banner banner banner
Рубеж Стихий. Книга первая. Забытая правда
Рубеж Стихий. Книга первая. Забытая правда
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Рубеж Стихий. Книга первая. Забытая правда

скачать книгу бесплатно

Рубеж Стихий. Книга первая. Забытая правда
Е. В. Коробова

Тайная дверь
Элемента могущественна и непобедима.

Элемента должна пасть.

Империя веками обладала мощью и процветала, завоевывая все новые территории, благодаря творцам, способным повелевать самой Стихией. Они подчинили себе Огонь, Воздух, Землю и Воду. Но что, если в самой сути этой силы таится разрушительная ложь?

Жизнь юного творца Мика кажется сломанной: из-за ошибки, происходящей раз в несколько сотен лет, он остается одинок и практически лишен сил Огня. Семью Мика обвиняют в попытке организовать государственный переворот, его родители арестованы. Пробуя спастись и узнать правду, Мик понимает, что втянут в игру, на кону которой куда большие ставки, чем просто его жизнь.

Тем временем Дарине, чья Стихия – Воздух, в отличие от Мика не удается избежать заключения в страшных Водных тюрьмах. Секрет, известный лишь ей одной, может оказаться и спасением, и полной гибелью.

В империи, охваченной лихорадкой войны и грядущей революции, этим юным творцам и их друзьям суждено переломить ход истории и положить конец многовековой лжи. Истина ставит героев перед необходимостью совершить непростой выбор и бросить вызов тому, что казалось незыблемым на протяжении веков.

Близится война, и им предстоит бежать в край снегов и лесов, обрести верных союзников, сражаться не на жизнь, а на смерть, раскрыть тайну и понять подлинную природу сил, дарованных им Стихией. А еще – осознать, кто же им по-настоящему дорог.

Екатерина Коробова

Рубеж Стихий

Книга первая. Забытая правда

© Е. В. Коробова, 2020

© Ю. С. Биленко, 2021

© ООО «Издательство „Абрикос“», 2022

Эпиграф

«Область Себерии все еще не включена в пределы Рубежа. Последняя попытка не увенчалась успехом…

…На сегодняшний день имеется выход ко всем океанам, необходимо укреплять позиции флота.

Мы видим большие трудности в том, что подавляющая часть творцов, а также наиболее сильные мастера сосредоточены здесь, в столице, что значительно усложняет контроль над берущими в других городах, а также способствует возникновению бунтов…

По мере расширения Рубежа Стихий необходимо и усиление частей, контролирующих его неприступность, целостность и непроницаемость.

…на данный момент ресурсы, сосредоточенные внутри Рубежа, покрывают все потребности жителей империи.

Император един, и власть его неоспорима.

Неповиновение всякого карается смертью».

    Выдержки из доклада генерала Рыся Зенита Его Величеству императору Авруму VII Тысячелетнику,
    1007 год от сотворения Свода

Пролог

1009 год от сотворения Свода, Главный двор, двадцать восьмой день третьего летнего отрезка

Окна детской выходили на закрытый садик, нарядный даже в эту пору. Творцы Земли, служившие при Дворе, отлично потрудились здесь: на фоне сочной травы горели всполохи поздних цветов, на ветвях кустов поспевали ягоды, нигде не было видно ни одного опавшего листа. По подстриженной лужайке бегали два белоснежных кролика Анны. Маленький, счастливый мирок, надежно спрятанный от посторонних глаз. Где-то там, за его границами, была совсем другая жизнь. Там столица империи – Предел, а вокруг него – Элемента (Мария всегда думала о ней как о чем-то едином и живом, словно об огромном ненасытном монстре) распласталась своим железным брюхом по всему континенту: от Себерии до опаленных песков Ангории. Ужасающая, великолепная, заключенная в Рубеж Стихий, полнокровная и алчная – она вся принадлежала и ей тоже. Как обычно, Марии сделалось жутко от этой мысли. Словно почувствовав страх матери, Анна и Авель завозились во сне.

Застыв, Мария наблюдала, как солнечные зайчики пляшут по лицам дремлющих детей. Малыши то и дело недовольно хмурились и терли глазки, Анна что-то рассерженно пролепетала сквозь сон. Даже сейчас она была напористее и громче своего робкого далла, который в итоге просто сполз на другой край подушки. У Марии сжалось сердце. Она сердитым шепотом приказала служанке задвинуть шторы.

Аврум опаздывал. Едва ли больше пяти раз за жизнь Он бывал в комнате, и Мария даже на секунду позволила себе усомниться, что Его Величество вспомнит дорогу.

Будто в ответ на эту мысль за спиной раздался звук осторожных шагов.

– Выйди, – без приветствия бросил Аврум опешившей служанке, только закончившей возиться со шторами.

Мария обернулась.

– Ваше Величество?

Она устала от этого. Так устала, что хотелось взвыть. Иногда, развлечения ради, она представляла, как кричит на Него, швыряет вещи, крушит все вокруг себя и туго натянутая струна внутри нее наконец-то лопается. Потом она хватает детей и убегает куда-то очень далеко за Рубеж, туда, где тихо и безопасно, где жизнь в вечном страхе покажется им всем ночным кошмаром. Но такого места не существовало, и Марии это было известно лучше, чем остальным.

– На этот раз это не просто бунт, Мария.

Она вновь обернулась к спящим малышам. Всякий раз наступает новый день, и приходится открывать глаза и делать еще один маленький шаг вперед. Держать голову высоко поднятой и стоять за Его плечом, так упрямо и бесстрашно. Быть причастной к тайнам, о которых она предпочла бы никогда не знать.

– У нас есть основания подозревать, что они попытаются повторить ту историю и на этот раз пойдут до конца.

Ее всегда поражало, насколько тихо звучал Его голос в обычной жизни. Иногда даже приходилось напрягать слух, чтобы разобрать то, что Он говорит. Как будто так Аврум отдыхал от громогласных речей и приказов, сопровождавших каждый его день. С ней Он мог позволить себе звучать иначе.

– Ты должна быть осторожна.

Каждый ее день складывался из миллиона маленьких «должна». Но вот это вот, произнесенное Им, всегда было первее всего. Не имело значения, расчесывала она волосы перед сном в своей спальне или стояла перед бушующей толпой – обманутой и все же превозносящей ее, – важнее всего была осторожность. Ему не было нужды напоминать об этом.

– Да, Ваше Величество.

Она низко склонила голову в поклоне. Ведь выше и сильнее Него – одна лишь Стихия. Что остается ей, кроме подчинения и поклонения?

– Я буду осторожна.

Авель во сне перевернулся на другой бок и уютно свернулся клубочком. Он был тихим и нежным мальчиком, всем играм на свете предпочитал книги и рисование. Мария набралась храбрости и задала мучающий ее вопрос:

– А что насчет Авеля?

– О чем ты? – Аврум смотрел на нее с таким удивлением, будто забыл, что Мария все еще находится в детской.

– Вы… – от волнения ее голос охрип. Мария не привыкла просить. – Я подумала, возможно, Вы поменяли решение.

– Нет, не поменял, – отрезал Аврум, развернувшись к выходу. – И не собираюсь.

Часть 1

1009 год от сотворения Свода, Дубы, тридцать первый день третьего летнего отрезка

Мик

Мик знал, что надо бежать. Туман, тяжелый и плотный, будто мешал сделать вдох, путался в широких ветках елей, сбивал с пути. Красноватые блики мелькали на пожухлой траве, проглядывая сквозь гущу деревьев. Занималось раннее утро, сырое и промозглое, хвойный лес обступал со всех сторон. Вдали слышался женский крик – но Мик не мог понять, кто кричит. От осознания, что он может не успеть, все внутри каменело. Этого никак нельзя было допустить, ну же, скорее…

Сон прервался так же резко, как и начался. Потребовалось время, чтобы прийти в себя, как это часто бывает после ночных кошмаров. Дыхание сбилось, будто он и вправду бежал, а мозг отказывался переключаться с одной реальности на другую. Светлая, согретая щедрым летним солнцем спальня казалась чем-то ненастоящим.

«Лика!» – мысленно позвал Мик без всякой цели. Просто хотелось почувствовать отклик, окончательно сбросить с себя морок кошмара.

Тишина. Ни малейшего признака того, что его услышали. Даже в самом крепком сне далла бы обязательно ответила, пусть и невнятно.

Реальность вдруг разом навалилась осознанием того, почему Лика не отвечает, и остатки сна мигом улетучились. Внезапно и ночной кошмар показался не таким уж страшным, так сильно захотелось забыться вновь.

Мик до последнего верил, что это все неправда, какая-то глупая ошибка или нелепая случайность. Что все они одумаются, не смогут так с ними поступить. Но вот этот день настал – и Лики больше нет рядом, и никогда уже не будет. Мысль о том, что она, может быть, сейчас тоже проснулась и попыталась по привычке позвать его, отзывалась глухой знакомой болью.

Мик сел в кровати и машинально вызвал Стихию. Огонь красной искрой вспыхнул между пальцев, согревая их ласковым теплом. В этом не было никакой необходимости, в комнате было светло и жарко, но привычное чувство дарило мимолетное ощущение покоя. Чувствовалось, что лето на исходе – сила Стихии иссякала, и с завтрашнего дня Огонь уступит место Земле.

Земля. Стихия Рут, теперь уже бывшая. Мысли раз за разом возвращались к неизбежной теме. Мик тяжело вздохнул: Огонь свидетель, он обещал себе не судить предвзято. В ту, самую первую встречу, пока он шел к нужной комнате, он искренне пытался поставить себя на место новой даллы. Вот она одна, в чужом доме, вырванная из привычной обстановки и круга общения, уставшая от сборов и дороги, растерянная и напуганная…

Мик не был уверен, что смог сдержать вздох разочарования, когда впервые увидел Рут. Слишком тяжело было поверить, что это несуразное создание – тоже творец Огня. Она, а не Лика.

Пламя слабело с каждой секундой. Погруженный в свои мысли, Мик не пытался его удержать. От духоты и тяжелых снов начало ломить в висках. Еще никогда в жизни ему не было так одиноко.

Мик вырос здесь, в Дубах, своем родовом поместье, и не знал другой жизни. В семьях творцов чтили порядки и традиции, частью которых были и Мик с Ликой. Мик всегда знал: твоя далла – это почти с самого рождения на всю жизнь. Это казалось естественным, как сама сила творений. Не важно, какая Стихия подчинялась семье творцов: если в ней рождался мальчик, он оставался дома, и через несколько дней туда же приносили еще одного младенца, теперь уже даллу новорожденного. Если же рождалась девочка, за ней вскоре приходили, чтобы забрать в другую семью навсегда. «…И эти двое – родной мальчик и приемная девочка – будут предназначены друг другу всю жизнь, предначертаны Великой Стихией, дабы приумножать и славить ее». Строки Свода, знакомые с детства. И у самого Мика были две младшие сестры, но он никогда их не видел.

Лика, конечно же, была рядом, сколько он себя помнил.

И в тот ужасный день в кабинете его отца, генерала Рыся, Мик просто остолбенел.

– Так… Так разве бывает? Ошибка? – от шока Мик мямлил что-то несуразное.

– Как видишь, – обыденным голосом отвечал отец, словно речь шла о самых простых, будничных вещах. – Но мы в силах все исправить. И виновные понесут наказание, если вдруг вам от этого станет легче. У Лики есть ровно неделя на сборы. Не стоит тянуть, покончим с этим поскорее.

Лика стояла бледная, неестественно выпрямившись. Она явно была ошарашена не меньше его самого. Мать за спиной Рыся старательно отводила глаза. Алые блики стихийного камина мелькали на их лицах.

– Вы можете быть свободны, это все. – Отец занялся бумагами, лежавшими на столе. Он ясно дал понять, что больше ни на какие вопросы отвечать не намерен.

– Мама… – Мик отчаянно искал помощи, все еще не в силах поверить до конца. Она ответила ему полным сочувствия и вины взглядом.

– Мик, вы нас задерживаете. – Рысь уже не поднимал головы, когда говорил это. – У нас с твоей матерью много дел. Будьте добры, появитесь на ужине вовремя.

Мик тогда едва нашел в себе силы вот так просто развернуться и уйти. Он точно знал – пытаться продолжать сейчас спор бессмысленно: отец никогда не шел на уступки.

– Эй… Ты как? – Лика тихонько окликнула его, когда дверь кабинета закрылась за ними. – Думаешь, они правда сделают это?

Она нервно теребила подол своей тренировочной рубашки – ткань вся была в подпалинах, на одном рукаве пятна сажи: их вызвали сразу после возвращения с занятий. Мик вгляделся в ее лицо, такое знакомое и родное. Он просто не мог потерять ее.

– Они одумаются. – Мик выдавил из себя улыбку и взял даллу за руку. Лика нашла в себе силы улыбнуться в ответ.

Но бросать слова на ветер было не в правилах Рыся. Через неделю воздушный корабль навсегда увез Лику в сторону Земляного двора.

Не соврал отец и насчет наказания виновных. Это воспоминание тоже отдавалось своей, опаляющей болью. Видит Огонь, Мик не желал мести. Ему было так паршиво в первые дни после отъезда Лики, когда их мысленная связь прервалась, что едва ли он в принципе желал хоть чего-то. И всегда ненавидел публичные казни. Не идти было нельзя, но и находиться среди бушующей толпы на раскаленной площади было просто испытанием на пределе его возможностей. Мику уже доводилось видеть, как человека предают Стихии, но впервые в жизни он, пусть и косвенно, оказался к этому причастен. Тошнота до сих пор подступала к горлу, когда перед глазами вставал чтящий, Эрест, за секунду до того, как стать Огнем, Землей, Водой и Воздухом. Мик навсегда запомнил его бескровное, совершенно лишенное эмоций лицо и опустевший, стеклянный взгляд. Кругом твердили, что чтящий заслужил это, допустив роковую оплошность, нарушив естественный ход вещей. Мик и сам чувствовал, что его судьба поломана, и все же мечтал в тот момент оказаться где угодно, лишь бы не там.

Воспоминания прервались стуком в дверь.

– Мик, ты проснулся? Можно войти? – Мама всегда предпочитала использовать голос, а не мысленную связь, когда была возможность.

– Входи. – Он быстро сжал ладонь, и крошечный огонек погас. – Доброе утро!

Вошедшая Элеонора остановилась посередине комнаты, рассеянно оглядывая царивший в ней бардак. Мик уже очень давно не впускал никого к себе, не убирался при этом и сам. У стихийного камина кучей были свалены книги и бумаги, ворох рубашек венчал спинку старого кресла, повсюду, покрытые слоем пыли, вперемешку лежали письменные принадлежности, чашки, скомканные записки и прочая мелочь. Мать удивленно вскинула брови, но никак не прокомментировала окружающий хаос.

– Я пришла узнать, как ты. Сегодня… непростой день, – голос звучал преувеличенно бодро, Мик чувствовал, как тщательно она выбирает слова. – Ты хорошо спал?

– Бывало и лучше.

«Стихия, да и с чего бы мне хорошо спать, когда кругом такое творится?» – подумал Мик.

– Я прикажу принести тебе завтрак поплотнее, надо набраться сил. Чего бы ты хотел?

«Лику обратно домой. И чтобы нас все оставили в покое».

– Я не голоден, спасибо, мама. Может быть, попозже.

Недосказанность между ними витала в воздухе. Мать по-прежнему стояла посреди комнаты – как всегда, бодрая и подтянутая, все эмоции спрятаны за вежливой улыбкой – и явно не знала, куда себя деть. Элеонора была здесь редкой гостьей. Весь ее вид – элегантный и сдержанный – резко контрастировал с окружающей обстановкой и самим растрепанным, сонным Миком.

– У тебя все готово к вечеру? – наконец заботливо спросила Элеонора, улыбаясь ему.

Мик рассеянно покивал головой.

Вечер. Первый выход в свет в качестве далла Рут. Он поежился, представив взгляды, устремленные на них, нервные смешки, перешептывания за спиной. Кажется, он отдал бы многое, чтобы оказаться где угодно, лишь бы не в Главном дворе сегодня.

– Я понимаю, некоторая неловкость неизбежна. – Мама пристально посмотрела на него, Мик не отвел взгляд. – Но ты должен помнить, что все это исключительно ради твоего блага. Вашего блага.

«Некоторая неловкость», – Мик едва сдержал горький смешок.

Перед глазами тут же встала Рут, такая, какой он видел ее в последний раз. Куцая мышиная косичка, затравленный взгляд из-под светлых ресниц. Благо! Смена далла среди творцов – дело просто немыслимое, ошибка, случающаяся раз в несколько веков. Невозможно было до конца поверить, что двух девочек действительно когда-то могли перепутать и отдать не в те семьи, что Дубы никогда не были настоящим домом для Лики. Обретение младенцем-даллой новой семьи – не просто обязанность чтящих, это таинство, воля Стихий, история единства и силы. Как можно было допустить подобное?

Так будто одного этого было мало, ему еще и подсунули эту землеройку.

– Любая на ее месте была бы плоха для тебя, Мик, – внезапно произнесла мать. – Тебе придется смириться. Мне правда очень жаль, что все так вышло. А теперь извини, мне пора. Я хотела убедиться, что ты в порядке и к вечеру все готово. До скорого.

Неожиданно мать подошла и легко поцеловала его в щеку. Знакомый запах ее духов – что-то легкое, пьяняще-цветочное – на секунду вернул его в детство, пору, когда такие нежности для них были в порядке вещей. Мик вгляделся в лицо матери. Окружающие часто говорили, что он похож на нее куда больше, чем на Рыся. И правда, хотя черты Элеоноры были женственнее и мягче, но они повторялись и безошибочно угадывались в нем: чуть удлиненный овал лица, спокойный взгляд серых глаз, высокие скулы. Для творцов Огня их внешность была довольно невзрачной.

– Держись. Все наладится.

Мик не нашелся что ответить.

Он привел себя в порядок после сна и какое-то время бесцельно слонялся по комнате. Пора было на тренировку, но Мик старательно оттягивал момент, когда ему придется зайти за Рут.

Раньше ему нравились боевые занятия. Он не слишком успевал в других предметах (к большому разочарованию матери), но для своих лет прекрасно владел Огнем. Лика дополняла и чувствовала его Стихию как никто другой, хоть ее творения были в большей степени светом, чем жаром. Обычно неторопливые, плавные, почти невесомые, они не способны были сильно обжечь, но, тем не менее, могли озарять или даже ослеплять, в зависимости от ее желания. Творения Мика, напротив, казались сжатыми, напористыми, практически испепеляющими, если дать им полную силу. Их общая Стихия могла быть смертоносной.