скачать книгу бесплатно
– В Америке змей значительно больше и сами они… крупнее. Как правило. Лично я встречал несколько раз гадин толщиной с вашу руку и длиной с мой рост. Представьте себе: какой величины голова у такой твари, какой длины зубы и насколько больше яда она впрыскивает при укусе по сравнению с местной гадюкой. Козюлей то есть. Вот укус таких, безусловно, смертелен. Я не слышал ни об одном случае, чтобы человек выжил после укуса крупной гремучки.
– Крупной… кого?
– Этих змей в Америке называют гремучими. Дело в том, что на конце хвоста у них костяная трещотка, которой они трясут, когда чувствуют опасность. Они всегда предупреждают о том, что находятся рядом. Поэтому и укусы их редки, несмотря на то что гадин этих достаточно много. Змея кусает человека, только защищаясь. Или когда человек, не заметив ее, вдруг оказался слишком близко и она не успела предупредить о своем присутствии. Нет в змеях злобности, которую им приписывают. Они никогда не нападают первыми.
– Но на меня же напала.
– На самом деле она этого не хотела. Вы просто не заметили ее. Змея наверняка предупреждала вас шипением, просто тихо – змейка-то маленькая. Вы и не услышали.
– Пожалуй, вы правы, – наморщила лобик Анастасия. – А еще какие змеи есть в Америке?
– Из опасных – еще аспиды.
– Это который Клеопатру укусил?
– Не совсем. Ее, если проанализировать описание, укусила египетская кобра, которую называют еще «настоящий аспид». В Америке другие. Очень ярко раскрашены в красный, желтый и черный цвета. Размером с нашу козюлю, но яд у них очень сильный. Правда, чтобы такая змея укусила, нужно самому схватить ее рукой. Но тогда последствия будут очень тяжелыми. Так ведь опять же: она своей окраской предупреждает: «Не тронь меня!»
– Вас послушать – все змеи предупреждают о том же самом, – улыбнулась девушка.
– Конечно. Понимаете: мы им не нужны, им нас не съесть. Не трогай змею, и она тебя не тронет. Хотя, к сожалению, бывают досадные случайности. Как та, что произошла сегодня с вами. В Китае, например, я встречался еще с одной тварью – коброй. Она тоже предупреждает о своем присутствии: поднимает верхнюю часть тела кверху и раздувает шею. Очень впечатляющее зрелище. Десять раз подумаешь, прежде чем приближаться.
Я вдруг обратил внимание, что личико моей собеседницы несколько напряжено… Вот идиот! Сам ведь рекомендовал: как можно больше пить. Но признак хороший. Если я не ошибся в своих причинно-следственных выкладках, то все будет хорошо. Пора откланиваться.
– С вашего разрешения, Анастасия Сергеевна, я вынужден вас покинуть. Состояние ваше опасений не вызывает, а у меня еще разговор с вашим отцом не закончен, было бы невежливо заставлять его ждать больше, чем того требует необходимость.
– Конечно. Ступайте, – на лице девушки читалось явное облегчение от удачного выхода из… деликатной ситуации.
Обживаюсь
Буквально через десять шагов от комнаты Анастасии меня перехватил молодой Соков. Не один. Рядом с ним находился еще и темноволосый мужчина лет тридцати пяти. Хотя черт его знает, как возраст в те времена сказывался на внешности. В общем, по нашим меркам выглядел он на середину четвертого десятка. И по каким-то неуловимым признакам было ясно, что это не русский. Почти наверняка тот самый мэтр Жофре, о котором упоминал Алексей. Так оно и оказалось.
– Вадим Федорович, разрешите вас познакомить с моим учителем. – Голос юноши выдавал некоторое волнение. – Господин Жофре говорит по-английски.
Это другое дело, на языке Шекспира я «шпрехал» вполне свободно. Мы раскланялись (пожали друг другу руки?), и француз вежливо, но не очень приветливо начал:
– Месье Демидов, Алекс сказал, что вы невысокого мнения о моих педагогических способностях в качестве учителя фехтования.
– Боюсь, что произошло досадное недоразумение. Я не мог такого сказать, поскольку даже не видел вашего воспитанника в деле. Было сделано замечание по поводу необдуманно резкого его поведения при встрече с незнакомым мужчиной. Алексей дал повод к поединку, и, окажись на моем месте не очень порядочный, но достаточно искушенный в обращении со шпагой человек, это могло бы кончиться весьма печально для вашего воспитанника. И от таких поступков, по моему мнению, вы должны были удержать юношу заранее.
– Что? – Воспитатель повернулся к Настиному брату, и опять зажурчала французская речь.
Было видно, как краска заливает лицо Алексея. А учитель явно высказывал ему весьма неприятные вещи.
– Прошу прощения, месье, вы правы, – слегка смущенно возвратился к общению со мной француз. – Я, конечно, не мог предвидеть сложившейся ситуации и не инструктировал Алекса конкретно, но он сам мог бы понять, что не с его мастерством искать ссоры с…
– Первым встречным? – улыбнулся я, заметив смущение собеседника. – Все правильно, я и был именно первым встречным.
– А вы в самом деле владеете шпагой? – поспешил сменить скользкую тему мэтр Жофре.
– Смею надеяться, что недурно.
– В таком случае не откажете в учебном поединке с моим воспитанником? Ведь когда есть новый соперник, это всегда полезно. Вы меня понимаете?
– Несомненно. Но, с вашего позволения, не сегодня. Мне нужно следить за состоянием Анастасии Сергеевны. Да и не устроился я еще здесь.
– На этот счет не беспокойтесь, Вадим Федорович, – вступил в разговор Алексей. – Отец уже распорядился насчет комнаты для вас. Разрешите вас проводить?
Комнатку мне отвели вполне приличную, а на пороге уже ожидали два человека. Как выяснилось, портной и сапожник. Да уж, широко живет господин отставной подполковник – все необходимое у него есть, и рядом. Распростившись на время с юношей, я отдал свое тело на изучение и измерение. Чего терпеть не могу. В смысле пассивной роли. Поход в парикмахерскую для меня всегда был пыткой: сидишь чурка-чуркой, а с тобой в это время чего-то вытворяют. Но пришлось потерпеть. Так же, как в парикмахерской. Одежду обещали через два дня, обувь – через три. Пока пришлось сменить комбез на джинсы и майку. Благо, что на майке никаких «Дольче и Габбано» или «Рибок» не отметилось. Или как на моей любимой: «Мы пели так, что вытрезвитель плакал». Нейтрально все вполне, и за майку можно не беспокоиться. Ну и в кроссовках пока. Хорошо, что внимания на них еще не обратили. Ради приличия пришлось накинуть и джинсовку, хотя было и жарковато для такого обмундирования.
Честно говоря, уже серьезно хотелось чего-нибудь пожевать. С утра только чаем «позавтракал». Но хозяева не особенно спешили пригласить поесть хотя бы с прислугой. Впрочем, вряд ли они до такого опустятся… Но я был уже согласен разделить трапезу с кем угодно, лишь бы она была. Не звали. Решили небось дать время на обустройство и не беспокоить лишний раз.
Пришлось пока, завалившись в кресло, осматривать свою келью: комнатка невелика, но вполне себе роскошная. От кровати я слегка ошизел: с пологом от летающих насекомых (ночью я оценил полезность этого, как мне казалось, дамского излишества).
Стол, полукресло почти как в фильме «Двенадцать стульев», разве что не в цветочек, а в полоску, такой же окраски занавески и обивка стен. Совершенно обалденный паркет, по-моему, чуть ли не вишня. В покинутом мною мире только совершенно зажравшиеся набобы могут позволить себе такую роскошь. Окно выходит в сад, прямо в цветник.
В дверь постучали, и в ответ на мое приглашение войти на пороге появился рыжий мужик лет сорока (опять же я сужу с колокольни жителя конца двадцатого века).
– Здравия желаю, господин. Так что его высокоблагородие велели, чтобы я у вас в услужении был.
Надо сказать, что возмущения в душе у меня не возникло: ни ездить верхом на своем слуге, ни пороть его я не собирался, а вот знающий местность проводник был бы мне очень полезен.
– Звать-то ва… тебя как? (даже своих восьмиклашек всегда называл на «вы», а тут взрослый незнакомый мужчина).
– Тихоном кличут.
– А в каком году родился?
– От Рождества Христова, в тысяча семьсот семьдесят пятом.
– То есть тебе лет сорок уже? – закинул я удочку.
– Тридцать пять через месяц будет.
Уфф! Ну наконец-то! Значит, на дворе лето тысяча восемьсот десятого года.
– Скажи, Тихон, а обед скоро будет?
– Так к вечеру, как обычно, – удивленно посмотрел на меня мужик.
Н-да, особой сообразительностью здешняя прислуга не отличается: откуда мне знать, как тут обычно. Хотя, может, я и поторопился с выводами:
– Так вы поснедать желаете? – сообразил мой новоиспеченный ангел-хранитель. – Это я мигом!
Казалось, что он даже рад получить какое-то распоряжение. Шустро развернувшись, Тихон исчез за дверью.
Ждать его пришлось недолго, и минут через десять слуга уже пристраивал поднос с едой на моем столике.
Да, неплохо: дымилась кружка с бульоном, рядом на тарелке горкой были сложены ломти лососины, кусочки маринованного угря, очищенные раковые шейки, хлеб, соленья и даже розетка с черной икрой. Ну и графинчик граммов на двести. Расстарался мой опекун на славу.
– Чего-нить еще изволите? – спросил явно не желающий уходить Тихон, прикипев глазами к чему-то на столе, старательно шевеля губами в окладистой бороде.
– Ты, Тихон, если спросить хочешь, спрашивай сразу, не верти.
– Ох, книжка-то у вас странная. Про охоту, видать. А кто енто – пи-ра-ни-я?
– Так ты читать умеешь?
– Дык, обучены барином, дабы порученья евойные выполнять. Не шибко, конечно… – Мужик смущенно развел руками.
– Так. С этим потом. А пока будь добр, дай поесть спокойно. И… Спасибо тебе за хлопоты.
– Дык… Всегда пожалуйста, господин Демидов. – Тихон, поклонившись, исчез за дверью.
Вот ексель-моксель! Надо же таким идиотом быть: пока ждал обеда, стал выкладывать из рюкзака то, что может понадобиться в ближайшее время, и чисто машинально выложил на стол книжку Бушкова, прихваченную с собой в дорогу. Не дай бог ее увидел бы кто-то из хозяев усадьбы.
Ну да ладно. Пронесло на этот раз. Пора заняться плотскими утехами. В хорошем смысле. Сейчас я буду ЖРАААТЬ!
Да, такого я себе давно не позволял: чуть ли не трясущимися руками густо намазал икрой кус хлеба и набулькал из графина граммов пятьдесят… Положил на поднос бутерброд и поставил рюмку. Сначала поесть надо. Нечего. Веду себя как настоящий алкаш.
С огромным удовольствием, отпив из кружки с бульоном (явно варят тройную уху, и мне достался бульон первого проявления), жидковат, конечно, куснул хлеба с семгой – замечательно. Просто замычал от удовольствия. Мы, наверное, уже почти забыли вкус настоящего хлеба, да и вообще настоящей, с душой приготовленной пищи. Эх! А ведь сегодня, как я понял, постный день. Всю жизнь бы так постничал.
Вот теперь, прожевав и запив бульоном, потянулся за рюмочкой…
Ну, в общем, я еще сибаритствовал минут двадцать. На подносе остались только металл, стекло и фарфор. Все, что имело органическое происхождение, переселилось в мой организм, к вящему удовольствию последнего.
Пора бы и прогуляться.
Тихон дисциплинированно ждал меня за дверью. На мою просьбу провести экскурсию по усадьбе и ее окрестностям откликнулся с готовностью, но без особого подобострастия. Нормально, в общем, отреагировал. Но как следует осмотреться мне на этот раз не удалось: заглянув в комнату Анастасии, чтобы проверить ее состояние, я убедился, что девушка спит под неустанным надзором Наташи. Однако когда мы вышли во двор, то практически сразу встретились с Алексеем и мэтром Жофре, который давал урок своему воспитаннику.
Костюмы и маски у них были верх примитива по сравнению с тем, что использовалось в мое время. Но чего уж тут ожидать…
Меня, естественно, тут же «сцапали за хобот» и попросили продемонстрировать свое искусство фехтования. Отступать было несолидно, хотя и скакать со шпагой по небольшой поляне после обеда не сильно хотелось. Ну да ладно, не отвертишься уже.
Слуги немедленно принесли еще один костюм, а вот маску мне пришлось принять от француза. Понятное дело, штука явно дорогая, держать больше двух в одной усадьбе – роскошь.
Встали с Алексеем в позицию, и прозвучало знакомое «алле!» (начинайте!).
Парень явно горячий – попер вперед сразу, собираясь показать своему учителю, что без труда разделается с выскочкой в лице меня. Пришлось сначала отступить, слегка огрызаясь короткими имитациями контратак, благо мои кроссовки были серьезным плюсом по сравнению с его туфлями. Присмотрелся. Класс невысокий, на уровне нашего второго разряда, можно было «растерзать» мальчишку сразу, но не стоило унижать ни его самого, ни его учителя.
Наверное, самое тяжелое для спортсмена-фехтовальщика – «отдать бой». Несколько раз были ситуации, когда следовало проиграть товарищу по команде, чтобы в следующую ступень соревнований прошли мы оба, а не только я. Не получалось. Совершенно искренне хотелось пропустить укол, но рефлексы, помимо сознания, заставляли взять защиту и дать ответ. Даже сообразить ничего не успевалось.
Так и теперь. Единственное, что я мог сделать – не ходить в атаки сам, только брать защиты или ставить оппозиции. Переводы Соков-младший делал примитивные и не больше одного за атаку. Было видно, что все его движения в каждом данном эпизоде запрограммированы заранее и перестроиться по ходу парень не успевал. В общем, я успел уколоть его раз десять в грудь и бессчетное количество раз обработать вооруженную руку противника. Наконец прозвучало «Стоп!» от месье Жофре.
Сняли маски и пожали друг другу руки. Было видно невооруженным взглядом, что Алексей расстроен не на шутку. Но нашел в себе силы улыбнуться мне в момент рукопожатия.
А вот его учитель был даже доволен, как мне показалось.
– Безмерно благодарен вам, месье Демидов. Фехтуете вы как минимум неплохо, и Алексу очень полезно будет поработать с вами еще несколько раз. И мне было весьма невредно посмотреть на его бой со стороны. Теперь я знаю, над чем нужно с ним потрудиться в ближайшее время. А не согласитесь ли теперь скрестить шпаги со мной?
– Почту за честь, но прошу дать мне несколько минут отдыха.
– О! Несомненно. И не несколько минут, а столько, сколько вам понадобится, – поклонился француз. – Жду, когда вы будете готовы.
Пот уже высох, но пить хотелось неимоверно. Предупреждая мою просьбу, из дома уже спешила какая-то местная девица с кувшином и кружкой.
Елки-палки, в советское время продавался очень вкусный бочковый квас, секрет изготовления которого был, кажется, безвозвратно утерян вместе с кончиной Советского Союза – даже в ресторанах конца девяностых подавалось лишь слабое подобие того, что можно было выпить за три копейки через каждые, наверное, пятьсот метров прогулки по любому городу СССР.
Но та амброзия, которая заструилась по моему пищеводу из деревянной кружки, поданной мне служанкой, по вкусу била наотмашь все встречавшиеся в моей жизни безалкогольные напитки. Это был какой-то фейерверк вкуса и свежести. Причем вкус был совершенно не нежный – ядреный вовсю! Но как это было приятно!
Пяти минут мне хватило, и мы с французом стали смотреть друг на друга сквозь сетку маски.
Это был, конечно, не Алеша: двигался он пободрей, хотя мне в движении уступал однозначно. Я не торопился. Месье явно был мастером. Сразу стало очевидно, что «рукой» месье Жофре владеет виртуозно. Соваться в атаку, не «провалив» противника, было бы для меня смерти подобно. Но в игре на дистанции я однозначно превосходил своего визави. Надо еще и на нервах его сделать.
Я просто физически ощущал недоумение француза, когда его имитации атак и прочие провокации элементарно парировались парой быстрых шагов в стойке. Я даже не касался клинка противника своим. Ну, почти. Наглеть не позволял.
Постепенно освоился и понял, в чем слабые места учителя Алексея. И ничего удивительного тут нет: пусть он выдающийся мастер своего времени, но фехтование с этой хронологической точки развивалось еще почти два века.
Нет, все было не зря: пока я изгалялся в переплясах с Жофре, в голове молнией пронеслись воспоминания и о первых тренировках, и о моем становлении как мастера (извините за нескромность).
В фехтование мои ровесники шли стаями. Но ненадолго. Никто не давал оружие в руки, пока претендент не научится передвигаться в стойке. А это ой как непросто! Ходить «раскорякой» вперед-назад учились неделями. Мало кто выдерживал месяц – ну совершенно неинтересно. Зато те, кто оставался и, наконец, надевал маску, перчатки, брал в руки оружие, уже умели в позе «раком» летать по дорожке со скоростью среднего бегуна-стайера. И это в состоянии взведенной пружины, готовой взорваться выпадом в любой момент. Все оставшееся обучение как раз и состояло в том, чтобы этот момент поймать.
Утрирую, конечно, но, в принципе, где-то так.
Соперник стал терять терпение и с хорошей, правда, подготовкой сделал глубокий выпад. Впервые глубокий. Я просто ушел. В принципе, он совершенно конкретно ловился в простую четвертую защиту, но пока можно было и потерпеть.
Кстати, терпение в шпаге тоже одно из главных условий. Поэтому и кажутся такими нудными и неинтересными спортивные поединки неискушенному зрителю. Но я опять отвлекся.
Ну и хватит уже. Я сымитировал провал в атаке, а француз купился. Контратаковал, правда, мгновенно, но тут же попал в «круг шесть» и рипост. Короче, получил.
Снова встали в позицию и продолжили. Нервы у мужика явно сдали. Я его задергал и, поймав момент, вышел во флешь. Если вовремя – то флешь-атака просто неотразима. Еще плюс один укол в мою пользу.
А потом он меня обыграл. Ай, как красиво обыграл! Расслабляться было нельзя. И нельзя было отдавать клинок в контакт надолго. Как он его захватил и завертел! В общем, получил я в плечо совершенно конкретно.
Пот уже заливал глаза, и я, вместо того чтобы снова встать в стойку, сдернул маску с лица.
– Прошу прощения, наверное, мне не стоило фехтовать сразу после еды, – произнес я, пожимая руку Жофре.
– Совершенно излишне извиняться, вы ведь до этого провели бой и с Алексом, – на лице француза были и доброжелательность, и уважение, но мне показалось, что присутствует еще и некоторое недовольство. – Стойка у вас несколько странная, напоминает итальянскую, но все-таки не она. Кто вас обучал?
– Один испанец с прииска. В поселке было несколько мальчишек, и он за небольшую плату от наших родителей учил меня и других благородному искусству фехтования.
– А как его звали?
– Диего. Фамилией не интересовались.
– Странно. Я думал, что знаю всех европейских мастеров… Эта ваша атака броском… Я ее знаю, но ведь это огромный риск, так почти никогда не поступают. Знаете, я боюсь, что она произвела впечатление на Алекса. Я, конечно, обращу на это его внимание, но попрошу вас как-то поддержать меня. Ни в коем случае он не должен пытаться ее воспроизвести, если вдруг придется когда-то всерьез обнажить шпагу.
– Можете быть совершенно спокойны. Я полностью разделяю ваше мнение в этом вопросе. Конечно, я постараюсь найти слова, которые должны его убедить.