скачать книгу бесплатно
Шарп покачал головой:
– Нет.
– Хочешь сказать, что в Англии кастраторы не предупреждают о своем появлении свистом?
– Никогда не слышал, чтобы они так делали.
Эль Кастрадор – он же Кастратор – тяжело опустился на скамью напротив Шарпа:
– Что бы я делал без свистульки? Она оповещает деревню о моем приходе. Я дую в свисток, люди ведут кабанов, бычков и жеребят, и я достаю мой ножичек. – Он поиграл жутковато изогнутым лезвием и рассмеялся, а потом перелил в глотку часть содержимого бутыли, которую принес с собой, и ностальгически покачал головой. – В былые времена, мой друг, матери приводили своих малышей, чтобы им кое-что отрезали, а потом, через два года, этих мальчиков отправляли в Лиссабон или Мадрид! Как же сладко они пели! Мой отец порезал многих мальчиков. Один из них пел даже перед папой! Представляешь? Пел для папы в Риме! А все благодаря вот этому ножичку. – Он погладил костяную рукоятку.
– Но иногда мальчики умирали? – предположил Шарп.
Кастратор пожал плечами:
– Друг мой, мальчиков заменить нетрудно. С детьми нельзя сентиментальничать. – Он направил струю красного вина в свое необъятное чрево. – У меня самого было восемь мальчиков, выжили только трое, и, поверь, двое лишние.
– И ни одной девочки?
– Четыре. – Кастрадор помолчал секунду-другую. Вздохнул. – Их забрал этот французский негодяй. Знаешь Лу?
– Знаю.
– Он их отдал своим людям. Эль Лобо и его люди любят юных девочек. – Он дотронулся до ножа на поясе и остановил на Шарпе долгий задумчивый взгляд. – Так ты, стало быть, англичанин, парень Агухи?
Шарп кивнул.
– Ах, Тереза! – Испанец вздохнул. – Мы так злились, когда узнали, что она отдалась англичанину, но вот я вижу тебя, капитан, и понимаю. Как она?
– Дерется с французами возле Бадахоса, но посылает приветы.
Вообще-то, Тереза не писала Шарпу неделями, но ее имя было для всех партизан чем-то вроде талисмана, и именно благодаря ему капитану устроили встречу с человеком, который так жестоко пострадал от французского генерала. Лу «умиротворил» этот район у испанской границы, и Шарп повсюду слышал его имя, произносимое с ужасом и ненавистью. Каждую смерть, каждый пожар, каждое наводнение, каждую болезнь, каждый разоренный улей, каждого мертворожденного теленка и каждый ранний или поздний заморозок ставили в вину Волку; всё объясняли делом его рук.
– Она будет гордиться тобой, англичанин, – сказал Кастратор.
– Гордиться? – спросил Шарп. – Почему?
– Потому что Эль Лобо назначил цену за твою голову. Разве ты не знал?
– Не знал.
– Сто талеров. – Кастратор говорил медленно, с уважением, словно его самого прельщала установленная цена.
– Мелочь, – пренебрежительно бросил Шарп. Двадцать пять фунтов были для многих состоянием – примерно столько зарабатывал в год труженик, – но Шарп считал, что его жизнь стоит больше. – За голову Терезы дают двести талеров, – добавил он с некоторой обидой.
– Но мы, партизаны, убиваем больше французов, чем вы, англичане, – сказал Кастратор, – поэтому справедливо, что мы сто?им больше.
Шарп тактично воздержался от вопроса, объявлена ли награда за нечесаную и завшивленную голову самого Кастратора. Стрелок подозревал, что после случившихся с ним бед этот человек потерял значительную долю влияния, но он хотя бы остался жив, тогда как большинство его людей мертвы, убиты Волком, изуродованы так же, как он сам уродовал своих пленников. Временами Шарп радовался, что не воюет с партизанами.
Кастратор поднял бутыль, выжал в рот струю вина, проглотил, рыгнул, и его смрадное дыхание снова коснулось Шарпа.
– Так зачем ты хотел встретиться, англичанин?
Шарп объяснил. Времени на это ушло немало – будучи человеком жестоким, Кастрадор не отличался большим умом, и пришлось несколько раз повторить, прежде чем великан понял. Наконец Кастратор кивнул:
– Сегодня вечером, говоришь?
– Да. Я буду признателен.
– Но насколько признателен? – Испанец стрельнул в англичанина хитрым взглядом. – Сказать, что мне нужно? Мушкеты! Или даже винтовки, такие как эта! – Он дотронулся до ствола бейкеровского штуцера, стоявшего у виноградного куста.
– Могу добыть тебе мушкеты, – сказал Шарп, хотя и не знал еще как.
Ирландской королевской роте мушкеты были гораздо нужнее, чем этому мяснику. Шарп понимал, что Хоган никогда не согласится выдать ирландцам новые «Браун Бесс», но для того, чтобы превратить дворцовую стражу короля Фердинанда в приличную пехотную часть, ее нужно было так или иначе обеспечить оружием.
– Винтовки достать не возьмусь, а вот мушкеты будут. Но на это уйдет неделя.
– Тогда мушкеты, – согласился Кастрадор. – И есть еще кое-что.
– Говори, – настороженно произнес Шарп.
– Я хочу отомстить за дочерей, – сказал испанец со слезами на глазах. – Хочу, чтобы генерал Лу познакомился с этой штучкой. – Он поднял ножик с костяной рукоятью. – Мне нужна твоя помощь, англичанин. Тереза говорит, ты умеешь драться, так дерись вместе со мной и помоги мне поймать Эль Лобо.
Шарп понимал, что второе условие потруднее первого, но все равно кивнул.
– Ты знаешь, где можно найти Лу?
Кастрадор кивнул:
– Обычно в деревне под названием Сан-Кристобаль. Он выгнал жителей, перегородил улицы и укрепил здания. Туда и горностай не проберется незамеченным. Санчес говорит, чтобы взять Сан-Кристобаль, требуется тысяча человек и артиллерийская батарея.
Новость не обрадовала. Санчес – один из лучших партизанских вождей, и если он считает, что Сан-Кристобаль практически неприступен, то, скорее всего, так оно и есть.
– Ты сказал «обычно». Значит, Лу не всегда в Сан-Кристобале?
– Он бывает, где захочет, – угрюмо проворчал испанец. – Иногда занимает какую-нибудь деревню на несколько ночей, иногда оставляет своих людей в форте – там, где вы сейчас, – а бывает, пользуется фортом Консепсьон. Лу, сеньор, сам себе хозяин. – Кастрадор помолчал. – Но Агуха говорит, что ты тоже сам себе хозяин. Если и есть человек, который способен победить Эль Лобо, то это ты, сеньор. И около Сан-Кристобаля есть одно место – ущелье, – где можно устроить ему засаду.
Последнюю деталь испанец предложил как приманку, но Шарп на нее не клюнул.
– Сделаю все, что смогу, – пообещал он.
– Тогда я пособлю тебе сегодня, – заверил его Кастратор и добавил: – Ищи мой подарок утром. – Он встал и прокричал что-то своим людям, которых, по-видимому, оставил где-то поблизости. По мостовой зацокали копыта. – За платой приду на следующей неделе. Не подведи меня, капитан.
Шарп проводил испанца взглядом и поднял бутыль. Он осушил бы ее, но знал, что груз кислого вина в животе затруднит дорогу в Сан-Исидро, и поэтому вылил содержимое под корни обломанной виноградной лозы. Может, ей пойдет на пользу. Вино к винограду, пепел к пеплу, прах к праху… Он надел кивер, повесил на плечо винтовку и двинулся в обратный путь.
Той же ночью, несмотря на все меры предосторожности, принятые капитаном Донахью, дезертировали три гвардейца. Беглецов могло быть больше, но вскоре после полуночи из долины донеслись жуткие вопли, и несколько человек, желавших испытать удачу и перебраться через границу, решили выждать еще денек. На рассвете стрелок Харрис, спустившись с командой гвардейцев к ручью за водой, обнаружил всех трех беглецов. Он тут же поспешил к Шарпу:
– Сэр, это ужасно. Ужасно!
– Видишь ее? – Шарп указал на стоявшую во дворе ручную тележку. – Погрузи тела и привези сюда.
– Привезти сюда? – не поверил ушам стрелок Томпсон.
– Да, черт побери, привезти сюда. И… Харрис!
– Сэр?
– Положи рядом с ними вот это. – Шарп протянул Харрису мешок, в котором лежало что-то тяжелое.
Харрис начал развязывать горловину.
– Не здесь, – остановил его Шарп. – Сделаешь это там. И так, чтобы видели только наши парни.
В восемь часов на плацу выстроились сто двадцать семь оставшихся гвардейцев вместе со всеми младшими офицерами. В форте старшим по званию был Шарп – лорд Кили и полковник Рансимен провели ночь в штабе армии, куда отправились выпрашивать у заместителя генерал-интенданта мушкеты и боеприпасы. Отец Сарсфилд гостил у знакомого священника в Гуарде, майор и три ротных капитана отправились на охоту. Донья Хуанита де Элиа поехала со своей собачьей свитой искать зайцев, но от компании ирландских офицеров отказалась.
– Я охочусь одна, – сказала она и, имея в виду предупреждение Шарпа насчет французских патрулей, добавила: – По пути сюда, капитан, встречи с французами я избежала. Беспокойтесь не обо мне, а о себе.
И вот теперь оставшаяся без старших офицеров Ирландская королевская рота выстроилась в четыре шеренги перед пустой орудийной платформой, которой Шарп воспользовался как трибуной. Ночью прошел дождь, и флаги на ветхих стенах едва шевелились под утренним ветерком, когда Харрис и Томпсон вкатили тележку по пандусу, ведущему от склада боеприпасов к орудийным платформам. Поставив тележку с ее жутким грузом около Шарпа, они повернули ее так, чтобы груз увидели ирландцы. Общий вздох, переходящий в стон, прошел по шеренгам. Кому-то стало плохо, кого-то вырвало, большинство же либо отвернулись, либо закрыли глаза.
– Смотрите! – приказал Шарп. – Смотрите!
Волей-неволей гвардейцам пришлось посмотреть на три голых изуродованных тела и особенно на кровавое месиво в паху каждого трупа и застывшую на лицах мертвецов гримасу ужаса и боли. Подождав немного, Шарп вытащил из-под белого окоченевшего плеча стальной серый шлем с плюмажем из грубых серых волос и водрузил его на поднятую ручку тележки. Это был тот самый шлем, который Харрис взял как сувенир в горной деревне, где Шарп обнаружил убитых жителей и где Перкинс встретил Миранду, с тех пор следовавшую за молодым стрелком с умилительной преданностью. Именно этот шлем лежал в мешке, который Шарп отдал Харрису утром.
– Смотрите на мертвых! – прокричал Шарп, обращаясь к гвардейцам Ирландской королевской роты. – И слушайте! Французы считают, что в Испании есть два типа людей: те, кто за них, и те, кто против них, и нет среди вас человека, который мог бы остаться в стороне от этого выбора. Или вы воюете за французов, или вы сражаетесь против них, и это не мое решение – это то, что решили французы. – Он указал на тела. – А это – то, что они делают. Теперь они знают, что вы здесь. Они наблюдают за вами и спрашивают себя, кто вы и что вы. Не получив ответа, они считают вас врагами. А с врагами лягушатники поступают вот так. – Он указал на жуткие раны в промежностях мертвецов. – У вас есть выбор из трех возможностей, – продолжил Шарп. – Вы можете бежать на восток – и лягушатники лишат вас мужского достоинства, вы можете бежать на запад – там вас арестуют и расстреляют как дезертиров британцы. Наконец, вы можете остаться здесь и стать солдатами. И не говорите мне, что это не ваша война. Вы присягали служить королю Испании, а король Испании – пленник во Франции, и вам полагалось его охранять. Эта война больше ваша, чем моя. Я не присягал на то, что буду защищать Испанию, мою женщину не насиловали французы, моего ребенка не убивали драгуны, фуражиры лягушатников не отбирали у меня урожай и не сжигали дом. От всего этого страдает ваша страна, а ваша страна теперь – Испания, и если вы желали воевать за Ирландию, а не за Испанию, тогда зачем, во имя Господа Всемогущего, принимали испанскую присягу?
Шарп выдержал паузу. Он знал, что не каждый солдат в роте готов дезертировать. Многие, как и сам лорд Кили, хотели драться, но хватало и смутьянов, подрывавших боевой дух роты, и, учитывая все это, стрелок решил, что шок – единственный способ привести смутьянов к повиновению.
– Или присяга для вас ничего не значит? – повысил голос Шарп. – Я скажу, что думает о вас остальная часть этой армии, под которой я имею в виду и коннахтских рейнджеров, и инскиллингских драгун, и Королевский ирландский полк, и Королевский полк графства Даун, и собственный Ирландский полк принца Уэльского, и Типперэрийский полк, и полк графства Дублин, и Ирландский полк герцога Йорка. Они говорят, что вы слабаки. Они говорят, что вы напудренные солдатики, годные для того, чтобы охранять ночные горшки во дворце, но не годные для войны. Они говорят, что вы сбежали из Ирландии и сбежите отсюда. Они говорят, что пользы от вас в армии, как от хора монахинь. Они говорят, что вы избалованные франты. Но это изменится, потому что однажды мы с вами пойдем вместе в бой, и в этот день вам придется показать себя с лучшей стороны!
Шарп терпеть не мог произносить речи, но на этот раз солдаты слушали его внимательно, или, быть может, три кастрированных трупа пробудили интерес. Как бы то ни было, слова капитана упали не на каменистую землю. Он указал на восток.
– Там… – Шарп снял с оглобли шлем, – есть человек по имени Лу, француз, командир бригады, которую называют Волчьей. Они носят эти шлемы и оставляют метку на тех, кого убивают. Поэтому мы убьем их. Мы докажем, что в мире нет французского полка, который может противостоять ирландской роте, и мы сделаем это вместе. Сделаем, потому что это ваша война, и ваш единственный выбор таков: умереть, как кастрированные псы, или драться, как мужчины. А теперь решайте сами, что вы собираетесь сделать. Сержант Харпер!
– Сэр!
– Полчаса на завтрак. Похоронную команду для этих троих, а потом за работу.
– Есть, сэр! – Харрис пытался заглянуть Шарпу в глаза, но капитан отвернулся.
– Ни слова, Харрис. – Он ткнул шлемом в живот стрелку. – Ни единого, черт тебя дери, слова!
Капитан Донахью перехватил Шарпа, когда тот шел от крепостной стены.
– Как мы будем воевать без мушкетов?
– Я достану вам мушкеты, Донахью.
– Каким образом?
– Таким, каким солдат достает все, что ему не положено, – сказал Шарп. – Украду.
В ту ночь никто не подался в бега.
А на следующее утро, хотя Шарп об этом еще не подозревал, начались неприятности.
– Дела плохи, Шарп, – сказал полковник Рансимен. – Да, старина, дела совсем плохи.
– Что такое, генерал?
– Вы не слышали?
– Насчет мушкетов? – спросил Шарп, полагая, что Рансимен имеет в виду свою поездку в штаб армии, завершившуюся ожидаемым отказом.
Рансимен и Кили возвратились без мушкетов, без боеприпасов, без одеял, без курительных трубок, без башмаков, без ранцев и даже без обещания выплатить задержанное жалованье. Скупость Веллингтона объяснялась, несомненно, желанием вырвать у Ирландской королевской роты клыки, но для Шарпа она создавала неприятную проблему. Он пытался поднять боевой дух гвардейцев, да только без оружия и снаряжения эта попытка была заранее обречена на неудачу. Хуже того, Шарп знал, насколько близок враг, и его вряд ли могло утешить то соображение, что разгром Ирландской королевской роты был частью плана Хогана, поскольку стрелку и самому пришлось бы разделить судьбу гвардейцев. Хоган мог мечтать о развале Ирландской королевской роты, но Шарпу она была нужна вооруженной, обученной и грозной силой на случай, если генералу Лу вздумается напасть на крепость.
– Я не о мушкетах, Шарп, – вздохнул Рансимен, – я о новостях из Ирландии. Вы в самом деле не слышали?
– Нет, сэр.
Рансимен покачал головой, отчего у него затрясся второй подбородок:
– Похоже, в Ирландии новая заваруха. Дела обстоят чертовски плохо. Треклятые мятежники учинили беспорядки, войска ответили, погибли женщины и дети. Река Эрн запружена трупами возле деревни Беллик. Ходят слухи об изнасилованиях. Боже правый! Я-то полагал, что в девяносто восьмом ирландский кризис уладили раз и навсегда, но, похоже, это не так. Чертовы паписты снова бунтуют. Боже правый! И почему Господь позволяет им такое? Они испытывают нас, добрых христиан. Ну ничего. – Рансимен вздохнул. – Придется проломить несколько черепов, как мы это сделали, когда в девяносто восьмом восстал Тон.
Шарп подумал, что, если средство оказалось негодным в 1798 году, то, скорее всего, оно не спасет и в 1811-м, но счел за лучшее не делиться соображениями.
– Если об этом услышат ирландские части, генерал, – сказал он вместо этого, – у нас здесь тоже могут случиться неприятности.
– Для этого у нас есть кнут.
– Кнут, может, и есть, генерал, но у нас нет мушкетов. И я вот о чем подумал, сэр: а как генерал-вагенмейстер распоряжается обозами?
Рансимен уставился на Шарпа с недоумением, должно быть не понимая, какое отношение это имеет к обсуждаемому вопросу:
– Бумаги, Шарп! Документы! Приказы!
Шарп улыбнулся:
– И вы, сэр, все еще остаетесь генерал-вагенмейстером, не так ли? Поскольку вас не заменили. Сомневаюсь, что командование найдет человека, способного занять ваше место.
– Вы очень любезны, Шарп, очень любезны. – Комплимент, похоже, удивил полковника, но он все же попытался не показывать, насколько непривычны ему такие похвалы. – Допускаю, что так оно и есть.
– Вот я и подумал, генерал: а не могли бы мы отправить парочку фургонов сюда, в форт?
Рансимен смерил Шарпа пристальным взглядом:
– Иными словами, украсть?
– Я бы не назвал это воровством, генерал, – промолвил Шарп с укоризной. – Оружие в любом случае будет использовано против врага. Мы всего лишь перераспределим его, сэр. Вы ведь понимаете, что я имею в виду? Рано или поздно армии придется вооружить и экипировать нас, так почему бы нам не озаботиться этим заранее? А оформить документы можно будет и потом.
