скачать книгу бесплатно
– У нас есть как раз ваш размер, и совсем недорого.
На родительских собраниях, заполняя прописью, выбираешь знакомые слова, чтоб наверняка.
Бывшие говорят:
– А хорошо, что мы с тобой когда-то разошлись, иначе я бы не встретила…
На какой бы вы машине ни заехали в автосервис, обязательно услышите:
– Н-да…
Жены говорят: – Если б не ты…
Родители: – Ну что же ты…
Начальники: – Ах, если б ты…
Приятно, знаете, только с кем общаться? Со своими бывшими учителями.
– Какой же ты был раньше… а каким стал!..
«Я никак не могу понять…»
Я никак не могу понять, кто с кем борется, а главное – за что? В газетах что-то про зажимание и тридцать седьмой год. В Интернете – группы, сообщества, акции, «за свободу», «демократию», «светлое будущее», «за голубое небо»… (Последние два от себя, совпадения – случайны.) Те, кто стоят на трибуне, недовольны существующей, и предлагают себя вместо тех, кто за стеной. Это единственное, что они предлагают, а спустившись, нарываются на дубинкой по морде, лучше, чтобы в присутствии видеокамер, идеально, чтоб еще и забрали и там наваляли, чтоб был повод опять забраться. Есть еще одни, которые недовольны теми, кто за стеной, и теми, кто на трибуне. У них аргумент – и те и другие продажные, а мы – нет. Одни изнутри, другие снаружи. Все это говорится с прищуром и киванием головой. Другой говорит: «Ну и законы». Говорит он это со значком депутата, который и принимает эти законы. Заметьте, вся волна недовольства – про отсутствие свободы слова, демократии, тридцать седьмой год – из федеральных газет. «Ой, не дают говорить», – пишет он на страницах одной газеты. «Крылья подрезали, молчать заставляют» – статья в другой. «Тираны, зажимают», – говорит другой по федеральному каналу. Еще один собирает с группой через день стадионы и там про свободу и ее отсутствие. Другая ежедневно говорит по радио: «Нам не дают говорить». Те, кто был во власти, стремятся туда опять со словами «уж я-то знаю как надо».
В Интернете ролики с кучей просмотров. Блогеры с миллионами подписчиков, общий смысл постов – «меня никто не слышит, дайте сказать». «Мне постоянно затыкают рот» – об этом я и написал в своей новой книге. Митингующие на площадях кричат: «Нам не дают собираться!»
Страна абсурдов. Родина Хармса, Жванецкого и Шендеровича.
Звонок
– Андрей, а не могли бы вы написать в наш журнал небольшую статью, на две страницы, про фондовую биржу.
– А что я могу написать про фондовую биржу?
– Я не знаю, но я вас читала в «Фейсбуке» и «ВКонтакте», у вас такой слог.
– Про фондовую биржу я могу написать ровно то же, что и про ядерную физику, мелиорацию земель и системы вентиляции, то есть ничего.
– Жалко, а про системы вентиляции у нас практикантка Анжела четыре страницы написала.
Интересное время пошло, поверхностное, вершковое. Начальники подтвердят: специалисты узкого профиля реально на вес золота, не найти. Зато широкого завались, как грязи. Все умеют всё и в то же время ничего. Куча народу со следующим послужным списком: советник по общим вопросам, заместитель по хозяйственной части, главный редактор, таксист, продавец в магазине, безработный, директор по поставкам, политолог. Порядок можете изменить – сути не меняет. Ни с кем нельзя ссориться, сегодня он осветитель в театре, завтра директор конкурсного агентства. (Там кого-то в правительство занесло, оказался родственником по линии жены.)
Строительные бригады, якобы делающие ремонты под ключ. Чуть что с отоплением – «у нас нет специалистов, мы только мешки носим». Полный комплекс, ремонт автомобиля! Чуть что с двигателем – «а у нас моториста нет, давайте мы вам лучше машину помоем». Печать любых видов! – «не, ну, как любых… кроме книг в твердом переплете и концертных афиш, а визитки, буклеты – без проблем, только с вас макет, у нас дизайнер уволился». Все виды стоматологических услуг! – «там у вас такая проблема, нужен специальный аппарат, а у нас его, во-первых, нет, а во-вторых, у нас никто на нем и никак…»
Я могу еще долго и нудно перечислять. Удивительно, человек, проработавший десять лет видеоинженером на телевидении, не знает как обработать звук, сделать эхо. У него куча свободного РАБОЧЕГО времени. Что мешает изучить программу?
Уточнения рождают белый цвет лица, растерянность, слова «может, уже завтра». На следующий день получение люлей от руководителя и крики «с кем приходится работать!». В лучшем случае штраф, в худшем – увольнение.
Юристов – в кого ни плюнь. Бухгалтеров – стадионы, знакомые директора не спят, боятся, что опять бухгалтер чего-то не доглядит.
Народ бежит, бежит, просматривая брошюры про специальность. «Какие тонкости профессии? Времени нет».
А потом вот это: «мы делаем, но…», «мы можем, вот только…».
У меня знакомый занимается металлоконструкциями. Говорит, сварщик замучил шантажом. «Каждый месяц ему увеличиваю зарплату, он уже зарабатывает больше, чем я, и ничего не могу поделать, золотые руки, все знает и умеет. У меня такое впечатление, что он может железяку к палке приварить. Куда я без него?»
Другой, помню, вечно с журналами сидел про машины. Какие-то там двигатели в разрезе…, сейчас к нему в гараж запись на несколько лет вперед. Говорит: «Я уже фольксвагены“,фудюхи“ не беру, неинтересно, бентли“,мерсы-221-,кайены“… вон, видишь, мазерати“ стоит, чего-то с электроникой, никто сделать не смог, завтра покопаюсь, хозяин сказал: плачу любые деньги».
Вывод: изучайте свое дело. Теория – практика, практика – теория. Уйдет лет пять-десять, зато потом можно ногой открывать двери отдела кадров, говорить про «а я еще… а у меня… а еще могу…». Потом спрашивать: «Ну, так я пошел?» А месяца через два, продемонстрировав умения, опять зайти и говорить про «ой, цены, ой, все так дорого, или я ухожу?»
Звонок…
– Мы фильм решили снимать. Уже сняли природу, подобрали актеров, сделали рекламный ролик. Андрей, вы у нас сниметесь?
– А вы когда-то что-то снимали?
– Нет. А зачем? Там ничего сложного.
– Пришлите сценарий.
– А у нас его еще нет.
– Зашибись!
«То ли жизнь стала…»
То ли жизнь стала чаще подкидывать такие ситуации, то ли я стал чаще их замечать? Загуляла дома кошка, заезжаю в ветеринарный магазин. Муж с женой у прилавка.
Жена:
– Наша кошечка проглотила муху и вот уже целый день ничего не ест. Мы переживаем, она переживает, жизнь превратилась в кошмар, есть какие-то таблеточки?
Продавец:
– Конечно, вот капли.
– А еще что-то от желудочка?
– Вот, пожалуйста.
– И от стресса. И от депрессии. Она у нас такая ранимая, у нее такие прям глазки.
Муж:
– А давай еще игрушек ей купим.
– И корм, самый дорогой. Килограмм, нет, два, давайте четыре.
Потом были таблетки для восстановления после стресса, витамины, капли для настроения вообще. Набрали тысячи на три. Продавец довольная, аж покраснела.
Подхожу:
– У вас есть что-то от кошкиных загулов, чтобы не орала как недорезанная?
– Вот таблеточки, семьдесят шесть рублей, можно давать пять дней, но не больше.
– А если больше, то чё, сдохнет? Наконец-то.
Пока ехал в машине до продуктового магазина – смеялся в голос в салоне. В магазине улыбался, хихикал.
Продавец:
– Мы, конечно, знали, что вы веселый, позитивный, но не думали, что настолько.
Рассказал. Смеялись в голос вместе. Жену дома насмешил. Ваша очередь.
Железные дороги опять увеличивают плату за проезд!
Бедные… Все у них нерентабельно и убыточно, про субсидии чего-то там бормочут, но при этом спонсируют кучу спортивных команд в футболе, хоккее и т. д. На корпоративные вечеринки к себе Стинга уже не приглашают, надоел.
Железнодорожники, а начинайте брать плату за вход на вокзал. Выход. Вход на перрон. С перрона и вход в вагон – отдельная плата. Все билеты без мест, проводники открыто занимаются коррупцией, по приезду отчет в кассу. Окна в вагонах закрыты ставнями. Открытие – за деньги, расчет – по километражу. Периодически по радио крики, визги, звуки пенопласта по стеклу, выключение платно. Каждые полчаса опять включение. Опускание полок – за деньги, нижних полок – двойной тариф, столика – тройной. Летом все окна закрыты, зимой открыты. Улавливаете ход мысли? Для усиления эффекта, а соответственно, удорожания услуги, летом вагоны нужно отапливать, зимой рассаживаем бабушек с вареными яйцами, курицей и салями. Создаем мобильные бригады пьяных дембелей. Они ходят, дебоширят, пристают, в общем, ведут себя как настоящее качественное быдло, вызов полиции – в евро. Места продаем везде, поезд не должен ходить порожняком. Ящики под первыми полками, третьи полки, ящики под вагонами, крыша – дешевле. Отдельный пункт постельное белье. Забираем самое ценное – матрац и одеяло, цену каждой принадлежности привязываем к температуре в Красном море или скорости ветра в Уэльсе. На вопросы: «А чё это?» – отвечаем: «А то и то – мы монополисты». Все остановки платные, выход и открывание двери оплачивается отдельно. Ночью тревога, требования покинуть вагон и выйти в поле. Вход платный. У пассажиров не будет наличности, поэтому можно брать ценные вещи. Туалет! Можно гораздо больше заработать, если закрыть проходы между вагонами и бесплатно поить пассажиров водой, чаем, кофе. И тут им прайс на посещение туалета. Продумать цену для пенсионеров, сделать приемлемой, но больше. Я считаю, неправильный ход немые с книгами, нужно наоборот: громкие, говорливые, с трещетками, бубнами и, вообще, пусть продают музыкальные инструменты, ночью и с громкоговорителями. Вводим концепцию сначала общих вагонов, конечный пункт – теплушки. Надо еще педали поставить, чтобы пассажиры не скучали. Пусть крутят. Тогда можно и без локомотива обойтись. Но цену поднять вдвое, это уже, знаете ли, сервис. Нужно разрешить перевозить с собой животных, сначала мелких, домашних, позже – больших, рогатых. Также разрешаем сначала перевозить крупногабаритные вещи, потом мелкие грузы, затем сыпучие (песок, уголь). Приходим к концепции совмещения вагонов. Так, пассажир сел в Калининграде в вагон, где проводник уже не нужен, смотался в Читу и, сидя на бревнах, вернулся в Москву.
Спустя год-два делаем пилотный проект, когда не вагон везет пассажиров, а пассажиры толкают вагон. Но это будет очень дорого для населения, будем приходить к этому постепенно, мелкими шагами.
Сорок лет!
Я раньше думал, что сорок лет – это очень много.
Не-а. Могу сказать, что тридцать и сорок примерно одинаковый возраст. Дури в башке навалом, по-прежнему сначала делаешь – потом думаешь, вроде бы столько раз обманывали, а все равно сначала тебя обманывают как ребенка – потом едешь с разборками и криками «у меня есть кому позвонить». Пятнадцать – возраст, когда «у меня еще все впереди». Двадцать – двадцать пять – возраст паники: «мне уже двадцать пять, а у меня еще ничего нет». У меня в двадцать пять не было ничего: ни жены, ни ребенка, ни квартиры, ни машины, ни работы. Были теоретические знания и желание «чего-то делать».
Сорок – отличный возраст, оказывается. Диапазон флирта и общения с противоположным полом очень сильно расширился. От сорока пяти и ниже – до совершеннолетия. Отношения с алкоголем стали более-менее понятны. Стало ясно, что лучше, а что хуже. Правда, до сих пор непонятно, сколько можно. До сих пор предложения встретиться, потом крики «а нам все равно», потом забытье, потом царапины, потерянные вещи, потом рассказы, где нас видели, и клятвы «больше никогда». В общем, есть чем заняться ближайший год – восстановлением репутации. А потом опять…
Друзья остались только те, которым можно среди ночи позвонить. Подруги – проверенные временем и безденежьем. И тех и других немного, ну, может, один-два-три, но мы сейчас про качество. Это в семнадцать у тебя друзей полдискотеки, но ровно до драки на танцполе.
Чаще стали обращаться на «вы», редко пока по имени-отчеству, а ты все равно думаешь, как бы на кассе не доплатить или обмануть, и это получается все чаще – опыт же!
В сорок не совсем точно знаешь, где конкретно в твоем организме находятся сердце, почки, печень и т. д. Хотя мобильные телефоны врачей не удаляешь. «На всякий случай!»
Со многими становишься на «ты». Они в должности и звании, а ты с ними на «ты». Приятно.
По телевизору не смешно. В жизни смешнее.
Возраст сорок хорош тем, что ты ну хотя бы более-менее разбираешься в людях. Ты не убиваешь два-три месяца, а то и год на бессмысленное, время становится более качественным.
И предложения как-то сами собой стали появляться, и ловишь себя на том, что выбираешь. Выбор появился. И делаешь все с перспективой на будущее. Странно, чем старше становится человек, тем он больше заботится о будущем. (А хорошо сказал.)
Сорок – это такой возраст, когда ты готов сорваться и куда-то побежать, и тебе есть что положить в чемодан.
А приехав, есть что разложить и предъявить.
В сорок понимаешь, что спрашивать совета нужно, ты экономишь колоссальное количество времени и сил. Более того, это приятно тому, у кого ты спрашиваешь. (Двадцатилетние, запомните это!) Более-менее научился не перебивать в разговоре. Я-то знаю, что хочу сказать, а вот что скажет дальше человек напротив?
Жену до сих пор не знаю. Вообще, совсем. О детях знаю только то, что мне о них рассказала она. (Опять хорошо сказал. Да что ж такое!)
Многое стало реальным. Возможности появились. Издать, построить, создать – вполне себе возможно. Знакомствами обрастаешь.
К сорока ты сам себя начинаешь уважать за сделанное. «Смог. Ну что-то ж я все-таки сделал. Ну вот, хотя бы турник во дворе поставил». Хотя и полно того, о чем и вспоминать не хочется. И планов куча, и не такими уж они и несбыточными кажутся.
Пугает только, знаете, что? Внуки у одноклассниц. Не то что пугает, а я этого понять не могу. Они мне про какое-то счастье, а я вообще не в курсе.
Да что за мужики пошли!
Женская фраза, но лучше выдумать не смог.
То ли мне такие мужики стали часто попадаться, то ли общая тенденция увеличилась. Плачут, рыдают, ухаживают за собой. Я понимаю, ухоженные руки, и все такое – приятно смотреть, но чего-то уж слишком. Вы не находите? Сидишь напротив, и аж неудобно. (И я не говорю про сексуальное меньшинство.) А модные какие стали, глянцевые журналы с интересом листают. Очечки, шарфики, платочки, мобильнички, сумочки. Прям каждый день одеты по-разному. Прям скандалы с истериками в кафе устраивают из-за того, что ему сливок не принесли.
Одного жена бросила и ушла к другому, оставив квартиру, машину, – он уже три месяца звонит ей, плачет и умоляет вернуться. У другого чего-то там не получилось в бизнесе, важная деталь – не получилось то, что он ХОТЕЛ БЫ. Теперь, как он сам говорит, в депрессии и пьет. (Слова-то какие использует.) Ну, как пьет… Винишко. Ты если пьешь, так пей водку. Кто кого сейчас по магазинам водит? Сколько раз видел, идет парень с девушкой по супермаркету, парень вдруг: «Смотри, Оля, скидки, распродажа, давай зайдем». Мужики чудовищно разговорчивые стали. Прям не остановить. Сидит на пеньке, часами говорит жене, копающей клумбу, как нужно копать, перекапывать, но сам при этом ничего не делает. С женщинами, мало того что приятнее, так еще и стало практичнее и выгоднее дружить. Она в доску расшибется, но выполнит договоренности. И без всяких контрактов и договоров. Проверено на себе. Мужики копаются в запятых, переписывают контракты по восемьсот раз, говоря «а если вдруг чего?». Стало обыденным договориться о встрече и не прийти. Не перезвонив, не предупредив. «Ой, завертелся, закрутился чё-та». Сидит – весь какой-то дешевый, грязный, с плохими зубами – и со слезами на глазах жалуется, что не может найти принцессу. Ты сделай что-то, ну хоть что-то, ну как минимум хоть на дискотеку зайди.
Или лежит на диване третий год да про Пэрис Хилтон пришедшей с ночной смены жене, да байки про тенденции моды травит и принесенное ею пиво пьет. «Как же, он ведь ждет…» Он же будет высказывать недовольство, что его тапочки стоят неровно.
Жены вечерами на кухнях уговаривают мужей кредит взять, чтоб ЕМУ машину купить. Она-то, понятно, на трамвае, те боятся – «работать ведь придется».
Мужчины украшают себя и свои машины. Не внутрь, в себя: книгу прочитать, узнать, понять, а сережку в ухо и двойную выхлопную трубу вместо усиления мощности двигателя.
Женщины, наверное, уже боятся мужчинам говорить такие слова, как «отстань, отвянь». Тут же отвянет. Еще и успокаивать потом придется, еще и бегать за ним надо будет и следить, чтобы веревку в руки не взял. Так они и познакомятся, а потом она возьмет его себе в мужья, чтоб обиды не чувствовал. И содержать его будет, и детей родит, и тех еще на ноги поставит, работая на четырех работах.
Мужики боятся друг с другом договариваться на берегу. Страшно им. В итоге расходятся обиженными и всем рассказывают об этом. И будут вредить друг другу, и слухи собирать, и в курилках говорить и говорить о том, что «мир жесток стал и совести у людей не стало».
Возьмите любой журнал, любую газету. Мужики плачут, возмущаются вообще всем, женщины пишут о том, как готовить и деньги добывать. Муж дома – герой с подстриженными ею ногтями на левой руке и протертыми коленками, в Интернете – комментирует комментарии, причем смело, нагло, но анонимно. Жена люстру чинит.
Жены, сослуживицы, подруги, любовницы, прекращайте с вытиранием соплей и слюней! Пинками нужно…
«Кабинет хирурга…»
Кабинет хирурга. Врач, сестра, пятилетний мальчик, его папа. Нужно на ноге прижечь бородавку.
– Сыночка, ты же плакать не будешь? Мы ведь договорились, что тогда я куплю тебе пистолет. Давай садись на кроватку, тетенька сейчас тебе сделает обезболивающий укол.
– А это не больно?
– Нет. Как комарик укусит.
– Ой, ой!.. У-у-у…
– Смотри, какая у тети маленькая иголка.
– Ого! Я домой хочу. Не хочу никакой комарик. Ай, уй, хны.
