скачать книгу бесплатно
– Тогда после сдачи добро пожаловать к нам. Посидим, отметим. У меня есть отличное вино.
– Да ладно ты со своим вином. Вот сестру я уже почти полгода не видел – это да.
– Ты загнул. Четыре месяца назад был у нас в гостях.
– Да? Я и забыл. Все равно давненько.
– Согласен. Моргана спрашивала, что у тебя и как.
– Что же не заехала ко мне?
– Ну, ей это сейчас затруднительно. Она ведь беременна.
Руин приподнялся на локте.
– Ага, брат всегда все узнает последним. Снова, что ли?
Мэлокайн фыркнул и подволок к костру еще одно полешко.
– Понятное дело. Снова.
– Не рановато ли заводить очередного?
– Это ее выбор. Я предлагал поберечься, к врачам водил. Но все врачи в один голос твердят, что «у мадам прекрасное здоровье, она просто создана для материнства», хотя и признают, что стоит поберечься. Но ты же знаешь сестру. Она обожает детей, а теперь постоянно твердит, что двух мальчишек ей достаточно, и она хочет дочку.
– Будем надеяться.
– Точно. Тут уж как повезет.
– Напомни, сколько уже твоему старшему?
– В этом году будет девятнадцать. А второму – восемнадцать. Уже поступил в Галактис и вовсю раскручивает свою фирму. Помнишь, я тебе говорил – канцелярские принадлежности?
– Да, припоминаю.
– Боевитый молодой человек. Далеко пойдет.
Они помолчали. Ощущая, как внутри волнами ходит магия, Руин думал, что живет с женой уже двадцать лет, а она никак не беременеет. Впрочем, здесь пенять не на кого, у бессмертных часто возникают проблемы с репродукцией. Да и можно ли назвать проблемой данность, при которой ни здоровье партнеров, ни их воля не имели никакого значения? Бывало так, что совершенно здоровая бессмертная пара не могла завести ребенка на протяжении столетий. Что по сравнению с этим какие-то двадцать лет?
Просто Руину очень хотелось ребенка, и непременно от любимой женщины. Он делал вид, что ему все равно, лишь для того, чтоб не огорчать Катрину. Его жена считала, что это неправильно: так долго не рожать мужу наследника. После пяти лет брака она принялась ходить по врачам, тая в душе страх, что окажется бесплодной. Но лучшие гинекологи Асгердана заверили ее, что она совершенно здорова, способна иметь детей, просто еще недостаточно взросла для деторождения. Что просто по возрасту своему еще не до конца физически созрела для того, чтоб стать матерью.
Тогда Руин совершенно успокоился. Для него не имело большой разницы, сколько ждать – сто или двести лет – он собирался прожить с Катриной куда больше лет, готов был ждать очень долго. И лишь когда вспоминал о том, что у его сестры и брата уже трое детей, задумывался, как было бы здорово, если бы и в его доме появилась детская.
Брак Мэлокайна и Морганы начал вызывать вопросы у законников уже двадцать лет назад, когда двое клановых имели неосторожность обратить на свой союз внимание. Формально он был заключен по закону, поскольку в тот момент, когда брак регистрировался, никто не знал, что невеста и жених – практически полнородные брат и сестра. К тому же выяснилось, что оба они принадлежат к одному из центритских кланов, следовательно, подлежат безоговорочно лишь уголовному суду, а гражданскому – с оговорками. Строго говоря, лишь патриарх мог объявить их брак недействительным, но он не спешил это делать.
Пока Блюстители Закона (а у них и так хлопот был полон рот) колебались и ждали, что же решит глава клана, да, убедившись, что Мэрлоту Мортимеру нет дела до брака брата и сестры, собирались вмешиваться в эту ситуацию сами, Моргана забеременела. А по всем законам Асгердана брак не мог быть расторгнут или объявлен недействительным без согласия супруги, пока женщина не родит и ребенок не достигнет трех лет. Пока рос старший малыш, у пары родился еще и младший сын. «Срок молчания» продлился еще на три года, и со временем дело как-то заглохло. У законников дел всегда было по горло, особенно теперь, когда воспоминания о Программе Генетического преобразования все еще так свежи. Да и недоразумения случались.
Так что Мэлокайн и Моргана по-прежнему состояли в законном браке – единственный подобный пример в Асгердане. Руин убедился, что сестра совершенно счастлива. Беспокойство тревожило его довольно долго, потому что о страхе Морганы перед мужчинами и близкими отношениями с ними он знал. Молодая провальская принцесса, редкостная красавица, шарахалась от всех мужчин, которые пытались за нею ухаживать, даже если те вели себя крайне корректно и вежливо. После того как брак Мэла с его сестрой стал, что называется, настоящим, отношение девушки к посторонним мужчинам ни на йоту не изменилось, и это насторожило Руина особенно.
Однако он быстро уяснил, что если все остальные мужчины его сестре так же отвратительны, как и раньше, то на ликвидатора это не распространяется. В его объятиях она чувствовала себя вполне комфортно, с радостью рожала мужу детей, и старший Арман совершенно успокоился.
Теперь, лениво поглядывая на Мэла, он развлекал себя мыслями, что же такого нашла его утонченная сестра в этом гиганте. Он добродушен и производит впечатление человека не слишком сообразительного, хоть и очень славного. Лишь прообщавшись со старшим братом почти сорок лет, молодой маг сумел оценить остроту и стремительность его мысли, глубины интеллекта. Мэлокайн оказался отличным братом, отличным отцом, первосортным другом.
Но все-таки время от времени его необразованность и простодушная прямолинейность давали о себе знать. С ним не поговоришь ни об искусстве, ни о проблемах высшей магии, и литература его не слишком интересует. По сравнению с Морганой, которая как представительница царствующей фамилии мира под названием Провал получила весьма неплохое для женщины Черной стороны образование, он – человек необразованный.
Но Моргана искренне любит его. И утверждает, что ей с ним «интересно». Загадка.
– Эй, ты о чем задумался? – добродушно спросил ликвидатор. – Или спишь?
– Нет, не сплю. Я вот о чем подумал. У тебя же два сына, так?
– С этим утверждением не поспоришь.
– Значит, как минимум один из них – младший, – поневоле включаясь в полушутливый тон разговора, добавил Руин.
– Тоже верно.
– Значит, нам надо поспешить.
– В смысле?
– В том смысле, что пора заняться проклятием рода Мортимер. Не желаю, чтоб из-за какого-то придурочного мага погиб один из моих племянников. Или мой собственный сын, если, к примеру, судьба и Катрина подарят мне двух наследников.
Мэлокайн долго смотрел на брата в молчании. Потом неспешно и уже без какого-либо шуточного оттенка спросил:
– А ты считаешь, тебе это под силу?
– Тому, что однажды сделал один человек, вполне сможет противостоять другой.
– И потом, знаешь, Дэннат, мой младший сын, или там твой отпрыск, которого еще нет в проекте, лишь второй на очереди. После тебя и Дэйна, как ни неприятно мне об этом напоминать.
– Ну, я не слишком боюсь проклятия, – хладнокровно и с самонадеянностью истинного мастера магического искусства ответил Руин. – Еще посмотрим, кто выиграет в схватке, я или наследство какого-то болвана.
Глава 2
В безднах памяти бродишь, как в лабиринте – никогда не знаешь, куда приведет тебя непрошеная мысль. Иногда кажется, что воспоминания живут отдельно от тебя. Ты толком и не помнишь обстоятельства прошлых лет, потому что не уделяешь им никакого внимания. Но потому вдруг, по какой-то прихоти сознания, а может, и самого бессознательного, чьи резоны человеку совсем непонятны, всплывает перед глазами какое-то обстоятельство, как правило, неприятное. И ты долго тщишься изгнать его из своей головы – это бессмысленно. Приходится переживать заново, с самого начала и до самого конца.
Наверное, чаще всего это случается тогда, когда человек полуосознанно пытается переосмыслить свои былые ошибки. На воспоминания о давних происшествиях он наталкивается по аналогии. Слишком часто подобное происходило с Эмитой, и она склонна была винить в этом одну себя, хоть и не понимала, в чем же на самом деле ее ошибка.
Еще девочкой она с трудом сходилась со сверстницами, как, впрочем, и со сверстниками. Они считали ее нелюдимой и угрюмой, а девочка просто слишком много думала и копалась в себе. Она устремляла пытливый взор на окружающих, пытаясь понять, каково же их место в мире, и таким образом определить и свое собственное место. Она всегда казалась себе какой-то неприкаянной.
Разумеется, в раннем детстве подобные соображения ее совершенно не тревожили. Она просто жила, как и все дети, когда пугаясь, а когда восхищаясь окружающим миром, и все принимала как должное. Достигнув восьми лет, она пошла в приготовительную школу, оттуда перешла в обычную, и лишь лет в двенадцать начала задумываться о том, что казалось ей странным. От девочки никогда не скрывали, что она – не дочь Морганы, но до поры до времени ее это совершенно не волновало.
А потом вдруг стало волновать.
У мачехи хватило бы любви на десяток приемных детей. Она была добра, ласкова и внимательна, но все-таки собственных детей любила чуточку больше, чем дочь Тайарны Эмит из Блюстителей Закона. Это проявлялось в таких мелочах, которые могла бы заметить лишь самая мнительная девушка (юношам подобная проницательность просто не по плечу). Эмита мнительной не была, но все замечала: какие-то особенные взгляды, улыбки, то, как Моргана ерошила волосы сыновьям, как вздыхала, когда говорила о них.
Если дочь Мэлокайна и ревновала, то совсем немного. Дело было не в ревности. Она просто ощущала себя лишней – такое случается с подростками – и потому замыкалась в себе, часто и подолгу сидела в своей комнате, от смущения не шла на контакт с мачехой, которая искренне пыталась обсуждать с девочкой те вопросы, которые обычно обсуждают с дочерьми хорошие матери. И так Моргана привыкла к тому, что Эмита предпочитает одиночество.
Зато с отцом ее общение с самого начала протекало легко и непринужденно, и если Эмита не поверяла ему некоторые свои тайны, то лишь потому, что опасалась, как бы он не кинулся решать ее проблемы. Дело-то было в том, что ее отношения со сверстниками портились не по дням, а по часам. Помимо школы она еще с удовольствием посещала спортивные секции и, уже будучи четырнадцати лет от роду, изъявила желание заниматься у мастера военного дела. И там все чаще стала сталкиваться с юным законником, сыном Артаны Гиады, который невзлюбил дочь ликвидатора с таким пылом, на который способен лишь подросток. Поскольку если уж пятнадцатилетний юноша любит или ненавидит, то лишь от всей души. Наполовину чувствовать он не умеет. А Гвеснер Гиад ненавидел Эмиту вдвойне: и как дочь ликвидатора, и как представительницу клана Мортимер. А в последний год – еще и как дочь Тайарны Эмит.
Гвеснер был красивый молодой парень с задатками лидера, и у него было немало друзей, не блистающих умом, зато крепких и гордых тем, что они дружат с законником. Эта дружба казалась им великой удачей и залогом будущих успехов. Большинство мальчишек, учившихся вместе с Гвеснером, не относились к числу клановых, и, хотя выросли в семьях более чем обеспеченных, страдали, что лишены права задирать нос перед всеми окружающими и не могут похвастаться высочайшим происхождением.
А рука законника казалась им надежной. Пожалуй, поначалу они относились к Эмите с беспримерным равнодушием. А за что им было ее ненавидеть? Ну, Мортимер и Мортимер, мало ли Мортимеров на свете? Внешность ее была такова, что молодые люди обратили бы на нее внимание в последнюю очередь. Нет, она была довольно привлекательна – не красива, но привлекательна, хотя среди красавиц-бессмертных и особенно клановых ее прелесть была почти не заметна. Прекрасно, просто на зависть сложена. Но вот рост ее, пожалуй, подкачал. В пятнадцать лет в ней от затылка до пяток было почти сто восемьдесят сантиметров.
А какого мальчика-подростка привлечет такая спутница? Бессмертные юноши окончательно вытягиваются лишь годам к восемнадцати-двадцати, а то и позже. Вряд ли подросток, нашпигованный комплексами, как подсолнух – семечками, захочет видеть рядом с собой девушку выше себя. К тому же Эмита держалась независимо, всем видом своим говорила, что способна сама постоять за себя. Сочетание этих свойств делало ее неподходящим объектом для ухаживания.
Так что Гвеснеру ни к чему было злиться на нее за отказ ответить ему взаимностью – ее взаимность была ему не нужна. Сперва он презирал ее за то, что она единственная не испытывала преклонения перед его кланом и им самим, как представителем этого клана – мол, что еще ожидать от Мортимера. Но время шло, ничего не менялось, и презрение Гвеснера переросло в ненависть к девушке. Он, пожалуй, и сам не понимал, за что ненавидит ее.
Сперва будущий законник не думал о том, что девушка эта стоит того, чтоб из-за нее беситься. Но потом раздражение дошло до такого градуса, что ради достижения своей цели он был уже готов почти на все, что угодно. Он мечтал «поставить девушку на место». Сперва ему пришло в голову соблазнить ее, а потом, наиздевавшись всласть, бросить, но ничего не вышло. Эмита не торопилась радостно бросаться к нему в объятия, да и внимание представителя клана Блюстителей Закона почему-то не польстило ей.
Это открытие повергло Гвеснера в растерянность, правда, ненадолго. Дальше он больше не рассуждал, только чувствовал.
Эмита всегда являлась на тренировку чуть раньше, и на этот раз лишь удивилась, что остальные ее одноклассники, посещавшие того же наставника, что и она сама, уже собрались. Но, в конце концов, это не ее дело. Она сама приходила в спортзал минут за двадцать до начала занятий, чтобы без помех размяться на тренажерах, а уже потом – со всеми. Она считала, что это гораздо полезнее. Девушка переоделась в раздевалке и вернулась в большой светлый зал, где стояли тренажеры, а сбоку были стопкой сложены толстые маты.
Но Гвеснер не дал ей подойти к шведской стенке, где она предпочитала разминаться. Он встал у нее на пути и осведомился:
– Что, поговорим?
– Мне не о чем с тобой говорить, – она попыталась обогнуть его, но парень не позволил.
– Что же так? Или у Мортимеров в кои-то веки язык присох к горлу?
Пятеро ребят, стоявших неподалеку, расхохотались как один, будто Гиад произнес что-то до ужаса остроумное. Эмита поморщилась и попыталась его обойти. Ей это не удалось.
– Ну, в чем дело? – недовольно спросила она. – Чего тебе надо?
– Я не закончил разговор с тобой.
– А я его и начинать не хотела.
– Кто тебя спрашивал? Ты будешь делать то, что захочу я.
– Какая самоуверенность. Откуда только взялась? – задумчиво произнесла Эмита. Она всегда была довольно сдержанной.
Казалось, только этих слов он и ждал. Резко попытался сцапать ее за руку, и, хотя девушка этого не ожидала, она успела податься назад и поставить руку так, что ее без труда удалось вырвать. Эмита двигалась мягко и быстро, Гвеснеру не удалось схватить ее и во второй раз, да он не слишком и старался. Он просто попер на нее, уверенный, что с девицей всегда справится, превосходя ее физической силой. Церемониться с девчонкой-Мортимер он не собирался и почти сразу попытался ее ударить.
Она слегка развернулась, пропустила его руку мимо себя и ткнула локтем. Не слишком сильно, но чувствительно – локти у нее оказались острые. Парень невольно согнулся, и тут девушка хорошенько дала ему по шее, с такой силой, чтобы уронить на пол, но ничего не сломать. Этот набор самых простых приемов отец принялся вдалбливать дочке, едва ей исполнилось двенадцать. Гиад действительно упал, но тут же, перекатившись, вскочил на ноги.
А на Эмиту слаженной кодлой налетели пятеро приятелей Гвеснера. Они не отличались умением, но их было много, и большой толпой они могли задавить кого угодно. Девушку, пытавшуюся отбиваться, они сбили с ног и скрутили так ловко, будто отродясь ничем больше и не занимались. Заломили руки так сильно, что у нее потемнело в глазах, и она прикусила губу, лишь бы не закричать. Будто сквозь туман услышала голос Гиада:
– Тащите ее на маты.
В голову Эмите пришла нехорошая мысль, и она пыталась сопротивляться, но не тут-то было. Пока ее тащили, руки не отпускали ни на миг, наоборот, подтягивали их все сильнее и выше, так что удержаться от стона стоило немало усилий. А потом, когда кинули лицом вниз, сверху немедленно устроился Гвеснер и с необычайной ловкостью связал девушке руки. Задрал ей футболку.
– А теперь я тебе покажу твое место, дура, – предупредил он.
Дальше звякнула пряжка, и дочери Мэлокайна стало противно. Но к ее поясу парень не притронулся. Вместо этого в воздухе что-то тонко свистнуло, и ее обожгла боль, пронзившая тело от затылка до пят. Эмита вцепилась зубами в мат, хотя, казалось, это было невозможно, но стон все-таки вырвался; от этого ей стало еще больнее.
А удары посыпались градом, и она поневоле догадалась, что мучитель решил попросту выпороть ее ремнем. Вскоре боль стала не такой острой, вполне терпимой, и девушка просто морщилась, чего, впрочем, никто не видел. Вздрагивая от ударов, она думала только о том, что если учитель не придет вовремя, то, возможно, поркой и не ограничится. Правда, она не слишком верила в это, потому что в таком месте и в такое время Гиад слишком просто может попасться кому-нибудь на глаза, и тогда изнасилование закончится для него неприятностью.
Но, может быть, он понадеется на родственников, которые смогут его избавить от суда и наказания, если захотят.
Гвеснер лупил недолго. Потом он развернул ее к себе и поинтересовался:
– Ну, хватит тебе? Поняла, где твое место?
– А ты не напомнишь, какая это статья? – слегка задыхаясь, спросила Эмита.
– Сука. Отродье ликвидаторское, – выплюнул он и замахнулся ремнем.
А через мгновение – он даже не успел ее ударить, хотя и вряд ли собирался сделать это на самом деле – какой-то вихрь расшвырял подростков и сбросил Гвеснера с девушки. Эмита извернулась и увидела, что вихрь этот очень уж напоминает ее отца, который успел схватить полетевшего было в сторону Гиада и резко дернул его на себя. Сперва девушке показалось, что это все-таки не Мэлокайн, а лишь похожий на него человек, потому что таким своего отца она еще ни разу не видела – застывшее серое лицо, острый взгляд и стиснутые в тонкую нитку бледные губы.
Мальчишки разлетелись от него, как щенки от здоровенного разъяренного волкодава. Двое или трое из пятерых все-таки попытались «вломить чужому дядьке между ушей», но, получив по чувствительным местам, покатились на пол. Гвеснер тоже попытался вырваться, но с таким же успехом он мог пытаться выкарабкаться из каменных колодок. Ликвидатор держал мертвой хваткой. Он мигом накрыл взглядом весь зал, заметил и скрученные за спиной Эмиты руки, и ее задранную футболку, и валяющийся рядом ремешок.
Ловко подхватил его с пола, перегнул схваченного подростка через колено и стащил с него штаны, пояс которых и так ослаб после того, как оттуда вынули ремень. Поудобнее прижал Гиада локтем и принялся хлестать его по заду. Парень извивался и вопил, в его голосе было больше всего злобы и негодования, чем боли или страха, но, впрочем, Мэлокайн не слишком долго усердствовал. Бил он куда сильнее, чем досталось девушке. А потом уронил жертву с колен и подскочил к следующему парню.
Те трое валялись на полу, изображая, как сильно их ударили, но как только первому из них досталось ремнем, воспоминание о пинке сразу стерлось из памяти, и подростки, подскочив, рванули к выходу. Впереди, шипя от ненависти, несся Гвеснер, придерживающий сползающие штаны. Они едва не смели с дороги наставника, который наконец-то появился в дверях, но даже не посмотрели на него. Ликвидатор, впрочем, тоже не интересовался, что там дальше будет с обидчиками его дочери. Он нагнулся над нею, распутал затянувшийся на ее запястьях длинный шнурок от мобильного телефона и помог подняться на ноги.
– Что он тебе сделал? – спросил он напряженно, – Что-нибудь серьезное сделал?
– Ничего серьезного, – Эмиту слегка шатало от напряжения, но она этого не замечала. Молчаливый наставник переводил глаза с Мэлокайна на его дочь. – Ерунда.
– Идем, – он решительно повел ее к двери. – Надеюсь, твой наставник не возражает?
– Нет, – мастер воинского искусства покачал головой. – Нисколько, разумеется.
Ликвидатор посадил дочь в свою побитую машину и молчал почти до самого дома. Правда, в сам дом он ее не повел, а потянул в небольшую пристройку – совсем маленькое строение с единственной комнатушкой, где помещались только длинный, но узкий диванчик, широкое кресло и телевизор. Здесь Мэл отсиживался, когда возвращался прямо с работы в состоянии легкой, но тревожащей депрессии. Все в доме знали, что если отец семейства засел в пристройке, его нельзя тревожить, и когда ему что-нибудь понадобится, он придет и скажет, или, в самом крайнем случае, позвонит по мобильному телефону.
Мэлокайн усадил дочку на диван и попытался стянуть с нее футболку, но она не позволила.
– Доча, не дури, мне надо посмотреть.
– Там ничего нет, – возразила Эмита, краснея. – Ерунда, пара синяков.
– Вот и покажи мне свои синяки. Покажи.
Девушка со вздохом задрала футболку. Ликвидатор наклонился почти к самой ее спине, почему-то протяжно вздохнул и пошел к полочке в углу комнаты.
– Крови действительно нет. Но я смажу одной хорошей мазью, чтоб быстрее рассосались синяки. Вот так больно?
– Нет, – морщась, ответила она.
– Ну, и зачем врешь? Ладно, не важно. Я уже закончил. Коньячку?
– Со льдом и лимончиком, – бойко отозвалась Эмита. Это была их семейная шутка, что-то вроде обмена репликами, и если одна из реплик по той или иной причине пропадала, оба чувствовали себя не в своей тарелке. На самом же деле коньяк они пили только неразбавленный и без всяких лимонов, дочка – из рюмочки, отец – из кружки. Впрочем, он нечасто прибегал к подобной сильной тонизирующей порции спиртного.
– Момент, – Мэл открыл бар и разлил остатки коньяка из красивой фигурной бутылки. Принес дочери. – Вот. А теперь рассказывай. Если, конечно, хочешь. Не хочешь – не рассказывай. Я и так догадываюсь.
