скачать книгу бесплатно
Все тела вытащили и подвесили на деревьях. Кровь жертв досталась обитателям подземного мира, а их плоть – богам наверху. Потом мы засы?пали яму, сплясали на ней, чтобы утрамбовать землю, и по кругу пошли фляги с элем и меха с медом. Мы пили под висящими тушами и призывали Одина, грозного бога, потому что Рагнар с дружиной отправлялся в поход.
Я подумал о клинках мечей над кровавой ямой, подумал о пирующем на трупах боге, который должен благословить этих людей, и понял, что вся Англия падет, если не найдет столь же сильного волшебства, как магия этих могучих людей. Мне было всего десять лет, но в ту ночь я понял, кем стану.
Я присоединюсь к скедугенганам и стану Движущейся Тенью.
Глава вторая
Весной 868 года, когда мне было одиннадцать, «Летучего змея» спустили на воду. На воду, но не в море – на реку. «Летучий змей» был судном Рагнара – прекрасный корабль с дубовой обшивкой, с резной змеиной головой на носу, с головой орла на корме и с треугольным медным флюгером, украшенным нарисованным черной краской вороном. Флюгер прикрепили на верхушку мачты, хотя она пока лежала на двух деревянных подпорках на дне длинного корабля.
Воины Рагнара гребли и пели, их раскрашенные щиты висели вдоль бортов. Гребцы пели о том, как могущественный Тор ловил ужасного Змея Мидгарда, кольцом опоясавшего землю, как змей заглотил крюк с насаженной на него бычьей головой и как великан Хюмир, испугавшись гигантского змея, перерезал снасть. То была славная история, и под ритм этой песни мы поднимались по реке Трент, притоку Хамбера, текущему из самого сердца Мерсии. Мы держали путь на юг, против течения, но путешествие оказалось легким и мирным: пригревало солнышко, берега реки были усыпаны цветами.
Часть дружины ехала верхом по восточному берегу, держась вровень с нами, а за нами шла флотилия кораблей с головами чудовищ. Армия Ивара Бескостного и Уббы Ужасного – войско северян, датских воинов, – шла в поход.
Вся Восточная Нортумбрия теперь принадлежала им, Западная Нортумбрия находилась в вассальной зависимости, а дальше они собирались завоевать Мерсию, королевство, лежащее в самом центре английских земель. Территория Мерсии простиралась на юг от реки Темез, отделявшей ее от Уэссекса; с запада королевство окаймляли горы, где жили валлийские племена, а на востоке оно граничило с полями и болотами Восточной Англии. Мерсия, хотя и не такая богатая, как Уэссекс, была богаче Нортумбрии, и река Трент вела в самое сердце королевства, а «Летучий змей» был наконечником датского копья, нацеленного в это сердце.
Рагнар хвастал, что «Летучий змей» пройдет не только по такой неглубокой речке, но и по луже, и почти не преувеличивал. Издалека корабль выглядел длинным, изящным, похожим на лезвие ножа, но с борта было видно, что от киля днище широко расходится в стороны и корабль не разрезает воду, как кинжал, а лежит на ней, словно пустая плошка. Даже когда на борту находилось человек сорок-пятьдесят с оружием, щитами, запасом провизии и эля, осадка оставалась небольшой. Время от времени длинный киль царапал по гравию, но мы следовали плавным изгибам реки, и глубины хватало. Поэтому мачту и сняли: проходя повороты, мы скользили под нависшими деревьями, и мачта могла бы за них зацепиться.
Мы с Рориком сидели на носу вместе с его дедом Равном, и наша работа заключалась в том, чтобы рассказывать старику обо всем, что мы видим. Это были в основном цветы, деревья, камыш, речные птицы и форель, отправляющаяся на нерест. Деревенские ласточки вернулись из теплых краев и носились над водой, а городские суетились по берегам, собирая глину для гнезд. Заливались певчие птицы, голуби ворковали в молодой листве, зловещие соколы безмолвно парили под рваными облаками. Вслед нам глядели лебеди, а порой мы видели детенышей выдры, играющих под бледными ивами: при нашем приближении зверьки с плеском уплывали. Иногда мы проходили мимо поселений – деревянных домиков, крытых соломой, но там уже никто не жил.
– Мерсия нас боится, – сказал Равн. Он распахнул свои белые слепые глаза навстречу ветру. – И правильно делает. Мы – воины.
– У них тоже есть воины, – возразил я.
Равн засмеялся.
– Думаю, воином у них можно назвать одного из трех, а то и меньше, а в нашей армии, Утред, каждый мужчина – воин. Тот, кто не хочет сражаться, сидит дома в Дании, возделывает землю, пасет овец, выходит в море за рыбой, но не поднимается на корабль, чтобы отправиться на войну. А в Англии? Всех заставляют идти на битву, но только у одного из трех или даже из четырех хватает духу сражаться. Остальные – просто земледельцы, которые мечтают удрать с поля боя. Мы здесь как волки в овечьем загоне.
«Смотри и учись», – велел мне отец, и я учился. Что еще делать мальчишке, у которого даже не начал ломаться голос? Только один из трех – воин; помни о Движущихся Тенях; опасайся удара из-под щита; река может стать дорогой, ведущей в центр королевства… Смотри и учись.
– И у них слабый король, – продолжал Равн. – Бургред, вот как его зовут, и у него кишка тонка для битвы. Конечно, он будет сражаться, ведь мы его к тому вынудим, и позовет на помощь друзей из Уэссекса, но в глубине своей жалкой души сознает, что проиграет.
– Откуда ты знаешь? – спросил Рорик.
Равн улыбнулся.
– Всю зиму, мальчик, наши торговцы провели в Мерсии. Продавали меха, янтарь, покупали железо и солод, а еще вели разговоры с местными и слушали. А потом вернулись и рассказали обо всем, что узнали.
«Перебить торговцев», – подумал я.
Почему я так подумал? Я любил Рагнара. Любил гораздо больше, чем своего отца. Я как пить дать должен был умереть, но Рагнар спас меня, баловал и относился ко мне как к сыну. Он называл меня датчанином, а мне нравились датчане, хотя уже тогда я понимал, что не стану одним из них. Я – Утред Беббанбургский, я помню крепость у моря, птиц, с криками летающих над волнами, буревестников, парящих над белыми барашками прибоя, тюленей на скалах, волны, разбивающиеся об утесы. Я помню людей той земли: они звали моего отца господином, но рассказывали ему о своей родне, говорили с ним, как с соседом. Все семьи, жившие на расстоянии дня пути от нас, были знакомы друг с другом.
Беббанбург был и оставался моим домом. Рагнар отдал бы мне крепость, если бы сумел ее взять, но тогда она принадлежала бы датчанам, а я стал бы всего лишь их наемником, олдерменом на привязи. Стал бы не лучше короля Эгберта – не короля, а дрессированной собачки на коротком поводке… К тому же то, что давали датчане, они же могли и забрать, поэтому я должен был вернуть Беббанбург собственными силами.
Знал ли я все это в одиннадцать лет? Наверное, кое-что знал. Это таилось в моем сердце, неоформленное, невысказанное, но твердое как кремень. Оно могло быть скрыто, наполовину забыто и нередко отвергнуто, но оно всегда оставалось там.
«От судьбы не уйдешь, – любил повторять Равн, – судьба правит всем». Он даже произносил это по-английски: «Wyrd bi?ful ar?d».
– О чем ты думаешь? – спросил меня Рорик.
– Хорошо бы искупаться, – ответил я.
Весла поднимались и падали, «Летучий змей» шел по реке к Мерсии.
* * *
На следующий день нас встретил небольшой отряд. Мерсийцы перегородили русло поваленными деревьями. Они не до конца перекрыли реку, но гребцам было бы трудно провести корабль через узкий проток между торчащими ветками. Мерсийцев явилось около сотни: два десятка лучников и воинов с копьями ждали у завала, готовые перебить наших гребцов, остальные выстроились «стеной щитов» на восточном берегу. Рагнар засмеялся при виде этого, и я узнал кое-что новое: датчане радуются предстоящей битве. Рагнар вопил от восторга, налегая на рулевое весло и направляя корабль к берегу, шедшие за нами корабли тоже причалили, а всадники, ехавшие вровень с нами по берегу, спешились.
Я видел с носа «Летучего змея», как команды в спешке выскочили на берег, натягивая кольчуги и кожаные нагрудники. А что видели мерсийцы? Они видели молодых людей со всклокоченными волосами, растрепанными бородами и жадными взорами. Людей, бросающихся в битву, словно в любовные объятия. Если датчане не имели возможности драться с врагом, они дрались между собой. У многих не было ничего, кроме чудовищной гордости, боевых шрамов и отлично заточенных мечей, но со всем этим они могли получить все, что пожелали бы.
Мерсийская «стена» не выстояла даже до начала битвы. Увидев, что врагов больше, мерсийцы пустились наутек под насмешливое улюлюканье воинов Рагнара, которые после поснимали кольчуги и нагрудники и с помощью топоров и сыромятных ремней разобрали завал. Понадобилось несколько часов, чтобы убрать деревья, а затем мы снова двинулись в путь.
Вечером корабли пристали к берегу, датчане развели костры и выставили часовых. Все спали с оружием, но никто нас не потревожил, и, продолжив путь на заре, мы скоро добрались до города с толстыми земляными стенами и высоким частоколом. Рагнар предположил, что в этом поселении мало воинов, а на стенах их вообще не было видно, поэтому он снова направил корабль к берегу и повел отряд к городу.
Земляной вал и деревянный частокол оказались в хорошем состоянии, и Рагнар пришел в восторг, решив, что весь гарнизон ушел к реке с нами сражаться, а не отсиживается за надежной стеной. Но оказалось, что мерсийские воины уже далеко – они бежали на юг, оставив ворота открытыми. Дюжина городских жителей стояли на коленях перед деревянной аркой, простирая к нам руки в мольбе о пощаде; трое из них оказались монахами, склонившими головы с тонзурами.
– Ненавижу монахов, – бодро сообщил Рагнар.
Он держал в руке меч, Сокрушитель Сердец, и при этих словах со свистом рассек клинком воздух.
– Почему? – спросил я.
– Монахи – как муравьи, – ответил он. – Черные, ползающие без толку туда-сюда. Ненавижу. Поговори с ними от моего имени, Утред. Спроси, что это за место?
Я спросил, и оказалось, что перед нами город Гегнесбург.
– Скажи им, – велел Рагнар, – что я – ярл Рагнар, по прозванию Бесстрашный, и я ем детей, когда мне не дают золота и серебра.
Я перевел. Коленопреклоненные люди подняли глаза на Рагнара. Тот стоял с распущенными волосами, а это всегда означало, что он в настроении убивать, – хотя жители этого и не знали. Воины Рагнара, ухмыляясь, выстроились за его спиной с топорами, мечами, копьями, щитами и боевыми молотами.
– Вся еда, какая есть, ваша, – перевел я ответ седобородого старика. – Только он говорит, что еды мало.
Рагнар улыбнулся, шагнул вперед и, все еще улыбаясь, махнул мечом, наполовину снеся старику голову. Я отскочил назад, не потому, что испугался, просто не хотел, чтобы кровь забрызгала мою одежду.
– Одним ртом меньше, – бодро сказал Рагнар. – А теперь спроси остальных, сколько у них еды.
Седобородый старик стал теперь краснобородым, он задыхался и корчился в агонии. Постепенно его конвульсии затихли, он просто лежал и, умирая, укоризненно смотрел мне в глаза. Никто из его товарищей не пытался ему помочь, все были слишком напуганы.
– Сколько у вас еды? – спросил я.
– Еда есть, господин, – сказал один из монахов.
– Сколько? – повторил я.
– Достаточно.
– Он говорит, еды достаточно, – перевел я Рагнару.
– Меч, – произнес Рагнар, – отличный способ, чтобы выяснить правду. А что есть у монахов в церкви? Сколько серебра?
Монах предложил, чтобы мы посмотрели сами, сказав, что можем забрать все, что найдем. Все, что мы найдем, будет нашим, все-все. Я перевел эти сбивчивые заверения, и Рагнар снова улыбнулся.
– Он говорит неправду, так?
– Разве? – удивился я.
– Он хочет, чтобы я сам посмотрел, потому что знает: я ничего не найду. Значит, они спрятали все свои богатства или увезли. Спроси, спрятали ли они серебро.
Я спросил, и монах покраснел.
– У нас бедная церковь, – сказал он, – никаких сокровищ.
Он смотрел широко раскрытыми глазами, пока я переводил ответ, а когда Рагнар шагнул вперед, попытался вскочить и бежать. Но Рагнар схватил монаха за рясу, и Сокрушитель Сердец перебил монаху позвоночник. Умирая, тот дергался, как выброшенная на берег рыба.
Серебро, разумеется, нашлось. Уцелевший монах сказал, где оно, и Рагнар вздохнул, вытирая меч о рясу мертвеца.
– Какие дураки, – произнес он грустно. – Они бы остались жить, если бы сразу сказали правду.
– А если бы у них действительно не было сокровищ? – спросил я.
– Тогда они сказали бы правду и умерли, – ответил Рагнар – это показалось ему забавным. – Что вообще делают монахи, не считая того, что укрывают от датчан сокровища? Это муравьи, оберегающие серебро. Найди их муравейник, раскопай – и станешь богачом.
Он перешагнул через свои жертвы.
Я был поражен тем, с какой легкостью Рагнар убил беззащитных людей, но Рагнар не уважал тех, кто раболепствует и лжет. Он ценил врага, который сражается, выказывая доблесть, но не тех, кто трусливо елозит, как убитые им у ворот Гегнесбурга, – такие люди не заслуживали даже презрения, они были для него хуже скотов.
Мы собрали провиант со всего Гегнесбурга, потом заставили монахов выкопать богатства. Сокровищ оказалось немного: две массивные серебряные чаши, три серебряных блюда, медное распятие с серебряным Христом, вырезанные из кости ангелы, поднимающиеся по лестнице, и мешок серебряных монет. Рагнар разделил монеты между своими воинами, затем мечом порубил на куски серебряные блюда и чаши и тоже раздал. В резной кости не было никакого проку, поэтому он просто разбил ее мечом.
– Странная религия, – сказал Рагнар. – Они поклоняются только одному богу?
– Одному, – ответил я, – но он делится на три.
Это ему понравилось.
– Ловкий ход, но бесполезный. У этого тройного бога есть и мать, верно?
– Мария, – ответил я, шагая за ним, пока он обследовал монастырь в поисках другой поживы.
– Интересно, она так и родила его тремя частями? – задумался он. – И как этого бога зовут?
– Не знаю.
Раньше я знал имя, потому что Беокка мне говорил, но не смог вспомнить.
– Трое вместе составляют Троицу, – продолжал я, – но это не имя бога. Обычно они зовут его просто Господь.
– Все равно что звать собаку собакой, – со смехом заявил Рагнар. – А кто такой Христос?
– Один из трех.
– Тот, который умер, да? А потом вернулся к жизни?
– Да, – сказал я и вдруг испугался, что христианский Бог наблюдает за мной и готовит мне ужасное наказание за грехи.
– Боги это могут, – с воодушевлением согласился Рагнар. – Умирать и воскресать. Они же боги.
Посмотрев на меня, он понял, что я боюсь, и потрепал по волосам.
– Не бойся, Утред, христианский бог здесь не властен.
– Правда?
– Конечно!
Он обыскал сарай на задворках монастыря, нашел хороший серп и сунул за пояс.
– Боги сражаются друг с другом! Это все знают. Посмотри на наших богов! Асы и ваны дрались, как коты, пока не помирились.
Асы и ваны были двумя ветвями рода датских богов и теперь населяли Асгард, хотя когда-то были злейшими врагами.
– Боги сражаются, – продолжал Рагнар серьезно, – и иногда побеждают, а иногда проигрывают. Христианский бог проигрывает – иначе почему мы здесь? Почему побеждаем? Боги вознаграждают нас, если мы проявляем к ним уважение, но христианский бог не помогает своим, так ведь? Они проливают перед ним реки слез, молятся ему, отдают ему свое серебро, а мы приходим и уничтожаем их! У них жалкий бог. Если бы он обладал настоящей силой, нас бы здесь не было, верно?
Это показалось мне логичным. Какой толк поклоняться божеству, если оно тебе не помогает? Нельзя было отрицать, что приверженцы Одина и Тора побеждают, и я суеверно держался за молот Тора, висевший у меня на шее, пока мы возвращались на «Летучий змей».
Мы оставили Гегнесбург разграбленным, его народ рыдающим, амбары опустошенными, и, когда гребли дальше по широкой реке, наш корабль был нагружен зерном, хлебом, солониной и копченой рыбой.
Позже, много позже, я узнал, что Эльсвит, жена Альфреда, родом из Гегнесбурга. Местный олдермен, побоявшийся с нами сражаться, был ее отцом; королева выросла в этом городе и постоянно сетовала, что после ее отъезда датчане разграбили Гегнесбург.
«Бог непременно покарает язычников, которые осквернили мой родной город!» – вечно восклицала она. Я счел за благо не упоминать, что сам был одним из тех язычников.
Мы закончили свой поход в городе, который назывался Снотенгахам – то есть «дом людей Снота». Это поселение было гораздо крупнее Гегнесбурга, но гарнизон его тоже бежал, а оставшиеся встретили датчан с горами провизии и серебра. У всадников было время донести досюда весть о гибели Гегнесбурга, поэтому большой город с крепкими стенами сдался без боя. Датчане всегда радовались, когда подобные вестники сообщали об их приближении.
Командам нескольких кораблей поручили охранять город, а остальные отправились обследовать окрестности. В первую очередь они добыли лошадей, и, когда у всех появились кони, отряды двинулись дальше, грабя, сжигая и разоряя.
– Мы здесь останемся, – сказал мне Рагнар.
– На все лето?
– До конца времен, Утред. Это теперь датская земля.
Еще ранней весной Ивар с Уббой отправили три корабля домой, в Данию, чтобы позвать сюда новых поселенцев, и теперь корабли начали один за другим возвращаться, привозя мужчин, женщин, детей. Вновь прибывшим было позволено занимать любые приглянувшиеся дома, кроме тех, что принадлежали мерсийским старейшинам, которые присягнули на верность датчанам. Один из присягнувших был епископом, молодым человеком по имени Этельбрид; он убеждал свою паству, что датчан послал Бог. Епископ ни разу не объяснил, зачем Бог это сделал, – возможно, не знал и сам. Но в результате этих проповедей его жена и дети остались живы, его дом уцелел, а церкви даже оставили одну серебряную чашу для причастия. Правда, Ивар настоял, чтобы сыновья Этельбрида, близнецы, остались в заложниках на тот случай, если Бог переменит свое мнение насчет датчан.
Рагнар, как и другие вожди датчан, постоянно разъезжал по окрестностям в поисках провизии и любил, чтобы я ездил вместе с ним в качестве переводчика.
Шли дни, и мы все чаще слышали, что огромная армия Мерсии собирается на юге, в крепости Ледекестр, которую Рагнар считал самой лучшей крепостью Мерсии. Ее выстроили римляне, умевшие строить лучше, чем кто-либо в наши дни. В этой крепости Бургред, король Мерсии, собирал войско, вот почему Рагнар так заботился о пополнении наших припасов.
– Они будут нас осаждать, – сказал он, – но мы победим, и Ледекестр станет нашим, как и вся Мерсия.
Он говорил совершенно спокойно, словно не допускал возможности поражения.
