скачать книгу бесплатно
Те мерсийские лорды, кто преклонил колени, получили награду, но некоторые – немногие – воспротивились западным саксам. Мерсия была гордой страной, а не так давно и крупнейшей на острове. Тогда король Мерсии был самым могущественным из правителей Британии, и монархи Уэссекса, Восточной Англии и валлийские вожди платили ему дань. Потом пришли даны, Мерсия пала, и именно Этельфлэд отвоевывала ее, теснила язычников на север и строила бурги для защиты границ. Теперь она умерла и разлагалась, а войска ее брата стояли гарнизонами в фортах. Король Уэссекса назвался королем всех саксов и потребовал платить серебром за эти гарнизоны. У несогласных лордов он отбирал земли и отдавал своим людям или церкви. Церковь не обходили, потому что священники вдалбливали мерсийскому народу, будто это по воле их пригвожденного Бога Эдуард Уэссекский стал королем их страны, а тот, кто выступает против короля, идет против Бога.
И все же страх перед пригвожденным Богом не предотвратил бунта. Началась борьба: сакс против сакса, христианин против христианина, мерсиец против мерсийца и мерсиец против уэссекца. Мятежники дрались под знаменем Этельфлэд, заявляя, будто она хотела, чтобы ей наследовала Эльфинн, ее дочь. Эльфинн, королева Мерсии! Мне нравилась Эльфинн, вот только править государством она была способна не более, чем пригвоздить рогатиной нападающего вепря. Веселая, ветреная, милая и пустая девчонка. Прознав о том, что племянницу собираются усадить на трон, Эдуард поспешил заточить ее в монастыре вместе со своей отвергнутой женой, но мятежники все равно шли в бой под флагом Этельфлэд и с именем Эльфинн на устах.
Верховодил ими Кинлэф Харальдсон, воин из Уэссекса, которого Этельфлэд наметила в мужья для Эльфинн. Конечно, Кинлэф сам хотел стать королем Мерсии. Он был молод, красив, отважен в бою и, на мой взгляд, довольно глуп. Его план заключался в том, чтобы разбить западных саксов, вызволить невесту из монастыря, обвенчаться и возложить на свою голову корону.
Но сначала ему следовало взять Сестер. А здесь его постигла неудача.
– Похоже, пойдет снег, – сказал Финан, пока мы ехали на юг, к городу.
– Поздновато для снега, – уверенно заявил я.
– Кости чуют, – поежившись, ответил мой друг. – К ночи начнется.
Я фыркнул:
– Ставлю два шиллинга, что не начнется.
Он расхохотался:
– Да пошлет мне Господь побольше дураков с серебром в кармане! Мои косточки не проведешь.
Финан – ирландец, мой главный помощник и лучший друг. Лицо его, обрамленное сталью шлема, выглядело морщинистым и старым, борода поседела. Моя тоже. Я видел, как он высвобождает Похитителя Душ из ножен, одновременно не сводя глаз с лагерных костров впереди.
– Как действуем? – спросил он.
– Прогоним ублюдков с восточной стороны города.
– Их там немало.
По моим прикидкам, почти две трети вражеских сил стояли лагерем на восточном фланге Сестера. Здесь было много костров, разложенных между низенькими шалашами из веток и дерна. Южнее временного городка виднелась дюжина роскошных шатров, разбитых вблизи руин древней римской арены. Хотя ее давно превратили в каменоломню для местных нужд, стены по-прежнему поднимались выше навесов, над которыми бессильно обвисли в неподвижном воздухе два стяга.
– Если Кинлэф еще тут, то должен быть в каком-нибудь из этих шатров, – предположил я.
– Будем надеяться, что ублюдок пьян.
– А еще он может устроиться в арене.
Арена размещалась прямо за стенами города и представляла собой массивное сооружение. Под рядами каменных скамей располагались похожие на пещеры комнаты. Когда я в последний раз заглядывал в них, они служили домом для бродячих собак.
– Если у него есть хоть какие-то мозги, – продолжил я, – он уехал из осадного лагеря. Оставил заслон, чтобы морить гарнизон голодом, а сам ушел на юг. Именно там решается судьба мятежа, а не здесь.
– А у него есть мозги?
– Похожие на репу, – ответил я, потом расхохотался. На дорогу вышла группа женщин с хворостом; они опустились на колени, пропуская нас, а теперь удивленно посмотрели на меня. Я помахал им. – Мы собираемся сделать кое-кого из них вдовами, – проговорил я, все еще посмеиваясь.
– И это смешно?
– Смешно то, что два старика едут на войну, – сказал я, переводя Тинтрега на рысь.
– Ну, ты, может, и старик, – с нажимом заявил Финан.
– Да мы с тобой сверстники!
– Я еще не дед!
– Уверен? Может, ты не знаешь.
– Ублюдки в счет не идут.
– Идут, – возразил я.
– Тогда ты, наверное, уже прадед.
Я зыркнул на него.
– Ладно, ублюдки не в счет, – передумал я.
Он засмеялся, потом осенил себя крестом, когда мы достигли римского кладбища, тянувшегося по обеим сторонам дороги. Тут водились призраки: они бродили между покрытых мхом надгробий, прочесть полинялые надписи на которых могли только христианские священники, разумевшие латынь. Много лет назад один поп, в порыве рвения, принялся выкорчевывать памятники, объявив их языческой мерзостью. В тот же самый день он свалился на месте и помер, с тех пор христиане смирились с могилами, которые оберегают, как мне кажется, римские боги. Когда я рассказал эту историю епископу Леофстану, тот посмеялся и заверил меня, что римляне были добрыми христианами. «Это наш Бог, единственный истинный Бог, поразил того священника», – заявил он. А потом Леофстан сам умер, так же скоропостижно, как тот осквернитель могил. Wyrd bi? ful ar?d – судьбы не избежать.
Мои люди уже успели растянуться – не по одному в ряд, но близко к этому. Никому не хотелось ехать по краю дороги, где собираются призраки. Длинная неровная линия всадников крайне уязвима, но враги по-прежнему не видели в нас угрозы. Мы обогнали еще группу женщин, каждая из которых тащила на спине большую вязанку хвороста, нарубленного в рощице к северу от кладбища. До ближайших костров было рукой подать. Свет дня почти померк, хотя до темноты оставался еще час, а то и больше. Я видел людей на северном фасаде городской стены, видел их копья и знал, что они смотрят на нас. Наверняка думают, что мы пополнение, идущее к осаждающим.
Я остановил Тинтрега сразу за древним римским кладбищем, давая моим людям подтянуться. Вид могил и мысли про епископа Леофстана навевали воспоминания.
– Помнишь Мус? – спросил я у Финана.
– Господи! Да кто ж ее забудет? – Он ухмыльнулся. – Ты когда-нибудь…
– Ни разу. А ты?
Ирландец покачал головой.
– А вот твой сын задал ей пару раз славную скачку.
Сына я оставил командовать войсками, удерживающими Беббанбург.
– Везучий парень, – проворчал я.
Мус, настоящее имя которой – Сунгифу, была крохотной, как мышка, и являлась женой епископа Леофстана.
– Интересно, где Мус теперь? – спросил я, продолжая смотреть на северную стену крепости и прикидывая, сколько воинов стоит на парапете. – Их больше, чем я ожидал.
– Больше?
– Людей на стене, – пояснил я. На виду было примерно сорок человек, и я знал, что еще по меньшей мере столько же должно быть на восточной стене, напротив которой сосредоточились основные силы врага.
– Может, к ним пополнение пришло? – предположил Финан.
– Или монах ошибся, что меня не удивляет.
Монах принес в Беббанбург весть об осаде Сестера. О восстании в Мерсии мы, понятное дело, слышали и радовались ему. Не секрет, что Эдуард, провозгласивший себя королем англов и саксов, намеревался вторгнуться в Нортумбрию и подтвердить свой громкий титул. Сигтригр, мой зять и король Нортумбрии, готовился к этому нашествию и боялся его. А потом поползли слухи, что Мерсия раскололась, и Эдуард, вместо того чтобы нападать на нас, вынужден сражаться за обладание собственными новыми землями. Наш образ действий напрашивался сам собой: сидеть сложа руки! Пусть державу Эдуарда раздирают на куски, потому что каждый сакс, погибший в Мерсии, означал меч, который не поднимется против Нортумбрии.
Тем не менее в этот поздний зимний вечер, под темнеющий небом, я оказался здесь и шел сражаться за Мерсию. Сигтригр был, мягко говоря, совсем не рад этому обстоятельству, а его жена, моя дочь, не скрывала своей злости.
– Почему? – спросила она.
– Я поклялся, – ответил я им обоим и тем отсек все возражения.
Клятвы священны. Нарушение клятвы навлекает гнев богов, и Сигтригр против воли отпустил меня снимать осаду с Сестера. Не то чтобы он мог мне запретить: я был самым могущественным из его вассалов, тестем и хозяином Беббанбурга; по сути, именно мне он обязан короной. Однако Сигтригр настоял, чтобы я увел с собой меньше сотни воинов.
– Возьмешь больше, – объяснил он, – и эти треклятые скотты тут же перейдут границу.
Я согласился. Вел всего девяносто дружинников и с этими девятью десятками намеревался сохранить для короля Эдуарда новое королевство.
– Ты полагаешь, Эдуард будет благодарен? – поинтересовалась дочь, пытаясь найти что-то хорошее в моем безрассудном решении. Ей казалось, что в качестве благодарности Эдуард откажется от своих планов завоевать Нортумбрию.
– Он сочтет меня дураком.
– Ты и есть дурак! – выпалила Стиорра.
– Кроме того, я слышал, что он болен.
– Вот и хорошо, – мстительно заметила дочь. – Может, это новая женушка заездила его?
Как бы ни обернулось дело, благодарен Эдуард не будет. Копыта наших коней громко цокали по римской дороге. Ехали медленно. Миновали старинный каменный столб, обозначавший, как говорили, расстояние в одну милю от Девы, как римляне именовали Сестер. Мы уже оказались меж лачуг и огней лагеря, и народ провожал нас глазами. Тревоги осаждающие не выказывали, часовых не было, никто нас не окликнул.
– Что с ними творится? – буркнул мне на ухо Финан.
– Они думают, что пришло подкрепление. Отряд появился с востока, а не с севера, поэтому все решили, что мы на их стороне.
– Тогда они придурки, – заметил Финан.
И это правда. Кинлэф, если он еще командует здесь, должен был выставить дозорных на всех подходах к лагерю, но длинные холодные недели бездействия сделали осаждающих ленивыми и беспечными. Несостоявшийся зять Этельфлэд хотел одного – захватить Сестер – и забыл, что нужно опасаться удара в спину.
Финан, все еще зоркий как сокол, разглядывал городские стены.
– Тот попик – мешок дерьма, – презрительно бросил он. – На северной стене я насчитал сорок восемь человек!
Монах, принесший нам новость об осаде, выражал уверенность, что гарнизон опасно мал.
– Насколько мал? – допытывался я.
– Господин, не более сотни воинов.
Я с подозрением посмотрел на него:
– А откуда ты знаешь?
– Мне священник сказал, – нервно ответил он. Монах этот, назвавшийся братом Осриком, пришел, по его словам, из монастыря в Хвите. Я об этом месте никогда не слышал, но святоша божился, будто оно находится в нескольких часах пешего пути к югу от Сестера. По словам брата Осрика, к ним в обитель пришел священник. – Он умирал! От колик в животе.
– И звали его отец Свитред?
– Да, господин.
Я знал старину Свитреда. Ярый и вредный поп, не питавший ко мне симпатии.
– И гарнизон послал его за помощью?
– Да, господин.
– Почему сестерцы не отправили воина?
– Священник может пройти там, куда воину путь заказан, – пояснил брат Осрик. – Отец Свитред говорил, что вышел из города с наступлением ночи и миновал осадный лагерь, никем не окликнутый. А потом направился на юг, в Хвит.
– Где заболел?
– Господин, когда я покидал обитель, он был при смерти. – Брат Осрик осенил себя крестом. – Такова Божья воля.
– Странная воля у твоего бога, – процедил я.
– Отец Свитред умолял аббата послать одного из нас к тебе, – продолжил брат Осрик. – Выбор пал на меня, – робко закончил он.
Он опустился передо мной на колени в позе просителя, и моим глазам предстал алый шрам, пересекающий его тонзуру.
– Отец Свитред меня терпеть не может, – размышлял я. – И ненавидит всех язычников. И тем не менее послал за мной?
От этого вопроса брат Осрик заерзал. Он покраснел и стал запинаться:
– Он… он…
– Проклинал меня, – подсказал я.
– Да, господин, именно так. – Монах с облегчением выдохнул, услышав из моих уст ответ, который боялся произнести сам. – Но еще добавил, что ты откликнешься.
– И при отце Свитреде не было письма? – уточнил я. – С просьбой о помощи?
– Было, господин. Да только он все его заблевал. – Монах наморщил нос. – Просто жуть: все в крови и рвоте.
– Откуда у тебя шрам? – спросил я у него.
– Меня ударила сестра. – Мой вопрос, похоже, удивил его. – Серпом.
– И каковы силы осаждающих?
– Господин, отец Свитред говорил, что их сотни.
Мне припомнилось, как нервничал брат Осрик, но я приписал его испуг встрече со мной, знаменитым язычником. Может, он ожидал увидеть у меня рога и раздвоенный хвост?
– Милостью Божьей, – продолжил монах, – гарнизону удалось отразить один приступ, и я уповаю на Господа, что город все еще стоит. Господин, они просят твоей помощи.
