Энергия наших мыслей. Влияние человеческого сознания на окружающую действительность

скачать книгу бесплатно


После первого знакомства мы несколько раз встречались в разных компаниях, и у нас возникла взаимная симпатия. Это было обычное, ни к чему не обязывающее знакомство, пока однажды не возникла очередная точка бифуркации. Моя жена тогда часто болела то одной болезнью, то другой. Это была естественная реакция ухода от жизненных проблем: постоянного безденежья, унылой работы, двоих болезненных детей. И вот во время одного из посещений врача ей сделали УВЧ-терапию, совершенно обычную по тем временам процедуру. Через несколько часов у нее возникли жуткие боли в нижней части живота. Врачи, к которым мы обращались, сказали, что такое бывает, посоветовали принимать анальгин и подождать, пока это пройдет. Прошло несколько дней, никакие процедуры не помогали, она мучилась, а сделать мы ничего не могли. Тогда мне в голову пришла мысль – я позвонил Вадиму и спросил:

– Вадим, может быть, ты сможешь помочь?

– С удовольствием, – ответил он.

И как-то вечером, после работы, он приехал к нам домой. Мы поужинали, выпили полбутылочки коньячка. После этого он сделал массаж спины моей жене, и через несколько мгновений боль полностью исчезла.

– Это энергетический массаж, – пояснил он. – Я научился ему у одного из величайших массажистов России, который работал в Кировском (Мариинском) театре. Он снимал боль у танцовщиц и танцоров. Говорят, к нему приводили самую высшую знать. Его неоднократно приглашали перейти в больницу для привилегированных коммунистический деятелей. Он всегда отказывался, ссылаясь на то, что его занятие – это балет. Очевидно, ему нравилось общаться с юными, прекрасными девушками и юношами. Это доставляло большое удовольствие его душе, и переходить на толстых коммунистических боссов и их жен, несмотря на большую зарплату, ему не хотелось.

У этого человека Вадим проработал подручным несколько лет, и тот передал ему все секреты своего колдовства.

Этот случай настолько поразил меня, что я как-то однозначно поверил в реальность экстрасенсорных явлений. Эта тема завладела моим воображением и стала на много лет одной из тем научных исследований.

После пятнадцатиминутной процедуры Полякова жена начала порхать вокруг, щебеча и подкладывая нам закуски. Обсуждая ситуацию, мы с Вадимом допили коньяк, и я спросил его:

– Таким образом, ты можешь, наверное, влиять не только на людей, но и на физические приборы?

– Конечно, – ответил Вадим. – Я могу повлиять на что угодно, весь мир един и одинаков в своей сущности. Если знаешь, каким образом на него воздействовать, то можно работать как с людьми, с животными, так и с нематериальными объектами. Они подчиняются единым законам.

– Давай попробуем! Проведем какие-нибудь эксперименты.

– Давай. Придумай, что можно сделать, и мы это организуем вместе.

Эксперимент

Когда людей станут учить не тому, что они должны думать, а тому, как они должны думать, то тогда исчезнут всякие недоразумения.

    Георг Кристоф Лихтенберг

Присутствуя на собраниях общества естествоиспытателей, я пришел к мысли, что для регистрации влияния сознания человека на физический мир надо пробовать различные физические системы. Если люди могут влиять друг на друга, общаться с животными, то при определенных условиях, возможно, они могут влиять и на физические процессы окружающего мира. Во всех сказках и легендах об этом только и говорится. Посмотрел ты на галушку, а она сама прыг – и в рот.

У меня возникла идея: такой физической системой может быть система, находящаяся в нескольких фазах. То есть в нескольких устойчивых состояниях, так, чтобы переход из одного состояния в другое мог бы происходить под влиянием слабого воздействия. И эти состояния должны существенно отличаться по параметрам, чтобы переход можно было легко зафиксировать. Представьте, что гусеница медленно ползет по наклонной веточке. Если смотреть на нее, то заметить ее движение крайне сложно, потому что она медленно переползает с места на место. Продвижение будет видно только через длительный период времени. В то же время, если гусеница свалится с веточки и упадет на нижнюю, вы это заметите с первого взгляда. Таким образом, есть плавные процессы, и изменение плавного процесса увидеть очень сложно. А есть процессы скачкообразные, при которых сразу легко заметить переход из одного состояния в другое или из одной фазы в другую.

После некоторых размышлений я смастерил датчик из подручных материалов. Надо отметить, что в нашей лаборатории подручными были материалы достаточно экзотичные: вольфрамовые и хромовые пластинки, молибденовые проволоки, кварцевые пластины и сосуды. Сделать любую конструкцию из стекла не представляло большого труда, потому что у нас была хорошая стеклодувная мастерская с опытными мастерами. И вот через некоторое время я сделал такую конструкцию, разместил ее в специальную установку, проверил. Убедился, что при стабильных условиях напряжения и внешней среды эта конструкция работает в течение длительного времени, сохраняя одни и те же выходные параметры, а при небольшом изменении напряжения скачкообразно перескакивает из одного состояния в другое или из одной фазы в другую. Проведя день в экспериментах, я позвонил Вадиму и пригласил его как-нибудь вечерком зайти в лабораторию для опытов.

Он пришел на следующий вечер. Из сотрудников уже никого не было – только дежурный на этаже, не хотелось сообщать кому бы то ни было о таких странных экспериментах – смеху потом не оберешься. Я включил установку, объяснил Вадиму принцип работы и попросил, чтобы он усилием воли постарался перевести состояние устройства из одной фазы в другую. При этом на экране осциллографа я наблюдал количество импульсов, соответствующих той или иной фазе. Вадим встал на расстоянии двух метров от прибора. Сосредоточился. Лицо его приняло какой-то особо отрешенный, задумчивый вид. Позднее я видел его таким несколько раз при работе с пациентами.

На экране осциллографа бежала подпрыгивающая линия импульсов тока. Они были как солдатики – кто выше, кто ниже, но в среднем примерно одинаковыми. И вдруг, через некоторое время, импульсы тока начали дрожать и скачкообразно увеличились в размере и количестве.

– Ну, как? – спросил Вадим через некоторое время.

– Да вроде что-то происходит, – ответил я.

– Ну что ж, давай отдохнем! – Вадим расслабился, улыбнулся, и через секунду импульсы вернулись к исходному состоянию.

Мы повторили эксперимент еще раз. Результат повторился. Под воздействием мысленной концентрации Полякова прибор воспроизводимо изменял свои показания. Для меня это было полным шоком. Честно говоря, даже готовя этот эксперимент, я никогда не верил в то, что что-то может получиться. Уж больно это не укладывалось в законы нашей материалистической физики, к которой я был приучен. Но все сработало, и я собственными глазами наблюдал изменение фазы состояния прибора.

Потом мы попили чаю и снова повторили эксперимент. И снова с положительным результатом.

– Если бы я не видел это собственными глазами, я бы этому никогда не поверил, – признался я Вадиму.

Он усмехнулся:

– Да, большинство людей и выступают в роли Фомы Неверующего. Они должны все сами потрогать.

– Давай тогда все, что мы делали, запротоколируем документально.

– Давай, – согласился Вадим.

На следующий день я приготовил аппаратуру для съемки с осциллографа. Вадим пришел в лабораторию часов в 7 вечера, и мы просидели до полуночи, записывая и фотографируя условия опыта. Из десяти попыток его воздействия восемь оказались удачными. Две последние проходили уже очень поздно, Вадим устал, и поэтому, возможно, последние опыты не дали результата. Таким образом, у нас, как мы считали, накопились совершенно объективные, неопровержимые доказательства воздействия сознания человека на физическую систему. Этот результат мы повторили еще через три дня. И опять-таки с положительным эффектом. После этого я взял результаты всех экспериментов, описал их, подготовил материалы и торжественно положил на стол шефа.

Нельзя сказать, что они вызвали у него большой энтузиазм. После долгих раздумий он предложил создать комиссию и еще раз провести эксперименты. Последовала серия консультаций с руководством, при этом никто не проявлял энтузиазма и не торопился что-то делать. У меня это вызвало большое удивление. Казалось бы – мы можем открыть новое явление окружающего мира, доказать влияние Сознания на Материю. Разве это не интересно? Почему же надо медлить и раздумывать?

Лишь много лет спустя мне стала понятна причина такого отношения. Действительно, эти эксперименты полностью подрывали основу материалистической науки. И советским бонзам в начале 80-х годов это уже становилось ясно. Как раз в это время шла напряженная борьба за сохранение советской системы. Борьба, которая велась прежде всего в сфере духа и идеологии. Возникло мощное движение диссидентов, участниками которого оказались тысячи людей. С ними боролись, их сажали в тюрьмы, в концлагеря, их всеми средствами высылали из страны. Тогда прошли волны массовой эмиграции в Израиль, США. Всех, кто вызывал хоть какие-то опасения, пытались выкинуть из Советского Союза. Эта была эпоха судебных процессов против диссидентов. Вся страна единым фронтом выступала против предателя Сахарова, не зная, не представляя, что он делает и о чем говорит. За пределы страны были выдворены Солженицын, Бродский, Шемякин, сотни деятелей культуры. Церковь была формально разрешена, но фактически подавлялась и преследовалась.

Поэтому эксперименты с влиянием сознания, влиянием духа на материальный мир представляли для советской системы реальную угрозу.

Мир должен быть материальным! Всё в мире основано на первичности материи. Человеческие чувства, человеческие эмоции не имеют никакого отношения к этому миру. Любовь служит для размножения. Советские бонзы, как могли, поддерживали эту философию, поскольку, будучи людьми умными и опытными, прекрасно понимали опасность любых движений, даже косвенно подтверждавших роль Сознания, роль Души в нашем мире.

Экстрасенсорика с самого начала была движением душевным, идеалистическим. Она в корне подрывала основы материалистической теории марксизма-ленинизма. Она говорила о том, что помимо физической оболочки, помимо бренного мира есть еще что-то. Что-то, нам не ведомое. А советская жизнь была основана на том, что власти все известно и никаких тайн для нее не существует. Борьба шла несколькими путями. Официальный путь заключался в том, что в газетах, самых престижных, самых читаемых, публиковались разгромные статьи ведущих профессоров, в которых говорилось о том, что «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», «это неизвестно науке и противоречит ее законам». Среди подобных авторов особенно выделялся известный биофизик Волькенштейн, который являлся крупным специалистом в своей области. Он пользовался авторитетом, писал хорошие книжки по традиционной биофизике и вместе с тем категорически выступал против всего нового и непонятного.

Другим способом борьбы было прямое запрещение каких-либо экспериментов в этой области. Рассылались специальные закрытые циркуляры, предназначенные только для руководящих работников. Один из таких циркуляров категорически запрещал любую работу по исследованию необычных психических явлений. Такие работы проводились только в секретных лабораториях КГБ.

Откуда мне тогда было знать все это! Я был далек от каких-то политических идей, всегда сторонился диссидентских движений. Единственное, что меня увлекало, – это наука, новые знания и альпинизм. Поэтому эксперименты с Поляковым пришлось оставить в стороне, тем более что он сам во многом потерял к ним интерес. Как человек увлекающийся, он считал, что все уже доказано, и повторять одно и то же по много раз просто-напросто скучно.

А летом произошла ситуация, которая опять, в который раз, показала, что есть какие-то силы, направляющие нашу жизнь и нашу судьбу. В Советском Союзе было несколько «семитысячников» – вершин высотой выше семи тысяч метров, которые являлись Меккой для всех альпинистов. Подняться на «семитысячник» означало перейти в следующую категорию альпинистской элиты. Было даже особое звание – «снежный барс», которое давалось тем, кто поднимался на все четыре советских «семитысячника». Конечно, для этого требовалась отличная физическая подготовка, великолепная тренированность, наличие особых физических и моральных качеств. Но помимо всего прочего, необходимо было принадлежать к определенной системе, потому как в Советском Союзе все поездки в горы оплачивались не лично гражданами, а определенными профсоюзными организациями. Просто так приехать и пойти на восхождение было практически невозможно. Действовала мощнейшая система контроля, которая проверяла каждого, кто поднимался в высокие горы. Система служила для безопасности, она обеспечивала достаточно низкий уровень аварийности. Но в то же время она была средством контроля. Еще одна контрольная система, созданная гениальным иезуитским умом Иосифа Сталина!

И вот объявили об организации экспедиции на один из семитысячников – Пик Ленина. Экспедиция была юбилейная, в ней принимало участие множество желающих. Все обставлялось с большой помпой. Считалось, что принять участие в этой экспедиции очень почетно. Мне было предложено в ней участвовать. Но перед этим я уже пообещал участвовать в экспедиции в горах Памира для восхождения на одну из технически сложных вершин. Надо было решать: либо участвовать в восхождении на «семитысячник», отказавшись от стенного восхождения, и поставить этих ребят в сложные условия, либо постараться каким-то образом совместить оба мероприятия.

После некоторых размышлений я решил, что если уж обещал, то слово надо держать. Тем более что у нас сохранялась традиция воспитания юных альпинистов. Это считалось священной обязанностью каждого. Поэтому я решил сначала съездить на Памир и 20 дней поработать с молодыми ребятами, а уж потом, если все будет нормально, поехать на «семитысячник» и постараться успеть принять участие в юбилейном восхождении.

После 20 дней, проведенных на Памире, и успешного восхождения я вернулся в Ленинград, для того чтобы провести несколько дней дома и затем отправиться на «семитысячник». И тут пришла жуткая весть. Все, кто был на Пике Ленина, все, кто отправился в эту экспедицию, погибли.

Ситуация казалась совершенно неправдоподобной. В течение многих десятков лет восхождение на этот пик шло по одному и тому же отработанному маршруту. Еще в первый раз, в 30-е годы, экспедиция под руководством наркома Крыленко поднялась по этому пути от базового лагеря на нижней поляне до мощного плеча на высоте пять с лишним километров, где был установлен первый лагерь. Место было совершенно спокойное и безопасное – огромное ледовое плато, раскинувшееся на несколько километров. Оттуда просматривался крутой ледовый склон, выводящий практически на вершину. Выйдя с плато ранним утром, можно было подняться на вершину и к вечеру вернуться обратно. В течение десятилетий каждое лето альпинисты приходили на это плато, ставили свои палатки и оттуда совершали восхождение.

Вот и в этот год на плато собралось несколько десятков экспедиций – более сотни людей. Погода в этом году была необычная даже для Памира. Каждый день сыпал снег, и альпинистам приходилось заново протаптывать дорожки в глубоких сугробах. Как рассказал позднее один из моих друзей, один из шести человек, оставшихся в живых:

– Когда уже к вечеру мы поднялись на это плато, то увидели, что все палатки, стоявшие там, практически полностью засыпаны снегом, торчат только коньки.

Люди поднимались на плато в течение всего дня, ставили свои палатки, а снег все сыпал и сыпал. Альпинисты забирались в свои засыпанные снегом, но от этого еще более уютные убежища, разводили примусы, пили чай, рассказывали друг другу анекдоты и отдыхали до утра, чтобы еще затемно выйти на следующий этап восхождения. К вечеру весь лагерь был полностью занесен снегом, трудно было и догадаться, что под белым покровом скрыт целый лагерь.

Леша с приятелем поставили свою палатку поверх снега, оказавшись выше всех остальных. Подошли к ближайшему коньку палатки, торчащему из-под снега, и снежной лопаткой прокопали траншею ко входу. Оттуда лениво высунулись знакомые лица, опухшие от долгих часов лежания в спальнике. Поздоровались, обсудили ситуацию. Все казалось спокойным и идущим по плану. Попрощавшись до следующего утра, ребята забрались в свою палатку, попили чаю, залезли в спальные мешки и, положив ботинки под голову, заснули спокойным юношеским сном.

Ночью они проснулись от страшного грохота. Казалось, гремел сам воздух. В полной темноте Леша стал нащупывать фонарик, чтобы посмотреть, что происходит. И в то мгновение, когда он взял фонарик в руку, мощная волна подхватила их на воздух и понесла. Понесла, перекатывая, поднимая в воздух и бросая на снег. Все смешалось в диком грохоте, вое, реве. Так продолжалось буквально несколько десятков секунд. Затем все стихло. Наступила полная тишина.

Леша пришел в себя, открыл глаза и увидел, что над ним абсолютно ясное, звездное небо. Вокруг полная тишина, он лежит почти полностью засыпанный снегом. Он начал выкарабкиваться, судорожно гребя руками и ногами, выбрался из-под снежного завала и только в этот момент почувствовал кристальный морозный воздух высокогорной ночи. Посмотрев на себя, Леша увидел, что стоит в одном тренировочном костюме, без ботинок, без шапки, без куртки. Когда он оглянулся вокруг, то увидел абсолютно ровную снежную пустыню. Он бросился бежать, проваливаясь по пояс в снег, и наткнулся на что-то твердое. Он начал судорожно копать и через несколько мгновений наткнулся на человеческую руку. Лихорадочно раскапывая снег, он откопал своего друга, который лежал на метровой глубине под снегом. Леша вытащил его, потряс, тот медленно открыл глаза и спросил: «Что случилось? Где мы?» Когда друг пришел в сознание, вдвоем они стали пытаться разобраться, что же произошло.

Как выяснилось впоследствии, произошла ситуация, которую никто не мог предвидеть. Этот год был очень снежным. Снег падал целыми днями, и в горах скопились огромные снежные пласты. И вот, то ли под давлением снежного пласта, то ли из-за небольшого землетрясения, высоко в горах, на расстоянии более двух километров от плато, сорвалась огромная снежная лавина. Она покатилась вниз, набирая скорость, проскочила широкую ледовую трещину, выкатилась на равнину ледника и помчалась по этой равнине двухсотметровой снежной волной, сметая все на своем пути.

Эта лавина полностью накрыла лагерь, в котором отдыхали несколько десятков альпинистов. А воздушная волна, которая шла перед лавиной, смела одиноко стоявшую сверху палатку и выбросила двух ребят на поверхность, оставив их единственными живыми свидетелями происшествия.

Когда они поняли, что произошло, естественно, не до конца, только в общих чертах, то как были, в тренировочных костюмах и носках, бросились голыми руками раскапывать место, которое было лагерем. Но сколько они ни рыли, никаких следов товарищей не обнаружили. В дальнейшем туда поднялись несколько экспедиций с лопатами, с большим запасом продуктов, но после недели упорных раскопок единственной добычей было несколько вещей. Так эта снежная пустыня оказалась могилой для 70 человек. И никто никогда не узнает, какой ужас пережили все эти ребята, медленно задыхающиеся под слоем снега.

Единственная команда, которая уцелела в этой трагедии, – это команда Володи Балыбердина, выдающегося спортсмена, одного из сильнейших альпинистов мира. Он был одним из первых альпинистов в мире, которые смогли подняться на высочайшую вершину мира – Джомолунгму – без использования кислорода. Он, без сомнения, был самым сильным альпинистом Советского Союза и обладал удивительным чутьем в горах. Поэтому вечером накануне схода лавины он вдруг поднял свою группу (еще троих человек) и сказал:

– Идем вверх!

Его стали отговаривать:

– С ума сошел! Кто идет вверх в семь часов вечера! Зачем? Переночуй и иди завтра в четыре часа утра.

– Нет, мы должны поработать. Мы должны потренироваться в разбивке лагеря ночью, поэтому встаем и идем вверх прямо сейчас.

Отговаривать Володю было бесполезно. Если он принимал какое-то решение, то не слушал уже никого. У него было внутреннее чутье. Это создавало ему всегда массу проблем с друзьями. Да у него их практически и не было, но вместе с тем это делало его самым великим альпинистом Советского Союза того времени.

Он поднял свою группу. Они надели тяжелые ботинки, каски, взяли снаряжение, рюкзаки и ушли в ночь. Они поднялись на 200 м, но этих 200 метров было достаточно, чтобы они услышали грохот лавины сверху. Через час они спустились вниз, попытались что-то сделать, но найти кого-то было уже невозможно.

В своей книге «Свет после жизни» я уже писал о законах жизни и смерти. Одним из этих законов является то, что быть все время удачливым – очень опасно. Крупные удачи ведут к крупным катастрофам. За все приходится расплачиваться. Лучше иметь периодически мелкие проблемы. Тогда они предохраняют от проблем крупных. В альпинизме это видно буквально на каждом шагу.