя Кошечной. Командовать ею поручается самому Дмитрию. Нельзя сказать, что получилась она такой уж образцовой – сам автор называет её «некрасивой и неуклюжей»[289 - Цит. по: В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 103.], но тут же пишет, что «на деле она показала свои достоинства»[290 - Цит. по: там же.] – и это правда. (Справедливости ради следует отметить, что целиком Максутов построил только данную батарею: вскоре оборонительные работы возглавил прибывший на «Двине» профессионал, 26-летний инженер-поручик Константин Мровинский – между прочим, будущий генерал-майор, а также дед выдающегося советского дирижёра Евгения Александровича Мравинского[291 - См. Википедию, статью «Мровинский, Константин Иосифович».]).

Второй по мощности становится так называемая батарея № 3, командиром которой назначается старший брат Дмитрия Максутова Александр. От также очень молод – 23 года[292 - В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 45.], тоже носит звание лейтенанта и прибывает в Петропавловск чуть ли не через несколько дней после него[293 - Op. cit., стр. 98–99.]. Она оборудуется пятью орудиями более мелкого калибра, 24-фунтовыми, то есть стреляющими 12-килограммовыми ядрами, и призвана не допустить обстрела города с моря. И хоть и располагается она довольно высоко, но явно должна принять один из самых первых и мощных ударов противника, так что получает имя Смертельная.

А я здесь хочу особо подчеркнуть, что, так же как и в Севастополе, на строительстве оборонительных укреплений Петропавловска работали чуть ли не все пригодные для этого жители города, в том числе, естественно, и гражданские. И вновь можно лишь изумиться, как простодушно и искренне считали эти люди забытую Богом Камчатку своей, русской землей, и через несколько дней отчаянно дрались с противником, проливая за неё свою кровь и отдавая жизнь. Вот уж воистину в корень смотрел – и хорошо знал характер русского человека! – российский император Николай Первый, заявивший за пару лет до этого: «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен»[294 - Цит. по: О.Р. Айрапетов «На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история», М., ООО «Торговый дом Алгоритм», 2014, стр. 34.].

За косой-кошкой Завойко ставит прибывшую недавно в Авачинскую бухту «Аврору», а также «Двину». Поскольку, как и любое судно тех времён, оба они могут реально вести бой одновременно лишь одним бортом, губернатор приказывает снять с них половину орудий – 44 с «Авроры»[295 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 214.] и 12 с «Двины»[296 - Там же.] – и усилить ими береговые батареи. С учётом подкреплений, прибывших на этих кораблях, город теперь защищают около пятидесяти офицеров и до одной тысячи нижних чинов, включая представителей местного населения[297 - В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 98; Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 214–215.], в распоряжении которых 67 пушек[298 - См. Википедию, статью «Петропавловская оборона».].

Много это или мало? Защитники города полагают, что вполне достаточно. Но разве могли они знать, какая сила приближается к ним с моря?!

Схема некоторых артиллерийских батарей Петропавловска в 1854 году

А англо-французская эскадра состоит из шести кораблей, вооружённых в совокупности 204 орудиями[299 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 213.]. Как видите, пушек у союзников в три раза больше, хотя по мощности в целом тут разница небольшая: например, на самом тяжеловооружённом корабле англичан – 52-пушечном фрегате «Президент» («President») все орудия были так называемые 32-фунтовые[300 - См. Википедию, статью «HMS President (1829)» (на английском языке).], что в пересчёте с британской системы измерений означало, что стреляли они снарядами весом в 14,5 килограммов[301 - См. Википедию, статью «Фунт (единица измерения)», а также https://www.merriam-webster.com/dictionary/pounder.].

Как бы то ни было, 17 августа в десять часов утра с одного из петропавловских маяков приходит сигнал: «Вижу военную эскадру из 6 судов»[302 - Цит. по: В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 103.]. В полдень все офицеры, по традиции, обедают у Завойко. Разговор не клеится, каждый занят своими мыслями. В час дня объявляется тревога. Артиллерийская прислуга Кошечной батареи выстраивается перед домом губернатора. Все снимают шапки, крестятся. Слышно: «Да будет воля Твоя»[303 - Цит. по: там же.]. Затем отряд запевает песню и под командованием Дмитрия Максутова начинает выдвижение на боевые позиции.

Но в этот день ни одного выстрела не звучит. В Авачинскую гавань заходит входящий в союзную эскадру английский колёсный пароход «Вираго?» («Virago»)[304 - См. Википедию, статью «Siege of Petropavlovsk» (на английском языке).], для маскировки – которая, впрочем, никого в порту не обманывает – поднявший американский флаг. Близко к русским батареям он не приближается, ограничившись промером глубин и визуальной разведкой. Как только ему навстречу устремляется небольшой русский корабль, он немедленно отправляется восвояси.

Главнокомандующий союзной эскадрой[305 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 214.] британский контр-адмирал Дэвид Пауэлл Прайс[306 - См. Википедию, статью «David Price (Royal Navy officer)» (на английском языке).], принявший участие в этом разведывательном рейде, сразу же собирает на своём флагмане «Президент» военный совет. Он докладывает, что ближние подступы к порту защищены тремя артиллерийскими батареями в составе одиннадцати (очевидно, Кошечная), пяти (Смертельная) и трёх (Сигнальная, № 1) орудий[307 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 213.], а также двумя судами (естественно, «Авророй» и «Двиной»), причём всё это, похоже, находится в полной боевой готовности. Так что о неожиданном нападении следует забыть. Слово берёт его французский коллега 58-летний контр-адмирал Огюст Фебврье?-Депуа?нт[308 - См. Википедию, статью «Auguste Febvrier-Despointes» (на французском языке).]. Он подробно перечисляет все риски, связанные с десантом, и однозначно заявляет: атака неблагоразумна. Однако, большинство присутствующих с ним не соглашается, и тогда в своём заключительном слове он меняет своё мнение на прямо противоположное[309 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 227.]. Диспозиция сражения утверждена.

На следующее утро неприятельская эскадра в полном составе входит было в бухту, но вдруг приостанавливается и возобновляет движение вперёд только к четырём дня. Как только она приближается на пушечный выстрел, русские батареи открывают огонь (хотя Кошечная пока молчит). Перестрелка оказывается достаточно вялой, ведётся с предельных расстояний и оканчивается попросту ничем – у русских нет ни убитых, ни раненых. Защитники Петропавловска недоумевают: что происходит? Почему атака начинается так поздно, почему ведётся столь нерешительно? Причина этого настолько невероятна, что им и в голову прийти не может. Дело в том, что при входе в Авачинскую бухту «Президента» на его борту происходит чрезвычайное происшествие: неожиданно кончает жизнь самоубийством Прайс. Ещё утром он спокойно прогуливается по палубе с одним из своих подчинённых, обсуждая предстоящую атаку, но потом спускается в каюту, достаёт пистолет, прямо на глазах у своего коллеги приставляет его себе к сердцу и нажимает на курок[310 - Op. cit., стр. 215.]. Смерть наступает мгновенно. Фебврье-Депуант получает известие об этом в одиннадцать утра и, естественно, не верит своим ушам. Он, конечно же, принимает общее командование на себя, но план дня безнадёжно сломан. Вот и мечется бесцельно по бухте союзная эскадра вплоть до наступления темноты – к удивлению ни о чём не догадывающихся русских.

Так что же сподвигнуло опытного морского офицера вдруг свести счёты с жизнью под стенами неприятельской крепости, да ещё чуть ли не за несколько минут до начала решающей атаки на неё? Достоверно этого мы не узнаем никогда, так как никакой предсмертной записки он не оставил (есть, например, версия, что выстрел вообще произошёл случайно). Но мне кажется вполне логичным объяснение, данное в своё время советским историком академиком Та?рле. Итак,

Дэвид Прайс назначается командующим британскими военно-морскими силами на Тихом океане в августе 1853 года, когда европейская политическая атмосфера буквально пропитана ожиданиями военного конфликта, который вскоре назовут Крымской войной. Уже Россия предъявила ультиматум Турции, а император Наполеон III направил французский флот – на всякий случай – поближе к проливам Босфор и Дарданеллы. Британский адмирал прибывает к новому месту службы буквально накануне официального объявления войны и прекрасно осознаёт, корабли какого государства будут его противниками. В перуанском порту Кальяо он знакомится с Фебврье-Депуантом, назначается главнокомандующим объединённой англо-французской флотилией, которая должна будет начать действия против русских судов, и вот узнаёт, что 2 апреля 1854 года[311 - См. Википедию, статью «Аврора (фрегат)».] в эту гавань заходит наш военный корабль – фрегат «Аврора». Действия по его возможному захвату облегчаются тем, что «Аврора» бросает здесь якорь, в общем-то, вынужденно: совершая кругосветное путешествие из Кронштадта в Петропавловск, она оказалась сильно потрёпанной проходом вокруг крайней оконечности Южной Америки – мыса Горн. Да к тому же на корабле началась цинга, появились случаи дизентерии. Правда, атаковать русское судно Прайс не может: и Великобритания, и Франция объявили России войну ровно неделю назад, но он находится на другом краю Земли, более чем в десяти тысячах километрах от Лондона, и об этом попросту пока ещё ничего не знает. (Это ж не сегодняшняя мгновенная спутниковая связь!) Так что английский адмирал решает пока ненавязчиво запереть «Аврору» в Кальяо и не дать ей выйти в открытое море.

Командир нашего судна капитан-лейтенант Иван Николаевич Изыльметьев (кстати говоря, будущий контр-адмирал[312 - См. Википедию, статью «Изыльметьев, Иван Николаевич».]), зайдя в порт, тут же понимает, что он в ловушке – здесь стоят аж пять военных кораблей вероятного противника (об объявлении войны он тоже ещё не знает). Но наш опытный офицер (хотя ему всего 40 лет) самообладания не теряет, обменивается визитами вежливости как с английским, так и с французским командующим, однако твёрдо решает из Кальяо улизнуть.

И вот в ночь на 14 апреля, более или менее приведя в порядок корабль, подлечив команду и пополнив запасы продовольствия и питьевой воды, он решается на отчаянный прорыв. Стоит густой туман. Изыльметьев спускает на воду семь десятивёсельных шлюпок, беззвучно поднимает якорь и велит им взять «Аврору» – весом, между прочим, почти две тысячи тонн[313 - См. Википедию, статью «Аврора (фрегат)».] – на буксир, на ещё и с кормы! Парусов фрегат не поднимает, да так задом наперёд и выходит втихаря из бухты. А через неделю Прайс получает официальное уведомление о том, что война объявлена.

Очевидцы того инцидента рассказывали, что британский адмирал раздосадован был чрезвычайно[314 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 215.]. Бросаться в погоню было поздно: за семь дней «Аврора» могла уйти Бог знает куда (хотя он, конечно же, подозревал, что взяла она курс на Петропавловск). Но, всё равно, потенциального противника он упустил и прекрасно понимал, что его лондонские начальники за это по головке его не погладят.

Вообще английские источники характеризуют Прайса как человека «тактичного, обходительного, но нерешительного и с трудом ладящего со своим французским коллегой Огюстом Фебврье-Депуантом»[315 - Цит. по: Википедии, статье «David Price (Royal Navy officer)» (на английском языке).]. В свете такой характеристики кажется неудивительным, что союзная эскадра искала русские суда, прямо сказать, неспеша, а зайдя в июле в столицу королевства Гавайских островов Гонолулу, и вовсе узнала, что упустила ещё и «Двину». Уж не знаю, сообщил ли кто-нибудь Прайсу, что на борту того судна находился довольно крупный отряд, зато известно, что тот подробно расспросил о силе петропавловского гарнизона двух американских китобоев (один из участников тех событий ехидно называет их никому «неизвестными бродягами»[316 - Цит. по: Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 227.]), которые только что перезимовали там. А сколько было защитников у Завойко зимой? Вот-вот – даже не триста человек. Такая информация не могла Прайса не успокоить, но когда 17 августа он лично начинает осмотр укреплений города, перед его глазами картина предстаёт совершенно иная. Английский главнокомандующий видит тех, за кем так неудачно гонялся, да ещё и во всеоружии, видит и мощные артиллерийские батареи, которые явно обслуживает многочисленный гарнизон. Прайс понимает, что штурм будет, вопреки его надеждам, тяжёлым и кровавым, чувствует свою вину за всё произошедшее, вот нервы у него и не выдерживают.

Правильно ли такое объяснение или нет, но раз намеченную атаку отменять нельзя, и утром 19 августа союзная эскадра переходит к делу, так сказать, уже в полный рост. Начинается обстрел Сигнальной и Кошечной батарей[317 - В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 104.], а вскоре следует высадка десанта у батареи № 4 – самой отдалённой от города (называемой Кладбищенской, поскольку располагалась она на отшибе, рядом с городским кладбищем; её хорошо видно на приведённой выше схеме). Командир батареи мичман Попов, в соответствии с заблаговременно полученным приказом, большого сопротивления превосходящим силам неприятеля оказывать не стал, заклёпывает (то есть портит) свои орудия и организованно отступает на заранее определённые позиции, забрав с собой весь порох и снаряды[318 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 216.]. Союзный десант топчется некоторое время около бесполезных теперь русских пушек и отправляется назад к своим кораблям. Тем боевые столкновения этого дня и заканчиваются. А мичман Попов, воспользовавшись темнотой, возвращается – вместе со своей командой, порохом и снарядами – на родную батарею, восстанавливает орудия и к утру вновь находится в полной боевой готовности.

Наступает «роковой»[319 - Цит. по: В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 104.], как назовут его потом защитники Петропавловска, день 20 августа – хотя роковым он станет, скорее, для союзников. Ещё с ночи русские наблюдают частые сигналы, которыми обмениваются вражеские корабли, видят, что идёт промер глубин, и вот в шесть утра неприятель начинает поднимать якоря. К девяти англо-французская эскадра выстраивается в боевой порядок на расстоянии пушечного выстрела от Сигнальной батареи. В центре – «Вираго», слева от него – «Президент», справа – французский флагман фрегат «Форт» («Forte») и за ним – английский «Пик» («Picque»). Два остальных корабля (французские корвет[320 - См. Википедию, статью «Siege of Petropavlovsk» (на английском языке).] «Эвридика» /«Eurydice»/ и посыльное судно[321 - См. там же.] «Облигадо?» /«Obligado»/) стоят поодаль. В пять минут десятого сражение начинает батарея № 4 – та самая, которую днём раньше враг вроде бы «захватил». Тут же отвечают союзники, подключаются прочие береговые орудия, и бал начинает править смерть. Следует подчеркнуть, что для защитников Петропавловска (за исключением, пожалуй, Завойко) это был первый в их жизни бой.

Основной огонь неприятель сосредотачивает на Сигнальной батарее, наиболее выдвинутой вперёд. Губернатор находится именно на ней, лично руководит огнём и, как пишет свидетель того боя, «каждый из её выстрелов шёл в дело»[322 - Цит. по: Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 217.]. Сильно достаётся и пятиорудийной батарее № 7, справа от Сигнальной, если смотреть со стороны побережья (она обозначена на схеме ниже), куда неприятель намеревается высадить десант. Довольно быстро оказывается сбитой четвёртая батарея, в десять утра замолкает Сигнальная, через полчаса – седьмая. Разрушения там везде ужасающие: на седьмой основания орудий засыпаны землёй до колёс, сами пушки почти все повреждены, из 49 человек[323 - См. Википедию, статью «Петропавловская оборона».] в строю остаются тридцать[324 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 217.]. К тому же неприятель приступает здесь к высадке десанта в шестьсот человек[325 - Там же.]. На второй батарее ущерб не меньше, её командир лейтенант Пётр Гаврилов (ему сорок лет, и в этом звании он до сих пор во многом потому, что родился в простой солдатской семье[326 - См. Википедию, статью «Гаврилов, Пётр Фёдорович».], а с таким происхождением продвигаться по службе в аристократической царской России было очень непросто) ранен в голову и в ногу, но своего поста не покидает. Так же туго вскоре приходится и Дмитрию Максутову. Он потом вспоминал: «/…/ неприятель /…/ весь свой огонь направил на мою батарею. Мы начали пальбу орудиями, и я лично наблюдал за каждым выстрелом, так как зарядов у нас было мало и порох нужно было беречь. Но скоро начался такой ад, что от дыма и пыли в двух шагах ничего не было видно, и потому, спрятав людей за бру?ствером[327 - Бруствер (от немецкого «brust», то есть «грудь», и «wehr», то есть «защита») – насыпь в фортификационном сооружении, предназначенная для защиты орудий и личного состава от огня противника (см. Википедию, статью «Бруствер»).], я прекратил пальбу и ходил по батарее, наблюдая за неприятелем, и, чуть только он показывался, снова начиналась пальба орудиями»[328 - Цит. по: В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 104–105.].

Первым начинают отход защитники седьмой батареи – но отступление вновь идёт в соответствии с заранее полученным приказом и без паники, как и положено в дисциплинированной армии. Орудия успевают заклепать, хотя буквально через несколько минут на укрепление врываются французы и с восторженными криками поднимают над ним свой государственный флаг. Но тут происходит непредвиденное: английский пароход «Вираго» влепляет прямо в самый центр батареи мощную бомбу, которая наносит им урон тем более страшный, что причинили его свои. Воспользовавшись суматохой французов, по ним начинают бить «Аврора» и «Двина», а тут подтягиваются и русские резервы, в том числе матросы с «Авроры», и с криком «Ура!» начинают яростное наступление на врага, несмотря на то что наших почти в четыре раза (!) меньше[329 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 218.]. Опешивший неприятель начинает стремительное отступление к берегу, более похожее на бегство: наши контратакующие войска просто не могут его догнать и когда сами достигают моря, все французы уже сидят в шлюпках, изо всех сил гребут к своим кораблям и находятся так далеко, что даже оружейный выстрел их не достаёт[330 - Там же.].

Кошечная батарея (напомню, что на ней было одиннадцать пушек) бьётся более чем с 80 орудиями трёх союзных фрегатов. К половине четвёртого пополудни канонада противника достигает своей наивысшей точки, а вот наши отвечают не очень активно. И тогда отдаётся приказ подвезти им дополнительные пороховые заряды. От мысли о том, в каких условиях это было сделано, кровь стынет в жилах: на небольшом катере, битком набитом порохом, несколько человек (офицер и пара солдат) – под жёстким вражеским обстрелом – благополучно доставляют свой смертоносный груз по назначению. А ведь любой осколок, и их всех разорвало бы в клочья! Но в своём рассказе участник той «экспедиции» о своих волнениях по этому поводу не упоминает вообще, зато подробно описывает, как одному из совсем ещё мальчиков, которые помогали засыпать порох в снаряды, – а было им от 12 до 14 лет (явно гражданские лица!) – оторвало руку, и он, морщась и терпя, пока ему без наркоза отрезали обрывки мяса, тихо промолвил сквозь зубы, что ему не очень больно, потому что это – «за царя»[331 - Цит. по: op. cit, стр. 219.]. К семи часам вечера обстрел прекращается. Союзная эскадра отходит. На батарею прибывает Завойко, благодарит всех за службу, а вскоре её защитники бросаются поздравлять и целовать друг друга да жать руку своему совсем ещё молодому командиру. Дмитрий Максутов пишет: «Я никогда не забуду вечера этого дня»[332 - Цит. по: В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 105.]. У него полностью сбито шесть орудий, остальные в той или иной степени повреждены, но самое удивительное, что батарея умудряется сохранить свою боеспособность, за ночь разрушения более или менее устраняются, десять орудий восстанавливаются[333 - Там же.], и наутро всё готово к продолжению сражения.

Утро 21 августа выдаётся ясным и тихим во всех отношениях. Всю ночь защитники Кошечной батареи слышат с моря шум работ и вот в утренней дымке видят, что «Президент» и «Вираго» сильно накренились на правый борт, очевидно, из-за подводных пробоин[334 - Там же.]. На других судах союзной эскадры видны хотя и не столь серьёзные, но всё же совершенно очевидные и многочисленные повреждения. Так в ремонтных трудах день и проходит. Но случается в этот понедельник ещё одно событие, о котором русские опять ни сном ни духом не ведают, но который сыграет решающую роль во всей битве за Петропавловск.

В тот день, сойдя на берег поодаль от города для похорон контр-адмирала Прайса, союзники встречают четверых американских китобоев (опять китобои!), живших в этом месте в шалаше, и те говорят им, что наиболее уязвима крепость со стороны седьмой батареи, и рассказывают о едва приметной тропинке, которая ведёт прямо в Петропавловск[335 - См. Википедию, статью «Siege of Petropavlovsk» (на английском языке).]. Между французским командующим и занявшим должность Прайса английским капитаном Николсоном происходит бурная дискуссия. Фебврье-Депуант считает повторение штурма немыслимым, британец же утверждает, что русские уже израсходовали бо?льшую часть боеприпасов, и второй натиск решит дело. Поскольку француз наотрез отказывается ещё раз подставлять свои суда под огонь неприятеля, Николсон предлагает взять основную тяжесть атаки на себя, подавить корабельным огнём соответствующие русские батареи, высадить после этого десант примерно в 700 человек[336 - См. там же.] в том же месте, что и в прошлый раз, но разделить его на две группы. Первая (и меньшая) должна будет занять господствующую высоту и, втащив на неё корабельные орудия-гаубицы, заставить их огнём замолчать «Аврору». Второй предстояло сосредоточиться у подножия, осуществить стремительный бросок в город, ворваться в него, зайти в тыл прежде всего Перешеечной батарее и взять её.

Фебврье-Депуант ставит вопрос на голосование. Три британских капитана высказываются за штурм, два французских – против, один воздерживается. Остаётся голос главнокомандующего. И тут он … тоже воздерживается, и решение об атаке принимается, таким образом, с перевесом в один голос. Французский адмирал во второй раз идёт в решающий момент на попятную, аргументируя потом свой шаг тем, что не хотел выглядеть трусом в глазах своих воинственных союзников[337 - См. там же.]. Только вот результат этого оказывается таким же: кровавая трагедия, да ещё и более масштабная.

22 августа тоже проплывает над Авачинской бухтой тихо и мирно. А вот на следующий день среди кораблей противника начинает наблюдаться большое оживление, и это «заставляло предполагать, что назавтра неприятель предпримет что-нибудь решительное»[338 - Цит. по: Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 220.]. «Со своей стороны, – вспоминал потом один из защитников Петропавловска, – мы были совершенно готовы и, решив раз навсегда умирать, а не отступать ни шагу, ждали сражения как средства покончить дело разом. Вечер 23-го числа был прекрасен – такой, как редко бывает на Камчатке. Офицеры провели его в разговорах об отечестве, в воспоминаниях о далёком Петербурге, о родных, о близких. Стрелковые партии чистили ружья и учились драться на штыках; все же вообще были спокойны, так спокойны, что, видя эти весёлые физиономии, этих видных, полных здоровья и силы людей, трудно было верить, что многие из них готовятся завтра на смерть, трудно было верить, что многие, многие из них проводят свой последний вечер»[339 - Цит. по: там же.].

В четыре часа утра 24 августа с Кошечной батареи замечают, что «Вираго» начинает готовить десатные шлюпки. Объявляется тревога. В половине шестого[340 - В. Рокот (В.В. Ружейников) «Князь Русской Америки. Д.П. Максутов», М., издательство «Центрполиграф», 2007, стр. 105.] он по обе стороны от себя берёт на буксир «Президента» и «Форта» (помните, что «Вираго» был единственным пароходом в эскадре, то есть кораблём, не зависимым от наличия ветра?) и тащит их по направлению к Сигнальной батарее. «Пик», «Эвридика» и «Облигадо» устраиваются у батарей № 1 (Сигнальной) и № 4 (Кладбищенской)[341 - См. Википедию, статью «Петропавловская оборона».]. Утро стоит прозрачное и безветренное, только туманная дымка стелется по воде. «Форт» в конце концов встаёт напротив батареи № 3 (Смертельной), а «Президент» – примерно в восьмистах метрах[342 - Е.В. Тарле «Крымская война», М., издательство «ЭКСМО», 2003, т. 2, стр. 221; расстояние здесь приводится в мере морской длины – ка?бельтовых (1 кабельтов равняется 185, 2 метра – см. Википедию, статью «Кабельтов»).] от седьмой, так бесплодно захваченной союзниками в ходе первой атаки.

Вскоре 25 орудий английского флагмана обрушиваются на пять пушек нашей батареи, которая быстро начинает оправдывать своё наименование – Смертельная. Для мощных орудий британского фрегата 800 метров – это стрельба практически в упор. Максутов-старший отвечает хладнокровно и умело: борт англичанина пробивает одно ядро, второе, третье повреждает мачту, четвёртое отправляет на дно одну из шлюпок, набитых десантниками. Но борьба идёт неравная. Наша батарея сплошь земляная, поэтому где-то через полчаса не только она, но и весь перешеек повсеместно изрыты бомбами, половина защитников перебита, у одного орудия отрывает ствол, три других повреждены так, что стрелять не могут. Максутов лично ведёт огонь из единственного оставшегося, сам заряжает, сам наводит – пока ядром ему не отрывает руку и сильно не контузит всю левую сторону тела. Молодой человек падает без сознания, его относят в тыл, оперируют, но 10 сентября он умирает. К орудию бросаются было несколько артиллеристов, но его тут же разносит вдребезги очередная английская бомба.

Вскоре замолкает и седьмая батарея, и к половине девятого две первые колонны союзного десанта (это 120 английских морских пехотинцев) высаживаются на берег[343 - См. Википедию, статью «Siege of Petropavlovsk» (на английском языке).]. Они быстро выстраиваются в боевой порядок, и через пятнадцать минут вершина горы (она называется Никольской) оказывается захваченной. За ними следуют французы, но командир их отряда никак не может найти тропу, по которой можно было бы втащить вверх артиллерию, и в конце концов оставляет её внизу на пляже. Между тем другие десантные отряды расправляются (как, правда, вскоре выяснится, временно) с батареей № 6 – последней, прикрывающей подступы к Петропавловску. Англичане врываются в город и направляют удар на тылы Смертельной и Перешеечной батарей. Французы, однако, мешкают, никак не могут влезть на вершину и не только не поддерживают британцев, но и, опасаясь разрыва в рядах атакующих, пытаются их вернуть[344 - См. там же.]. А тут ещё, теперь уже в глубоком тылу союзников, смешанный англо-французский отряд (120 моряков), начавший было наступление по пляжу в обход Никольской горы, попадает под интенсивный шрапнельный[345 - Шрапнель, предназначенная для поражения живой силы противника, представляла собой снаряд, начинённый пулями и снабжённый взрывателем с замедлителем; при выстреле порох в замедлителе возгорался, но взрыв происходил через заданный промежуток времени, в полёте; снаряд, таким образом, разлетался в клочья над позициями противника, осыпая сверху его солдат пулями и осколками; назван в честь своего изобретателя – англичанина Генри Шра?пнеля (см. Википедию, статьи «Шрапнель» и «Шрапнель, Генри»); предшественницей шрапнели является неоднократно упоминаемая мною ранее картечь.] обстрел и останавливается. Ведёт его одна (!) лёгкая (!!) пушка, которую русские успевают увезти с шестой батареи, да так, что вскоре все офицеры отряда, постоянно пытавшиеся поднять своих залёгших подчинённых в атаку, расстаются с жизнью[346 - См. Википедию, статью «Siege of Petropavlovsk» (на английском языке).].