скачать книгу бесплатно
– Нет. Мой отец был хорошим бойцом. Так что у меня оказалась протекция.
– У-у-у… И тут не без блата…
– Но ведь и тебе повезло.
– Хочется верить.
Я осознал, что, хотя живу здесь уже больше месяца, совсем не знаю этого мира. За прошедшее время успел разве только понять, что общество здесь жестко иерархично, император вправе творить все, что ему в голову взбредет, и вся знать, которая отстояла от него на одну или несколько ступеней социальной лестницы, в общем-то, смотрела на простолюдинов как на своих законных рабов. Конечно, в массе тех, кто не относился к числу благородных, имелись свои градации, и не все было так уж просто. В этих тонкостях я еще не разобрался, однако понял, что разбираться в этом надо не сидя в замке, в отрыве от живой жизни.
Но даже месяц спустя, когда меня и еще несколько других гладиаторов перевезли в один из городских императорских дворцов (не столичный, как я понял, но расположенный в довольно крупном городе), не изменилось ничего. Постигать чужие традиции следовало не взаперти, а обитая где-нибудь в городе, толкаясь локтями с местными жителями на базаре и самостоятельно набивая все шишки.
Следующий бой, в котором мне пришлось принять участие, к моему неприятному изумлению, произошел даже не в пиршественном зале, а в спальне.
Императорские покои не уступали роскошью интерьеров ни Эрмитажу, ни Версалю и впечатлили меня, пожалуй, даже больше, чем то и другое вместе взятое. В чертах местного интерьер-дизайна было что-то восточное, что-то греческое и даже готическое – дичайшая смесь. Огромные окна смотрели в парк, сквозь прорези золотых экранов, искрящихся вставками, в спальню просачивался свежий ночной ветер. Часть светильников, напоминающих разлапистые кувшинки на массивных основаниях, украшали собой свободные от мебели уголки, другие канделябры свисали на цепях с потолка. Выглядели они чрезвычайно стильно.
На широченной кровати (хрена се сексодром!..), убранной тонкими шелковыми занавесями полога, валялись леди Миралей, которую я узнал с первого же взгляда, и его величество, в котором мне очень хотелось, но не получалось отыскать демонические черты. Оба едва прикрыты простынями, причем так, что при одном же взгляде становилось очевидно – одеться господа не озаботились.
– Нефиг смотреть в ту сторону, – прошипел мне противник, прежде чем коротким поклоном обозначить свою готовность к бою.
Я едва успел «когтем» перехватить и увести в сторону удар мечом. Клинок прошелся по левой, защищенной руке плашмя, и ему болезненно ответило мое запястье. Слишком стремительной получилось атака, без всякого перехода, слишком неожиданно. В конце концов слуги еще только заканчивали выносить напольные светильники, а заодно и кресла, чтоб освободить для нас место.
Позволил ему обойти меня слева и нырнул, чтоб подставить колено и локоть, помогая противнику споткнуться. Он не споткнулся, но открылся, и попытка пырнуть его в бок «когтем» почти удалась. Почти. Ловкий, гад, и подвижный. Мы разошлись и снова сошлись – как двум лезвиям ножниц, нам некуда было деться друг от друга.
Он ударил, казалось, без особой надежды на немедленный успех, но уже в полете клинок изменил траекторию движения и пошел параллельно полу. Такие сюрпризы надо было уметь читать в «мимике» чужих плеч. Как следствие, мне пришлось падать вбок и назад, и все это произошло автоматически, заученно, поэтому в полете я еще и ногами махнул от души именно туда, куда следовало. Противник мой получил пинок под коленку, опрокинулся назад и потерял один из двух своих клинков. Длинный.
Ну да, именно по правому запястью мне повезло ему врезать коленом, причем совершенно случайно.
Извернулся на полу движением змеи с прищемленным хвостом, и из этого положения как-то особенно легко поднялся на ноги, но перед тем цапнул с пола меч – совершенно автоматически. Блок мечом удался не без труда. Рукоять рванула мне кисть, словно живая, вознамерившаяся оторвать ее нахрен, но оружие я чудом удержал. Однако насколько удобнее отбивать меч мечом же! Несколько минут я только отмахивался, а противник мой наседал с яростью. Его можно было понять – он жаждал вернуть себе оружие.
Кстати, и метод для этого избрал самый надежный – сближаться настолько, чтоб размаха для клинка уже не осталось, буквально плечо в плечо. Я стремился приблизительно к тому же, блокируя в свою очередь размах его короткого клинка. Ведь у меня на случай рукопашной схватки имелись «когти». В этом положении я терял преимущество длины меча, который захватил, и мне было понятен резон противника, хотя сейчас в целом наши цели совпали. Не в достижении одного результата, конечно, а в последовательности событий.
Если ему не удалось вышибить у меня меч в схватке на дистанции, теперь он стремился вынудить меня бросить клинок на пол, чтоб в рукопашном бою зря руку не занимал. Это я понял за миг до того, как он притиснулся ко мне справа, метя кинжалом и готовясь перехватывать падающий меч. Но навыки, приобретенные еще в школьные годы, сработали и теперь. Если во время боя что-то есть в руках, используй это как оружие. Поэтому я с силой ткнул парню в лицо гардой меча и тут же увернулся. Действенно…
Взмах, еще взмах… Да, я предпочел бы перейти на близкую дистанцию и дальше «разговаривать» с гладиатором на языке самбо, но сделать это нужно было именно так, как мне требовалось. В этот раз получилось не совсем удачно, но пробовать снова никто мне не мешает. Благо опыта хватает. Я вполне осознавал, что владею мечом отвратительно, особенно если сравнивать меня с моим противником, и действовал им скорее как дубиной, просто отгонял парня от себя взмахами железяки.
Со стороны гигантской кровати донесся приятный для слуха смешок, и я запоздало припомнил, что тут имеются еще и зрители. Кстати говоря, кое-что понимающие в рубке. Подозреваю, что побольше меня. Мои мысли в адрес госпожи Миралей корректностью не отличались, но она их услышать не могла. К моему счастью.
Мы с противником пыхтели, кружа друг вокруг друга, довольно долго. То ли он предполагал во мне наличие каких-то тайных, намного более значительных, чем продемонстрированные, навыков, то ли считал, что я сознательно придуриваюсь. В любом случае, он осторожничал, и это давало мне небольшую фору.
Счет времени в серьезной схватке мне никогда не давался, и то, что уже случилось, уходило из памяти в следующий же миг. Вернее будет сказать, что в дальнейшем я без труда мог все это вспомнить и повторить, но сейчас, в миг наибольшего напряжения, сосредоточен был на одних только реакциях тела, и мысль за ненадобностью останавливалась. Сейчас я отбивался, не помня, что за финт пускал в ход секунду назад.
В какой-то момент мой противник оказался совсем рядом и в такой позиции, что решение напрашивалось. Тело все сделало само. Пальцы правой руки таки отпустили рукоять бесполезного в подобном положении клинка, левая щитком «когтя» поймала кинжал, шедший мне в живот. Освободившийся правый «коготь» с отдачей в плечо прошел по чужому лицу.
Парня отшвырнуло вслед за рукой и кинуло на пол. Плечо гудело, но боли я не ощущал.
– Добей его! – воскликнула женщина, привставая на постели. Простыня соскользнула, и, на миг обернувшись, я увидел ее грудь, крупную, роскошную, такую, что в ладони не спрятать.
Взглянул в глаза своему противнику – он смотрел без муки, должно быть, боль оказалась слишком сильной, чтоб ее чувствовать, или сказывалось ошеломление боя. В чертах его залитого кровью лица была предобморочная отстраненность и обреченность – последняя, возможно, просто чудилась, – и мне показалось, что он даже гипотетически не видит иного варианта, чем повиновение.
Инерция ситуации подхватила и меня. Снова взгляд в чужие глаза, слишком яркие на искореженном лице.
– Прости.
– Да уж, – засипел он сквозь зубы, а глаза его уже смотрели поверх меня, строжея, используя последние мгновения сознания, чтоб подготовиться к небытию.
Я ударил в горло, чтоб наверняка и быстро. И обернулся, чтоб увериться, не будет ли еще указаний. Фиг его знает, какие тонкости гладиаторской работы мне еще неизвестны.
Но они смотри друг на друга, а не на меня. Женщина, податливо изогнувшись, смотрела на императора с дикой смесью раболепства и лукавства. Себя она вела с поразительным бесстыдством, а может, в среде знати просто не считали гладиаторов за людей? Чего их стесняться?
– Ох, как хорошо! – проворковала дама.
– По вкусу? – правитель лениво гладил ее бедро.
– Очень! А он хитрюга, этот гладиатор! Какой хитрец!
– Действительно хитрец. Он тебе понравился?
– Да уж. Забавный… А теперь я хочу, чтоб бились девушки!
– Пусть приведут, – бросил мужчина в пространство, не допуская ни на миг, что его могут не услышать.
В приоткрывшейся двери появилось напряженное лицо офицера, которое активной мимикой принялось показывать мне, чтоб я нырял в эту дверь и больше не занимал собой заляпанное кровью пространство. Слуги, двигающиеся плавно, как тени, уже утаскивали тело и вытирали пол. Я послушно выскочил из спальни, и только тут меня накрыло осознание того, что я добил человека, который, может, и выжил бы. Блин… Ощущение во рту такое, словно это меня в морду треснули. Мерзко.
За дверью я не сразу поднял глаза. Маг, который сопровождал меня и других бойцов на все выезды, и теперь ждал здесь, посмотрел со смесью сочувствия и одобрения.
– Молодец. Ранен?
– Нет вроде.
– Повернись. Не ранен. Отлично. Вина?
– Хорошо бы. – Мне вдруг до тошноты захотелось нажраться. – Но как я обратно поеду? Меня ж с седла сдует.
– Куда это ты собрался на седле?
– Ах да, мы ж здесь обосновались…
– Вот именно… Дай ему глотнуть.
Офицер, ждавший рядом, с недовольным видом протянул мне небольшой кувшинчик с узким горлышком – такие удобно закупоривать восковой пробкой.
– Новичок, что ли?
– Чужак. У них другие бойцовые традиции.
– Еще одну девицу требуют. – Появившись рядом, замельтешило еще одно существо в форме. – Живее!
– Бабы не по моей части, – отрезал маг, оттаскивая меня за локоть в сторону.
– А чьи они?
– Вон там их тренер стоит… Идем, парень. Отдохнешь у себя в комнате. Вина и еды тебе принесут.
Сейчас, когда император гостил во дворце, кормежка резко улучшилась. Казалось бы, чего удивляться, что правителя и его спутников кормят наилучшим образом, но при чем тут прислуга и гладиаторы? Ан нет, каша стала более пряной (и оттого проскакивала в желудок особенно бойко), мясо – сочнее и нежней. Если раньше оно все больше попадалось в похлебке и все в той же каше разваренными неопределенными кусками, а отдельно – разве что на костях, не столько еда, сколько развлечение все это обглодать под слабенькое пиво, то теперь его стали подавать солидными и отлично прожаренными ломтями.
– Чему ты удивляешься? – еще утром проворчал мне собрат-гладиатор. – Раз император во дворце, значит, снабжение первосортное. Хорошее мясо тоже надо куда-то девать. Чем ему пропадать, лучше нам его скормить. Отсюда и изыски.
Так что я совсем не удивился огромному подносу самой разнообразной еды, которую мне приволокла полная служанка, изо всех сил колышущая грудью у меня перед глазами (на что она рассчитывала, можно было только гадать). Еда попроще явно готовилась на всех, мне просто немного отчерпали из общего котла. А то, что поизысканнее, видимо, осталось после господской трапезы. Само собой, вчерашними бутербродиками наподобие канапе, вчерашними пирожными и заветрившейся тонко нарезанной рыбкой, сдобренной лимонным соусом, местных шишек кормить не будут. Скорее уж утром приготовят свежее. А остатки скормят таким, как я.
Хоть и постоявшие какое-то время, закуски ничего не потеряли. Подобной вкусноты я никогда не ел, но сейчас оттенки вкуса проходили как-то мимо сознания. Да, отмечал, что вкусно, но сейчас это нисколько меня не интересовало и не радовало. А что могло бы порадовать, я не представлял. Поэтому от души подливал себе вина из большого кувшина, удивляясь, с чего это вдруг мне так щедро отпустили спиртного, если в другое время гладиаторов упорно оберегали от него. Пиво не в счет, вино здесь крепче. Кстати, оно оказалось очень приятным.
Наутро я совершенно не помнил, о чем размышлял под вино и что обещал себе. Голова побаливала слегка, куда неприятнее была слабость и привкус во рту, желание улечься где-нибудь и не двигаться недельку-другую.
Но позволить себе такую роскошь я не мог. Ничто не могло гарантировать мне жизнь в будущем, но увеличить мои шансы могли только тренировки.
– Хочу тренироваться с мечом, – сказал я Хунайду, пожилому помощнику Исмала, который теперь возился с мной.
– Тренироваться-то можно, а толку? Ты с мечом так двигаешься, будто за лавку держишься.
– Если ты не будешь меня обучать, все так и останется.
В ответ меня наградили злым взглядом, на который я, впрочем, не обиделся. И, имея некоторый опыт общения с мастерами, догадался – это способ слегка тонизировать ученика, взбодрить его и заставить собраться.
– Если хочешь у меня учиться, должен делать то, что я говорю, и так, как говорю.
– Догадываюсь.
– Вот и посмотрим, на что ты способен! – возгласил помощник мастера таким тоном, с которым обычно засучивают рукава.
Я понимающе усмехнулся, но в сторону, чтоб не злить Хунайда. И не сомневался, что тот с удовольствием возьмется за меня. Его рвение напоминало месть, хотя я прекрасно осознавал, что никакой ненависти ко мне лично этот человек не испытывает, и если он злорадствует, когда, обессилев, я валюсь физиономией в пыль, или с крайним ожесточением подгоняет меня, то дело здесь не в личном ко мне отношении.
Просто у него такая манера обучать. Мало ли у кого какие взгляды на жизнь!
Если раньше режимом своих тренировок я распоряжался сам, то теперь они зависели от воли моего тренера. Иной раз он будил меня на рассвете пинком (если успевал, потому что обычно я просыпался еще на стадии распахиваемой с размаху двери), воплями поднимал на ноги. Но после того, как я однажды полюбопытствовал у него, обязательно ли орать с утра пораньше и нельзя ли ограничиться окликом на несколько тонов тише, задумался. Правда, предварительно наорал на меня и привычно задал трепку. Но чувствовалось, что он просто по-другому не умеет.
Обучение шло у меня туговато. Хунайд ворчал, что владению мечом в моем возрасте нужно учиться день и ночь и не тратить время на что-либо другое, но я, само собой, прежние тренировки не собирался забрасывать. Как ни крути, но именно мои необычные для этого места навыки до сих пор спасали мне жизнь. Сколько еще мне удастся выплывать за счет самбо, знает лишь Бог.
Но совместить навыки боя без оружия с оружием может быть выигрышно. Что ж, пока я выплывал, будем надеяться, что и дальше удача не оставит меня.
– Кстати говоря, – недовольно начал тренер, – тебя отпускают в город. Прогуляться. Лично я бы, если б со мной посоветовались, сказал бы, что это незачем. Но Исмал решил так. Тебе дадут денег, но избави тебя Небеса напиться в городе, понял?! Я от тебя мокрого места не оставлю, если хоть учую запах!
– Ну хватит. Я не мальчишка, ни к чему устраивать сеансы запугивания. Растолкуй мне лучше, куда можно заходить, а куда нельзя.
Хунайд пожевал губами, словно бы прожевывал все те угрозы, которые не озвучил. Но почему-то и в самом деле не стал дальше сотрясать воздух по привычной схеме, которую редко кто-то из его учеников решался прерывать. К его выходкам я старался относиться с юмором, и это мое отношение озадачивало тренера. Оно противоречило его опыту и всему тому, к чему он привык, чему настроился давать жесткий отпор.
– Я не понимаю, почему решают выпускать в город человека, который элементарных вещей не знает, которые знают все, абсолютно все, начиная с трех лет?
– Если я буду сидеть здесь взаперти, то так ничего и не узнаю. Нужно мне привыкать жить здесь или нет? Или ты считаешь, что боец, который не собирается жить долго и счастливо, хоть на что-нибудь годен?
– Ты просто мерзкая обезьяна, – процедил Хунайд. – Хочешь поучить меня правильно настраивать моих учеников?
– А тебе не нравится, когда я говорю правду?
– Дождешься того, что тебе за твою наглость кишки на горло намотают… Вот шельма. – Он растянул губы в подобии улыбки, хотя все еще выглядел уязвленным. Я мог чувствовать себя совершенно отомщенным за все его грубости. – Ладно, слушай. В храмы тебе нельзя заходить. Еще перед ними есть такое пространство. Площадь цветов. Нельзя ступать на нее обутой ногой. Нельзя касаться струй фонтанов, пить воду можно только из тех, из которых пьют все. Нельзя ходить там, где по брусчатке расстелены ковры или ткани. Не вздумай приставать к добропорядочным женщинам, иначе получишь пару ножей в бок. Нельзя входить в чужие процессии. Нельзя переходить дорогу перед конями или паланкинами знати. Или крупных чиновников. Так что смотри внимательно, куда суешься.
– А что, местные жители всех представителей знати и всех чиновников должны знать в лицо, что ли?
– Мои соотечественники могут определить, что за чиновник перед ними и какой областью нашего мира правит тот лорд, который встретится им на улице города. По цветам плащей и головным уборам. А ты – как грудной ребенок, бестолковщина.
– Я готов учиться. Значит, увидев высокопоставленную шишку, от нее следует спасаться бегством. Так получается?
Хунайд покровительственно усмехнулся.
– Лучше уж так.
Я не ожидал, что меня действительно отпустят на прогулку, и поэтому, когда это все-таки произошло, был изумлен. Ощупывая монеты в кармашке пояса, я вышел из ворот замка опасливо, словно не был отпущен, а в полном смысле этого слова сбежал. Поэтому не сразу взялся посматривать по сторонам – сперва следовало разобраться с собственными ощущениями, которые оказались полны этой мнимой свободой, этой игрой в свободу.
Город в парадной своей части внушал уважение размерами зданий и масштабами улиц. Здесь было где развернуться, не хуже, чем в ином современном городе. Через несколько минут, углядев приземлившуюся возле роскошного, судя по всему весьма дорогого магазина чешуйчатую тварь вроде той, на которой мы, помнится, летали, я сообразил, почему так. Эти транспортные животные занимали много места. Не меньше, чем хороший дальнобойщик, а может, и побольше, если учесть крылья.
Я поглядывал на великолепные особняки, каждый из которых словно бы стремился перещеголять соседей в горделивой строгости и стильности. Ничего лишнего, но как же хорошо! Местная архитектура выглядела очень своеобразно, и я, мало что понимающий в специфике «строительных традиций» у себя на родине, не мог сказать, каких черт, по моему мнению, в очертаниях зданий больше – восточных или западных. Слишком уж самобытно, но чему удивляться? Чужой мир, е-мое!
Здесь было много зелени, узорные оградки отрезали от проезжей и «прохожей» части крохотные лоскутки земли под палисадничек – и чувствовалось, что иметь подобный личный зеленый уголок было уделом лишь самых богатых людей. Тоже понятное дело, к императорскому дворцу в первую очередь жмутся самые родовитые, люди света. И не здесь следовало искать сердце города, в этом квартале можно было разве любоваться фасадами домов и облизываться на дорогие магазинчики и лавки. И еще отскакивать с дороги роскошных процессий.
Я довольно быстро сориентировался в том, как надо действовать, если на пути внезапно появилось несколько красивых лошадей или ящеров, украшенных попонами, лентами, цветами, иногда перьями или иными украшениями, материал которых не удавалось опознать с первого взгляда. Отскакивать успевали все горожане, если только не были калеками или слепыми (а таких в фешенебельные кварталы, видимо, не допускали, потому как тут я не увидел ни одного). Тем же, которые мешкали, быстроты добавляла охрана.
Правда, меня короткие копья бойцов не коснулись ни разу. Присмотревшись, охрана обходила меня, самое большее – давая знак, что нужно еще потесниться. И я понял, зачем при выходе за пределы дворца мне приказали накинуть красный плащ с черной полосой и намекнули, что с собой следует брать оружие. Похоже, по плащу и «когтям» на поясе во мне опознавали гладиатора и предпочитали не связываться.
Впервые за все время пребывания здесь я начал осознавать, что у моего положения действительно есть свои преимущества. И, наверное, для средневекового города дифференциация по цветам одежд и форме полосок актуальна. Сейчас я был, пожалуй, рад, что гуляю по городу в качестве гладиатора, а не какого-нибудь горшечника, кузнеца или дровокола.
Но для того, чтоб понять этот город, следовало гулять не здесь, а там, где можно было почувствовать пульс города, где ритм городской жизни входил в резонанс с самоощущением и начинал довлеть над ошеломленным чужаком. То есть следовало идти искать что-нибудь базароподобное. Где еще, как не на базаре, можно увидеть город во всей его непарадной «красе»?
И я отправился искать базар. Найти его не составило особого труда. Несколько вопросов, заданных встречным (ответы мне давали очень подробные и довольно вежливо), развернули меня в нужном направлении. Как я понял, город когда-то увенчал собой огромный покатый холм. И теперь по всем законам логики и жанра вершину занимал императорский дворец и самые богатые кварталы, чуть дальше располагалась торговая часть, Средний город, где также обитали ремесленники всех мастей и достатков, а у подножия холма селились все остальные.
Средний город оказался чуть менее просторным. Зато дома здесь несколько подросли в высоту. Нижний этаж занимали магазинчики, к ним лепились уличные прилавки, и людей здесь толклось уже намного больше. Обнаружил я в Среднем городе и широкие проспекты, однако к ним лепились извилистые узкие улочки, где помещалось разве что два прилавка по обе стороны и проход между ними. Правда, таких мне попалось немного.
Над некоторыми дверями висели покрывала с кистями, похожие на скатерти, и изображения большой пивной кружки. Из этих заведений потягивало ароматом свежего хлеба и жареного мяса, и догадаться было несложно – тут кормят. Внутрь одного из таких я заглянул не без сомнений, однако на меня отреагировали вполне положительно. Не потребовали продемонстрировать деньги, поспешили поставить передо мной кружку напитка, похожего на эль или кисловатый сидр, и блюдо с закуской. Мясные ломтики с маринованными овощами – стоящая штука.
– Угодно ли господину заказать мясо молодого поросенка? – увесистая дама в затянутом под грудью переднике наклонилась надо мной. – Сегодня резали.
– Порцию, – согласился я, вынимая одну из двух монет, которые мне дали с собой.
Глаза у дамы вспыхнули, и я понял, что стоимость заказа сильно меньше.
– Еще что-нибудь могу предложить?
– Я подумаю. Пока отдай мне сдачу, а я подумаю.
Женщина фыркнула, словно я ткнул ей в лицо лисьим хвостом, посмотрела на меня обвиняюще, но, уйдя, скоро вернулась с горстью монеток поменьше.
