скачать книгу бесплатно
Марек не дослушал, как будто деньги его не интересовали, развернулся на каблуках и пошел к двери.
– Какая же ты, Аделька, зараза!
Франчишка шипела, тесня меня за стойку, ее шею опять оседлала злыдня, она болтала ножками, бормотала девице на ухо:
– Разлучница! Она и Петрика пыталась увести, и хороводной королевой в том году стала, и в позапрошлом тоже. В патлы ей вцеплюсь! Рожу расцарапаю!
Франчишка думала, что это ее мысли, но я-то слышала. Пальцы привычно сомкнулись на ручке моей фамильной сковородки. Моравские колбаски, славные на весь Лимбург и далеко за его пределами, вполне обычные, ни в фарше, ни в оболочке секретов нет, исключительный и неповторимый вкус им придает приготовление на этой самой сковороде. Те колбаски, что на ней сейчас жарились, я сбросила в блюдо и, когда соперница потянулась к моим волосам, махнула сковородой над ее макушкой. Злыдня развеялась, Франчишка испуганно взвизгнула, решив, что я собиралась ее огреть.
– Мы на дуэль смотреть будем? – спросила я спокойно, возвращая посуду на огонь. – А то вдруг она быстро закончится и наших мужиков другие панны разберут?
Тетка Гражина басовито хохотнула:
– Нашего не разберут, он уже совсем наш.
Панна мясникова этого не слышала, она уже расталкивала людей за порогом. Мне толкаться не пришлось, гости вежливо расступились. С крыльца я увидела, что Петрик, голый по пояс, встряхивает кулачищами, приятели трогают уважительно его бицепсы и улюлюкают. Марек тоже разделся. Худой, жилистый, крепкие плечи, вопреки ожиданиям не хлюпик, на смуглом животе выделяются квадратики мускулов.
– Откормить бы не помешало, – протянула тетка жалобно. – Адичка, неужели ты позволишь этому громиле-мукомолу нашего мужика калечить?
Я фыркнула. А что я могу? Никогда такого не было, чтоб женщины в мужские разбирательства совались. И сегодня не будет.
Марек встретился со мной взглядом, улыбнулся. Хорошие зубы, жалко, что Петрик их ему проредит. Нос, наверное, тоже своротит.
– Между ног не бить! – провозгласил пан Рышард, его чудом уцелевшая гармоника болталась на плече и повизгивала мехами. – До первой крови!
– Ну уж нет, – взревел Петрик. – До победы! И чтоб проигравший извинился и поклялся на панну Богуславну мясникову не зариться.
– Хочешь, я тебе это прямо сейчас пообещаю?
– Струсил?
Марек затягивал в хвост волосы, его руки были подняты, корпус открыт. Петрик бросился к нему, занес кулак и упал от быстрой подножки.
– Дерешься как баба!
– Да что ты, милый, – рассмеялся чернявый, – я еще и не начинал. Вставай, продолжим.
Он уже справился с волосами, но стойку принимать не торопился. На поясе болтались пустые ножны. Тарифские мужчины ножи в карманах носят, в специальных карманах. И штаны у пришлого не наши: узкие, длинные, заправленные в кожаные сапоги.
Скоро стало понятно, что Марек – опытный боец. Он уходил от ударов, быстро менял положение, его кулаки не сокрушали, жалили соперника. Помощник мельника запыхался, стал много пропускать. От прямого в челюсть пошатнулся, с трудом устоял на ногах. У него по подбородку текла кровь, глаз заплыл.
– Адичка, – отвлекла меня от зрелища тетка Гражина, – сходи к старой Агнешке, пора.
Сковородку я брать не стала, потихоньку пересекла площадь, здороваясь со встречными знакомыми. На улице Княжей народа уже не было, я ускорила шаг. Дверь агнешникиного домика скрипнула, хозяйка ждала меня в спальне. Празднично одетая старушка лежала на узкой кроватке, сложив на груди руки. Она не дышала. Я присела рядом:
– Вельможна пани подготовилась?
– Чтоб не говорили, что Агнешка покойная грязнулей была, – прошелестело из угла.
– Никто не скажет…
– А что скажут?
– Скажут, мастерицей была, каких мало, хозяйкой хорошей, чистюлей…
С каждым моим словом призрак хозяйки выступал из теней. Юбка в пол по старой моде, крахмальная блузка топорщится кружевами, жилетка расшита речным жемчугом и стеклярусом, волосы аккуратно, волосок к волоску, причесаны и скреплены жемчужным гребнем.
– Ступайте, бабушка, – сказала я, – в чертоги пана нашего Спящего, обещаю на девятый и на сороковой день о вас вспомнить, и через год.
Агнешка улыбнулась:
– А вижу-то как хорошо теперь! Красавицей ты, Адель, у матушки выросла. Передать чего пани Мораве, как встречусь?
– Скажите, справляюсь пока.
Старушка помялась:
– Уйду. Племянник похоронит, у нас договорено все, наследство, дом ему достанется. Еще одно, Моравянка, хлопец мой, постоялец-чародей… Приюти, пока он невесту свою найдет.
– Обещаю.
Это слово стало финальным, больше Агнешку в этом мире ничего не держало. Она ушла, растворилась в воздухе туманом. Я вытерла слезы. Жизнь всегда заканчивается смертью, ничего в этом удивительного нет.
Дом племянника был через улицу, я постучала в окно.
– Панна трактирщица? – удивилась открывшая его женщина.
– Мы с пани Агнешкой, – сказала я, – уговаривались, что сегодня заказ приду забирать, льняные салфетки с вышивкой, а она не открывает.
Женщина ахнула, захлопнула окошко. Ждать я не стала, дальше разберутся без меня, побрела к трактиру. Было очень грустно.
– Адель! Драгоценная панна Моравянка.
Вздрогнув от звуков густого баритона, я изобразила приветливость:
– Добрый вечер, пан Килер.
Бургомистр без своей секретарши выглядел каким-то нецелым, я даже посмотрела по сторонам, не догоняет ли его панна Ясна.
– Я же просил называть меня просто по имени. Ну же… Скажите: «Карл, какая приятная встреча». – Пан Килер взял меня под руку. – Прекрасный вечер для прогулки.
– Пан бургомистр…
Я собиралась освободиться и тут заметила приблуду, не простую злыдню, а целое помертвие. Какая жалость, что я не захватила сковороды. Злыдни питаются низменными человеческими чувствами – злостью, завистью, вожделением; помертвия являются в дом, где прощаются с покойным, приносят родне болезни и неудачи.
Бургомистр ждал продолжения фразы, прижимая к своему боку мой локоть. Приблуды он не видел, хотя она как раз с нами поравнялась. Ладно, если сковородки у меня нет…
Пан бургомистр упал.
– Какая досадная случайность! – воскликнула я, как будто не поставила ему только что подножку. – Карл, вы не пострадали?
На уличной брусчатке осталось грязное пятно. Пан бургомистр упал именно туда, куда следовало, чтоб пришлепнуть помертвие задом. Мой почтенный поклонник тоже был магом, как и Марек, которого я обещала приютить, пока он не найдет невесту.
Кстати, как он там? То есть Петрику он, скорее всего, навалял…
– Простите… – Бургомистр поднялся, расцеловал мою руку, которую я ему протягивала для помощи, а не для поцелуев. – Адель…
Хорошо, что бледное лицо пана Килера было опущено, и он моего не видел. Захотелось вытереть ладонь о юбку. Прикосновения нашего начальства всегда вызывали во мне непонятную гадливость, до дрожи, до тошноты. Нет, во внешности Карла не было ничего отвратительного. Приятный мужчина чуть за тридцать. Довольно высокий и худощавый, всегда чисто выбритый. Рыжие кудрявые волосы, серые глаза, нос с аристократической горбинкой. Некоторые городские панночки на холостого бургомистра заглядывались. Особенно после того, как выяснилось, что он потомок того самого княжича Киля, что основал в незапамятные времена наш городок. Богатый, нестарый, солидный. Чего еще надо? Только помощница бургомистра панна Ясна быстро те заглядывания пресекла. «Невозможно, чтоб господин вниманием своим чернь одаривал. А вы все здесь чернь, хотя панами прозываетесь. Чернь и ничтожества!» Жаль, что запрет касался только женского населения, а самого пана бургомистра никак не ограничивал.
«Ну чего ему от меня надо? А? Не отлипнет никак, поцелуй мокрый, как будто собака ладонь лижет». Меня передернуло, и я забрала руку, не забыв нацепить на лицо извиняющуюся улыбку:
– Прощения просим, вельможный пан, мне в трактир возвращаться надо.
– Я как раз в него направлялся. – Бургомистр кивнул в ответ на приветствие прохожего. – Рассчитывал поужинать вашими великолепными колбасками и повидаться с прекрасной панной.
Пришлось идти рядом и поддерживать беседу. Пан Килер спросил, зачем я на Княжей улице. Я ответила заготовкой, что заказ собиралась у старой Агнешки забрать. Про то, что швея уже отправилась в смертные чертоги, говорить не стала. Завтра родственники в управу сообщат. Бургомистр поинтересовался, как развивается мое дело, хороша ли прибыль, не обижают ли поставщики. Выслушав жалобы (я бы жаловалась, даже если бы все на самом деле было прекрасно, прибедняться у нас, трактирщиков, положено), вздохнул:
– Вы – одинокая незамужняя девушка, панна Моравянка. Разумеется, вам трудно заниматься таким предприятием, как «Золотая сковородка». Когда ваша матушка покинула этот мир?
– Полтора года назад.
– Время траура истекло. Адель, вам нужно серьезно подумать о замужестве.
В этот момент мне почему-то вспомнилась застольная песенка о рыцаре со служанкой. Сейчас пан Килер предложит мне пять сотен талеров и личного кнехта. У него же в доме на холме их много: прислужников, охранников, псарей и конюхов. Повар? Чтоб было кому за кухней присмотреть, пока я в спальне буду господскую милость отрабатывать? Только вот Лимбург – город вольный, князьки-рыцари остались в далеком прошлом.
– …в библиотеке пращура об этом красивом древнем обычае.
– Простите? – вынырнув из раздумий, я поняла, что, оказывается, пропустила мимо ушей часть разговора.
– Панна Ясна, – повторил бургомистр, – разбирая мои фамильные фолианты, обнаружила рукопись времен закладки нашего города. Праздник Медоточия проводился уже тогда, юные тарифские девы танцевали у волшебных камней, выбирали Медовую королеву.
– Теперь ее называют хороводной.
– Мы возродим древние традиции, но немного их осовременим. Медовая королева на празднике выйдет замуж. Изначально этот обряд, направленный на защиту плодородных наших земель, носил более жестокий характер.
Я покраснела. Хороводной королевой я становилась уже пять раз и собиралась в шестой. После праздника я оставалась подле медоточивых камней и до рассвета слушала не привычную всем паннам Лимбурга лесть, а занимательные истории из прошлого. Камни любили вспоминать.
– Думаю, – сказала я осторожно, – что городской совет будет возражать против изменения обряда.
– Он согласен. – Пан Килер открыл дверь трактира и пропустил меня вперед. – Почтенные старейшины рады возможности привлечь в Лимбург новых гостей. К нам на праздник прибудут люди со всего Тарифа, аристократы из столицы, богатые купцы, бродячие актеры. Буквально сегодня я получил письмо…
– Анджей выбил дно из шестого бочонка, – пробасила у плеча тетка Гражина, – в пекарне сбились с ног, мы распродали недельные запасы брецелей, теперь просто солим сухари и подаем их к пиву.
Бургомистр отвечал на многочисленные приветствия, я вела его к личному столику в уголке, Гося вытирала столешню тряпкой. Сухари? Интересно, кто придумал?
Марек, уже надевший рубаху, стоял за стойкой и солил разложенные на подносах ломти. На макушке его красовалась фетровая шляпа с пучком павлиньих перьев, раньше принадлежавшая ревнивому Петрику. Рукава его рубахи были засучены до локтей, смуглая кожа рук контрастировала с белым тонким шелком.
– Бойкий хлопец, – похвалила Гражина, – сразу к работе. На Гоську прикрикнул, Анджею оплеуху. Успел с Богуславом поторговаться, мясник нам вдвое цену на колбаски снизил.
Я как раз отодвигала стул для бургомистра, этот ежевечерний обряд у нас был до мелочей отработан, и только могла удивленно приподнять брови.
– Вдвое от старой, – уточнила тетка. – Марек ему пригрозил, что трактир в Застолбеньках будет закупаться, что тамошний мясник Яцек Полурукий…
Дослушать не удалось, пан Килер сделал заказ, и, хотя я была уверена, что он от прошлого, позапрошлого и еще десятка «поза» не отличается, нужно было исполнить долг хозяйки. Ну да, как обычно. Дюжина колбасок без гарнира и сидр. Пива наш градоначальник не пил. Я отправилась за стойку. Марек немного отодвинулся, чтоб пропустить, подозвал Госю:
– Сухари и восемь кружек вон тем панам у стены, милая.
Длинные смуглые пальцы легонько ущипнули девичью щечку. Даже если бы руки Госьки не были заняты, она бы все равно не отбивалась. Ласка ей понравилась, обе щеки налились румянцем. Бедный Анджей, кажется, ему предстояло ревновать.
Я присела, выдвинула из-под стойки ящик-ледник, где у нас хранилась бургомистрова дюжина колбасок и еще восемь сверх, иногда пан Килер просил добавки, стала уже подниматься, но в этот момент Марек тоже присел, и мы столкнулись лбами.
– Ходят слухи, – прошептал он заговорщически, – что панна Моравянка с бургомистром гуляет.
– Тебе что за печаль? – терла я место ушиба.
– Ревнует, – решила тетка. – Воспылали чресла-то, не зря Рузечка тебе ворот на блузке расширяла.
Черные глаза Марека как раз уставились в мое декольте, я прикрылась ладонью, вспомнила, что именно эту руку мне целовал Карл, отдернула, случайно зарядив тыльной стороной по длинному смуглому носу.
– Значит, правда. И рука у панны Моравянки тяжелая, и дерется она сразу.
– Подними, – кивнула я на ледник. – Еще раз позволишь себе на мою грудь пялиться… Ай!
Черные словно оникс глаза внимательно смотрели, как в моем декольте плавится крошечный ледяной осколок, я даже не успела заметить, когда мне его туда бросили.
– Один-один, горячая панна Аделька.
Марек сложил трубочкой губы, подул, теплый воздух коснулся моей кожи. Прикосновений я не терпела, любых. Но это даже прикосновением не было, и почему-то захотелось придвинуться ближе, чтобы мужские губы коснулись моей груди.
Я резко встала, отвернулась к рукомойнику. Мыло пенилось, смывая невидимые следы бургомистровых лобзаний.
– А сердечко-то зашлось, – протянула Гражина, – никогда еще такого с тобой, Адичка, не было. Ни с паном Домбровским, который тебя у овчарни зажать пытался, ни с Гжегожем, ни с…
Имен было много, я всех и не помнила даже. Но тетки старательно вели подсчет. У них список подробный был составлен: дата, место и описание увечий, которыми их драгоценная Адичка незадачливых ухажеров награждала. Адичка это могла. Ее в отрочестве еще господин Эрик, скасгардский кулачный боец, которого после смерти в наши края занесло, обучил. Маменька попросила, в обмен на тот самый артефакт, без которого Эрик упокоиться не мог.
Я вздрогнула: Марек тоже подставил под струю из рукомойника ладони. Отшатнулась и стала вытираться полотенцем.
– Пан бургомистр оголодал. Не уверен, что именно за колбасой… – Парень кивнул на плиту, где уже брызгала жиром положенная дюжина. – По слухам, наш огнегривый господин только сидр пьет?
– Надо из погреба принести. Где Анджей?
– На бочках, наверное, дремлет, – наябедничала тетка. – Госю пошли.
Я подумала, что тогда мы никого из наших голубков не дождемся.
– Сама схожу. Марек, почему нож здесь?
Он пожал плечами:
