скачать книгу бесплатно
– Слушай… ну, какой он был, а? Какой! – восторженно бормотал Иван Ильич.
– Во какой! – отзывался Петр, покачивая головой в такт музыке – по телевизору транслировали какой-то концерт.
– А рисовал как…
– Охренительно!
– При жизни-то не ценили, а на похороны вон сколько народу пришло, – ему вдруг стало очень обидно за друга. Почти что до слез. – А в деревне бы кто навестил, кроме тебя?
– Ни одна падла, – кивнул Петр, снова берясь за бутылку.
– У нас-то не забудут… Он ведь и клуб, церковь эту нынешнюю, разрисовал… Не забудут…
– Пусть попробуют! Уж Васькину память я в обиду никому не дам.
Петр погрозил кулаком Пугачевой в телевизоре.
– Слушай, – сказал Иван Ильич, когда примадонна ушла со сцены, – а ты руки его видел?
– Чьи? – озадаченно уставился на экран Петр.
– Васины! Они ж все покарябанные!
Петр хмуро оглядел стол, вышел на кухню, вернулся с новой бутылкой и сел обратно.
– Видел, – наконец сказал он, – ну и что?
– Что-что… Васька руки берег, вот что! Всегда в перчатках работал. Так порезаться он только об лед и мог, когда…
– Ну, хватит, – негромко сказал Петр. – Ясно, что только там, и что с того?
– С какого бы хрена ему топиться? – упрямо проговорил Иван Ильич. – Все нормально было, на жизнь не жаловался, работал до последнего – самоубийцы ж не такие! И потом: прорубь закончил, инструмент домой отнес – а утром туда же топиться пошел… Бред же!
– Вань, ты бросай уже в Шерлока Холмса играться, – вздохнул Петр. – Смотри, как бы и тебе доктор не понадобился.
Глава четвертая
Утро выдалось недобрым. Мрачный Петр на кухне угощался рассолом из банки. Иван Ильич не стал его отвлекать и сам тихонько собрался – благо все манатки давеча по карманам куртки распихал. Предусмотрительный стал с пьяных глаз, аж завидно. То бутылку пустую от тетки спрячет, то вещи сложит аккуратно, чтоб утром не искать на больную голову.
А болело сегодня от души. Иван Ильич наклонился завязать распустившийся шнурок и даже заскулил тихонько.
– Рассольчиком разговеешься? – Петр вспомнил о госте и вышел в прихожую с банкой в руках.
– Спасибо, Петь. Я все.
– Как знаешь, – хозяин отхлебнул еще рассола и спросил: – Такси тебе до автовокзала вызвать? Дерут, конечно, зато быстро.
– Прогуляюсь, – криво улыбнулся Иван Ильич.
До автовокзала нужно было добираться на пригородном автобусе. День для прогулок выдался самый подходящий. Солнышко уже светило вовсю, с крыш даже чего-то капало. Он добрел до шоссе за полчаса; относительно чистый пригородный воздух помогал держаться на ногах.
В голове при каждом шаге что-то ухало, перед глазами вспыхивали круги. Мелькнула шальная мыслишка опохмелиться в какой-нибудь шашлычке, но была немедленно отброшена. Еще за руль садиться. Тем более вдалеке показался нужный автобус, идущий прямо до райцентра. Редкая удача! Иван Ильич замахал руками и ломанулся к остановке.
В салоне было совсем немного народу. Не успел, однако, устроиться на свободном месте, как свет затмила громадная тень контролерши.
– До конечной, пожалуйста.
– Сто восемьдесят рублей, – зычно сообщила она.
– Вообще у меня удостоверение… – он потянулся к карману.
Девица округлила одновременно глаза и рот, уперла руки в бока, обтянутые спортивным костюмом кровавого цвета и рявкнула:
– А у меня – коммерческий рейс. Не работают тут ваши корочки! Сперва здоровье пропивают, потом предъявляют тут…
Иван Ильич молча отдал ей деньги, проводил глазами неохватную спину и уставился в окно. Вообще можно бы поспорить… даже надо бы, но вот настроения никакого. И видок у него вправду тот еще: вчера перебрал, вспомнить стыдно. Друга ведь хоронил – казалось бы, повод – ан нет, так даже хуже. Петру что-то доказывал, чуть не плакал. Тьфу!
Хотя спорить-то следовало. Очень даже следовало. Не с контролершей, с Петром. Как это – не о чем говорить? На руках живого места нет… это у художника-то! Не мог Василий сам, по доброй воле так пальцы изгваздать. Стало быть, ссадины перед самой смертью появились. А от чего? Да ежу понятно – выбраться из ледяной воды он хотел, за острые края льда цеплялся…
Вскоре городские виды за окном сменились заснеженными полями, лесами и сопками. Пейзажи располагали к размышлениям, чем Иван Ильич и занялся.
Итак, перед смертью Василий хватался за края проруби – означает ли это, на самом деле, что в воду его столкнул неизвестный злоумышленник? Нет, определенно нет. Оказавшись в ледяной воде, кто угодно может пожалеть о содеянном и попробует выбраться.
Но если человек с утра пораньше идет топиться в прорубь, настроен он железно. Да и Василий всегда был мужиком основательным: раз решив, шел до конца. Вот бросил свою художку на последнем курсе – и до конца жизни из деревни не выезжал. Нет уж, характеры у Бондарей – кремень.
Случайность? Тоже исключено. Глубина в проруби – ровненько Лизавете по декольте. Если бы Василий и свалился в воду ненароком, выбрался бы оттуда за считанные секунды да греться бы домой побежал. Да и полушубок сухим остался – он в одном свитере был, стало быть, снял перед тем как…
Иван Ильич выпрямился на сиденье. Полушубок! Громоздкий, но очень теплый. В деревне такой один, Петр подарил. Василий в нем вторую зиму ходил. Перед работой снимал, это верно, а вот топиться наверняка в этой хламиде было б сподручнее.
Так где же он?
Он нахмурился, пытаясь восстановить в памяти полную картину того утра. К реке они с теткой пришли одними из последних. Костер уже пылал, отец Геннадий разжигал кадило, купальщики переминались с ноги на ногу у сколоченных Василием мостков… А полушубка нигде не было.
Сперли, что ли? Вещичка-то приметная, да с покойника – кому в деревне понадобилась?
Автобус между тем приближался к месту назначения. Люди выходили на остановках; вместо них подсаживались другие, но салон понемногу пустел. Заскучавшая без дела контролерша бросила нахохлившемуся пассажиру:
– Добрались почти, инвалид, сделай рожу попроще, что ли.
К концу маршрута девица была настроена благодушно, но своими словами задела Ивана Ильича. Он возмущенно вскинулся.
– Какой я вам инвалид?
– А кто тут удостоверением размахивал?
– У меня пенсионное, – буркнул Иван Ильич.
– Ну ни хрена ж себе! Это за что ж тебя такого молодого на пенсию отправили? За бесцельно пропитые годы?
Контролерша простодушно подняла брови. Говорит как пишет: без пауз и запятых. С утра до ночи лаясь с пассажирами, она даже не заметила его тихого возмущения. Профдеформация налицо.
В райцентр Иван Ильич прибыл хмурым и окончательно трезвым. От мыслей распирало голову. Надо было срочно поделиться надуманным, и он отправился к единственному представителю власти, присутствовавшему на месте трагедии.
Отделение милиции располагалось неподалеку от автовокзала. Деревянная двухэтажка, обшитая вагонкой в елочку и выкрашенная когда-то в синий цвет, теперь отливала всеми оттенками голубого. Летом это даже красиво, а зимой, на фоне черного асфальта и серых сугробов – глаза б не глядели.
Шериф Назаренко нашелся у себя в кабинете. Он курил в форточку.
– Осинников? Какими судьбами? В деревне все целы?
– Все живы-здоровы, – Иван Ильич стянул шапку и уселся на один из стульев для посетителей. – Я с похорон, в городе был…
– Утопленника хоронили? – оживился Назаренко. – Меня-то Петр не позвал, скотина. А как наседал, чтоб быстрее работали: вскрытие ему, все дела… И не отблагодарил никого!
Тираду о неблагодарном брате погибшего Иван Ильич пропустил мимо ушей. Впрочем, теперь он окончательно понял, что расшаркиваться здесь ни к чему, поэтому просто наклонился вперед и спросил:
– Семен Ефимович, давайте как на духу: вы это на самом деле самоубийством считаете?
Брови шерифа поползли вверх.
– Ну даешь! А чем еще это считать? Одинокий мужчина средних лет утром вышел из дома без внятных объяснений и был найден мертвым через несколько часов. Ни мотивов, ни следов насилия…
– Как же – ни следов? Вы его руки видели?
– Что с руками?
– В ссадинах все! Да вы на меня не смотрите, – раздраженно воскликнул он, заметив ироничный взгляд Назаренко на его собственные ладони. – Я человек простой, а Василий художником был. Без перчаток за работу не брался, вечно осторожничал – во как руки берег!
– Ну а как надумал дурное – перестал беречь.
– Ладно… но полушубок же его пропал. У проруби должен был лежать, а не было!
– Да сперли ваши же, деревенские, всего и делов!
– Дебила кусок, – бормотал Иван Ильич, выходя из отделения через несколько минут. – Всего и делов ему! Лишь бы задницу в тепле…
Понадобилось целых две сигареты, чтобы успокоиться. Перед возвращением домой нужно было нанести еще один визит, и там совсем не хотелось в сердцах ляпнуть какую-нибудь грубость. При дамах он вообще был исключительно культурным гражданином.
Иван Ильич зарулил в крупный продуктовый купить себе «горючего». Живешь в деревне – привыкай запасаться. Машина ждала его на прежнем месте. Послушно приняла в багажник покупки и даже завелась без шаманских плясок. Чувствует настроение хозяина, умница. Он минут десять посидел внутри, согрелся и привел себя в относительный порядок перед зеркалом заднего вида. Потом прихватил с переднего сиденья пакет с книгами и отправился к месту назначения.
Библиотека, куда держал теперь путь Иван Ильич, располагалась в двух кварталах. В магазине он разжился коробкой конфет: Тамара Семеновна любит «Птичье молоко», а тут как раз попались свежие. Обычно они пили чай с «юбилейным» печеньем, которое она держала в маленькой вазочке. Обычно – это каждый месяц в течение полугода. А всего знакомы год, с прошлой зимы. В общем, ему уже было неловко злоупотреблять гостеприимством и приходить без гостинцев.
Деревянное одноэтажное здание окружал заснеженный яблоневый сад. Библиотека была выкрашена в тот же небесно-голубой цвет, что и милиция, но почему-то это ее совсем не портило. Может быть, резной фасад выручал – какой-то умелец постарался пятьдесят лет назад, и в райцентре появился свой шедевр деревянного зодчества. Иван Ильич любил это место, особенно весной, когда яблони расцветали, а воздух становился прозрачным и сладким. Наверняка Тамара Семеновна испытывала схожие чувства, иначе как еще объяснить присутствие такой женщины в приморской глуши?
Миновав маленький тамбур, он без стука вошел внутрь. Рабочее место библиотекаря находилось в глубине просторного зала; чтобы встретиться с хозяйкой, нужно было протопать по деревянному полу добрых двадцать шагов. Иван Ильич шел мимо стеллажей с книгами, вдыхая их ни на что не похожий запах. Из высоких окон лился свет, в воздухе кружились пылинки – тишину нарушали только его собственные шаги да тиканье старых часов на стене. И вот так всегда – ни одна молодая зараза просвещаться не хочет, только старики ходят.
За столом библиотекаря было пусто. Иван Ильич нерешительно потоптался на месте, а потом крикнул:
– Тамара Семеновна?
– Иду!
И через минуту она действительно появилась: хлопнула где-то невидимая дверь, и вошла Тамара Семеновна с охапкой дров. Как всегда, подтянутая, собранная и красивая. Такая красивая, что при знакомстве он оробел, но она сразу дала понять: я – библиотекарь, вы – читатель. И точка. И слава богу, а то после полугода в деревне Иван Ильич слегка ошалел от женского внимания и с дамами держался весьма настороженно, даже заносчиво. А тут наконец нормальная женщина, на своем рабочем месте, и ничего ей от него не надо, лишь бы книжки не портил да сдавал вовремя.
– Давайте, помогу вам, – спохватился Иван Ильич.
– Не нужно, спасибо, – она сбросила дрова у небольшой печки и аккуратно стряхнула опилки со свитера. – Долго вас не было.
– Вроде ничего не просрочил. С прошедшими вас! – он протянул ей конфеты.
– Спасибо. У меня и чайник как раз вскипел.
Она скрылась за стеллажами, а Иван Ильич снял пальто и повесил на спинку стула. Было прохладно: батареи плохо прогревали просторное помещение, и в морозы приходилось топить печь. Тамара Семеновна оставляла вещи где-то в подсобке, там же хранился электрочайник и дрова. Он в закулисье библиотеки никогда не заглядывал и даже не знал, где находится эта самая невидимая дверь. Хозяйка всегда появлялась словно из ниоткуда.
– Садитесь, – она сдвинула стопку книг в сторону и поставила на стол чайник и две чистые чашки. – Сейчас вашу карточку найду, вы похозяйничайте пока.
Иван Ильич налил кипятка в чашки, положил в каждый по пакетику чая.
– Вы слышали, что у нас в деревне произошло?
– Слышала, – она села напротив и положила читательскую карточку на стол. – Кошмар. Василий Петрович у меня часто бывал и книги брал интересные.
– Часто? – удивился Иван Ильич.
– Он в нашу парикмахерскую ездил, – пояснила Тамара Семеновна, – раз в пару месяцев точно. Ну и в библиотеку заглядывал регулярно, как вы.
– Просто удивился: он без машины, а из деревни попутку не так легко найти. Да и я полтора года как переехал, мог подбросить.
– Василий Петрович из деревни до дороги обычно пешком шел, а там останавливал кого-нибудь. Стеснялся, может быть. Кто знает, у художников свои пунктики.
Иван Ильич нахмурился. Он в доме друга бывал не раз и не два в неделю. Чаще. И даже не заметил, что книги там обновляются. Когда давеча убирался, просто сложил их в стопку. Василий читал неинтересное: что-то по истории, о живописи, даже юриспруденция была. Судиться, что ли, с кем надумал?
– Я книги со штемпелями завтра же найду, привезу в следующий раз, – пообещал он библиотекарше.
Она спокойно кивнула и спросила:
– А вы дружили?
– Было дело, – Иван Ильич машинально взял из коробки конфету и прищурился, пытаясь разглядеть сквозь черноту шоколада цвет начинки.
– Я белые люблю, – негромко сказала Тамара Семеновна.
Он смущенно улыбнулся.
– А я и не ел толком. Дочке покупал раньше. Она тоже: сперва белые, потом с остальных шоколад объест и в последнюю очередь огрызки эти слопает.
Библиотекарша взяла конфету, отломила шоколад с одной стороны – начинка была светло-коричневой.
– Тоже неплохо, – констатировала она. – Вы рано сегодня. Обычно тут до полудня никого.
