скачать книгу бесплатно
Я разошлась не на шутку. Наговорила ему, кажется, даже слишком. Наговорила того, чего и не нужно было. Он долго слушал, но вдруг перешел в наступление и упрекнул меня тем, что я ведь тоже ходила в тот ночной клуб, и не доложилась об этом ему. Почему же он должен докладываться? Но его упрек на меня не подействовал: я ведь знала, что меня там не было. Тогда он сказал, что, возможно, и сегодня мое окно не зря открыто, а я в одном халатике. Нет, все-таки правильно говорят, что все мужики ревнивцы и сволочи. И этот – настоящая сволочь. Но как он, мерзавец, прекрасен! Я слушаю его глупые упреки и любуюсь им. Простить его? Или не прощать? Или простить? Или не прощать? Или…
Глава пятая,
в которой я представляю читателю себя, но начинаю с Виталия
«Кукла Миша, кукла Маша…»
(из старой поп-песни)
Ревность – все-таки хорошая штука, если не очень.
Ах да, я ведь совсем забыла сказать вам, сестры, как его зовут. Рассказываю, главное, как дура, будто вы его и меня всю жизнь знали, а имени и не называю. Простите. Щас исправлюсь.
Зовут его Виталий. Имя, между нами девочками, так себе. Скользкое какое-то. Виталик. Словно с лестницы съехало. Я его зову просто – Вий. Это у Гоголя вурдалак такой был. Урод с большими веками. «Поднимите мне веки!!!» Ха-ха! А то ни хрена не вижу, кого тут сожрать. Виталик, конечно, не вурдалак. А красавчик, каких еще поискать. Но называть его Виталиком, Витей – фу! Что я – дура? Он у меня Вий! Ну, на ходой конец – Виктор. Только Виктор на французский манер, с окончанием на последний слог – ВикТОР. Тогда он меня всегда поправляет: «Я не Виктор, а Виталий. Это разные имена». Тогда – Вий, – говорю я. Или просто – Ви. Ви-ви-ви. Между прочем, «ви» по-французски значит «да». Так что ты – мистер Да! – говорю я. – Мистер На Все Согласен. После этого он всегда хватал меня в охапку и целовал как безумный. А я притворялась маленьким поросеночком и визжала как сумасшедшая «ви-ви-ви-ви…», что, естественно, значило «да-да-да-да…», только, по-французски.
Вообще, влюбленные всегда такие идиоты! Посмотреть на них со стороны – как, прям, дети в детском саду. Видели бы вы, что мы иногда вытворяли с моим Ви. Клоуны на такое не способны, все комики от Бени Хилла до Петросяна просто отдыхают. Чего мы только не вытворяли. Сейчас вспомнить – смех один. Я не буду вам об этом рассказывать. Обоссытесь со смеху.
Зато подобные игры всегда будоражили нас и возбуждали, и, нередко, они заканчивались сексом. Фу, какое гадкое слово «секс». Терпеть его не могу. Конечно, мы занимались любовью. Нет, тоже не то. Человечество до сих пор не может найти подходящее слово для этого дела. «Занимались» любовью! Это все равно, что заниматься ремонтом машины, или почистить зубы. Нет, мы просто любили друг друга. Да, после всяких там таких вот дурацких пустяков, глупых детских игр, мы любили друг друга еще сильней. Не знаю, почему, но это сближало нас. Занятие пустяками всегда сближает людей больше, чем серьезные дела…
Да, я ведь отъехала от темы. Хотела рассказать о Вие, а говорю черт знает о чем. Хотя, что о нем можно сказать? Ему 20 лет, он чертовски красив и хорошо сложен. Естественно, брюнет. Естественно, 180 сантиметров. Когда одет, выглядит настоящим мачо. Когда раздет – Тарзан да и только. Когда начинает говорить – просто гипнотизер какой-то. Учится в технологическом только потому, что ужасно боится загреметь в армию. Его любимый цвет…
Вот дура! Ну, дура я, и все! Болтаю тут с вами, а вы обо мне ничего и не знаете. Только как зовут меня, знаете – это на обложке книги написано. А ведь я интересная личность. Я прям такая интересная личность, что если вы в нашем институте спросите у кого-нибудь из студентов (не студенток), где тут у вас находится интересная личность, то вам сразу-пресразу укажут на меня. Без дураков. А вот в каком институте я учусь, я вам, сестры, ни за что не скажу. Я скромная. Если хотите, сами узнавайте. Ну, что еще-то обо мне сказать? Что скромная – уже сказала. Естественно, блондинка. Естественно, симпатичная. Естественно, с голубыми глазами. Естественно, хорошо сложена. Умею петь, танцевать, гонять на машине, вязать, рисовать… и все. Этого мне вполне хватает. Да и вам хватит. Остальное узнаете обо мне, если не захлопните книгу на этой странице.
А еще насчет Вия, вам, наверное, до смерти хочется знать, как мы с ним познакомились? Сразу скажу, обычно познакомились, на одной вечеринке прошлым летом. И с тех пор не расстаемся. До сегодняшнего звонка Ирки я думала, что у нас настоящая любовь…
Вот черт! Глядя на него, я совсем размечталась и забыла, что он разносит меня в пух и прах. Что же он говорит?
Глава шестая,
в которой мы оба терпим поражение
«Не получилось, не срослось!..»
(из старой поп-песни)
Ох, девочки, я любовалась этим самцом, как во сне. Любовалась до тех пор, пока сквозь забытье в мое сознание вдруг ни ворвалось слово «шлюха». Тут я вышла из оцепенения.
– Что ты сказал? – спросила я спокойно, в надежде, что сказанное слово относилось не ко мне.
– Я сказал, что это, может быть, не вся правда…
– Нет, до этого. Ты сказал «шлюха»…
– Да, я сказал, что иногда ты ведешь себя как настоящая шлюха, – ясно и зло выговорил он мне в лицо. – Ты даже не слушаешь, о чем я говорю. Ты спокойно стоишь и улыбаешься…
Разве я улыбалась? Вполне возможно, я ведь думала о нем… но – «шлюха»!
– Пошел вон! – как можно серьезней и жестче сказала я.
Ви оторопел. С минуту он стоял передо мной с разинутым ртом и не мог произнести ни слова.
– Пошел вон! – повторила я спокойно, но уверенно.
– Ты это серьезно? – удивился он.
– Вполне.
В доказательство серьезности своих слов, я прошла в прихожую и открыла входную дверь.
– Уходи.
– Ты не пожалеешь об этом?
Он все еще стоял посередине комнаты, не сделав ни шагу. Он просто не верил своим ушам, не верил своим глазам. Его послушная лошадка, на которой он так легко катался целый год, вдруг начала брыкаться и лягаться.
– Уходи, – повторила я.
– Хорошо.
Он тронулся с места и пошел прямо на меня, злой, уверенный в себе, его глаза блестели адским светом. Это был дикий мустанг, необузданный и строптивый, уверенный в себе мачо. Я чуть было не бросилась ему в ноги с уверениями, что пошутила, с просьбами не уходить, с извинениями и поцелуями. Ноги мои сами по себе подгибались. Каких усилий мне стоило удержать себя, устоять на месте, когда он прошел мимо и, хлопнув дверью, скрылся, возможно, навсегда.
Едва закрылась дверь, силы покинули меня. Ноги перестали слушаться, будто тряпочные, они стали оседать подо мной, и я не могла сопротивляться. Я опустилась на пол тут же, у дверей и зарыдала, точно так же, как это делается во всех любовных романах, во всех мыльных операх. Господи, до чего же все мы банальны! Я сидела на полу в прихожей возле входной двери и ныла самым противным образом, распуская сопли. А что теперь мне еще оставалось, скажите? Бежать за ним? Он ведь даже не оправдывался, что гулял с другой, даже не извинился.
Да, я победила в этой схватке, но что мне дала эта победа? Разве я хотела такой победы? Разве не горько мне от нее? Разве эта победа не похоже на самое страшное поражение? Да и вообще, разве это победа, если он ушел, если он не валялся у меня в ногах?
Знаете, о чем я тогда подумала? Я подумала о том, что мы никогда не можем победить тех, кого любим. Любовь порабощает! Чтобы победить, надо разлюбить. Но как? Говорят, что для того, чтобы излечиться от одной любви, необходимо заразиться другой любовью. Но как?
Глава седьмая,
в которой разбиваются последние надежды
«Я была в агонии, а ты – в вагоне…»
(из старой поп-песни)
Иного лекарства, к сожалению, не существует.
Где-то я читала, что уход любимого человека по психическому состоянию переживается так же сильно, как его смерть. Но мне кажется, что эта формулировка не совсем точна. Здесь есть какая-то уловка. Выходит, что если любимый тебя бросил, то для тебя он как бы умер? Но смерть близкого человека, или любимого, таит в себе не только страдание тех, кто любит, но и их освобождение. Значит, если любимый человек уходит (умирает), то ты получаешь свободу. В какой-то мере так оно и есть, но все это слишком цинично, вы не находите?
Я бы сказала, что уход любимого человека по психическому состоянию переживается так же сильно, как не только его смерть, но и смерть собственная. Твоя душа была наполнена им, и вдруг душа твоя опустела. Чем жить? Кем жить? И ты умираешь заживо. Да, именно это я почувствовала тогда. Свою смерть.
Неужели это я час назад была так уверена в себе? Я сама хотела прогнать его. Прогнала, и что? Теперь я готова бежать за ним и пасть в ноги, лишь бы он вернулся…
Какого черта! Может он еще стоит за дверью и ждет, что я выскочу за ним? Эта мысль поразила меня как удар кувалдой по лбу. Я не поднялась с пола и даже не вскочила, я выстрелила, словно ракета. Такой прыти я от себя не ожидала. Кажется, я даже немного оторвалась от пола, будто вместо ватных ног к моей заднице вдруг приделали пружины.
Все сопли моментально были намотаны на рукава, слезы аккуратно, но поспешно вытерты платочком, чтобы не размазать косметику. Глаза красные… пусть! Я ведь иду «на щите», а не «со щитом». Скорей! Скорей! Скорей! Может, он еще у дверей! Боже мой, кажется, я стала сочинять стихи. Что делает любовь! Трясущимися руками я с трудом открыла замок и пулей вылетела из квартиры.
Никого.
Может, он еще не вышел из подъезда?
– Ви-и-и!!! – заорала я как сумасшедшая и бросилась к лифту.
Лифт был занят. Возможно, это он еще спускается вниз, не дождавшись, когда я выйду за ним из квартиры.
– Ви-и-и! – снова заорала я и пустилась вниз по лестнице, ведущей вверх, или как там, у Бел Кауфман.
На первый этаж я выскочила одновременно с лифтом. Он стал открываться, и я чуть не бросилась на шею какой-то старушке с мопсиком на руках. Они оба выпучили на меня глаза, как в американских комедиях – по чайному блюдечку – и оба издали звук, похожий на «и-и-и». Не знаю, как такой звук получился у мопсика, для собак он не характерен. Но, чего не сделаешь со страху. Я ясно слышала «и-и-и» из двух динамиков. Может, они с бабулькой так долго сосуществуют, что научились говорить на одном языке?
Все это произошло в одно мгновение. В следующий же миг я уже была на улице возле подъезда и сосредоточенно шарила глазами по двору. Ви нигде не было.
Как одержимая я бросилась к автобусной остановке, что за домом. На Шоссе Энтузиастов было воскресное оживление. Вия я не нашла. И только заметив, что на меня все подозрительно поглядывают, я обнаружила, что разгуливаю в одном легком халатике и тапочках.
Глава восьмая,
в которой я продолжаю представлять своих друзей
«Если с другом вышел путь –
веселей дорога…»
(из старой поп-песни)
Знаете что, тут я немного расскажу про Ирку. С Иркой мы вместе учились в школе. Живет она на соседней улице и учится в литературном институте имени Горького, что на Тверском. Мы с ней лучшие подруги. Она жгучая шатенка, то есть абсолютно рыжая с ног «до самых кончиков», как говорится в рекламе. Не девка – огонь. Загорается от первого встречного и готова спалить его дотла. Она уже многих спалила. Опыт у нее в этих делах огромный. Со своей матерью они словно подруги, рассказывают друг другу о своих дружках всё до мельчайших подробностей, вплоть до того, у кого какой величины и кто как двигается. В общем, мать знает о ней всё и всё ей разрешает. Во всяком случае, так говорит сама Ирка.
После Вия, на этом круг моих близких друзей заканчивается. Хотя теперь из него, видимо, Вия нужно будет исключить. Так что у меня, как видите, совсем маленький круг близких друзей. Не круг, а кружочек какой-то. Теперь только Ирка и всё. А Ви? Неужели он ушел насовсем? Мне не верилось в это. Не хотелось верить.
Так вот, это, что касается близких друзей. Так сказать, внутренний круг. Есть у меня, правда, еще и внешний круг, в который входят не такие близкие друзья, как Ирка или Ви. Этот круг пошире. В нем значатся: Тимур – Иркин теперешний приятель, Лешка Ковалев, Дашка Юшина, Петька Кайзеров, Поля Петрова, Катька Турецкая, Лариска Полторастова, Сашка Лягушев и можно назвать еще Ниночку Казакову. Сама Ниночка утверждает, что находится в каком-то родстве с широко известной когда-то поэтессой Риммой Казаковой. Но нам всем это до фени. От Казаковой мы слышали только имя, стихов ее уже никто не знает. И нам плевать на такое родство Ниночки.
Еще есть у меня круг так называемых знакомых-товарищей, в который входят все остальные, кого я знаю, и с кем в хороших отношениях. Это, например, ребята с моего курса, какие-то школьные приятели и дворовые знакомые.
В общем, все как у многих москвичей. Соотношения 1-10-100-1, то есть один самый близкий друг, десять товарищей, сто знакомых, а положиться не на кого и в трудную минуту все равно остаешься один.
Глава девятая,
в которой Ирка спасает меня от самой себя
«Помоги мне,
сердце гибнет!..»
(из старой поп-песни)
Вообще-то, к Ирке это не относится. Она всегда появляется в трудную минуту. За это я ее и ценю. Вот и в этот раз ввалилась Ирка, когда я была вся в соплях и слезах. Я даже не заметила, как она вошла. Видимо, я так и не закрыла дверь, вернувшись с улицы. Я сидела на кухне в одном халатике, допивала водку, которая была приготовлена для Вия, и размазывала по столу свое горе. Тут-то и появилась Ирка.
– Ну-ка, дай! – сказала она вместо «Здравствуй, милая подруга!» и выхватила у меня из рук бутылку. – Почти все выжрала! – с каким-то презрением прошипела она.
Только тут я заметила, что уже почти ночь, потому что эта гадина включила свет, и он как лопатой ударил мне по глазам, я даже зажмурилась и замычала от боли, потом осторожно открыла один глаз. За окном сразу стало темно, а на кухне – светло, как на празднике в детском саду. Не успела я очнуться, как эта стерва уже допивала мою водку.
– Э-э-э, – я протянула было руку, чтобы выхватить у нее стакан, но она так сильно треснула меня по пальцам, что на коже моих нежных пальчиков остались следы от ее грабли.
Естественно, я надулась.
– Никогда не пей одна! – заявила эта халявщица и стала с аппетитом пожирать мои закуски, любовно приготовленные мной для Вия.
– Почему я не могу напиться одна?
Вообще-то, я надулась и не хотела с ней разговаривать, ну да ладно, само вылетело.
– Во-первых, – это скучно; во-вторых, – это вредно; а в-третьих, – много чести тому, по чьей вине ты это делаешь.
– Откуда ты знаешь, по чьей вине я это делаю?
Я все еще не хотела с ней разговаривать, но больно уж она заумничала с полстакана-то.
– Это не важно, а важно то, что я тебе сказала.
Какая важная стала! Вот если сейчас взять и плюнуть ей прямо в харю, посмотрела бы я тогда на ее важность. Представив удивленно-ошарашенное лицо Ирки, после того, как я неожиданно плюну ей в глаза, я даже заулыбалась словно медная параша и уставилась на подругу.
– Ну, чего ты теперь лыбишся?
– А тьфу на тебя!
Я, конечно, не плюнула, я просто сказала это как можно мягче. Лучшая подруга все-таки. Не плюй в колодец, не плюй против ветра, старый друг лучше новых двух, и т.д., и т.п. Народная мудрость.
– Давай, одевайся! – почти приказала Ирка и стала вытаскивать меня из-за стола.
– Зачем… что я тебе сделала.. чего ты от меня хочешь… что ты ко мне пристала…
Но она не слушала мое нытье. Она намочила полотенце и вытерла мне лицо. Она одевала меня, как маленькую девочку, как свою собственную дочь. Дошло до того, что я не выдержала и разревелась у нее на руках.
– Ничего, ничего… – приговаривала Ирка и гладила меня по голове.
Глава десятая,
в которой мы с Иркой развеиваем тоску
«Пили всю ночь,
гуляли всю ночь
до утра-а-а…»
(из старой поп-песни)
Если есть время разбрасывать камни, то это время развлечений.
Мы с Иркой часто делали это, когда совершенно нечем было заняться. Я уже и не припомню, кому из нас первой пришла в голову идея развлекаться таким образом. Но это развлечение нам нравилось, хотя оно и таило в себе некоторую опасность, потому что можно было нарваться на какого-нибудь маньяка. А может быть, именно опасностью нам это и нравилось.
