14

скачать книгу бесплатно

14
Ден Ковач

Ты укладываешь свою девушку в постель, закутываешь в теплое одеяла. Так удобно? Хорошо. Включаешь ночник. Берешь книжку и читаешь. Негромко. Полчаса, не больше. Потом она засыпает. Держит тебя за руку. Улыбается во сне. Это счастье, правда?

Ты будешь читать ей про ночной Нью-Йорк. Про его тайны и его героев. Про любовь в сердце старого города. Про жестоких демонов и добрых волшебников. Про гостей, которые приходят в дождь. Про нерпу, живущую в черной ледяной глубине далекого озера и про цыгана, берегущего сон Спящей красавицы…

Что может быть лучше, интереснее и дороже, чем хорошая история, рассказанная на ночь? «14» – это четырнадцать таких историй. Четырнадцать счастливых вечеров. Не спеши. Раздели с тем, кого любишь.

Ден Ковач

14

LOVE

Эта вывеска давно не дает мне покоя. LOVE – огромные неоновые буквы за черной железной решеткой. И несколько ступеней в подвал. Моя Седьмая стрит всего в трех кварталах отсюда, в трех коротких нью-йоркских кварталах. Рядом.

LOVE – я понимаю. Это простое слово. Понимаю в разных смыслах. Понимаю и как сувенирную лавку, и как притон, и как братство, особенно отличное от прочих христиан, но обращенное лицом вверх, прямо к мистеру Богу. Не понимаю, почему вход в LOVE перегораживает чугунная решетка, почему не войти. Тяжелая и вечно закрытая решетка, за которой горят огромные, в рост человека, буквы. LOVE.

Думаешь, я не пытался войти? Войти в LOVE? Пройти за эту чугунную тяжесть и узнать, кто и сколько там прячет любви? А кто бы не пытался?

Там есть звонок, справа от узкой калитки, есть железная дверь с узкой амбразурой-окном, нужно только спуститься к ней на несколько ступеней вниз. Почти как у меня в студии. Чувствуешь связь? Только у меня нет никакой любви. Одиночество притаилось в темных углах моей фотостудии, затихло между хромированных гордых треног – опор для импульсного света, присело в старое ободранное кожаное кресло. Это кресло любят мои посетители. Оно фактурное. Девочки с тонкими ножками забираются на него верхом и тонут в его винтажном усталом величии.

LOVE беспокоит меня. Горит, как огромный вопросительный знак. И никого. Понимаешь? Никто не входит, никто не выходит, пока я рядом. Никто не включает эти огромные красные светящиеся буквы в сумерках, никто не подметает ступени по утрам. Никто не проходит со шлангом, запуская потоки воды по тротуару, смывая пыль большого города в стоки ливневой канализации. Только я топчусь со своим вопросом. Ушел. Почти. Оглянулся. Из-за решетки выскользнула огромная крыса. Глянула в мою сторону и, перебежав улицу, пропала в соседнем проулке. Выдохнул. Привычные к крысам жители Большого города делают вид, что крыс нет. А крысы делают вид, что боятся людей, и шныряют только по ночам. Обычно.

Я вернулся на следующий день, присел в кофейне через дорогу. Однажды, пару месяцев назад, я видел, как они входили в LOVE. Видел издалека, конечно. Разные они были и разного возраста. Мужчина в длинном сером плаще и шляпе, старый, сутулый, похож на Клинта Иствуда, одевшегося в дешевом супермаркете. Женщина следом за ним в черном спортивном костюме и больших черных же наушниках, молодая, красивая.

А сегодня была совсем девчушка. Она долго стояла перед решеткой входа. Я думал, уйдет. Но нет. Постояла нерешительно несколько секунд, а потом толкнула решетку и вошла. Спустилась вниз, пропала. Красная шапочка – так я ее назвал. Правда, шапочка была скорее розовая, чем красная. Но это неважно. Важно, что где-то на ее розовом пути уже притаился серый волк, который знает дорогу к ее бабушке. И знает, к несчастью, правильные ответы на все ее розовые вопросы.

Я все это вижу из соседней крошечной кофейни. Наблюдаю несколько дней. И, кстати, кофе там неплохой, европейский. От мексиканского и колумбийского я немного устал. Хочется иногда настоящей итальянской ароматной горечи. Я покажу тебе эту кофейню, если захочешь. Я здесь и сейчас. Со своей большой чашкой капучино. Смотрю, как они входят. Или как они уходят? Можно и так сказать. Пожалуй, так даже будет вернее. Ты чувствуешь разницу между «уходят» и «выходят»? Я обращаю твое внимание. Не выходят.

Никто из них не трогал кнопку звонка, не стучал и не говорил по мобильному. Решетка не скрипела. Молчали колокольчики, обычно брякающие у дверей маленьких магазинчиков в Ист-Вилладж. Молчали. А они, эти странные, незнакомые мне и друг другу люди, просто уходили в LOVE. Безвозвратно. Почему безвозвратно? Потому что никто из них не вышел назад. Думаешь, я просто не видел? Может быть. Но я это чувствую. I feel it.

А через день я увидел ее. Нет, не так. Вначале я увидел их вместе. Они катились на черном электрическом самокате по Второй авеню. Вдвоем. Она была такая маленькая, легкая… Светлые волосы чуть длиннее плеч, легкие как пух. Странные сережки, которые серебрились и поднимались вверх по ее аккуратным ушам. Улыбка и маленькие ямочки… Смеешься? Как я успел все рассмотреть? Не знаю. Я ведь фотограф – вижу сразу как снимок, если, конечно, успел сообразить с экспозицией…

Большой электрический самокат, наверное, даже не чувствовал ее веса. Такая она была маленькая и светлая. А тот, кто был с ней, он большой, уверенный. В чем-то темном, с капюшоном. А она была в белом. Я говорил? И ее маленькие руки лежали на его больших руках. Это было красиво… Это было «about LOVE». Если ты меня понимаешь. Это было так, как хотели бы и ты, и я. Стремительно, легко. LOVE.

Поэтому, когда на следующий день я увидел ее перед решеткой LOVE, я поставил кофе на стол и вышел. Не глядя по сторонам, сделал шаг с тротуара, и… огромный черный силуэт – минивэн прямо передо мной. Он засигналил, водитель за рулем точно вспомнил насколько дурных слов. Я выдохнул, отступил назад… Пауза, пара ударов сердца, вдох… Я перебежал дорогу. Все. Никого. Закрыта решетка. Не отзывается звонок. Два лишних удара сердца. Так бывает. Как нестерпимо жаль, что так бывает…

Я не знаю, как ее звали. Не знаю, зачем она пришла. Не знаю, почему ее маленьким ладоням было недостаточно просто лежать на его больших руках. Не жди, что я все это тебе объясню. Но я буду ходить вокруг LOVE долго. Я должен разобраться. И я тебе обязательно расскажу. Только держись подальше от LOVE. Я не хочу потерять и тебя.

ОНА ЖИЛА В БРУКЛИНЕ

Она жила в Бруклине. В той части Бруклина, которая никогда не хотела быть Манхэттеном. А это уже о многом говорит, так ведь?

Итак, она жила в Бруклине, где-то на Бедфорд-авеню. И летом прямо под ее окном черные ребятишки плескались в фонтане гидранта, традиционно и в нарушение всех правил весело хлеставшего ледяной водой в раскаленное небо.

Я бы не сказал, что она была красива или дурна собой. Неидеальна, да. И не очень молода, тоже да. Но, согласись, все это – дело вкуса? То, что кажется чрезмерным одному, точно будет недостаточным для другого. Ее глаза, прозрачные и чистые глаза, не знали возраста и сомнений. Это были глаза кошки, не домашней и не дикой, просто свободной от предрассудков. Которая в зависимости от настроения могла быть элегантной и даже изысканной, но предпочитала быть слегка бродячей, местами взъерошенной и немного распущенной.

Она жила сегодняшним днем, сейчас, прямо в этом мгновении. Это было ее искусство, ее магия. Быть здесь и сейчас. Не стремиться в безоблачное будущее, не ждать нового и лучшего. Она любила закаты на Дамбо, любила лететь на своем стареньком дребезжащем байке по Вильямсбургскому мосту и смеяться. Радость? Безусловно. Счастье? Не уверен.

Я тебе скажу именно так, как чувствую, и все, что я сейчас рассказываю, – это ощущение. Без аргументов. Она любила закаты и мужчин. По-моему, именно в таком порядке.

Она говорила, что ищет отношений. Она говорила, что жизнь ее полна новых встреч и впечатлений. Она встречалась с разными мужчинами. Да, она любила секс, и она могла себе его позволить. Я не собираюсь ее осуждать за это. И не собираюсь оправдывать.

Почему я вообще решил ее вспомнить? Однажды, рассказывая про своего нового друга, она посмотрела на меня своими прозрачными и нереально глубокими глазами: «Мне с ним не интересно надолго. Он умный и яркий. Не знаю почему, мне с ним не интересно… надолго».

И в этом была она вся. Ей было интересно в Англии. Недолго. Кипр был ее местом, без сомнений. Но не навсегда. Стамбул и Каир завораживали… Но это была короткая, как весенняя гроза, влюбленность. Питер вдохновлял. Мимолетно и местами. Киев был ее домом. Условным вечно ждущим домом. Она ничего не имела надолго. Снимала комнаты или квартиры. На время. Покупала машины и бросала их за ненадобностью, часто даже не утруждая себя формальностями. «Надолго» было слишком сложной вещью для нее.

Потом она сказала: «Я ищу, но не могу найти долгие отношения. Много лет…»

… и много стран. Много разноцветных вклеек в паспорте. Много. «Много» и «надолго» – это два похожих, но таких разных слова.

Она жила в Бруклине. В той его части, которая не мечтала стать Манхэттеном. С ее крыши открывался потрясающий вид. И сигаретный дым срывался с ее губ и уносился в сторону Гринпойнт. Это был дым со вкусом ее чувственных губ, с оттенком мимолетности и случайности. Дым тоже не знал, что такое надолго.

НОЧНОЙ БИБЛИОТЕКАРЬ

Не складывается. Он сидел на ступеньках библиотеки. Ночной библиотекарь. Потому что была ночь – час или два ночи. Или даже три, правда, это не имеет отношения к моей истории.

Сидел и крутил в руках сигарету. Если ты еще помнишь, какие они были, сигареты без фильтра. Слегка мятые, иногда настоящие курильщики скручивали один конец, чтобы не высыпался табак. Camel, I'm sure.

Мимо шел волшебник. Я сразу сдаю тебе всю ситуацию, для ясности. Потому что ночь, библиотекари и сигареты – это все не очень складывается, правда? Я уже говорил об этом?

Итак, старый волшебник и ночной библиотекарь встретились на широких темных гранитных ступенях. Как вежливые люди поговорили о погоде, о новых штаммах вирусов с недоступной для запоминания греческой нумерацией. Потом волшебник перешел к делу и спросил ночного библиотекаря, что бы тот сделал, поймав джина или золотую рыбку. Или встретив Санта Клауса на Рождество. Или даже попав на прием к мистеру Богу… Последнее, конечно, совсем уж невероятно, учитывая репутацию ночного библиотекаря.

Речь о желаниях, ты понимаешь. Ночной библиотекарь тоже читал все эти хорошие книжки. И, с полуслова поняв, к чему клонит старик, вдумчиво и с дельными комментариями перечислил.

Во-первых, ему нужна приличная сумма денег. Очень приличная. Не для себя, конечно. Обветшала кровля библиотеки, и не нужно объяснять, что будет с библиотекой, когда она (кровля, естественно) потечет.

Потом, ему нужна молодая, красивая и очень послушная девушка. Не для себя, разумеется. Старушка в гардеробе уже давно не справляется с тяжелыми шубами и манто посетителей. Ей трудно. Она ворчливая и вечно опаздывает. Девушка молодая и красивая придет ей на помощь. Это доброе дело, верно?

И третье, но не менее важное. У него есть некоторые проблемы со здоровьем. Врачи советуют бросить курить. Обещают, пугают. А ему совершенно не на кого оставить библиотеку. Поэтому здоровье должно быть в порядке. Надолго. Желательно насовсем. Потому что вы же понимаете. Опыт библиотекаря незаменим. Невосполнимый ресурс. Уникальный.

Старик-волшебник задумался. Потер свой высокий морщинистый лоб. Закрутил на палец кончик седой бороды. Ночной библиотекарь следил за этими действиями внимательно и доброжелательно. Ждал. Одно из невосполнимых и уникальных качеств ночного библиотекаря.

Волшебник наконец ответил. Что это все очень нужно и очень понятно. Никаких сомнений. Но есть сложность. Желание долго быть одно. Всего одно. И есть вторая сложность – остальные желания точно не сбудутся. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Так что, при всем уважении, придется сделать выбор. Как старая шутка в кофейне, ты помнишь. Что лучше: секс или кофе? И старик-волшебник ободряюще улыбнулся.

Ночной библиотекарь кивнул. Он любил хорошие шутки. Не припомню только, чтобы он сам шутил. Улыбнулся ночной библиотекарь рассудительному и важному волшебнику и отложил на ступеньку рядом с собой незажженную сигарету. Camel. Без фильтра. Потом вынул из внутреннего кармана своего вельветового пиджака нож и, привстав, очень быстро и очень сильно пырнул старика-волшебника в живот и грудь. Шесть раз. С хрустом и выдохом на каждом ударе. Сердце и печень он точно достал. Легкие – вероятно, два раза. Желудок – без сомнений. Сердце… А что сердце? Это было уже несущественно.

«Вот так бывает иногда. А иногда и не бывает проблемы выбора», – сказал или подумал ночной библиотекарь, вытирая окровавленный клинок, а потом и руку носовым платком волшебника. Больше в карманах старика ничего не было. Ни бумажника, ни волшебной палочки. Даже спичек не было. А ночной библиотекарь очень рассчитывал на спички. Но иногда не складывается, понимаешь?

ПЛОХИЕ НОВОСТИ ДЛЯ ПСА

Пес скучал. Скучал молча. Скучал всегда. Я видел его печальные глаза. Я знаю, ты скажешь, что у собак часто печальные глаза. Часто. И часто у них есть на это причины, но они молчат. Пес всегда смотрел в сторону Девятой стрит, откуда она приходила. Быстрым, танцующим шагом. Легкая. Доброе слово, смех, ласка. Что-то еще? Думаешь, нужно что-то еще?

Нам кажется, что можно не учитывать мнение того, кто молчит. Но это не всегда так. Вот, например, сегодня у меня в студии черные парни опять писали свой черный рэп. Про деньги, алкоголь, социальное неравенство… Ты знаешь, о чем я. Я молчу, я их почти не понимаю, они говорят быстро, теряя по дороге половину слов, звуков и грамматики. Я молчу. Но меня нельзя игнорировать. Я их вижу. Они видят меня. И все же, все же… Не так просто. Я рассказываю про пса, а не о себе. Понимаешь?

Я не знаю, почему она гуляла с его псом. Потому что любила собак? Потому что не любила его? Потому что любила гулять? Вот тебе три ответа на вопрос, который никто из нас не задавал.

Когда он останавливался и, наклоняясь к псу, говорил: «Go! Goooo!», – это звучало грубо, но мы сейчас не об этом. Просто запомни и пойдем дальше. Если хочешь глоток рома, у меня есть с собой фляжка. Нет? O'kеy. Тоже правильно.

Они познакомились в парке. В тот день (и в том парке) со своим псом он еще гулял сам. Ты догадываешься, что это был Томпкинс сквер, ведь именно здесь я пишу почти все свои чокнутые истории, и здесь есть три (целых три) площадки для собак. Или людей с собаками. Называй как тебе больше нравится.

Она спросила, можно ли погладить собаку. Ты знаешь, что большая часть знакомств в парках начинаются с этих слов? Собака – незаменимый спутник одинокого человека. Во всех отношениях. Он ответил ей, что это не собака – это пес, угрюмый злобный кобель, который может укусить. Ему нравилось так думать про своего пса. Но она не испугалась и погладила. А пес… Он, честно говоря, и не знал, что он угрюмый и что может укусить…

Потом, когда они прощались через час, она спросила, когда он будет гулять со своей замечательной собакой в следующий раз. Со своим псом, конечно. Поправила она сама себя. И в следующий раз они снова встретились. Так предсказуемо, правда?

Пес, лохматый и не слишком воспитанный, имени которого я не помню, радовался этим встречам больше своего хозяина. Я с ним согласен. Бегать и играть в мяч, кидаться за палкой, ловить сэндвичи на лету гораздо интереснее, чем сидеть у скамейки на поводке или медленно обходить по кругу одни и те же деревья.

Ты знаешь, чем все закончилось. Она гуляла в парке с его псом. Прошла пара месяцев. Может быть, полгода. Это неважно. Все закончилось плохо. Она просто констатировала: «Ты не звонишь и не пишешь мне, значит, тебе неважно, где я и что со мной». И она снимала с крючка у двери поводок и уходила в парк. Без него. Вдвоем с его псом. И я бы не сказал, что это был плохой вариант. Но все закончилось плохо, когда она уехала из города. Навсегда. Все оставшуюся жизнь пес смотрел в сторону Девятой стрит. Пес скучал.

TRASH

Он стоит в магазине напротив моей студии, на Седьмой стрит. В глубине маленького и узкого, как коридор общежития, магазина с неоном над входом и двумя яркими витринами. «Trash» – странное название для магазина одежды. Но это никого не удивляет в Большом городе. Хочешь знать, что там продают? Стилист, которая делала со мной несколько съемок, однажды выходила из него с полным пакетом странных шмоток и довольной улыбкой археолога, обнаружившего Трою.

Мальчик стоит в этом магазине возле примерочной, почти незаметный. Он ждет меня у зеркала, среди ремней с заклепками, маек с монстрами, кожаных портупей для взрослых игр и ухмыляющихся масок. Не знаю, каким ветром его туда занесло. Я едва говорю по-английски, поэтому пока не спрашивал о нем у татуированной хозяйки с розовыми волосами.

Лохматый маленький мальчик из папье-маше или гипса с ободранным лицом, сколами на левом плече, сжатыми кулачками и внимательными черными глазами. Слишком внимательными для мальчика-манекена в магазине крайне взрослого содержания.

Он смотрит на меня и сейчас. Я ощущаю внимание, когда прохожу мимо витрин магазина. Знаю, что он стоит и ждет меня, не вижу его, разумеется, но все же чувствую его взгляд.

Ко мне попасть легко. Десять ступеней вниз с тротуара… Осторожнее, пожалуйста, здесь лучше наклонить голову (если, конечно, ты не маленький мальчик), – низкая арка, – и ты на пороге моей студии.

Я только переехал сюда из Верхнего Манхэттена (на самом деле это был Гарлем, но я не очень люблю об этом говорить). Я начал ремонт. Вынес хлам, старый сломанный велик, мебель, которая покрылась многолетней пылью, крысиное дерьмо и несколько высохших мышиных тушек.

Моя дверь, стеклянная прозрачная дверь со ржавой решеткой поверх мутного стекла, пока тяжело открывается. Надо бы смазать, но не дошли руки… Я вижу своих посетителей до того, как они вошли. Мне казалось это удобным и даже красивым, когда агент обратил внимание на чудесный вечерний свет, попадавший в студию через это мутное стекло… Я вижу сейчас того, кто стоит за дверью. Глаза чуть выше дверной ручки. Внимательные черные глаза. Слишком внимательные для мальчика из папье-маше. Я слышу, как он пытается открыть мою дверь. Нажимает своей маленькой рукой на тяжелую ручку. Ручка чуть сдвигается вниз…

Я взрослый. Я не боюсь. Подхожу к двери. Конечно, за ней никого нет. Показалось. У меня еще нет вывески. Я здесь всего несколько дней. Никто, кроме моего агента и лендлорда, не знает, что через пару месяцев здесь будет фотостудия.

Утром, проходя мимо маленького испанского магазина на Первой авеню, покупаю горсть конфет. Ты знаешь зачем. А вечером снова захожу в магазин со странным и несмешным неоновым названием «Trash». Навестить приятеля – я так себе это объясняю. Протискиваюсь через узкое пространство между зеркал и витрин с одеждой. Стоит. Мне кажется, или сегодня он стоит совсем по-другому? Не знаю. Улыбался ли он вчера? Я вкладываю в его холодную маленькую ладошку конфету. Чувствую шершавую поверхность старого потрепанного временем манекена. Замечаю его запах и не хочу думать о том, сколько ему лет. Возможно, он старше меня.