скачать книгу бесплатно
Дадли бешено вращая глазами, оглянулся вокруг, словно призывал в свидетели силы небесные и земные, включая тихо похохатывающий взвод.
– Уж не хочешь ли ты этим сказать…– медленно заговорил полковник с трудом протискивая слова сквозь сжатые зубы. – Что моя добропорядочная гувернантка, этот агент во плоти… То есть я хотел сказать ангел и ты…
– Пока я ничего не хочу утверждать, – оборвал индеец полковника. – Но, в конце концов, вы сами можете меня к этому вынудить.
Полковник воздел руки к небу и исторг целую лавину ругательств. Членораздельные слова встречались в ней примерно так же часто, как одуванчики в горячей вулканической лаве. Кое-кто из солдат заткнул уши и отполз подальше от Дадли. Когда полковник принимался бушевать, он имел дурную привычку топать ногами совсем не обращая внимания на то, лежит ли рядом с ним солдат на огневой позиции или, что случается не так уж редко, ползет ли солдат по-пластунски из ближайшего салуна в родную казарму.
Полковник бесновался минуты три и все это время повеселевший индеец обдумывал идею, неожиданно пришедшую ему в голову. Риск, разумеется, был, но так как альтернативой риску являлась только попытка самоповешения по методу барона Мюнхгаузена, собственноручно вытащившего самого себя из болота, Чинганчгук решил рискнуть.
– Ты клеветник, Новухудоносор и фетюк! – Продолжал между тем полковник. Он уже немного подустал, его словарный запас порядком истощился, а поэтому в обвинительной речи стали встречаться довольно редкие ругательства. – Ты фанфарон, филантроп, физиономист и лжепророк!..
Чинганчгук улыбнулся и поднял руку.
– Подождите полковник.
– Что тебе, свинья?!
– По-моему, вы, как бы это лучше выразиться, немного перегибаете палку.
– Тебе бы этой палкой да по твоей красной роже, фармацевт!
– Я не об этом, – Чинганчгук припомнил последний французский роман, который он читал, отсиживаясь в погребе святого отца Лаврентия. Стараясь соблюсти так понравившуюся ему стилистику речи, индеец быстро заговорил. – Ваши обвинения хотя и имеют некоторое, скажем чисто условное, отношение к моей персоне, но, тем не менее, я совсем не собираюсь выслушивать всяческие грязные инсинуации в свой адрес и уж тем более без предъявления каких-либо конкретных фактов.
Дадли пожевал губами и погрузился в глубокое раздумье. Полковник не любил французских романов и явным трудом переваривал только что сказанное индейцем.
Солдаты начали перешептываться, вскоре в цепи вспыхнула легкая перебранка. Кое-кому из них, а вернее тем, кто зайдя вечером в казарменный нужник не отказывал себе в удовольствии прочитать страничку-другую из прибитой гвоздем к стене стопки местных газет, показалось, что индеец, защищая честь дамы, вызвал полковника на дуэль.
Малыш Бреди и сержант Снок тут же возразили заявив, что у индейца нет сабли. Но сторонники дуэли по прежнему твердо стояли на своем. По их мнению, двум настоящим мужчинам вполне хватило бы и одной полковничьей железяки, чтобы перерезать глотки друг другу.
Наконец полковнику надоело думать, и он спросил:
– Слушай, индейский гаденыш, ты не мог бы сказать тоже самое, но другими словами?
– Во-первых, не гаденыш, а Большой…
– Змееныш! – выкрикнул кто-то из солдат.
Все уткнулись носами в землю. Спины солдат тряслись от немого смеха.
– … Большой Змей, – спокойно закончил фразу Чинганчгук. – А, во-вторых, полковник, какими именно словами я должен выражать свои мысли, если вы, произнося свою обвинительную речь, не используете ни одной мысли?
Витиеватость речи индейца снова сбила полковника с толка.
– Что б ты сдох, ты не мог бы говорить проще, собака?!
В солдатской цепи кто-то тихо гавкнул. Смех возобновился, но тут же стих под яростным взглядом полковника.
– Ладно, полковник, – донеслось сверху. – Я скажу проще – вы только что меня оскорбили.
– О, Боже, наконец-то! – полковник настолько грязно выругался, что покраснел даже сержант Снок. – Ну и что же конкретно тебе, грязный пес, не понравилось, если не секрет?
– Разумеется не секрет. Я не лжепророк.
Индеец был прав. Последний раз он имел отношение к религии, когда обобрал валяющегося на дороге пьяного баптиста. При этом он не испытывал ни малейших угрызений совести поскольку тот человек нарушил божью заповедь, которую сам же обязался свято соблюдать.
– Если ты не лжепророк, значит ты еще хуже! – проревел полковник.
– Послушайте, сэр, – голос индейца стал официально сух, – вы оскорбили меня второй раз и я не советую вам сделать это третий. Лжепророк!.. Что может быть страшнее для индейца?
– Ты мне советуешь?! Я буду поджаривать твои пятки на костре до тех пор, пока ты не раскроешься во всех своих грехах. Ты всегда был, есть и будешь лжепророком!
Чинганчгук привстал так, чтобы полковник наконец смог его увидеть. Расстояние между врагами оказалось значительно меньше того, на которое рассчитывал полковник.
– Посмотрите сюда, сэр. Что вы видите? – Чинганчгук протянул вперед раскрытую ладонь. На ней, в ворохе, состоящем из шнурка и нескольких замысловатых колдовских регалий, тускло блеснула медь. – Вы видите обычный индейский амулет. Теперь я снимаю вот эту вещицу со шнурка. Р-р-раз! Что мы видим? Самый обыкновенный патрон, сэр…
Чинганчгук быстро откинул барабан кольта в бок, вложил в него патрон, вернул барабан на место и взвел курок. Перезарядка «большой собаки» заняла у него одну секунду.
Полковник окаменел.
– Вам понравилось, сэр? – Большой Змей улыбнулся. – Откровенно говоря, я приберегал этот патрон исключительно для себя. Но вы смертельно меня оскорбили, и я решил подарить его вам.
Дадли молча рассматривал револьвер в руке индейца. Он вспоминал все легенды, в которых рассказывалось о меткости Большого Змея, и пришел к выводу, что их не просто много, а потрясающе много.
Лейтенант Джонс приподнялся на локте и громко крикнул:
– Взвод, слушай команду!..
Полковник ожил.
– Отставить, идиот! – тихо прошипел он. – Ты, что не видишь, что я на мушке у этой канальи?
Солдаты нехотя опустили ружья.
– Полковник, – горячо и достаточно громко для того, что бы его мог услышать индеец, зашептал Джонс. – Попробуйте лечь. Если вы ляжете быстро, то индеец обязательно промахнется.
Дадли внимательно взглянул на лицо Чинганчгука. Ответный взгляд индейца был спокоен и даже насмешлив. Полковник сглотнул густую слюну и подумал о том, что если сейчас он получит пулю в живот, причем уже не в бляху, то его красавица гувернантка вряд ли долго будет носить траур.
– Иди ты к черту, лейтенант, – полковник покосился на Джонса. – Порядочный офицер на твоем месте попытался закрыть своего командира грудью.
«Моя грудь, пожалуй, не сравнится с грудью красавицы Джойс, – подумал лейтенант. – Но даже эта легкомысленная блондинка не совершила бы подобной глупости!»
Вслух он сказал:
– Да, сэр, вы правы. Но даже если и я успею сделать это, то на таком расстоянии пуля кольта прошьет меня насквозь, не потеряв и половины своей убойной силы.
– У меня все-таки появится шанс.
– Зато у меня его не будет.
– Я разжалую тебя в рядовые! – побледневшее было лицо полковника, снова слегка порозовело. – Я отправлю тебя в штрафную роту. На Аляску, к белым медведям!
Лейтенант Джонс поморщился и промолчал. С таким командиром, как полковник Дадли, не стоило спорить.
«В конце концов, ведь он еще жив», – решил лейтенант.
– Эй, полковник, – крикнул индеец. – Пусть твои ребята отложат свои пушки в сторону. По-моему они начинают немного нервничать.
– Слушай ты, индейская свинья, – тут же (и по его собственному мнению весьма вовремя) взорвался лейтенант Джонс, – тебе кажется, что когда полковник сказал, что ты стал слишком словоохотливым, он был абсолютно прав? Может быть, мы должны не только сложить свои винчестеры, но и еще одолжить тебе немного деньжат на виски?
– Неплохая идея, – согласился индеец.
– Да? В таком случае, я сейчас скажу тебе все, что еще не успел тебе сказать полковник. Ты – шельма и совратитель!
– Полковник, если этот тип не перестанет говорить обо мне правду, я вас пристрелю, – Большой Змей улыбнулся и чуть приподнял кольт.
Лейтенант немного привстал на локте. Его глаза возбужденно загорелись.
– И ты еще смеешь мне угрожать, краснорожий?!
– Не вам, а вашему начальнику.
– Да какая к черту разница, если речь идет о чести офицера армии Соединенных Штатов! – лейтенант Джонс немного театральным жестом рванул ворот форменной куртки и чуть было не воскликнул: «Стреляй подлая душа! Стреляй тарантул!», но вовремя сдержался. Он смутно припомнил, что такие слова уже где-то звучали и возможно в одном из рассказов О. Генри.
– Лейтенант, немедленно прекратите истерику, – порозовевшее лицо Дадли снова побелело. – А вы, ребята, действительно отложите-ка пока свои стволы в сторону. Поговорим лучше с этим мерзавцем спокойно.
Солдаты нехотя подчинились. Конечно, кое-кто из них подумал о том, что бы слегка нажав на курок своего «винни» спровоцировать индейца на ответный выстрел, но, во-первых, «большая собака» Чинганчгука могла дать осечку; во-вторых он мог промахнуться и, в-третьих, полковник Дадли уже не раз доказывал свое дьявольское везение и умение выпутываться из казалось бы безвыходных ситуаций. Например, однажды после карательной экспедиции против племени ирокезов (на солдатском жаргоне «головорезов») полковник Дадли вернулся в форт в полном одиночестве (как выразился генерал Шерман «в единственном экземпляре») растеряв в прериях и ближайших каньонах целую роту. Разумеется, любой другой такой же бравый полководец, оказавшийся на месте Дадли, тут же, строевым шагом, отправился в военно-полевой суд, но полковнику неслыханно повезло, потому что как раз заглянувшему в его форт с инспекторской проверкой генералу Шерману не с кем было выпить. Леденея душой, полковник сел за стол. Находясь в состоянии чем-то очень напоминающую невысказанную женскую истерику, Дадли сразу же стал воспринимать любую случайно-меланхоличную реплику изрядно захмелевшего генерала типа: «Да ты пей, полковник, пей…» примерно так же как принимает последний приказ умирающего императора японский самурай. Короче говоря, желая хоть чем-нибудь угодить своему начальству, полковник начал пить так, как не решилась бы пить любая, решившая покончить жизнь самоубийством лошадь после скачка на сто миль. Полковник пил, совершенно не обращая внимания на то, что он пьет, из сосуда какого размера, и не сводил преданных глаз с генеральской физиономии. Конечно же, это был очень опрометчивый поступок. Давно решившие от него избавиться лейтенант Джонс и майор Кейман, принялись подсовывать под руку Дадли самые разнообразные и все более возрастающие по объему сосуды, пока, наконец, не дошли до весьма вместительного ведерка, из которого хлебала конский суп гарнизонная любимица овчарка Сью. Полковник выпил и из него, но не только не умер, но и по-прежнему оставался таким же трезвым как прошлогодняя еловая шишка. Он немного захмелел лишь только тогда, когда генерал Шерман устал распевать старые солдатские песни, взмахом руки смел со стола все приборы и полез к нему целоваться. Никому не доверяя трепещущее генеральское тело, полковник Дадли лично отнес его в спальню и уложил на свою кровать не забыв прогнать оттуда красавицу Джойс. На следующее утро он списал погибших во время экспедиции солдат на эпидемию брюшного тифа. Генерал Шерман подписал составленный лейтенантом Джонсом протокол не глядя, и правильно сделал, так как при более внимательном прочтении ему невольно пришлось бы обратить внимание на две существенные и довольно ехидные описки сделанные мстительным Джонсом. Во-первых, вместо «от брюшного тифа» лейтенант написал «от брюшного мифа», а, во-вторых, чуть ниже, не «скончались», а «пали смертью героев, не сдавшись в плен».
Чинганчгук поманил Дадли кольтом.
– А теперь идите сюда, полковник.
Дадли сделал пару шагов, не отрывая взгляда от оружия в руке индейца. Тот понимающе хмыкнул.
– Итак, сэр, если я не ошибаюсь, вы хотели мне что-то сказать. Извините, что я прервал вас, но теперь вы можете продолжать. Даю честное слово индейца, мне хочется услышать правду о себе именно от вас, а не от лейтенанта Джонса. Он максималист и его мнение мне не интересно. Итак, продолжайте, полковник.
Дадли молчал.
– Ну? Я жду, сэр! – Чинганчгук любовно погладил «большую собаку». – Не стесняйтесь.
Дадли поморщился.
– Слушай, парень, – медленно и с трудом заговорил он, – мы тут немного погорячились, но это еще не значит, что я к тебе плохо отношусь…
– Конечно, мы немного погорячились, – оборвал Дадли Чинганчгук. – Я убегал, а вы меня догоняли. Интересно, зачем?.. Вы хотели мне сказать, что относитесь ко мне как к родному сыну?
Дадли проворчал в ответ что-то не очень вразумительное. Все слова, которые еще совсем недавно буквально распирали мозги полковника, вдруг куда-то исчезли, а вместо них, как дыра в старом заборе, чернела самая обыкновенная тоска.
– Ну что ж, – Чинганчгук задумчиво потер стволом кольта кончик носа – Мне кажется, сэр, что сейчас вы не склонны говорить о моих недостатках. Хорошо, тогда давайте поговорим о ваших. Что вы можете сказать о себе, полковник? Вы хороший человек?
– Ну… Я думаю… – нерешительно и тихо сказал полковник. – Я думаю, что да…
– Вот видите, вы не уверены. Но у вас, как и любого другого человека, наверняка есть недостатки. Я бы хотел услышать несколько слов о них. Кстати, подойдите поближе и станьте немного левее, так мне будет лучше видно ваше лицо. Я не люблю, когда мне врут в глаза, сэр. Вот так… Спасибо. Теперь если кто-то из ваших солдат вздумает пристрелить меня, для начала ему придется потренироваться на вас. Итак, я вас слушаю, сэр!
Полковник молчал.
Лейтенант Джонс грыз кулак и не сводил глаз с валуна, из-за которого виднелись плечо и голова индейца. Из массы самых разнообразных идей он никак не мог выбрать одну нужную, то есть ту, которая при должном казенном оформлении рисовала бы гибель полковника в наиболее героических, а возможно даже трагических, красках.
Чинганчгук перехватил внимательный взгляд лейтенанта Джонса, устремленный на спину Дадли, и поймал себя на мысли, что он ни за что на свете не пожелал, что бы кто-нибудь вот также смотрел ему в затылок. Гораздо более безопасным было бы наступить босой ногой на клубок гремучих змей.
Пауза явно затянулась. Чинганчгук притворно вздохнул.
– Итак, сэр, как я понимаю, вы отказываетесь говорить?
Дадли хотел утвердительно кивнуть, но не смог сделать даже этого. Он с трудом поднял руку и дрожащими пальцами расстегнул верхнюю пуговицу мундира. Пот градом катил по его бледному лицу.
В глазах лейтенанта Джонса наконец-то блеснуло осмысленное выражение.
«К черту все! – подумал он. – Чего я боюсь, безоружного полковника или индейца, у которого остался только один патрон?»
Лейтенант вытер рукавом вспотевший лоб. Легкое движение лейтенанта не ускользнуло от внимания Чинганчгука. Увидев округлившиеся и неподвижные глаза Джойса, индеец быстро сказал:
– Полковник, станьте, пожалуйста, чуть левее.
Пока Дадли осмысливал команду, лейтенант Джонс отложил в сторону кольт и взял винчестер у ближайшего солдата. Большой Змей выругался, уже не было времени повторять команду времени, и он метнулся вправо. Грохнуло два выстрела. Джонс в сердцах сплюнул и ударил левой ладонью по земле. Стрелять в третий раз не было смысла – Чинганчгук уже находился на одной линии с Дадли.
Индеец присел на землю и, не отрывая взгляда от побледневшего до синевы полковника, осторожно ощупал свободной рукой правую пятку. Джонс все-таки попал в него – вторая пуля ударилась в валун примерно в метре от него и острый как бритва осколок камня, немного попортил то место на ноге индейца, которое мечтал поджарить Дадли.
Полковник оглянулся и посмотрел на Джонса. К искреннему удивлению солдат и самого Джонса в его взгляде не было гнева, скорее там была только рассеянность.
– Кто стрелял? – тихо спросил он.
Лейтенант отбросил винчестер в сторону и громко выругался.
– Кто стрелял? – уже громче повторил Дадли.
– Ну, я!..
– Вы, Джонс? Зачем?
– Я хотел пристрелить грязного индейца.
Лицо полковника передернула судорога.
– Разве вы не слышали моего приказа? – Дадли говорил тихо, но старые солдаты уже достаточно хорошо изучившие его характер знали, что это было даже не затишьем перед бурей, а скорее легким шорохом кладбищенского ветра перед Страшным судом.
– Я хотел спасти вас, сэр.
– Спасти?
