Привет. Это я

скачать книгу бесплатно

«тебе со мной неинтересно?»

«нет»

Такой ответ вдруг перестает меня устраивать, потому что ты можешь истолковать его, как тебе заблагорассудиться, поэтому я быстро спрашиваю:

«что ты любишь в жизни больше всего?»

Я понимаю, что это банальность, но, по-видимому, это как-то цепляет тебя, потому что ты довольно долго думаешь, а потом выдаешь огромный список… я читаю его, и меня распирает всю, наполняет каким-то веселящим газом, и я становлюсь как воздушный шар, которому пора в небо. Воздушный шар, наполненный теплом… какой-нибудь исполинский медведь-панда, или корзина цветов – я просто ощущаю себя громадой, рвущейся с поводка. Я видела такие шары как-то по телику. Там были даже шары в виде автомобилей или огромных банок колы… но я никак не банка с колой – какая пошлость! – нет, я все-таки панда… Наверное, потому, что я всегда такая – черно-белая… незагорелая кожа, черные очки на бледном, совсем без косметики лице, а когда я снимаю очки, под ними такие же зеркально-черные глаза… и темные волосы… и черный свитер… Я перестаю таращиться на себя в ночное окно и мой взгляд упирается в середину списка: «…читать книги…» Странно: кто в наше время любит читать книги кроме меня и?…

«какие книги?» – нетерпеливо справляюсь я.

«любимые. я их перечитываю по многу раз»

Ну, это правильное решение Я сама перечитываю свои любимые, старые бумажные книжки постоянно… жаль, что таскать их с собой с места на место так тяжело… когда появятся лишние пенёнзы, я куплю себе читалку… это так приятно – носить в рюкзаке всю районную библиотеку… весь мудрый мир, надежно упакованный в системе один-ноль, как доходчиво объяснил мне когда-то знакомый программист.

«а сегодня что читал?»

«Маркеса. «Сто лет одиночества»

Этого не может быть!.. я скашиваю глаза на старенького темно-синего Маркеса, книгу, которая принадлежала еще родителям, прежде чем стала моей. Я тоже сегодня ее читала… я всегда хватаюсь за нее, как за спасательный круг, когда мне плохо… или слишком хорошо. Поэтому я знаю ее почти наизусть.

«а что ты делал там, где нет сети?»

«бабушку друга хоронил. это далеко и надо было помочь»

Так… все понятно… напрасно я задала этот вопрос. Мне немного стыдно… и что говорят в таких случаях?

«мне очень жаль L(((((и твоего друга, и его бабушку»

«знаешь, хоть и не родной человек, но…((((тоже очень жаль((((»

Я тут же вспоминаю о собственной бабуленции, которая наверняка дома уже чего-нибудь сварганила для меня – не носки, так свитер. Она иногда вяжет свитера… только это долгий процесс. И свитер получается такой теплый и толстый, как будто выкроен из одеяла. Бабка ужасно гордится получившимся результатом, хотя свитер весит как средневековая кольчуга и рукава у него плохо гнутся. Она так радуется, когда я примеряю эту жуткую штуковину, и язык не поворачивается сказать, что его нельзя будет надеть ни под одну куртку. У меня имеется уже два таких артефакта – в них можно спать на снегу прямо на Северном полюсе. Я держу их в шкафу, на радость моли, но никогда не надеваю – некуда, да и незачем… Общага наша хоть и не старая, как та, в которой я жила прежде, и где были такие огромные чугунные батареи, что на них можно было сушить разом пятьдесят пар труселей, но тоже вполне теплая. По крайней мере мы с Танькой не зябнем – зимой даже форточку открываем иногда. В институте же никогда не бывает холодно – или просто это я сама не склонна мерзнуть? Я на минуту задумываюсь над особенностями своего организма, когда меня настигает вопрос:

«ты учишься?»

В данный момент я явно бездельничаю. Курсовуху, с горем пополам я все-таки из себя выдавила, и даже получила зачет – наверное, исключительно благодаря прошлым заслугам… а может препод меня пожалел. Сюжет был так себе, вымученный, диалоги никакущие, но развязка… да, развязка мне определенно удалась! Я удовлетворенно хмыкаю – и мою голову иногда посещают счастливые мысли. Так что, пожалуй, свой зачет, а с ним вместе и стипендию, я заслужила. Экзаменов я не боюсь… Теперь я уже ничего не боюсь! Я снова улыбаюсь… я свечусь как лампочка Ильича все время, пока стучу по клаве, и отвечаю на твои вопросы… и задаю свои… такие же немудрящие, но очень важные… потому что я тоже хочу знать о тебе ВСЕ.

Линия 3

В ковчег не допускают одиночек,
И мы с тобою в гости к десяти приходим с тортиком.
Нас некому спасти.

    Вера Полозкова

– Ради бога, Зоя, ты же взрослая девочка… сама должна понимать! Кто сейчас регистрируется на всех этих сайтах знакомств?

Разумеется, я взрослая девочка – мне уже сороковник, как и моей закадычной подруге Юльке, с которой мы еще в школе сидели за одной партой – а теперь гребем в одной лодке под названием Одиночество. Этот утлый челн настолько переполнен такими же дурами, как мы с Юлькой, что вот-вот пойдет ко дну. Однако он покамест держится… и его даже иногда прибивает к берегу – впрочем, не всегда гостеприимному. А что бы вы хотели в таком возрасте? И с таким образованием? Наверное, мы слишком умные… или многого хотим от этой жизни, где на сайтах знакомств сплошь и рядом под личинами холостых, жаждущих обрести свою вторую половину как бы мужчин, и даже местами как бы симпатичных, зарегистрированы различного рода опилки общества. Самый распространенный из всего этого разношерстного сброда тип – это жаждущие немудрящих половых приключений от родного дивана и давным-давно опостылевшей половины. Эти, незамысловатые как хозяйственное мыло, хотя бы не слишком шифруются, и на вопрос «Состоите в браке?» отвечают честно: «Пока да» или «Кому это мешает?» С такими проще. С ними можно прошвырнуться на чью-нибудь заброшенную дачку, или сходить куда-нибудь потусоваться, в не слишком людное и дорогое, но приятное место. И они закажут по мороженому и по сто коньячку, и не станут трахать твой килограмм серого вещества, надежно скрытый под тщательно прокрашенными перед свиданием волосами, уже увядающей кожей лица с расширенными порами и ранними морщинками… также скрупулезно заштукатуренными и запудренными – а ограничатся вполне традиционным сексом. Впрочем, этим лысеющим самцам с шестимесячными пивными животиками, и избытком тестостерона, который просто распирает штаны, не до твоих волос, глаз, ресниц, свежевыщипанных бровей и гладко выбритых ног. И тем более не до твоего расширенного высшим образованием интеллекта. Они сразу же начинают лапать тебя, еще там, в кафе. Их привлекает только одно… то, что уже давно не прельщает в собственной жене, которую все они без исключений высокопарно именуют «супругой». Впрочем, и ты сама перестаешь быть интересной и загадочной после двух-трех свиданий: редко кого из них хватает на длительную связь – скажем, на год. У меня был один такой… и я даже надеялась, что он уйдет от своей похожей на плотно набитый опилками мешок, к которому приставлены рояльные ножки супружницы ко мне: ухоженной, с немного заплывшей, но пока еще существующей талией. Однако он меня что называется поматросил и бросил… наверное потому, что я все-таки неисправимая романтическая дура, ждущая от жизни неизвестно чего… Вот Юлька намного практичнее … хотя и с ней время от времени происходит то же самое. Однако она, в отличие от меня, похоже уже не питает никаких иллюзий относительно того, что называется «личная жизнь». Да и есть ли она, эта самая личная жизнь после сорока, или это досужие выдумки организаторов сайтов знакомств?

– … сама знаешь, там только одни сексуально озабоченные, придурки со словесным недержанием – они же импотенты, извращенцы, маньяки, уроды, не умеющие даже дезодорантом пользоваться, и ни одного порядочного человека! – бурно заканчивает свой эмоциональный спич моя подруга. – Да и откуда они там возьмутся, нормальные?! – спрашивает она несколько громче, чем приличествует в общественном месте, и на нас начинают коситься от соседних столиков.

Юлька презрительно фыркает, достает сигареты и картинно закуривает от мелодично щелкнувшей фирменной «зиппо» – мадам обожает внешние эффекты. Я отношусь к категории как бы некурящих, но после выпитого вина меня также тянет к пачке. Подруга небрежным щелчком вышибает мне сигарету, и я с наслаждением втягиваю ментоловый дым.

– Мне замуж – нафиг нужно… чтоб храпело какое-то чучело под боком и свои вонючие носки под кровать швыряло! – она никак не может успокоиться после воспоминаний о некоем разочаровавшем ее до шокового состояния типе. И пусть это было несколько лет назад, при одном только упоминании о нем Юлька просто звереет. А тут мы еще и встретили его на улице по пути сюда. Да вдобавок с дамочкой лет тридцати под ручку!

– Мне для здоровья надо, сама понимаешь… и чтобы не думать каждый раз, подхвачу я что-нибудь от любовника, или пронесет. Так что мне женатые как раз подходят… но чтобы ко мне, извините, жрать приходить! А потом спать до обеда! Нафиг, нафиг… – Юлька воинственно машет сигаретой, и дым над ее головой свивается в некие письмена.

«Мене, текел, фарес» – «отсчитано, взвешено…» и так далее. Я знаю, что все это про нас. Это именно нам написано на роду, отмерено некем или некоей субстанцией… мы попали в процентовку, в отсев, который неизбежно есть в любом деле… Мы с Юлькой неликвиды.

– Можно, конечно, попробовать на международный уровень выйти, – рассуждает она, небрежно помавая бокалом красного в опасной близости от своего новенького пальто, – но…

– Я – пас, – быстро вставляю я.

– Но чем иностранный придурок лучше нашего? – резонно вопрошает она, развивая мысль дальше. – Только тем, Зоенька, что он сможет тебя обругать, а ты ни хера не поймешь!

Мы – дамы интеллигентные. Наши родители-инженеры вовремя спохватились и выучили нас нужным специальностям: Юлька аудитор, а я бухгалтер. Хотя сейчас бухгалтеров развелось как собак нерезаных, но мы освоили эту профессию, когда на нее был еще бешеный спрос. Кроме того, я бухгалтер с большим опытом… и данное мне строгое воспитание пока даже кое-где отсвечивает, несмотря на все превратности судьбы. Однако когда мы с Юлькой выбираемся по пятницам в какую-нибудь кафушку, оттянуться и обсудить наболевшее, среда обитания берет свое: мы выражаемся свойственным всей этой субкультуре слогом, а не высокопарными оборотами, которые хороши только в Сети, чтобы производить впечатление на особей противоположного пола… да и там они не всегда бывают к месту.

– Тут я всегда к тебе могу свалить, если что, а в этой Финляндии-х…ляндии, к примеру, куда я пойду? В приют для бездомных морских свинок?

Да, конечно. В течение краткого Юлькиного замужества, случившегося лет десять назад, она раз в месяц неизменно прибегала ко мне ночевать, тяжело переваливая через порог огромные чемоданы, доверху набитые тряпками, косметикой, бытовыми приборами, лекарствами, и даже любимыми чашками и пепельницами. То есть всякий раз она давала мужу понять, что покидает его навсегда. Чтобы он испугался, и заценил то, что может так легко и глупо потерять. Но, наверное уже тогда на нашу с ней долю остались одни маньяки и бесчувственные придурки… и от своего она все-таки ушла насовсем года через полтора, не выдержав счастливой семейной жизни… а я вот даже и не попробовала.

– Я тут в инете одну историйку нарыла… ну жуть жуткая просто! Одна девица счастливо отчалила и не куда-нибудь, а прямо в Англию. Кажись, чего еще хотеть? Тут тебе и Европа, и развитой капитализм… Тем более, мужик был непьющий и даже, по-моему, некурящий… но жмот при этом патологический. Ну, поэтому и непьющий-некурящий! – сделала логический вывод Юляха – аудит в ее жизни везде проходит красной ниткой.

– Да, так значит мани он ей на руки не давал, все расходы проверял похлеще, чем мы с тобой годовой отчет… цеплялся ко всякой мелочевке типа зачем тебе каждый месяц прокладки, или к чему эти ненужные расходы на жвачку?.. Ее ж глотать нельзя! Да, и жрали они там одну дешевку из фаст-фуда… но даже не это главное. Климат ее просто задолбал. Постоянные дожди, сырость, холод, руки-ноги ледяные, нос течет… – Юлька, для полноты картины, выразительно шмыгает. – А этот скопидом температуру в доме держал все время не выше четырнадцати градусов… При этом на улице почти круглый год – пять грёбаных цельсиев – ветер, дождь… домой придешь – и там тоже как в подворотне! Она пишет, что ее все время трясло – никак не могла согреться, даже в постели с этим… этим…

– Мудаком, – подсказываю я.

– Точно! – Юлька с размаху ставит бокал на стол, и, вчувствовавшись в собственное повествование, ежится и запахивает пальто. Пальто роскошное: белое, кашемировое – стиль и качество как говорится, налицо. Аудит – тонкая штука, мне до него никогда не вырасти. У подруги замечательные мозги, и ее услуги оплачиваются соответственно. Она давно купила себе квартиру, утверждая, что личной жизни в одной норе с предками нет и быть не может в принципе.

– Короче, ей пришлось в наше посольство идти, чтобы обратно попасть. У нее денег не то что на самолет – на автобусный билет в соседний супермаркет не было… а мы тут мечтаем… о кренделях небесных… – Юлька поджимает ноги в фиолетовых сапогах под столик и смотрит вдаль дивными очами глубокого фиалкового цвета. Тонированные линзы – недавнее ее увлечение. Она подбирает глаза к гардеробу, как некоторые подбирают шарфики.

Бабье лето в этом году, наверное, уже пятое по счету. Природа, отправив все дожди, туманы, а до кучи и слякоть с моросью в тот самый далекий Альбион, где так мучилась от холода незадачливая жертва Гименея, одарила нас приветливой и солнечной осенью. И поэтому мы сидим за столиком прямо на улице, потягиваем винишко, лениво качаем ножкой, и смотрим, как стекает вниз, к центру, нескончаемая вереница машин… Наверное, это улица с односторонним движением, – догадываюсь я. Авто едут только вниз, и никто – против течения. Река красных огоньков… Желтые листья планируют на полосатую маркизу, бесшумно соскальзывают нам под ноги… Их утягивает ветром туда же, куда и машины – вниз по улочке. Люди едут: кто домой, кто – на дачу… грядут выходные – суббота и воскресенье… терпеть не могу выходные. Потому что у меня нет ни дачи, ни того, с кем бы я сейчас ехала куда-нибудь – все равно куда… Да и дома, в который хотелось бы возвращаться, у меня, по большому счету, тоже нет: в одной комнате родители, а через стенку – я… стареющая, сорокалетняя… которая тоже скоро начнет ставить себе клизмы от запоров, пыхтя стричь пористые картонные ногти на ногах, и долго и мучительно откашливаться по утрам.

Линия 4

Чеширский Кот: Серьёзное отношение к чему бы то ни было в этом мире является роковой ошибкой.

Алиса: А жизнь – это серьёзно?

Чеширский Кот: О да, жизнь – это серьёзно! Но не очень…

    Л. Кэрролл. «Алиса в стране чудес»

– Господи, Сережа, она же не понимает, что все это не игрушки, а взаправду!

Меня буквально колотит, а муж смотрит так странно – как будто видит меня впервые в жизни! Понимаю, вид у меня еще тот: встрепанная шевелюра, заплаканные глаза, на колготках расползлась огромная дырища – не помню даже, где и зацепилась… Наверное, когда влетала в двери этой проклятой консультационной клиники. Я помчалась на другой конец города сразу же, как только Маргошка мне позвонила, и… сообщила о том, что беременна! И не просто беременна – это было бы еще полбеды, но беременна уже двадцать четыре недели. Черт, двадцать четыре недели!! Если разделить на четыре… это что ж получается?! Шесть месяцев… полгода… А он стоит и просто смотрит!

– Лара, я все понимаю… – муж тяжело вздохнул и сел. – Давай думать будем…

– Сережа, что тут думать?! И когда? Времени уже совсем нет!

Дочь заперлась у себя в комнате и сидит тихо, как мышь… дрянь, дрянь!! Проститутка!!!

– Ну почему же времени нет… я так понимаю, у нас впереди еще целых три месяца…

– Ты о чем? – я с размаху плюхаюсь на табуретку – ноги меня давно не держат, но сесть я догадываюсь только сейчас. Как говорится – жизнь бьет ключом! И все по голове!

– Ребенок ведь уже никуда не денется, так? Он уже существует? Поэтому давай смотреть на все конструктивно…

Он говорил и говорил, как заведенный… приводил какие-то экономические резоны, рассуждал о человеколюбии и о том, что всем свойственно делать ошибки, особенно молодым и неопытным девушкам… Он болтал и болтал, будто вещал с кафедры перед своими студентами, а мне хотелось выть… и не просто выть, а свалиться кулем на пол, и колотить руками и ногами, сметая все вокруг… и орать… и плакать… и кричать о том, как они все меня достали… все!.. Муж… который только и умеет, что рассуждать своим хорошо поставленным и нарочито вежливым голосом, и дочь, ради которой я не досыпала… работала урывками где попало… не сделала карьеры – потому что таскалась по больницам и санаториям – у детки были то сыпь, то аллергия, то цистит, то холецистит… а вот теперь на мою голову свалилось еще и это! Но я сильная баба. Я сцепила зубы и не впала в истерику, не грохнула об пол все эти недопитые чашки со вчерашней заваркой, грязные сковородки и тарелки с присохшей яичницей, которые в моей замечательная семье мою только я… несмотря на то, что работаю точно так же как этот разглагольствующий напротив субъект… почему, спрашивается, этого не делает Маргошка?! Пятнадцатилетняя дрянь, которая таскается неизвестно где и с кем, и боится испортить не репутацию, а свой маникюр! Я изо всех сил сжала челюсти… у меня уже такие накачанные лицевые мышцы, что зубы сжимаются как у гиены. Мне так часто приходится тренировать их, что теперь, наверное, я могу перекусывать железные прутья. И все – благодаря им. Моим родным и близким. Из-за наличия которых в свои неполные сорок вдруг начинаешь задумываться: а такая ли заманчивая штука для женщины – замужество? Если бы я не поторопилась, не выскочила сразу после института, то сейчас могла бы даже сделать карьеру – у меня ведь были прекрасные задатки! Я бы не сидела на жалкой должности художественного редактора в журнальчике десятого разбора, каких сегодня расплодилось как планктона в луже. К тому же художественным редактором я только числюсь, а на самом деле я там попросту за все про все: и верстальщик, и дизайнер, и даже курьера при случае заменить могу! Если бы в моей башке было поменьше вдолбленных с малолетства стереотипов, например что «девушка должна непременно выйти замуж», то я могла даже заняться бизнесом… или вести образ жизни вольных стрелков, как некоторые из моих однокашников, закончивших наш Худпром… Словом, я могла бы жить – не тужить в свое удовольствие! Во всяком случае, беременной пятнадцатилетней дочери у меня точно бы не было…

– Вот, выпей…

Мой благоверный заботливо совал мне под нос какую-то вонючую дрянь… и вот тут уже я не выдержала. Я ударила его по руке, вымещая весь проклятый сегодняшний день, всю мою неудавшуюся жизнь: мямлю-мужа, который уже лет двадцать пишет диссертацию, тема коей устаревает быстрее, чем он успевает ее раскрыть… никчемную работу… отросшие волосы, которые всегда некогда вовремя закрасить, и ходишь, как старая бабка, светя рано поседевшей макушкой, и утешаясь призрачной иллюзией, что это не очень заметно… лишние кэгэ, почему-то выпирающие именно тогда, когда едешь в отпуск и покупаешь новый купальник… в котором ты как дура на пляже – потому что у тебя уже нет фигуры – той самой, какая была до родов… пока я не произвела на свет свою кровиночку… идиотку, забеременевшую в пятнадцать лет! И муж, конечно же, делает вид, что нежно мажет тебе спинку кремом для загара, а сам, пользуясь тем, что ты лежишь уткнувшись носом в грязный, полный окурков и пивных пробок песок, исподтишка рассматривает соседок справа и слева… молодых, ленивых, не обремененных никакими отношениями, а заодно талантами и интеллектом, но зато с втянутыми подмышками и поджарыми ляжками, идеально загорелых, без белых полосок в складках живота и нависающих над лямками лифчика валиков жира… да они и лифчиков часто-густо не надевают!.. зачем – грудки у них стоят торчком, они не стремятся родить сразу после замужества, да и замуж выходят только в крайнем случае… по залету… такому как у моей доченьки – подумать только – двадцать четыре недели! Но ее кто возьмет замуж в пятнадцать лет?! Отправить бы ее к этим – они быстро вправили бы ей мозги, рассказали, что свободной быть интересней и выгодней… А муж все пялится на этих поблядушек, которые, конечно, замечают его похотливый взгляд – но им он неинтересен… черт побери, да и мне он скоро станет по барабану, если честно! Если он будет и дальше продолжать так по-свински себя вести по отношению ко мне, то… Я вдруг поймала себя на мысли, что не знаю, зачем мы живем вместе, спим в одной постели, разговариваем на какие-то затхлые темы… сто лет мы не обсуждали ничего по-настоящему важного и интересного! Мы живем по инерции… катимся куда-то… не в пропасть, нет… просто в тупик. Да, именно в тупик! А теперь еще, для полноты картины наступившей семейной разрухи наша дочь родит младенца… но все мы, конечно, будем делать вид что счастливы этим событием – а соседи будут исподтишка тыкать в нас пальцами. Она же повозится немного, как с новой игрушкой, и вернется к прежней жизни: подружки, дискотеки, поздние возвращения… запах сигарет от волос… невинные глаза: «что ты, мама, я не курила!». Да лучше бы она курила! Подумаешь – курила! Это со скольки же лет она трахалась со всеми этими прыщавыми юнцами, чтобы в пятнадцать оказаться беременной?!

Рюмка полетела в сторону, жидкость выплеснулась на стены вместе с волной тошнотворного запаха… откуда у нас в доме это взялось?! Окаянная посудина не разбилась, а с дребезжанием покатилась в сторону… и я долбанула по ней каблуком… но этому стеклу было пополам… всем все было пополам… Сереге… Маргошке… почему, почему я одна всегда должна выгребать за всеми дерьмо?!!! Готовить, а потом мыть посуду после унылых пьянок, которые почему-то называются семейными праздниками, сочинять, как выкрутиться на две нищенские зарплаты, бегать по распродажам, украдкой, под презрительными взглядами продавщиц класть в тележку уцененные фрукты, приклеивать на место оторвавшийся кусок линолеума, на котором уже сто лет как не видно рисунка и протоптаны дорожки – наши семейные тропы: диван-телевизор-холодильник… А теперь еще на меня свалится ЭТО – внук, который вполне мог бы быть моим сыном. Мне он не нужен, этот ребенок… и моему мужу не нужен… ему вообще все пофиг, кроме воскресных рыбалок, сидения в углу у своего компа, и чтобы его не трогали… и это всех устраивает, даже меня. Даже меня! Потому что я устала, устала, устала от всего! Я внезапно успокоилась. Даже если моя дебилка-доченька и считает, что должна родить этот плод своих похождений, она несовершеннолетняя. И решать за нее буду я.

Линия 2

«радость моя, ты где?»

В семье уже привыкли к моей «упорной бессоннице». Я, сделав безрадостный вид, даже посетила врача и купила снотворное. Потому что Сашка все-таки вышел как-то среди ночи на кухню, и застал меня с ноутбуком. Хорошо, что я уже перестала подозрительно забиваться за холодильник, и вполне пристойно сидела за столом. Я успела закрыть окно со своим виртуальным романом, и на экране повис недоразложенный пасьянс. Сердце мое колотилось, но прерывистый вздох получился вполне натуральным:

– Вторую ночь не могу уснуть…

Может, если бы он обнял меня, согрел свои теплом, сказал мне на ухо все те слова, которые я украдкой, словно воровка, читала с экрана, я никогда не решилась бы пойти дальше… Но ему было все равно. Что ему до меня! Даже здесь он появился не потому, что меня не было рядом, а лишь затем, что его мучила жажда. Муж равнодушно мазнул по мне взглядом, зевнул, набулькал из бутылки минералки, и только выпив ее, спохватился:

– Наташ, может этого… как его… персена? Ну, помнишь, тебе прописывали?..

– Пила уже…

Врать надо умеючи. Если бы он захотел дать мне таблетки, то мне пришлось бы объяснять, что я их сто лет не видела… и не знаю, есть ли они вообще у нас в доме. Но он больше ничего не спросил. Он устал за день, и ему хотелось спать. Однако мой Сашка привык, чтобы его имущество было под боком… поэтому все не уходил, топтался рядом и ждал, что я пойду ним наверх. Может, зря я так обижаюсь на мужа? Вообще, он у меня заботливый… но слишком спокойный. Медлительный. Рассудительный. Немногословный. И… неласковый. То есть он вполне ласков со мной в постели, но… Все происходит молча. А мне, оказывается, нужно чтобы мне говорили. Какая я замечательная. Что у меня хорошая фигура. Нежная кожа. Красивые руки. Стройные ноги. Чтобы мне на ухо шептали все те словечки, которые мой муж считает ужасной пошлостью: зайка, птичка-синичка, кошечка… Если бы он хотя бы раз в жизни сказал мне: «солнышко мое», быть может… Однако для него это – невозможно. Запредельно. Нереально. Сашка никогда такого не говорит. Не умеет. Когда-то мне это даже нравилось. Или я считала, что это – его достоинство, потому что в то время видела в нем одни лишь совершенства. Потом я привыкла, и не требовала большего, чем он мог мне дать. И только теперь это почему-то стало мне необходимо, как воздух.