скачать книгу бесплатно
Выживальщики вдруг открыли ураганный огонь из-за углов построек, где прятались до этого, и стрельба в домах захлебнулась. Несколько черных теней через пару минут синхронно появились уже под окнами, их товарищи прекратили стрелять, и над хутором на мгновенье воцарилась тишина. Сыскарь вскочил, бросился под укрытие стены ближайшего дома, и в этот момент услышал стук чего-то металлического по деревянному полу. В доме раздался крик:
– Граната!
За стеной громыхнуло. Через мгновение множество взрывов слились в один, раскатившийся эхом по округе – выживальщики забрасывали гранатами обороняющихся людоедов. В промежутке между разрывами, где-то за углом послышался громкий треск, и Сыскарь, вскинув АПС, рванул туда. Видимо, кто-то решил спастись окольными путями.
За углом начинались хозяйственные постройки. Какие-то невзрачные сарайчики, назначения известного только местному обывателю, чередовались с более громоздкими сооружениями, символизировавшими простую незамысловатость деревенского зодчества. Короткие проходы, заканчивавшиеся деревянной стеной или продолжавшиеся где-то под очередным навесом, образовывали своеобразный лабиринт, правильный путь в котором мог найти только старожил. И если на улице уже вступал в права новый день, тут еще хозяйничала тьма. Ступив под крышу, Сыскарь обратился в слух, стараясь вычленить из общей какофонии звуков, раздающихся на хуторе, те, что могут звучать поблизости, дабы из-за периодической стрельбы и взрывов, не прозевать вероятную угрозу.
Пахло свежим сенцом, но тут же улавливался запах сена прошлогоднего, перепревшего, вперемешку с кислым, застоявшимся душком навоза, несущем в себе букет ароматов, известных только деревенскому жителю. Это для горожан всё дерьмо на один дух, а в деревнях умеют отличать миазмы дерьма коровьего от свинячьего. Эти же помещения, по-видимому, предназначались для летнего содержания разной домашней живности, так как смесь амбре говорила о том, что тут обитали и куры, и свиньи, и коровы. Впрочем, определить это можно было и на слух. Для утренней кормежки еще рановато, а уже слышалось удивленное похрюкивание разбуженных свиней и тяжелое дыхание коров.
В полуприсяди, осторожно ставя ступню и мягко перемещаясь с пятки на носок, Сыскарь осматривал пространство вокруг себя сквозь прицельную планку пистолета. И когда где-то в полутьме мелькнуло размытое пятно, не раздумывая, нажал на спуск. Судя по громкому вскрику и глухому звуку падения чего-то крупного – попал. Стараясь не обращать внимания на мечущихся в панике животных, обезумевших от близкого выстрела, выждал пару минут и снова двинулся в ту сторону.
Не обнаружив по пути других людей, он присел на корточки рядом с телом. Это оказалась женщина, одетая в светлое домашнее платье. На спине расплывалось большое пятно крови. Приложив руку к ее шее, Сыскарь понял – еще жива. Попытавшись перевернуть ее, услышал слабый хрип, стон, потом тело напряглось и обмякло. Ну вот, еще один «минус».
Вдруг послышались быстрые шаги, и совсем рядом промелькнула невысокая фигура. Быстро вскочив с места, Сыскарь успел увидеть направление, где она скрылась. По какому-то деревянному настилу раздался громкий топот, и следом за убегающим появился преследователь. Разглядеть лица сыщика в полутьме выживальщик не смог, но увидел его силуэт и вскинул оружие, Сыскарь же, прекрасно его видевший, успел крикнуть:
– Свои! Не стреляй!
– Кто свои? – человек не опустил автомат, старательно вглядываясь в полумрак хлева.
– Сыскарь.
– Тут пацан пробегал?
– Да. Пошли. Он где-то рядом.
Сыскарь повел выживальщика в глубину помещений, где скрылся беглец.
– Так это пацан? – шепотом поинтересовался сыщик.
– Да, лет пятнадцати-шестнадцати. Когда кидали гранаты в дома, я заметил, что после взрывов он выскочил через окно в боковой стене и сюда сиганул. Видать, прятался где-то. Бля! Не видно нихера!
Вблизи послышался стук, сильно похожий на звук упавшей деревянной крышки. Сыскарь, уловивший точное направление источника шума, бросился туда и оказался в тупике, что образовывали собой деревянные стены двух сарайчиков, пристроенных к основному полотну высокого забора, и имевших между собой свободное, ничем не занятое пространство. Сквозь щели между досками пробивались лучи света, разгонявшие мрак, и уже не составило труда разглядеть, что небольшой, слежавшийся на земле слой сена только что нарушен. Топнув пару раз ногой, Сыскарь услышал сначала глухой звук, тут же сменившийся другой интонацией – вибрацией деревянных досок. Широким взмахом ладони смахнул сено с крышки и обнаружил ржавую дверную рукоятку.
– Держи, – тихо сказал боец Тарана и что-то передал Сыскарю.
Тот с удивлением узнал в предмете старый фонарик-жучок с механической зарядкой. Догадавшись, для чего ему его дали, сыщик кивнул. Несколько раз сжав и отпустив пружину, он рванул крышку вверх, отбросил ее в сторону и тотчас включил фонарь, направляя луч в открывший лаз. Выживальщик сунул туда ствол автомата и нажал спуск. Сыскарь как раз успел открыть рот, чтобы бы не оглохнуть от выстрелов, прозвучавших в замкнутом помещении. Когда пороховой дым рассеялся, сыщик снова посветил в темноту и увидел ступени лестницы.
– Надо проверить, – кивнул он.
– А если пальнет? – резонно заметил боец. – Хрен знает, может у него оружие есть. Давай гранату кину?
– Кидай.
После несложных манипуляций граната полетела в распахнутый зев погреба, и люди сиганули прочь, широко раскрывая рты. Взрыв, хоть и приглушенный подземельем, все равно резанул по ушам, крышку лаза вырвало ударной волной, унося куда-то вглубь помещения, а из проема взметнулось пыльное облако, вперемешку с комьями земли и обломками дерева. Когда все осело, выживальщики вернулись назад.
– Ну что, будем смотреть?
– Я посмотрю, – буркнул Сыскарь, и полез в лаз.
Правда, вниз пришлось спрыгивать, обломки лестницы разметало по всему подземелью. Да и подземельем это можно было назвать с большой натяжкой, скорее, небольшим тамбуром начинавшегося подземного хода. Сыскарь посветил в полуобвалившуюся нору фонарем, но никого там не обнаружил. Шустрый малый оказался, только не понятно, успел удрать, либо его тут завалило землей. Копать сыщик не собирался. Ни к чему это.
Когда Сыскарь вернулся во двор, то застал картину, похожую на кадры фильмов о Великой Отечественной войне, только в роли карателей сейчас выступали выживальщики. Оставшиеся в живых после штурма жители: двое мужчин и женщина, стояли на коленях, под прицелом оружия людей Тарана, а сам он, как заправский гауптман, вышагивал перед ними, заложив руки за спину. Но его совершенно не интересовало, «гдье ест русиш партизанен». Он был очень на них зол по другой причине.
– …все бы вам и дальше сходило с рук, но вы, твари, на сына моего позарились. За это, мрази, мы будем рвать вас на куски.
Василий, лицо которого было похоже на большой кровоподтек, сплюнув кровью, криво усмехнулся и бросил в спину кочевнику:
– Блядь, надо было твоего выродка первым есть, а не на десерт оставлять…
– Что ты сказал? – Таран стремительно развернулся и врезал людоеду ногой по лицу.
Заваливаясь набок, Василий засмеялся, чем разъярил Тарана еще больше. Остервенелые удары посыпались без остановки. Усиленные металлическими вставками носки берцев ломали ребра, отбивая внутренние органы, так что вскоре истязаемому было уже не до веселья. Смех сменился хрипом и стонами.
Сыскарь взирал на экзекуцию с философским спокойствием, совершенно уверенный в правильности происходящего. Ведь это было прямое подтверждение общеизвестного «бумеранга». Сколько бы зла ты не сотворил, это все тебе вернется обратно. И пусть не всегда этот принцип срабатывает, а может и срабатывает, но пострадавший об этом никогда не узнает, сейчас же приятно быть свидетелем правильной работы вышеозначенного «бумеранга». Да и жажда мести удовлетворена сполна. Зря говорят, что месть – блюдо, подающееся холодным. Нет, мстить нужно сразу, пока еще пыл злобы не угас, иначе есть вероятность постепенно охладеть к врагу, и по доброте душевной вообще простить.
Когда Таран выдохся, Сыскарь подошел ближе и, вскинув пистолет, выстрелил.
– Ты зачем это сделал? Я еще не закончил! – заорал Таран.
– Я имею на это полное право, – спокойно возразил сыщик. – Это моего друга они убили на моих глазах. А твой сын жив. Я вернул тебе его.
Таран кивнул и отвернулся. Обвел взглядом своих людей и отдал приказ:
– Этих – кончайте! И сжечь тут все, к ебеням.
Раздался нарастающий женский вой, но нестройный залп одиночных выстрелов прекратил его на самом пике.
Вскоре потянуло дымом, послышались рев коров и визг свиней, в панике спасающихся от огня – кто-то из выживальщиков выпустил живность из загонов. Окидывая взглядом пожираемые пламенем постройки, Сыскарь обратил внимание на ближайшие к хутору деревья, где среди листвы ему почудилось светлое пятно, похожее на человеческое лицо. Напряженно всматриваясь в границу еще нормального, не аномального леса, он пару раз моргнул, чтобы избавиться от рези в уставших глазах, но ожидаемого не увидел. Видимо, все-таки показалось.
Отвернувшись, Сыскарь неторопливо пошел к выходу с хутора, проделанному секачом-мутантом. Нужно забрать мотоцикл и возвращаться в Николо-Павловский. Есть еще несколько нераскрытых дел, только как на них сосредоточиться, он не знал.
Слишком пусто было на душе…
Олег Бондарев. Огонь, который не гаснет
Старая повозка, запряженная лошадью с обожженными боками, неторопливо ползла по степи на восток. Ядовито-зеленые копыта кобылы и колеса телеги мяли и без того куцую траву. Близилась зима, но ноябрь еще держался под ее холодным натиском; для мира нынешняя осень вполне могла стать последней, и природа, будто чувствуя близость конца, держалась из последних сил.
«Мороз – значит, забвение…» – думал Виктор, хмуро глядя на линию горизонта.
Где-то там, за ней, прятался от взглядов усталых путников Огонь, Который Не Гаснет.
– А почему он все время горит, па?
– А фиг его знает, Миш. Горит и горит. Нам-то что? Лишь бы с толком…
Сын кивнул. Он был болен: кожа слазила, как стружка под острым рубанком, стоило только рукой по спине провести. Доктора только руками разводили, но их и осталось-то – по пальцам руки сосчитать.
«И так-то были одни шарлатаны, а сейчас – подавно…» – подумал Виктор.
Шумно шмыгнув носом, он погладил сына по голове – до нее зараза, по счастью, еще не добралась.
«Единственный шанс для всех нас – Огонь… другого лекарства нет».
– Это как химиотерапия при раке, – рассказывал Сергей Батулин, один из лучших врачей в поселке, чья жена уже несколько месяцев более-менее успешно боролась с онкологией. – Может помочь, а может – убить. Как повезет.
– А кому-то уже помог? – спрашивал отец. – Есть примеры?
– В нашем поселке вроде бы нет, – тут же смутившись, отвечал врач. – Но, по слухам, на Севере уже трое исцелились. И с Юга весточку мне коллега прислал…
– А у нас почему же никто не хвастался?
– А у нас еще никто не ездил, видимо. Ну, насколько я знаю.
Брехня это, думал Виктор, вместе с сыном шагая по пустынным улицам поселка. Он точно знал, что их соседи, Петровские, уехали к Огню и не вернулись. И еще Тимофей – парень, с которым Виктор вместе в кузне работал – собирался ехать, а потом пропал, и черт его знает, куда делся. Может, поехал к Огню, а, может, загнулся от донимавшей его болячки и лежит себе в своем подвале, разлагается тихонько, покуда другие там, наверху, еще пытаются спастись от убийственного влияния нового мира.
«Хотя и старый-то был не подарок, как папка рассказывал… но новый его переплюнул, это точно».
Батулин, увы, так Мишке ничем и не помог – только мазь бесполезную выписал да значок подарил, красивый, блестящий, и сказал его всегда у сердца носить, для улучшения самочувствия. Поняв, что иного пути нет, Виктор начал собираться в путь. Выменял у барыги Петровича старую повозку и лошадь, затарился консервами, чтобы хватило и туда, и обратно… и даже, сам того не желая, обрел попутчика в лице соседской старушки.
– Тамара Семеновна, ну вы-то куда? – удивлялся Виктор.
– А чего мне тут сидеть, Вить? – гладя Мишу по голове, грустно усмехалась бабуля. – Я слепну, врачи помочь не могут. Еще чуть, и не смогу не то, что работать, но и просто ходить без помощи… а кому оно надо – тащить на горбу слепую старушку…
«И нам не надо», – подумал Виктор, но отказать не смог – не так был воспитан. Да и Мишка так смотрел на отца…
«Добрый он у меня… даже слишком. Эх…»
И вот они втроем уже неделю болтались в старой повозке. Тамара Семеновна обыкновенно молчала, лишь изредка ее пробивало на ворчание и философские речи, так свойственные старикам. Но сейчас она, заслышав короткий разговор между отцом и сыном, решила вставить свои пять копеек:
– А я слышала, что Огнем пылает дом некоего отшельника… вроде бы он как раз лекарем был, поэтому и Огонь теперь лечебным сделался…
– Отшельник в степи? – недоверчиво переспрашивает Виктор.
Он понять не может, как можно в одиночку выжить здесь, средь куцей травы. Из зверья тут разве что мелочь всякая, чем питаться? В лесу, конечно, тоже давно не зоопарк, но тут-то вообще ничего, ящерки да тушканы…
– Ну, так говорят. Я сама не знаю, как такое возможно, но, может, магарычей хватало, за лечение?
– Ну, может… но вы о нем раньше вообще слышали? До того, как Огонь вспыхнул? Я, например, от вас сейчас впервые узнал…
– Вить, я просто старушка, которая пересказывает, что слышала, – со вздохом напомнила Тамара Семеновна. – Не суди уж строго…
– Да я не сужу… так, рассуждать пытаюсь…
Когда стемнело, остановились на ночлег. Развели костер, согрели консервы, поели, спину Мишкину мазью обработали (скорей, для собственного успокоения, нежели с толком) и спать легли – все, кроме Виктора: он привычно дежурил до трех утра, после будил сына и до рассвета худо-бедно пытался хоть самую малость передохнуть.
Получалось едва ли.
«И чем все это кончится, интересно?» – думал Виктор, вглядываясь во тьму и постукивая пальцами по лежащему на коленях револьверу.
Сын тихо сопел позади. Оглянувшись, кузнец с грустью уставился на бледного кроху.
«Ленку потерял… но тебя так просто не отдам, клянусь всем, что у меня осталось…»
Ночь прошла тяжело: упав щекой на свернутое одеяло, Виктор успел поспать буквально два часа, когда его разбудил Мишка.
– Стервятник, пап, – испуганно прошептал мальчишка, когда отец уставился на него усталыми красными глазами.
Сон как рукой сняло. Виктор вскочил, нашарил ружье и с ним подполз к борту, чтобы взглянуть на пожаловавшего в их «лагерь» мутанта.
Стервятник сидел в трех метрах от спящей клячи и пристально смотрел на нее кислотно-желтыми глазами. Виктор шумно сглотнул. Нужно было прикончить тварь и уезжать, не дожидаясь рассвета.
«Но пять утра… соберем за собой шлейф… хотя…»
Виктор взвел курок и, шепотом велев сыну не высовываться, спрыгнул на землю. Стервятник встрепенулся и оглянулся на шум. Виктор остановился, прикованный к месту тяжелым взглядом монстра. Огромная, с жеребенка, птица с ненавистью взирала на кузнеца. В холодном свете луны тварь казалась мертвецки-бледной, будто явившейся к ним из загробного мира.
«Не ведись. Стреляй».
Преодолевая оцепенение, Виктор поднял ружье. Стервятник, поняв, что человек настроен решительно, взвился в небо. Кузнец, прищурив глаз, выстрелил, но промахнулся.
– Чтоб тебя… – проворчал, опуская ружье.
– Что там? Приехали? – проснувшись от выстрела, забормотала в повозке Тамара Семеновна.
– Едем, едем, – буркнул Виктор.
С ружьем в руке он пошел к перепуганной лошади, нервно гарцующей на месте.
«Скорей бы добраться до этого сраного Огня».
И Бог, если он есть, услышал молитвы Виктора: день уже клонился к вечеру, когда на горизонте показался заветный дом – покосившийся, одноэтажный, с покатой крышей и железной трубой, он упрямо стоял посреди степи, объятый пламенем, точно рыжей вуалью, развевающейся на холодном осеннем ветру. Кузнец при виде такого странного зрелища натянул поводья, и лошадь послушно перешла на шаг.
«И почему он до сих пор цел? Почему не сгорел?»
– Чего встали, Вить? – спросила Тамара Семеновна.
– Приехали потому что, – не оборачиваясь, ответил Виктор.
Он передал поводья сыну и тихо сказал:
– Ежели не вернусь оттуда, долго не жди – полчаса, от силы – минут сорок. Потом езжайте обратно. Припасов хватит до самого поселка.
Глаза Миши моментально наполнились слезами.
– Пап…
– Не реви, – строго сказал Виктор. – Может, там ничего страшного и нет.
«В пылающем доме, который горит уже несколько месяцев, ага…»
