скачать книгу бесплатно
– Она разбита, сэр?
– Может быть.
– Но ведь и Наполеон ушел? – В вопросе звучала надежда, словно отсутствие императора каким-то образом могло облегчить участь стрелков.
– Говорят, ушел.
По слухам, Наполеон действительно покинул Испанию, что не давало особого повода для оптимизма. Вражеские армии были разгромлены, добить Испанию и Португалию вполне могли и его маршалы, завоевавшие всю Европу.
Шарп миновал сгоревшие дома. Подошва его правого сапога окончательно отвалилась, брюки болтались как на вешалке. Ножны он починил, зато форма годилась только для огородного пугала.
Лейтенант вышел к тому месту, где дорога круто поднималась вверх. Рядом протекал ручей, когда-то у большого камня деревенские женщины устраивали стирку. Здесь же размещался пост из трех человек.
– Что-нибудь видите?
– Ничего, сэр. Спокойно, как в высохшей пивной бочке.
Из тени поднялся гигант-ирландец. Мужчины уставились друг на друга, потом Харпер неуклюже стянул с головы кивер и отсалютовал:
– Простите, сэр.
– Ничего.
– Майор говорил со мной, да. Мы малость струхнули, понимаете, сэр, и…
– Я сказал, ничего!
Харпер кивнул. Сломанный нос распух, и Шарп понял, что прямым он уже никогда не будет.
Огромный ирландец улыбнулся:
– Если позволите мне так выразиться, сэр, удар у вас как у быка.
Шутка означала примирение, но память о драке на разрушенной ферме была слишком болезненной, и Шарп огрызнулся:
– Я снял тебя с чертовски острого крюка, стрелок Харпер. Это вовсе не означает, что ты можешь молоть все, что придет в твою дурную голову. Надевай кивер и принимайся за дело.
Шарп развернулся и зашагал прочь, готовый мгновенно кинуться назад, если раздастся хоть один оскорбительный звук. У Харпера хватило ума промолчать. Лишь ветер свистел в ветвях деревьев и раздувал костер, унося искры высоко в небо.
Шарп приблизился к огню, надеясь высушить промокшую одежду. Ему показалось, что он опять поступил неправильно; шутку следовало принять. Ирландец хотел помириться, а он вновь закусил удила от гордыни.
– Вам надо поспать, сэр. – Пламя осветило сержанта Уильямса. – Я присмотрю за ребятами.
– Мне не уснуть.
– Понимаю. Как подумаешь о мертвых крошках, так сон и проходит.
– Да.
– Ублюдки, – сказал Уильямс. – Там была одна моложе, чем моя Мэри.
– А сколько твоей?
– Пять лет, сэр. Хорошенькая. Не в отца.
Шарп улыбнулся:
– Твоя жена не поехала за тобой в Испанию?
– Нет, сэр. Работает в пекарне у своего папаши. Не сильно он радовался, когда она вышла за солдата. Да и когда они рады?
– Это точно.
Сержант потянулся.
– Зато будет что рассказать, когда вернусь в Спайталфилдз. – Он помолчал, очевидно вспоминая дом. – Веселенькие истории.
– Например?
– Ну, например, как эти ублюдки забрались в такую глушь, чтобы пополнить запасы. Так ведь сказал майор?
– Да.
Французы добывали пропитание грабежами и воровством, но Уильямс, как и Шарп, не мог поверить, чтобы драгуны забрались в такую дыру, в то время как в долинах было полно соблазнительных местечек.
– Кстати, это они атаковали нас на дороге, – сказал Шарп.
В некотором смысле это сыграло на руку стрелкам, ибо французы, взявшие в качестве трофеев немало английских ружей, не смогли толком воспользоваться незнакомым оружием.
Сержант Уильямс кивнул:
– Сволочь в красной накидке, правильно?
– Да. И тип в черном.
– По-моему, им нужен ящик, который тащат с собой испанцы. – Уильямс понизил голос, словно его мог услышать кто-то из касадорцев: – В таких сундуках обычно возят бриллианты, верно? Думаю, здесь может оказаться королевское золотишко.
– Майор Вивар сказал, что в нем бумаги.
– Бумаги! – насмешливо повторил сержант Уильямс.
– Нас это не касается, – сказал Шарп. – Любопытство – опасная болезнь. Советую никого не расспрашивать. Майор не любит, когда лезут не в свои дела.
– Слушаюсь, сэр, – протянул Уильямс, разочарованный равнодушием лейтенанта.
Но Шарп лишь маскировал собственное недоверие. Спустя несколько минут после ничего не значащего разговора он пожелал сержанту спокойной ночи и медленно пошел в сторону церкви. Он усвоил эту бесшумную походку еще с детства, в лондонских трущобах, где, чтобы выжить, ребенок должен был воровать. Обойдя вокруг церкви, он замер у дверей. Кроме потрескивания костра и шума ветра, не доносилось ни звука. Шарп продолжал вслушиваться, надеясь уловить хоть единое колебание воздуха внутри каменного здания. Ничего. Он чувствовал запах обвалившихся и сгоревших бревен внутри церкви, но людей там не было. Ближайшие испанцы спали, завернувшись в плащи, в тридцати шагах от церкви.
Двери были распахнуты. Шарп скользнул внутрь и снова замер.
Святое место заливал лунный свет. Стены почернели от копоти, но люди Вивара уже расчистили от обгоревших бревен ведущие к алтарю ступеньки. На самой последней, черный, как стены церкви, стоял сундук.
Шарп ждал. Он оглядел всю церковь, стараясь уловить малейшее движение. Все было спокойно. В южной стене имелось небольшое черное окошко, единственное во всем здании. Через него ничего не было видно, и Шарп предположил, что оно выходит в чулан или глубокую нишу.
Лейтенант прошел между сгоревшими бревнами. Некоторые еще тлели. Один раз отставшая подошва зацепилась за головешку, но это был единственный звук, который он произвел.
Приблизившись к ступенькам алтаря, Шарп опустился на корточки. На крышке сундука лежали свернутые агатовые четки, в лунном свете сияло крошечное распятие. Там, внутри, хранится то, что привело в эту замерзшую глушь французских солдат. Вивар утверждал, что это бумаги, но даже самый религиозный человек не станет охранять бумаги при помощи распятия.
Сундук был обшит промасленным чехлом. Во время боя в него попали две пули. Шарп просунул пальцы в пробитую ткань, нащупал застрявшие пули и гладкую поверхность дерева. Он прощупывал форму и положение засовов и замков под чехлом. Замки были старинные, такие за несколько секунд можно открыть штифтом от ружья.
Глядя на сундук, лейтенант покачивался с носка на пятку. Четыре стрелка отдали за него свои жизни, многим еще предстояло погибнуть, и это, решил Шарп, дает ему право выяснить, что находится внутри. Он понимал, что скрыть взлом не удастся, но он и не собирался ничего красть.
Из кармана куртки он вытащил складной нож, которым пользовался во время еды. Вытащив лезвие, наклонился, чтобы разрезать чехол.
– Посмей прикоснуться, англичанин, и ты умрешь.
Шарп резко повернулся вправо. Из темного окошечка послышался щелчок взведенного пистолета.
– Майор?
– Из таких окон больные следят за мессой, лейтенант, – донесся из темноты голос Вивара. – Идеальное место для часового.
– Что здесь охранять?
– Бумаги, – холодно произнес Вивар. – Положите нож, лейтенант, и оставайтесь на месте.
Шарп повиновался. Спустя мгновение майор возник в дверях церкви:
– Больше так не делайте, лейтенант. Я убью любого, кто прикоснется к ящику.
Шарп чувствовал себя как пойманный сторожем мальчишка, тем не менее вызывающе бросил:
– Из-за бумаг?
– Из-за бумаг, – устало сказал Вивар и посмотрел на небо, по которому стремительно неслись серебристые облака. – Неподходящая для убийства ночь, лейтенант. Духи мертвых и без того разгулялись. Думаю, вам следует поспать. Утром предстоит долгий путь.
Шарп потупился и прошел мимо майора к дверям. На пороге он на секунду остановился, чтобы еще раз взглянуть на сундук. Вивар повернулся к нему спиной и опустился на колени перед своим загадочным ящиком.
Смущенный видом молящегося человека, Шарп замер.
– Да, лейтенант? – спросил майор, не оборачиваясь.
– Что сказали пленные про человека в красной накидке? Про егеря, который их сюда привел?
– Ничего, лейтенант. – Голос испанца был полон терпения, словно он говорил с капризным ребенком. – Я не догадался их спросить.
– А человек в черном? Гражданский?
Вивар ответил не сразу:
– Знает ли волк клички гончих?
– Кто он, майор?
Тихонько щелкнули четки.
– Спокойной ночи, лейтенант.
Шарп понял, что не добьется ответа ни на один вопрос. Он прикрыл обгорелую дверь, улегся на холодную голую землю и стал слушать, как шумит ветер в полной привидений ночи. Где-то завыл волк, одна из пленных лошадей слабо заржала. В церкви молился человек.
Шарп уснул.
Глава шестая
Касадорцы и стрелки продолжали путь на запад. Опасаясь французских драгун, Вивар избегал легких дорог паломников и выбирал труднопроходимые горные тропы. Дорога, если ее можно было так назвать, вилась между скалами, пересекая взбухшие от талой воды и бесконечных дождей ручьи. Дожди окончательно размыли и без того скользкие тропы. Раненых и подхвативших лихорадку везли захваченные в бою французские лошади, но вести самих лошадей приходилось с величайшей осторожностью. К седлу одной из лошадей был приторочен сундук.
Французы не появлялись. Шарп ожидал увидеть силуэты драгун в первые же дни марша, однако егерь и его люди будто исчезли без следа. Обитатели редких горных сел уверяли Вивара, что не видели никаких французов. Некоторые вообще не знали, что идет война, и враждебно смотрели на говорящих на неведомом языке стрелков.
– Себя бы послушали, – смеялся Вивар, намекая на причудливый местный диалект.
Он объяснял крестьянам, что людей в изодранных зеленых куртках бояться не надо.
Спустя несколько дней, уверившись в том, что французы безнадежно отстали, Вивар спустился на петляющий между горами путь паломников: последовательность извилистых троп, бегущих по глубоким ущельям. Главные тропы были вымощены камнями, и, хотя зимой все превратилось в сплошную грязь, по твердому покрытию шагалось значительно легче. Вдоль дороги, пролегающей через места, еще не узнавшие горестей войны, росли каштаны и вязы. Солдаты ели кукурузу, ржаной хлеб, картошку, каштаны и засоленное на зиму мясо. Как-то на ужин был даже свежий барашек.
Тем не менее, несмотря на обилие пищи и твердую дорогу, места были суровые. Однажды, пересекая мост через глубокий и темный ручей, Шарп увидел насаженные на колья три человеческих головы. Головы проторчали на кольях несколько месяцев, глаза, языки и мягкие места склевали птицы, оставшиеся лоскуты кожи почернели, как деготь.
– Rateros, – пояснил Вивар, – разбойники. Посчитали пилигримов легкой добычей.
– Многие ли совершают паломничество в Сантьяго-де-Компостела?
– Гораздо меньше, чем в былые времена. Прокаженные по-прежнему ходят на исцеление, но война, похоже, остановит и их. – Вивар кивнул в сторону черепов с длинными прямыми космами. – А этим господам придется опробовать свое искусство против французов.
Стрелки радовались хорошей дороге. Здесь было все, к чему они привыкли. Вивар закупил табака, который надлежало резать перед курением, и многие зеленые куртки переняли испанскую манеру курить табак, завернутый в бумагу, вместо того чтобы набивать им глиняные трубки. В маленьких деревушках всегда было вдоволь крепкого сидра. Вивар поразился способности стрелков пить и еще более удивился, когда Шарп сказал ему, что многие пошли на военную службу исключительно ради трети пинты рома в день.
Рома не было, но благодаря сидру стрелки были счастливы и даже к своему офицеру относились с осторожной доброжелательностью. Зато Харпера приняли в свои ряды с нескрываемым восторгом, и Шарп в очередной раз убедился, что великан – признанный лидер среди солдат. Хотя стрелки любили и сержанта Уильямса, при принятии решений они инстинктивно полагались на Харпера. Шарп невесело отметил, что не он, а ирландец сплотил уцелевших из четырех рот стрелков в единое подразделение.
– Харпс порядочный человек, сэр. – Сержант Уильямс взял на себя миссию миротворца. – Он говорит, что был не прав.
Шарпа подобные заявления раздражали.
– Мне наплевать на то, что он говорит.
– А еще он говорит, что его в жизни так сильно не били.
– Не сомневаюсь, – сказал Шарп, прикидывая, стал бы так разговаривать Уильямс с другими офицерами. По всему выходило, что нет; похоже, Уильямс считает возможным подобную фамильярность, потому что знает: он тоже был сержантом. – Передай стрелку Харперу, – произнес лейтенант подчеркнуто сурово, – если тот еще раз нарушит дисциплину, я его отделаю до потери памяти.
Уильямс захихикал:
– Он никогда больше не нарушит дисциплину, сэр. Майор Вивар с ним говорил, сэр. Одному Богу известно, что он ему сказал, только Харпс боится его как огня. – Сержант восхищенно покачал головой. – Майор крутой парень, сэр, и богатый тоже. В этом сундуке целое состояние.
