скачать книгу бесплатно
Лабиринты миров. Мир, в котором меня любят
Виктория Короткова
Пандемия забрала у Анны Мироновой семью. Еще несколько месяцев назад она была дочкой, женой и матерью, а теперь заливает внутреннюю пустоту вином. Однажды ее внимание привлекает передача, где ученые обсуждают возможность того, что параллельные вселенные существуют и в них жизнь могла сложиться иначе. Аня вспоминает, как на похоронах близкий друг проговорился о секретном проекте подготовки пилотов в параллельные миры. И решает во что бы то ни стало попасть в него, чтобы получить шанс увидеть родных еще хоть раз.
Эта книга не о путешествиях в другие миры. Она расскажет о том, что нужно подниматься с колен, даже если очень больно. Нужно идти вперед, даже если очень тяжело. Нужно жить дальше, даже если это кажется невозможным.
Виктория Короткова
Лабиринты миров. Мир, в котором меня любят
Пролог
Открыть глаза, закрыть глаза,
И день прошел в тумане винном.
Украдкой проскользнет слеза
О душах, сгинувших безвинно.
Я потеряла счет бокалам, выпитых в тот день. Пустые бутылки с иероглифами на этикетке стояли в ряд, как кегли, и стоило чуть задеть одну из них, падали дружным строем, гремя и мешаясь под ногами. Вкус китайской сливы давно приелся, и рецепторы уже не улавливали нотки букета фруктов и специй. Правда, пила я не ради ощущений, мне нужно было затуманить голову, но все же, слова и люди всплывали четкими образами, не давая забыться.
Вино десертное. Меня всегда тянуло на сладкое, когда в жизни что-то не складывалось, вот и сейчас это было единственное, что без сопротивления отправлялось в желудок. Важно было, что оно притупляло голод, ведь его не надо было заедать.
К виноградным винам следовало подавать паштет, набор сыров с грецкими орехами и медом, бутерброды с рыбой или икрой на хрустящем багете, яйца, фаршированные печенью трески, зеленые оливки, разносолы из бабушкиных подвалов, включая черемшу и корнишоны. А потом добавить горький шоколад с кусочками сублимированных фруктов, белоснежные меренги и ягодный зефир без сахара, шарики марципана, обсыпанные молотой корицей, восточные сладости в маленьких коробочках, а иногда еще и домашнее мороженое, эксперименты с которым никогда не заканчиваются.
Виноградное вино заставляло погружаться в воспоминания: белое полусладкое – это отпуска в Крыму, белое сухое – поездки в Европу, красное сухое – встречи с друзьями, красное полусладкое – семейные вечера, игристое – это обязательно праздник, даже если всего для двоих. Каждая молекула знакомого аромата вызывала столько мучений, что лишь почувствовав новый ягодный букет, я легко отказалась от прежних привычек.
Приторно сладкое сливовое вино – это вкус, не привязанный к прошлому, не тянущий в глубинные закрома памяти, но помогающий оставаться одной ногой в реальности, проживая одиночество день за днем. В новом напитке не было ничего лишнего. В нем не было никого, кроме меня. Оно играло оттенками жалости и отвращения, отрицания и боли, тяжести и слабости. Оно попадало сразу в центральную нервную систему, притупляя ощущения и размягчая тело. Я чувствовала, куда бежала каждая капля, какую рану она омывала содержащимся в ней спиртом, потому что щипало так сильно, что я кричала, пока не кончались силы или не садился голос, или не начинала захлебываться в собственных слезах.
Меня спасала предусмотренная шумоизоляция в квартире, иначе соседи давно бы сдали меня в психушку, где, скорей всего, мне и место. Они не слышали, как душа рвалась на части, как сердце трещало по швам, пропуская удары, как осколки жизненного пути звенели, ударяясь о пол и впиваясь в голые ступни, пронизывая все тело сотнями иголок. И не видели. Не видели, как быстро я теряла килограммы и веру в добро, как увеличиваются круги под глазами и свалка вокруг меня. Поэтому им покойно спалось по ночам.
Сложно сказать, когда мне удавалось вздремнуть. Телевизор, звонки в дверь и по телефону порой будили, и нельзя было точно сказать, провалилась ли я в сон на час-два или успела только моргнуть. Дни то тянулись, замедляясь настолько, что можно было видеть, как пробегают мимо секунды, то пролетали так стремительно, что бокал опустошался только наполовину. Иные дни приносили облегчение: мне бывало так плохо, что я не выходила из ванной комнаты и, отползая от унитаза, вырубалась тут же на полу. Отрадой была пустая голова, не создававшая ни одной мысли, кроме непосредственных физиологических потребностей. Обычно я просыпалась от ощущения холода на жесткой плитке или затекших в неудобной позе конечностей, но никогда из-за сновидений.
Вечерами, когда казалось, предел достигнут, я обещала себе с утра сдержаться, вытерпев муки восстановления, ради тех, кто возложил на меня надежду выжить и бремя быть последней из своих. Но приходило утро, и вместе с глазами открывалась новая бутылка. Потому что куда я ни смотрела, мир принадлежал не только мне, однако разделить его было больше не с кем. Сейчас, когда мир отпустило от пандемии, массовой истерии и животного страха за свою жизнь, у меня не было желания идти в будущее и особенно знакомиться с новыми людьми и улыбаться.
Поэтому я почти не выходила на улицу. Только первое время, чтобы уволиться с работы, ведь движение вперед для меня потеряло смысл, чтобы продать недвижимость родителей, не собираясь ни использовать, ни сдавать, ни дарить. На моем счету в банке появилась такая сумма, что можно было бы купить один из маленьких остров возле Сицилии, а я ерзала в кресле, чтобы поскорей закончить бумажную волокиту и вернуться в четыре стены, ставшие тюрьмой на время самоизоляции и спасением теперь. Потеря семьи оказалась прибыльным делом, и иногда меня прорывало на дикий, близкий к сумасшествию хохот. После чего я, конечно, била бокал, швыряя его куда попало, и злилась на приступ умопомрачения. Гадкая ирония судьбы подарила мне свободу действий тогда, когда мне уже ничего не требовалось. Мне больше не на кого было тратить ни время, ни силы, ни деньги. Была только зияющая пустота в душе, которую нужно было заливать вином, чтобы замедлить реакцию и притупить понимание.
А за окном почти всегда был дождь – куда ж без него. Не знаю, раздражала ли меня его барабанная дробь или успокаивала. Как при великом потопе он все шел и шел, встречая меня мокрыми объятьями. Правда, я так же не исключала возможность, что это был один и тот же день – день сурка – и он повторялся снова и снова, как кармическое издевательство. Но все же я продолжала жить, хотя на балконе меня часто посещали мысли: «А что если..?».
Я росла в розовых очках и мечтала о большой и чистой любви. Считала, что найти свою половинку, это лучшее, что может случиться с каждым, и очень переживала, когда люди расставались. Не уверена, можно ли это считать везением, но я встретила своего будущего мужа очень рано, сошлись мы сразу. А потом появились дети, и оказалось, что любовь к ним – это другой уровень отношений в семье. Любовь растет вширь и вглубь, а отношения мужчины и женщины перерастают в нечто большее, чем плотские утехи. При любых падениях я не позволяла себе ныть и жаловаться, потому что никто кроме нас не покажет нашим детям, как научиться подниматься с колен и добиваться цели. Поэтому перечитав Анну Каренину уже взрослой, я испытывала редкостную неприязнь к героине, бросившей сына расти без матери из-за неудачного романа.
Тогда во мне жила уверенность, что случись что с мужем, я бы не стала убиваться слишком долго, ведь мне пришлось бы продолжать растить двух маленьких джентльменов, которым требовалась любовь и забота родителя. Да и самоубийство казалось мне глупым.
Однако оставшись в одиночестве, я много раз представляла, как накладываю на себя руки в своем стремлении присоединиться к родным. Вот жизнь покидает тело потихоньку, грамм за граммом, миллилитр за миллилитром. Вот уже осталось совсем чуть-чуть. Но как ясно мыслит голова в эти последние мгновения и как хочется жить. Я проживала эти секунды тысячи раз, и каждый из них возвращалась к жизни – в мыслях, конечно.
Раньше я спрашивала себя, что может довести человека до такого непродуманного шага. А теперь сама оказалась на грани между миром, где меня любили и ждали, и миром, где я лишилась всех, ради кого просыпалась каждое утро. В голове часто звучал вопрос: почему самоубийство – не выход? Ведь никто не будет плакать, кроме друзей. И давно надо было прекратить все это, однако каждый раз мой выбор падал на призрачное существование и следующую бутылку.
Физически я оставалась в мире, где меня никто не назовет дочкой, невесткой, женой или… мамой – последнее ранило больше всего. Старшее поколение – взрослые люди, успевшие пожить, наделать ошибок и исправить их, помечтать и добиться результатов, насладиться главными моментами, определяющими наши действия и мысли, – провожать тяжело. Но инстинктивно мы осознаем хрупкость жизни и готовы отпустить их, поблагодарив за то, что они были в нашей судьбе. С детьми дело обстоит иначе. Боюсь даже вспоминать. Это вязкий омут, из которого можно не вернуться. Если в голову забредали осколки событий, я хватала первый попавшийся предмет и вдавливала в плоть до ощущения боли такой степени, что она перекрывала все остальные импульсы, прогоняя мучительные образы. Руки и ноги все были в синяках, а на одежде часто оставались капли крови, когда перебарщивала с силой. Но я продолжала тянуть лямку жизни.
Много месяцев я не находила ответа, почему, и не хотела думать об этом и в тот день. Но мне было суждено проснуться, выйти из туманной иллюзии и обрести новую цель в жизни.
Шаг первый
Пиная пустую стеклянную тару, мешавшую проходу, я пробиралась на балкон, чтобы повесить подушку сушиться – удавалось ли мне уснуть или нет, она всегда была мокрой от слез. Я прошла мимо календаря и только сейчас заметила, что был открыт февраль – последний месяц, когда я обращала внимание на дату. 2020-й развернулся для меня личным апокалипсисом, и не было смысла считать последующие дни. Я сняла календарь с гвоздика и кинула в середину гостиной, где и так собралась непроходимая куча.
Приближалось время ужина – за окном было вновь темно, – и в ожидании еды мне пришлось разложить мусор по мешкам и расчистить путь к двери. Телефон пикнул о прибытии заказа, я поставила бокал на липкий стол и нетвердой походкой, задевая углы и ножки мебели, направилась по коридору.
Курьер не успел далеко отойти и автоматически поднял руку в приветствии. Когда я ответила ему тем же, его лицо озарилось вежливой улыбкой. Парню был явно приятен маленький знак внимания, а не крики с требованием отойти на три метра и вообще уходить, пока в него чем-нибудь не запустили. Но я знала, что будет дальше, и уставившись ждала расцвета эмоций. Первым промелькнуло удивление – почти незаметным движением глаз вниз-вверх молодой человек окинул взором мои красные глаза, растрепанные волосы и грязную мятую одежду. Он оценивал и делал удручающие выводы, легко читавшиеся в выраженной на лице неприязни и затем жалости. Потеряв к нему интерес, я с пакетом вернулась к столу, залпом осушила бокал и только тогда принялась распаковывать горячую еду.
В заказ забыли положить столовые приборы, что вместо ожидаемого гнева вызвало лишь страх. Только мысль о кухне заставила сердце биться чаще, отрезвляя ум. Было тяжело решиться дойти до гарнитура, где пылился стандартный набор из двадцати четырех предметов, но мне нужно было чем-то закидывать еду в рот. Несколько минут я простояла над ящиком, то протягивая пальцы к ручке, то сжимая их в кулак. Уже не раз я проделывала эту процедуру, пытаясь пробить собственный барьер, но каждый раз останавливалась, потому что не могла дотронуться ни до одного предмета в доме не разрыдавшись. Оставив безнадежную затею, я опустилась в кресло, осознав, что придется есть руками.
Упадок духа чуть не привел меня к месту напротив окна, но спохватившись я быстро пересела, чтобы не разглядывать свое размытое отражение. Теперь же моим визави оказался телевизор, где мелькали люди и достопримечательности, создавая фоновый шум жизни. Иногда он даже заглушал мысли. Я смотрела не потому, что было интересно, а потому что до сих пор не знала, как его выключить. Пульт затерялся где-то среди нагроможденного хлама из вещей и пакетов из доставки, но у меня не было ни сил, ни желания его искать.
К счастью, я очень быстро научилась игнорировать телевизор и не всегда осознавала звуки и картинки, нескончаемым потоком сменявшие друг друга. Можно было потеряться во времени и пространстве, но заботливые ведущие утреннего шоу с большим энтузиазмом напоминали о наступлении очередного дня, месяца, сезона.
Из форточки пахнуло свежескошенной травой и весенней прохладой распускающегося мая. Солнце садилось, обжигая верхушки многоэтажных зданий рыжим пламенем и ослепляя бликами от зеркальных поверхностей. Еще один день близился к концу, унося с собой всего две бутылки вина и капельку здоровья.
От окна я медленно перевела взгляд на мерцающий экран, в котором знакомое лицо журналиста радостно сообщало о необычных гостях вечернего эфира. И от чего-то: малого количества вина или жирной пищи, – но их слова достигли цели. В связи с выходом нашумевшего фантастического фильма, ведущий ожидали передовых ученых России для обсуждения реальности существования космических тоннелей, по которым можно было путешествовать в параллельные миры.
В голове послышался скрип шестеренок. Заржавевший механизм сдвинулся с места. Мне прежней это было бы безумно интересно, ведь я с детства любила все, что связано с космосом, далекими созвездиями и колонизацией новых планет. Но не по этой причине я перестала жевать, а может даже, и дышать.
Интуиция быстро бьющимся сердцем подсказывала важность настоящего момента, хотя умом я поняла его намного позже. Случайное или нет, стечение обстоятельств разбудило мой мозг именно в тот день, заставив воспринять человеческую речь и собрать пазл из мелькающих образов в одну большую картину. Я больше не отвлекалась от телевизора, чтобы не пропустить ни звука, и вскоре дождалась того, что пронизывало мое тело тревогой и нетерпением все это время.
В передаче лучшие умы страны анализировали использованные в фильме материалы, выдвигали свои теории и предположения. Но все сходились во мнении, что если такое открытие и случиться, то нескоро, потому что современные технологии пока к этому не готовы.
В конце программы один из зрителей задал вопрос, правда ли, что в параллельной вселенной живут такие же люди, как мы, но в переломный момент линия их жизненного пути могла повернуть в сторону, отличную от нашей? Мужчина привел пример, как в детстве совершаешь глупость, за которую потом отвечаешь всю жизнь, и спросил, есть ли вероятность, что в параллельной вселенной этого не случилось и жизнь сложилась иначе. Я предчувствовала, что нужная мне информация вот-вот прозвучит.
«Или, например, теряешь близкого человека, а в параллельной вселенной они живы…»
Живы…
Живы?
ЖИВЫ!
Уши ловили малейшие вибрации, и все внимание занимал ответ одного из приглашенных ученых.
– Этот вопрос давно занимает человечество. Существует две диаметрально разных позиции, в которых одна сторона считает, что миры как две капли похожи на наш с небольшими отклонениями, а вторая – что они далеки от земной реальности. Квантовая механика каждый год открывает что-то новое, неизведанное, и возможно когда-нибудь мы найдем ответ.
Но я знала ответ.
В сознании всплыло воспоминание, когда изрядно набравшийся друг мужа подсел ко мне на похоронах. Только недавно они на даче все выходные отмечали его очередное звание. Он так гордился тремя полковничьими звездами, что и в траурный момент надел форму. Но подсел он не за тем, чтобы красоваться. Он рассказал, как переманивал Сергея в свой проект, что жалел о потере такого талантливого инженера и был бы рад его участию в секретных военных разработках. Муж действительно говорил о новых возможностях и намекал на космические горизонты, но случилась вторая волна пандемии, и мы не успели поговорить об этом, так что все вопросы я задала Иннокентию.
Он колебался всего несколько секунд и, решив, что мне некому выдавать государственные секреты, разболтал о готовящемся путешествии в параллельный мир. Помню, как ехидно прокомментировала, что военным больше делать нечего, чем шляться по разным мирам, когда здесь людям нужна защита и помощь, а не мечты о лучших мирах. Конечно, он тогда обиделся и уже вставая из-за стола бросил, что Сергей мог стать самым знаменитым инженером страны, а я вечно его сдерживала и приземляла. За эти слова он получил от меня, и с тех самых пор мы и не виделись. Я нашла телефон и набрала его номер.
– Прости за пощечину, – не здороваясь, сказала я, как только прервались гудки.
– Уверен, я заслужил, – ответил низкий мужской голос. – Честно, мало, что помню с того дня.
– Я тоже, – усмехнулась я. – Слушай, это о вашем проекте все говорят?
– О чем ты?
– О параллельных вселенных.
– А. Ты запомнила.
Повисла долгая пауза. Он догадался, о чем я хотела попросить. А я не могла решиться сказать это вслух. И неожиданно для себя услышала, как произнесла:
– Я должна там быть, Кеша.
– Понимаю, но ничем не могу помочь.
– Не заливай, полковник, – начинала злиться я.
– Ты представляешь, сколько надо мной генералов стоит? Ты понимаешь, что это за люди? И я такой подойду к ним, мол, возьмите кандидатку.
– Ты полковник или тряпка? – грубила я.
– Знаешь что…
Он недовольно фыркнул в трубку. Я испугалась, что разговор на этом закончится, и выпалила первое, что пришло голову.
– Ты мне должен! Я… Я знаю, что за рулем он с тобой разговаривал! Если бы не ты…
– Аня! – виновато позвал он. В его голосе слышалась боль. – Не смей перекладывать это на меня. Ты прекрасно знаешь Серегу. Он бы никогда не отвлекся, когда в машине мальчишки.
– Я. Должна. Быть. Там, – отчеканила я басом и повесила трубку.
«Я должна быть там», – повторила я себе и пошла в душ, по дороге вылив содержимое бокала в раковину. Остался неприятный осадок от разговора, в моих словах не было правды, но семья того стоила.
Неожиданно нашелся пульт, и с выключением телевизора наступило безмолвие. Тысячи звуков, сотрясавшие воздух много месяцев, наконец, исчезли. Все это время со мной постоянно был кто-то, пусть и незнакомый мне лично, но он не давал мне расклеиться окончательно. Это стало понятно только сейчас. Но вот я осталась одна, и оказалось совсем не страшно, совсем не грустно. Торжественная тишина дарила надежду, смысл жизни.
Глаза еще не привыкли к полной темноте, и в световых пятнах я вдруг отчетливо увидела их улыбки, в голове зазвучал их смех. Что угодно за то, чтобы увидеть и услышать их вновь. Что. Угодно.
Но первым делом – привести себя в порядок. Смыв всю тяжесть одиночества и очистив кожу от налета выпотевшего алкоголя, я впервые за долгое время увидела себя в зеркале. Волосы сильно отросли, что стало заметно при вычесывании спутанных кудрей – некоторые пришлось даже отрезать, – появились мимические морщины, лицо похудело и обесцветилось. Красные от переутомления глаза, обрамленные желтыми кругами с выступающими синеватыми мешками, резко выделялись на болезненно-бледном ромбе. Однако взгляд зеленых глаз казался хоть и тяжелым, но пронзительным, будто смотрел в душу, а не оценивал внешность, и где-то в его глубине разгорался огонь. Наконец, я чувствовала, что не поглощаю, а источаю энергию, создавая намерение и формируя желание.
Выйдя из ванной, в темноте коридора я без проблем нашла ключи, которые в приступе отчаяния зашвырнула в дальний угол гостиной, открыла запретную комнату, пробралась через гору пыльных картонных коробок и с улыбкой на лице заснула на мягком матрасе под одеялом мужа. К моему удивлению, оно все еще хранило его запах. Я не ждала снов, не боялась воспоминаний, а с нетерпением ждала нового дня.
С утра я заставила себя выползти из дома. Было физически трудно, но настолько же и необходимо. Желание стать частью живого потока, выйти из сумрака собственных мыслей и расстаться с внешним одиночеством растеклось по венам. В холле меня с легким удивлением встретил вахтер, а за ним и швейцар. Их натянутые улыбки были первыми, что я видела за последние полгода. Однако от меня не ускользнуло то, как они оба отшатнулись от меня. Наверное, одной ночи мало, чтобы избавиться от алкогольного душка. В сумке завалялась старая жвачка, и я закинула в рот пару подушечек, чтобы избежать неприятных столкновений.
Солнце щедро обжигало тонкий кожный покров, и только сейчас стало понятно, что я почти пропустила весну. Это время года всегда вдохновляло меня на большие планы и новые идеи. И вот уже лето приветствовало мой тайный замысел, обволакивая остатками сезонного тепла. Удаляясь все дальше от квартиры, я чувствовала, как энергия возвращается в уставшее тело, каждая клеточка заряжалась новой силой. Всматриваясь в прохожих, одетых во все оттенки темных практичных цветов и спешащих по делам, я чувствовала себя особенной в коралловом платье и светло-голубой джинсовой куртке.
Обласканная игривыми лучами, то прячущимися среди листвы высаженных вдоль проспекта деревьев, то неожиданно выскакивающими между высоких зданий, я дошла до прежде любимого кафе. В план не входило там завтракать, но дверь была открыта и удерживалась толстой цепью, торчащей из кирпичной стены, а сладковато-пряные запахи манили к стеклянным витринам. Во рту ощущался прилив слюны, и желудок сжался в предвкушении, но образы блюд всколыхнули воспоминания, и ноги отказывались двигаться. Мы часто заглядывали сюда по выходным, потому что дети обожали бельгийские вафли, а я не любила готовить.
Но только я решилась уйти, как торопившийся на работу мужчина, пробурчав нечто неприятное, сильно толкнул меня в спину, так что ведомая инерцией я долетела до барной стойки. Глупо улыбнувшись, я заказала завтрак от шефа и повернулась лицом к залу, чтобы выбрать место. Здесь все осталось по-прежнему: деревянные стены, украшенные репродукциями знаменитых пейзажей, мягкие диванчики, обитые зеленым бархатом, квадратные столики, геометрически четко расставленные по залу.
В углу рядом с окном пустовало место, и я поспешила его занять. Было приятно видеть, что меня узнавали, работники кивали и широко улыбались.
– Давненько вас не было. Вы одна? – необдуманно спросил один из официантов, за что получил тычок в спину от проходящей мимо знакомой девушки.
– Не обращайте на него внимания, он еще не проснулся, – вступилась она.
Я слегка растянула губы, принимая ее извинения, и перевела взгляд на молодого человека.
– Ничего, – выудила я из себя глухо, так что пришлось откашляться. – Нужно привыкать к этому вопросу.
Девушка сочувственно улыбнулась, и мне показалось, что она знала, но я не представляла откуда. Когда позже она принесла заказ, ее движения были столь неторопливыми, что я догадалась пригласить ее присесть ко мне.
– Как вы узнали? – я воткнула вилку в воздушный омлет с грибами и вкраплениями зеленого шпината и фиолетового базилика, чтобы хоть недолго не видеть ее испытующий взгляд.
– А вы не помните? – ответила она вопросом на вопрос и привычно спрятала за ухо крашенную платиновую прядь, выбившуюся из короткого низко посаженного хвостика.
– Нет. Слишком много воды утекло, – проговорила я, проглотив солоноватую кашицу.
– Понимаю, – кивнула она и продолжила. – Вы заказывали у нас еду на поминки.
– Да? – удивилась я. – Это совсем не отложилось в памяти.
– Была моя смена. Когда вы вошли, ваш растерянный вид и заплаканные глаза произвели сильное впечатление. Подойдя к барной стойке, вы почти наугад потыкали пальцем в картинки, и пока я записывала заказ, у вас зазвонил телефон, – она сделала паузу, подавляя эмоции. – Вы ответили тихим голосом, что похороны состоятся завтра в десять утра, и тут же убрали телефон, не давая собеседнику продолжить разговор. Потом оставили адрес доставки и ушли.
Вилка брякнула, коснувшись края тарелки. Вот уже несколько секунд я ошеломленно смотрела на рассказчицу.
– Все эти месяцы я ждала вас, чтобы сказать, что… покой придет.
Эмоции подступали к горлу, хоть слез там уже не было, настолько меня тронуло, что незнакомый человек принял мою трагедию близко к сердцу. Более того, она не отчеканила штампы, вроде «время залечит раны» или «нужно смотреть вперед», а искренне пожелала мне мира в душе.
С незнакомкой согласились трясущиеся от нервов руки, тяжело бьющееся сердце, да и голове просто хотелось тишины. Я улыбнулась, хотя в голосе прозвучала горечь, когда я ответила:
– Покой нам только снится.
Официантку позвали, и она сорвалась с места. Только сейчас я обратила внимание на бейджик с именем. Ольга. Возможно, это говорило одиночество, но мне захотелось подружиться с ней. Она отзывчивая и добрая. Мысли о нашей дружбе заставили меня впервые подумать о будущем, об общении с живым человеком, и это не вызывало неприязни или отвращения. Зато навеяло грусть, ведь вряд ли кто-то в здравом уме предложит дружить с тяжелым человеком, коим я себя считала.
– Может повторить? – отвлекла меня Ольга, и я посмотрела на пустую тарелку. В животе было тяжело, но разливавшееся тепло по телу говорило о сытости.
– Не стоит, а то плохо будет. Я лучше завтра приду.
Девушка заговорщически наклонилась вперед и, подливая кипяток в чайник с жасминовым чаем с нотками мяты и апельсиновых корок, шепнула.
– Я обещала себе, что как только вновь вас встречу, уволюсь отсюда. Теперь пора двигаться дальше.
Я кивнула в знак одобрения, но мне было стыдно, что ей пришлось ждать так долго, пока я подслащала свою потерю соком забродивших слив. Она протянула мне сложенную записку.
– Это мой телефон. Если вам что-нибудь понадобится, звоните в любое время.
– Тогда давай на ты, – выпалила я, выхватив клочок бумаги. – Я – Аня.
– Оля, – представилась она подмигнув и скрылась за стойкой, войдя на кухню. Вскоре из-за дверей послышался громкий эмоциональный разговор, а когда затих, Оля вернулась в зал довольная собой. Поймав ее взгляд, я высоко подняла чашку и выпила остатки бледной жидкости до дна.
