Идеальное создание. Роман

скачать книгу бесплатно


За все долгие годы кропотливой работы он мог бы поручиться в одном – ни одна его кукла не была выполнена второпях, или недостаточно точно, или скопирована с другой подобной. Ни одна его кукла не имела двойника. В каждую игрушку он вложил душу… не свою. Он овладел одному ему известным искусством – легко заглядывал своим просителям в душу, тщательно вникая в любые тонкости и детали, а затем вкладывал ту часть их души, которую смог разглядеть, в игрушечные глаза и щеки. Все это время, каждый день он кропотливо и целеустремленно искал, исследовал, старался понять всю глубину человеческой природы и отразить ее как можно точнее. С каждой новой игрушкой ему удавалось все большее сходство. Как говорила его младшая дочь, двенадцатилетняя Китти: «все кончится тем, что они просто оживут».

Дон по-прежнему крайне редко бывал на людях. Он вовсе не пренебрегал здешним обществом, не находил его излишне скучным или провинциальным, но при этом уделял ему времени не больше, чем обязывали приличия, светский этикет и занимаемое им здесь положение

Казалось, ему было просто жаль тратить драгоценное время на все, что отвлекало его от работы.

Жители часто задавались вопросом: почему бы Дону не взять себе учеников, не переложить на них часть заказов, самому между тем наслаждаться праздностью. Он преуспел так, что мог бы больше ничего не делать, живя на свое более чем достаточное состояние. Его непостижимое усердие и трудолюбие ремесленника оставались для многих загадкой. Он работал как бедняк, знавший, что если урожай на его поле не вызреет, то зимой он будет голодать. Он тратил все время и силы, точно сапожник, вынужденный содержать семерых маленьких детей.

Дети Дона давно привыкли к тому, что их отец постоянно занят и потому без крайней необходимости никогда не отвлекали его от дел.

Старшему сыну, Тому, названному в честь дедушки Дона, к тому времени минуло двадцать два года. Он получил прекрасное образование и теперь работал в одном из столичных банков. Том был честолюбив равно как и трудолюбив, и сочетание этих двух качеств позволяло ему добиваться всего самому, не прибегая к помощи именитого отца. Впрочем, он унаследовал его фанатичное трудолюбие равно как и статную фигуру. От матери же ему достались вдумчивые серые глаза в обрамлении пушистых черных ресниц. Они могли бы вскружить голову не одной девице, если б только их взгляд был не таким отстраненным и сосредоточенным на чем-то куда более важном. Однако Том был все же не настолько предан своему делу как Дон, и ему, тем не менее, была свойственна некоторая мягкость, не присущая ни Дону ни Шейле. Дон говорил, что характером он пошел в своего деда, который, несмотря на высокий пост, все же превыше всего чтил уютное кресло у камина и сытный ужин в обществе своей обожаемой жены.

А что домладшенькой Китти, то ей было всего лишь двенадцать, и как любил говаривать Дон: «это лучшая кукла, которую я создал».

Ни внешне, ни по характеру Китти не походила ни на отца, ни на мать. Ей не досталось ни аристократичных черт лица Дона, ни утонченных Шейлы, ни ослепительно голубых и ни призрачно-серых глаз, ни пепельно-русых или золотистых волос, ни хрупкой фигурки, ни высокого роста. Она была похожа на свою бабушку. Волосы цвета потемневшей меди зимой и янтарного меда летом, белая как молоко кожа, маленький аккуратный рот и зеленые глаза, похожие на изумруды в оправе из темного золота. Китти едва ли соответствовала стандартным идеалам красоты, но стоило ей появиться где-нибудь, она неизбежно притягивала к себе внимание.

Не будучи слишком общительной, за все это время она обзавелась только одним настоящим другом, хотя желающих дружить с дочерью кукольника ясное дело было немало. Вместе с тем вряд ли ее можно было упрекнуть в недружелюбности или отсутствии хороших манер и надлежащего воспитания. Не стремясь быть отличницей в школе, она, тем не менее, одинаково успешно справлялась со всеми предметами, будь то география или арифметика. Ее нельзя было назвать живой или слишком подвижной, так же как и нельзя было сказать, что она задумчива, молчалива или мечтательна. В ней не было присущего детям нетерпения и неуемного любопытства. Она не слишком увлекалась куклами или нарядами подобно другим девочкам ее возраста, однако ее платья всегда ей шли, а волосы были убраны в опрятную прическу.

У нее не было даже любимого щенка или котенка. Она была со всеми приветлива, но ни к кому не привязывалась. Лет до десяти ее характер и склонности вообще никак не проявлялись. Родители и учителя были не на шутку обеспокоены этим. Ее интересовало в равной степени все, но не настолько, что бы увлечь, вызвать привязанность или желание разобраться в данном предмете более детально. Вместе с тем она ничего не бросала из того, что было ей начато, будь то занятия музыкой или новая книга. Вы могли бы провести с ней достаточно долгое время и так и не найти ни единого слова, способного описать ее хоть как-нибудь.

Не добрая и не злая, не красавица и не дурнушка, не глупая и не талантливая. Ее нельзя было назвать даже равнодушной, потому что она никогда не оставалась безучастной к чужому горю. Единственной чертой ее характера, которую можно было отметить сразу, и которая была так несвойственна детям, было ее поразительное спокойствие. И именно эта ее черта пленяла настолько, что люди готовы были подолгу говорить с ней или просто находиться рядом точно под гипнозом, хотя впоследствии, в сущности, так и не могли объяснить, что именно так привлекло их в этой девчушке.

Что же касается Шейлы, то она, несмотря на рождение двух детей, осталась все такой же тонкой и хрупкой, лицо ее почти совсем не изменилось, словно суровый дровосек, оставляющий морщины на лицах, не пожелал занести над ней свой суровый топор. Она любила показываться на людях едва ли не меньше, чем ее муж. Старательно избегая всех возложенных на жен членов совета обязанностей, она вежливо, но твердо отказывалась от любых попыток вовлечь ее в общественную жизнь, будь то организация благотворительной ярмарки с выпечкой, пасхального спектакля в воскресной школе или посещение кружка рукоделия по воскресеньям.

Так же как и дети, она никогда не спрашивала мужа о причинах, вынуждающих его дни напролет проводить за работой. За годы совместной жизни она ни разу не задала ему не единого вопроса касательно его увлечения. Она чувствовала, что ее муж все время что-то ищет, стремится постигнуть тайну, занимавшую большую часть его мыслей. Он искал это всегда, сколько она его помнила. Как безумный ученый, строящий вечный двигатель или алхимик, тратящий время на то, что бы превратить медь в золото, он проводил дни, вечера, а нередко и ночи в своем подвале, что-то чертя, рассматривая, подбирая и исследуя.

Шейла была единственной, кто видел его за работой. В те дни, когда он не выходил из подвала к обеду, она бесшумной тенью проскальзывала в его мастерскую, что бы оставить на столе кофе и пару сдобных булочек и немедленно уйти. Дон до того был увлечен, что иногда не замечал ее минутного присутствия. Его лицо было сосредоточенным, губы что-то негромко шептали, глаза горели в возбуждении, содержащим, правда, примесь досады.

Иногда она позволяла себе взглянуть поверх плеча мужа на его работу. Чаще всего ей удавалось застать его в тот момент, когда он занимался прорисовкой лица игрушки или приделывал шарнирные руки-ноги к туловищу. Однако иногда он лишь сосредоточенно и очень быстро что-то писал, точно только что сделав важнейшее открытие. Так торопится записать в свой блокнот поэт, которому пришла на ум удачная строчка или химик, после проведенного эксперимента.

Иногда же он наоборот читал вдумчиво и внимательно, поправляя свои очки в тяжелой оправе и делая пометки на полях писем с заказами.

Шейла так же видела, что даже когда он читает трогательные детские письма, на его лица не выражается ни толики умиления, лишь та же серьезная сосредоточенность, с которой он читал медицинский справочник. Прибираясь на его рабочем столе, она старалась быть невидимой, точно призрак, но иногда ей удавалось заглянуть в его записи. Циничный тон его пометок пробуждал в ней ужас. И однажды она поняла, что он так увлечено ищет. Он научился создавать идеальные формы лица, глаза, ресницы. Но ему нужно было больше – он хотел из дерева и ткани создать точную копию человеческой души. Шейла помнила, как двадцать лет назад, когда они только что поженились, он так же кропотливо исследовал различные справочники по медицине, стремясь придать своим игрушкам максимальное сходство с живыми людьми. Теперь он подобно Франкенштейну решил пойти еще дальше.

Нельзя сказать, что Шейлу это пугало. Она всегда уважал то, как ее муж был увлечен своей работой. Она никогда не говорила с ним об этом, но всегда понимала, видела, как он постоянно что-то ищет, пытается разгадать загадку, одному ему известную.

Она никогда не обижалась на него за то, что он уделяет ей немного времени. Иногда ей даже казалось, что он женился на ней ни потому что действительно полюбил, а лишь увидел в ней достойную союзницу, которая помогла бы осуществить его мечту. Однако позже Дон не раз доказывал ей свою любовь и преданность, и все ее дурные сомнения на этот счет были развеяны. Проведя с ним рядом двадцать лет, она не только до сих пор любила своего мужа, но и по-прежнему была влюблена в него ничуть не меньше, чем в день их свадьбы.

Однажды вечером Дон вышел из мастерской в необыкновенном возбуждении, что для него, человека весьма сдержанного и редко выказывающего любые проявления эмоций, было поистине необычно, и никак не смогло ускользнуть от внимания его супруги. Стараясь ничем не выказать своего любопытства, она, тем не менее, украдкой рассматривала мужа. Что-то в нем вдруг переменилось. Исчезло его обычное спокойствие и сосредоточенность, уступив место лихорадочному блеску в глазах и судорожному нетерпению. В тот вечер он вышел из мастерской к ужину чуть раньше обычного, что немало удивило Шейлу, ведь, как правило, Дон проводил за работой все свое время и старался выходить точно в семь. Однако сейчас он появился на пороге кухни без четверти, наспех схватил несколько булочек и снова исчез в своем подвале. Ночь он провел там же, так и не появившись ни к ужину, ни к завтраку следующего утра. Он поднялся только к полудню, когда солнце уже во всю светило на чистом прозрачном небе, что бы выпить крепкого кофе, так как ночь провел за работой. Шейла не стала его расспрашивать, однако как только он допил кофе, то сам рассказал ей о том, что произошло.

– Я наконец-то сделал ее, свою идеальную куклу. Наконец-то понял, как добиться нужного результата. Шейли, она похожа на тебя. Точь-в-точь как в тот вечер, когда я встретил тебя тогда в конце улицы у старого дуба. Я закончу ее через неделю, и это станет лучшим подарком нашей Китти к ее тринадцатому дню рождения. Может хоть этим я смогу немного удивить нашу маленькую снежную королеву.

Он поднял жену на руки, покружил немного и снова пропал в своей мастерской. Следующие несколько дней он не выходил оттуда ни к обеду, ни к ужину, ни даже на ночь. У Шейлы в душе нарастала тревога. Дурное предчувствие не давало ей покоя, в то время как Дон напротив был совершенно безмятежен.

Она приносила ему в мастерскую еду, но он всякий раз не давал ей спуститься вниз, встречая ее на лестнице и забирая поднос.

Он выглядел необычайно вдохновленным. Шейле казалось, что последний раз она помнит его совсем еще юным, в тот месяц, когда они только что поженились. Если бы она не знала наверняка, что последнюю неделю он провел в своем подвале в абсолютном одиночестве, она бы подумала, что ее муж всерьез увлекся другой женщиной. Ей вдруг стало неловко за то, что она испытывает такие подозрения, ведь ее супруг наконец-то за долгое время был абсолютно счастлив, получив ту последнюю необходимую составляющую, которую ему не могли дать ни дети, ни она сама. В последующие дни она старалась ничем не отвлечь и не побеспокоить своего мужа.

Она оставляла ему на столе обед, а сама занималась домашними делами или шла в сад к своим чудесным благоухающим розам. Розы были ее страстью. Ни такой серьезной, как куклы у Дона, но тем не менее, в ее саду имелось немало редких сортов. Идеально подстриженные кустики занимали две клумбы у дома, произрастая вдоль дорожки, ведущий от калитки до крыльца. Нежные чайные, трепетно-белые, дьявольски красные, осыпанные брильянтами росы, они манили к себе и источали прекрасный аромат, добавляя свою ноту во флакон утренней свежести.

Вернувшись, она обнаруживала на столе лишь пустые тарелки. За все долгие годы совместной жизни Дон и Шейла никогда не расставались на срок больший, чем пара дней, и теперь Шейла физически ощущала, как соскучилась по мужу. Ей не терпелось побыстрее его увидеть, а заодно и посмотреть – какие же перемены произошли с ним за эти несколько дней.

На следующее утро она затеяла его любимый пирог, в надежде, что аппетитный запах отвлечет Дона от работы. Но не успела она замесить тесто, как он появился на пороге кухни, слегка похудевший, немного помолодевший, со счастливой улыбкой на лице. Он объяснил, что, наконец-то, закончил работу и счастливый и довольный, закружил жену по кухне.

Вечер они провели вместе у камина, причем Дон постоянно ее целовал, точно они только что поженились.

Она попросила показать ей эту новую игрушку, но он лишь улыбнулся в ответ, сказав, что это сюрприз для их Китти-котенка, который он преподнесет ей завтра.

– Дон, а ты уверен, что она не выросла из игрушек, пусть даже из таких?

Может, лучше купим ей изумрудные серьги или подвеску?

– Как захочешь, дорогая! Завтра утром я покажу ей свой подарок, а уж потом отправимся на нашу центральную улицу, и вы вдвоем выберете все, что пожелаете. А когда вернемся, мы закатим грандиозную пирушку с мясным пирогом и фруктовым мороженым. Но все-таки жаль, что ты ее не увидишь до завтра. Она ну просто вылитая ты. Даже куклы мадам Тюссо, этой величайшей искусницы, музей которой я неоднократно посещал, не сравнятся с этой копией тебя. Вчера, когда я заканчивал все мелкие детали, мне даже показалось, что она немного улыбается.

Странное беспокойство вдруг кольнуло Шейлу. Она постаралась не придать этому никакого значения, но какой-то легкий противный холодок вдруг пробежался по ее спине. Однако она лишь отмахнулась, радуясь тому, какой сегодня выдался прекрасный вечер.

Завтрашний день обещал быть не менее приятным, но к тому же еще и несколько хлопотным, поэтому сегодня не мешало бы как следует выспаться.

Перед тем как лечь спать, она еще раз спустилась вниз проверить, заперта ли входная дверь и потушен ли огонь в камине. Когда она проходила мимо двери, ведущей в подвал, ее вдруг обдал легкий сквозняк. Ей показалось, что дверь приоткрыта, и за ней кто-то есть. Постояв несколько минут, вслушиваясь в тишину, она все же списала все это на усталость последних дней и разгулявшееся воображение. Тем не менее, ее посетила вдруг странная мысль: а что если ненадолго спуститься вниз и все-таки тайком взглянуть на то, что создал ее муж. Однако стоило ей об этом подумать, ее желудок точно скрутило, а голова слегка закружилась. Постояв еще с минуту у лестницы, она все же решила не спускаться в мастерскую, откуда дул такой прохладный ветер, дабы не разболеться к утру, и отправилась спать.

Китти проснулась от слепящего солнечного света, который все-таки пробивался в комнату, несмотря на плотно задернутые на ночь шторы. Она думала было еще немного поспать, но вдруг вспомнила, что у нее сегодня день рождения. Эта мысль тут же заставила ее окончательно проснуться и сделаться серьезной.

Она не очень-то любила дни рождения. Ей совершенно не нравилась вся эта праздничная суета вокруг нее. Кроме того, она довольно искренне не понимала, зачем собственно отмечают эти дни рождения. Как-то, когда она была совсем еще маленькой, у ее лучшего друга Тедди умерла собака. Это был самый добрый, милый и славный пес из всех, каких она только видела. Он всегда сопровождал их по дороге в школу, на речку или на каток. Ей было до слез жаль беднягу. Когда она спросила родителей Тедди, отчего он умер, то получила ответ, что псу было уже много лет, и что он умер от старости.

Китти никогда раньше не видела смерти, но после этого случая в ней поселился страх. Конечно, ее считали очень спокойным ребенком. Она никогда не боялась темноты, одиночества, злых духов и ночных кошмаров. Родителям не приходилось подолгу укладывать ее спать или оставлять в комнате на ночь горящую лампу. Но все же в глубине души где-то в совсем юном возрасте в нее закрался страх перед смертью, которая неизменно подкрадывалась с каждым годом все ближе и ближе. Почему то она вдруг именно сегодня представила себе смерть довольно отчетливо, все до мельчайших подробностей: цвет, запах, ощущение. Смерть перестала быть для нее пугающей неизвестностью, темной и холодной. Теперь она вдруг увидела ее уродливое черное лицо, впалые глазницы и ледяную улыбку.

Подобные мрачные мысли были весьма некстати этим прекрасным солнечным утром. К тому же Китти никак не могла понять, как и откуда они вдруг закрались ей в голову, поэтому постаралась как можно быстрее их отогнать. Она встала, умылась, заплела себе две аккуратные тугие косички, выбрала красивое зеленое платье, которое ей сшили еще полгода назад, и спустилась вниз по широкой массивной лестнице.

В гостиной, где часто царил легкий полумрак, сегодня все шторы были подняты, и яркий солнечный свет заливал комнату. В воздухе витали утренние ароматы только что сваренного кофе и свежих сливок, к которым примешивался доносящийся с улицы запах свежести.

Дон и Шейла как обычно в это время сидели за столом, правда, одеты были чуть более нарядно, чем в другие дни. Шейла надела нежно-лиловое платье с изящным кружевным воротничком и собрала волосы, что делала нечасто, а Дон сменил свою рабочую одежду, в которой трудился в мастерской, на отлично сидящий выходной костюм. Китти сразу бросилось в глаза, что в это утро он выглядел необыкновенно счастливым и возбужденным. Его лицо удивительно изменилось. Оно как будто помолодел за эту ночь.

Шейла же казалась слегка растерянной, но, впрочем, тоже улыбалась.

Китти вошла в гостиную почти бесшумно, заняла свое обычное место за столом и налила себе кофе, точно это утро ничем не отличалось от других.

Родители тотчас встали со своих мест. Шейла чмокнула дочь в макушку, а Дон обнял за плечи.

– С днем рождения, принцесса!

– Я приготовил тебе подарок, милая! Он ждет тебя в подвале. Мне прямо не терпится, что б ты его увидела. Ну а потом мы отправимся по магазинам и купим тебе все, что ты пожелаешь. А уж вечером отметим твой тринадцатый день рождения как полагается. Пригласим твоего дружка Тедди и устроим настоящий пир. Ты не поверишь, как я сегодня счастлив. Твой день рождения принес мне настоящую удачу. Я наконец-то смог воплотить свою мечту. Я сделал точную копию твоей матери в молодости. Тебе же интересно узнать, какой она была?

Китти вежливо улыбнулась. Ей нравились игрушки, которые делал ее отец, но она так к ним привыкла, что они давно перестали ее удивлять.

– Идемте скорее в подвал, я просто обязан вам это сейчас показать.

Оставив недопитый кофе на столе, Китти вместе с матерью отправилась вслед за Доном.

Он шел спереди, а они медленно и торжественно шествовали за ним, вдруг заразившись его энтузиазмом, предвкушая и в самом деле увидеть что-то необычное и по-настоящему красивое. Спустившись по лестнице, они оказались в мастерской. Дон направился к самому дальнему углу, куда почти не попадал дневной свет, и им ничего не оставалось, как последовать за ним.

– Итак, дорогие мои, я наконец-то готов вам показать то, ради чего трудился всю жизнь, то, ради чего так отвратительно мало уделял времени вам и то, что теперь стало венцом всех моих творений.

Он сдернул темную занавеску, которая, подобно ширме, скрывала этот угол от остального подвала и взглядам матери и дочери предстала фигурка юной хрупкой девушки, ростом и сложением и правда походящая на Шейлу.

Лицо ее было скрыто темно-лиловой накидкой, из-под которой выбивалась пара светло-каштановых прядей.

Всегда спокойной Китти вдруг завладело такое нетерпение, что она в доли секунды оказалась рядом с новой игрушкой и почти одновременно с отцом сорвала с нее капюшон.

В ту же секунду подвал огласил истошный крик. Так кричат те, кто и вправду увидел нечто чудовищное, те, столкнувшись лицом к лицу со своим самым большим страхом.

– Дон, немедленно выкини эту гадость из дома!

Сквозь свой собственный крик Китти слышала, как ее мать кричит на отца впервые за все совместно прожитые годы, и от этого ей становилось еще страшнее.

Под капюшоном оказалась хорошенькая головка куклы в обрамлении чудных каштановых локонов. Но вот лица у нее не было. Вместо него была огромная черная дыра, бездна, раскинувшаяся точно врата ада и готовая утащить с собой любого, кто осмелится подойти ближе. От нее веяло таким леденящим холодом, что казалось, можно было замерзнуть. Чем больше Китти смотрела в это пустое черное лицо, тем больше в ней откуда-то из самого живота поднимался неконтролируемый животных страх. Именно так она и представляла себе смерть и именно здесь и сейчас столкнулась к ней лицом к лицу.

Глава 3

Молодой человек в изящном и сшитом по последней моде сером с отливом костюме вышел из поезда и на минуту остановился, поставив чемодан не перрон. Обстоятельства, вынудившие его так поспешно приехать из Лондона, были ему до конца не ясны. К тому же письмо, заставшее беднягу врасплох и мало что проясняющее, пришло совсем некстати. Как раз, когда дело с Белз уже шло к помолвке. Еще только вчера вечером он стоял с ней на балконе в ее доме, держал ее хорошенькую ручку в своей руке, любовался ее туго накрученными локонами и, наконец, сделал ей предложение. Ее пухленькие губки чуть дрогнули, и конечно же, она сказала «да». Родителям было решено объявить о помолвке следующим же вечером. Домой юноша только лишь не летел, переполняемый счастьем и восторгом. Он получил все, что желал: хорошее место в банке, повышение по службе, а теперь еще и это-любовь Беллы. Когда он год назад впервые увидел ее, удивительно хорошенькую, миниатюрную дочь владельца банка, в котором работал, то не мог и подумать, что такое счастье ему улыбнется. Даже если бы она ответила взаимностью, ее отец все равно бы вряд ли дал согласие на брак своей дочери со служащим. Но он не терял надежды. Весь год он посвятил только работе, и это принесло свои плоды. Отец Белз его заметил и явно выделил из общей толпы молодых служащих. Прошло всего лишь полгода, а его уже приглашали к себе на званые обеды весьма влиятельные люди. Он приложил все усилия, работал день и ночь, и счастье ему улыбнулось. Совсем недавно он помог отцу Белз, мистеру Балкону провернуть неплохую сделку, после чего был вызван к нему в кабинет: «Клянусь, юноша, вы далеко пойдете!». И поздравив его, он сообщил о повышении. И вот теперь у него появилась надежда, что свадьба все же состоится. За последнее время он так часто бывал у них дома, что ее отец уже должен был все понять, и если он до сих пор его не выгнал, значит, это можно было рассматривать как добрый знак.

И вот все решилось – Изабелла сказала ему «да». Прекрасная, милая, юная, хрупкая Белла согласилась выйти за него. Он не знал в точности, насколько и почему полюбил ее, но ему льстил тот факт, что он женится на дочери известного лондонского банкира. Он женился не ради денег или положения в обществе, нет. Тем более, что благодаря отцу у него было достаточно средств, а их родословной многие могли бы позавидовать, однако юноша предпочел пока не распространяться о своем происхождении, потому как хотел получить все своим трудом. Но, тем не менее, он понимал, что именно благодаря его чувствам к Белле он столького добился. И он был благодарен ей за это. Она все это время была его целью, его ангелом-хранителем, указывающим путь и направляющим. Она была как символ счастья, благополучия. И в этом было много больше, чем просто любовь, ведь любовь, скрепленная финансовыми расчетами, иногда оказывается значительно крепче и долговечней пылких романтических чувств, не подкрепленным ничем, кроме клятв и обещаний.

И вот вчера когда вошел домой, счастливый и окрыленный, то слуга передал ему письмо, пришедшее днем. Увидев адрес, юноша испытал почему-то неприятное волнение, и легкий холодок прошелся по телу. Обычно он всегда был рад письмам, приходящим из дому, но матушка писала ему раз в две недели, а последнее письмо он получил пару дней назад. Немного нервно выкрыв конверт, он прочел следующее:

«Том (а вы наверное уже догадались, что молодой человек, о котором идет речь, никто иной как сын Дона и Шелли), с твоим отцом происходит нечто странное. Мы с Кити опасаемся за его душевное здоровье. Он целыми днями не выходит из своей мастерской. Он создал нечто какое, что полностью подчинило его себе, и практически перестал с нами разговаривать. В его подвале поселился сам дьявол. Мы не можем больше оставаться в одном доме с этим созданием и немедля переезжаем в пансионат отца Питера. Милый Том, прошу тебя приехать, как только сможешь. Мама».

Том перечитывал письмо не один раз, не в силах ничего понять.

И вот сегодня, вместо того, что бы объявить родителям Беллз об их скорой помолвке, он, отправив невесте короткую, полную нежности записочку, в которой известил ее о непредвиденныхобстоятельствах, отбыл домой первым же утренним поездом. Нельзя сказать, что Том был плохим сыном, но за время пребывания в Лондоне он несколько отвык от своей семьи и был сильно раздосадован, что его помолвка так некстати отложилась. Он посчитал это дурным знаком, к тому же абсолютно недопустимо было заставлять Беллу ждать. Но все-таки сыновий долг обязал его приехать. Том надеялся, что ничего страшного не произошло и что, скорее всего, у матери просто разыгралось воображение. Более того, он был почти уверен, что конфликт уже исчерпан и что все семейство встретит его с радостью. И он заодно сообщит о предстоящей помолвке.

Поэтому он с вокзала решил сразу ехать домой, минуя дом пастора.

Том остановил экипаж за несколько улиц до своего дома и решил немного пройтись пешком по улицам, где прошло его детство. Последний раз он приезжал на Рождество, и с тех пор тут мало что изменилось. Аккуратные маленькие приветливые домишки с небольшими заборчиками и заботливо выращенными клумбами окружали его с двух сторон. В конце улицы он заметил небольшой магазинчик, которого не смог припомнить до этого. Название «Лунный свет» показалось ему интересным, и он решил заглянуть внутрь. Приветливый колокольчик над дверью нежным переливом возвестил о его приходе и продавец, пожилой мужчина в вязаном жилете, поправив тяжелые очки в роговой оправе, пристально уставился на Тома. Магазинчик оказался ювелирной лавкой. Небольшая комната со стенами, отделанными синим бархатом, витрина напротив входа, синий в мелкую полоску диванчик в углу, круглое зеркало в оправе «под серебро». Владелец, очевидно, намеревался создать интерьер чарующий и загадочный, что, однако, не вполне ему удалось. Но вместе с тем магазинчик был довольно мил и уютен. Подойдя ближе, Том стал рассматривать содержимое витрины. Изящные серебряные украшения с рубинами, сапфирами, топазами произвели на него впечатление.