скачать книгу бесплатно
Семин поморщился, но подобрал ее и снова положил в карман. Он сам не знал, что заставляло его не выкидывать этот рисунок. Он уже говорил по этому поводу со своим другом Владимиром Каллиником, делился тревогами, которые, как утверждал Владимир, выстроены на пустом месте. Ерунда. Дескать, все это – чей-то дурацкий розыгрыш. Розыгрыш… Не знаю, не знаю, думал Семин. Неизвестно, что сказал бы Каллиник, если бы ему самому прислали эту лапу, от которой – хотя Семин и не был особо чувствительным человеком – мороз драл по коже.
Каллиник… да что он об этом? Каллиник в последнее время снова связался с этим своим… родственничком. Не успел Рейн с ним развязаться, как Володя Каллиник родственничка опять взял в оборот. Нехорошо это.
«Но хватит о грустном, – подумал Семин. – Пора ехать домой. Три часа утра все-таки».
Через десять минут Виктор Иваныч уже садился в свою машину. Шофер Данила и личный телохранитель Семина смерили красноречивыми взглядами массивную фигуру шефа и переглянулись: судя по масленому блеску в их глазах, им тоже перепало от щедрот Семина.
Вопреки ожиданию его людей, он был мрачен, и это оказалось явным сюрпризом для Данилы и телохранителя Николая.
– Ну что, поехали! – прикрикнул он на Данилу, а потом, засунув руки в карманы брюк, уставился прямо перед собой неподвижным взглядом. – Включи что-нибудь послушать, чтобы тишина не висела, как топор, – добавил он. – Только не музыку.
Данила включил радио. Шли какие-то сводки новостей, сообщали курс доллара, погоду, результаты матчей чемпионата России по футболу, которые и без того были прекрасно известны всем присутствующим в салоне «Мерседеса». Потом началась криминальная хроника. Жирный бас снисходительно вещал:
«Как мы уже сообщали, вчера вечером в клубе «Пирамида» был найден мертвым известный бизнесмен, управляющий «Торо-банком» Борис Рейн…»
Челюсть Семина медленно отпала.
«…по предварительным данным, смерть наступила от асфиксии, то есть удушения. Был также убит телохранитель Рейна Леонид Кораблев…»
Виктор Иванович выругался и ударил кулаком по дверце машины так, что на той образовалась заметная вмятина. На разбитом суставе Семина выступила кровь, но он, казалось, этого и не заметил.
«…версия о заказном убийстве не отвергается. Более того, это основная гипотеза, которая…»
– Выруби! – заорал Семин и снова ударил кулаком по двери. На этот раз на ней остался кровавый след. – Выруби, мать твою!
Данила испуганно выключил радио и довольно резко повернул направо – к арке, за которой находился дом Виктора Ивановича.
Но до арки машина Семина не доехала.
По встречной полосе на приличной скорости мчалась вишневая «девятка». Казалось бы, она мало чем отличалась от обычной машины, но это была только видимость: придерживаясь за открытую дверцу рукой, параллельно «девятке» ехал человек на скейте.
Судя по тому, что он проделывал такой жуткий трюк и мчался с большой скоростью, он в совершенстве владел своим телом и чувствовал роликовую доску, как если бы она была естественным продолжением его тела.
Примерно в пятидесяти-шестидесяти метрах от семинского «Мерседеса» «девятка» начала снижать скорость. Данила, который был шокирован известием о гибели Рейна и тем впечатлением, какое произвело это известие на Виктора Иваныча, широко раскрыл глаза и выговорил:
– Ты глянь, что вытворяет!
«Девятка» не доехала до «мерса» метров тридцати; она повернула в сторону, противоположную арке, в которую собирался ехать Данила, и скейтбордист, отпустив дверцу машины, вылетел на полосу движения как камень, выпущенный из пращи.
Сидящие в салоне «Мерседеса» и глазом моргнуть не успели, как человек на роликовой доске поравнялся с ними и в его руках сверкнуло что-то металлическое.
В следующую секунду длинная очередь прошила навылет салон семинской машины. Виктор Иваныч гортанно вскрикнул, когда несколько пуль угодили ему в плечо и шею, но потом сразу две пули попали в голову, и Семина отшвырнуло к левой дверце.
Он ударился затылком о прошитое пулями стекло и сполз вниз.
Завизжали тормоза: это Данила, раненный в руку и в бок, пытался остановить машину. Ему это почти удалось, но как раз в этот момент убийца, описав круг радиусом никак не менее полусотни метров, оказался со стороны водителя и дал еще одну очередь.
«Мерседес» завизжал лакированным боком по бордюру и плавно въехал в стену дома, отклонившись от арки на какие-то полтора метра.
1
Утро выдалось откровенно неудачным.
Отсчет несчастьям следует вести от того момента, как пес Счастливчик, неизвестно зачем заведенный столь же счастливой, как имя четвероногого отродья, семейной парой Родион – Валентина, съел только что купленную мной губную помаду и тушь – между прочим, дорогущую!
При этом у подлой хвостатой твари не появилось даже и намека на расстройство желудка, он только облизывался, а потом стянул со стола у Родиона Потапыча огромную отбивную, молниеносно сожрал ее и отполз в угол, где и мирно уснул.
При этом гадкий пес отвратительно храпел и повизгивал во сне.
Надо сказать, что восполнить утрату было нечем: жена Родиона – Валентина – вместе с сыном уехала гостить к подруге, а так как она исполняла в офисе, он же ПМЖ – постоянное место жительства, – обязанности поварихи, то с трудоемкими блюдами была напряженка.
Трагическая судьба вышеозначенной отбивной подвигла босса на рефлексию и философские метания. Причем последние следует понимать буквально: Родион Потапович метался по своему кабинету из угла в угол и философствовал следующим замечательным образом:
– По-моему, мне не следовало идти на поводу у Валентины и заводить пса. Кажется, у этого Счастливчика не совсем ровный характер, и… гм… соответственно его хозяина счастливчиком никак не назовешь. И еще он растерзал любимого плюшевого медведя моего сына, из чего следует, что у него аллергия не только на живых котов, но и на разнородную териоморфную бутафорию… на рукотворные имитации живых существ, так сказать.
– Чего-чего, босс? – недоуменно переспросила я. – Терио… как?
– Териоморфный, – отозвался Родион Потапович, – что означает «звероподобный». Точно так же, как «антропоморфный» означает – «человекоподобный».
– На этого пса глядючи, сам станешь этим самым «териоморфным», – сказала я. – И вот еще что, босс: по-моему, этому другу человека по кличке Счастливчик не нравится имя вашего сына.
– Что-что? – тут же встрепенулся Родион.
– Я говорю, что ему не нравится имя вашего сына.
В чем нет ничего удивительного, добавила про себя я. Это надо же назвать ребенка таким замечательным именем: Потап! То, что покойного родителя моего босса Родиона Потаповича звали Потапом Андреевичем, – это еще ничего не значит. Раньше вообще были очень распространены чудовищные имена: Агафон, Дормидонт, Федора, Прокоп и так далее. Но мода прошлых времен – это не повод, чтобы приляпать ребенку, родившемуся в третьем тысячелетии, имечко, с которым ни тебе с девушкой познакомиться, ни в институт поступить, ни – боже упаси! – жениться.
Конечно, до всего этого крошке Потапу еще далеко, но я уже сейчас призывала счастливых родителей – Родиона, моего босса, и Валентину, мою подругу, – одуматься и сходить в загс. Подать там заявление на переименование, а потом назвать первенца как-нибудь поблагозвучнее, можно даже на ту же букву алфавита: Павел, например. Или Петр.
А пока даже мерзкий пес Счастливчик при имени «Потап» начинает скалить зубы и тут же просится гулять.
– Значит, ему не нравится имя моего Тапика? – соображал Родион. – Странно.
И он сделал глоток коньяка из посеребренной фляги, кстати, превосходного, к которому в последнее время пристрастился, мотивируя это тем, что коньяк хорошо воздействует на его нервную систему.
Конечно, все это чистой воды отговорки, особенно с тех пор, как Родион Потапыч, да и все наше детективное агентство «Частный сыск» сидело без заказов, и босс получил уникальную возможность не тратить времени на какую-то там глупую работу и всецело сосредоточиться на сыне.
Впрочем, уже через неделю после того, как последний клиент вышел из нашего офиса, счастливый от того, что все его проблемы разрешились наилучшим образом, – уже через неделю Родион Потапович начал нервничать. И вот тут коньяк оказался весьма кстати: он хоть как-то помогал убивать время. Родион сидел за своим столом, прихлебывал из фляги, и даже сведение баланса – в нашу пользу, и со значительным дебетом! – не утешало его.
Выражение его лица и состояние его всклокоченной шевелюры, в которой он постоянно шарил обеими пятернями, можно было охарактеризовать словами величайшего представителя нашей профессии, мистера Шерлока Холмса: «Мой мозг бунтует против безделья. Дайте мне дело! Дайте мне сложнейшую проблему, неразрешимую задачу, запутаннейший случай – и я забуду про искусственные стимуляторы. Я ненавижу унылое, однообразное течение жизни. Ум мой требует напряженной деятельности…»
Хорошо еще, что в статусе вышеупомянутого «искусственного стимулятора» жизнедеятельности у Родиона Потапыча выступал коньяк в его заветной фляге. А не семипроцентный кокаин внутривенно, как у высокочтимого мистера Холмса. Да-да! Кто не верит, что Шерлок Холмс развеивал скуку такими актуальными, модными и современными методами, может заглянуть в начало повести Конан Дойла «Знак четырех».
Вероятно, от скуки Родион и завел Счастливчика, который стал еще одной причиной наших с боссом разногласий.
Но съеденная косметика, упомянутые философские метания босса, изрядно тянувшие на болезненный бред, пес Счастливчик и просто плохая погода – это были далеко не все неприятности сегодняшнего утра.
Главная неприятность еще таилась где-то за горизонтом, чтобы в самый неподходящий момент – когда я уже собралась пойти в кафе позавтракать по-человечески – проявиться во всей своей красе.
* * *
Едва я взяла сумочку и открыла было рот, чтобы сказать боссу, что ухожу завтракать, как в этот самый момент во входную дверь кто-то позвонил, и Родион Потапыч ожесточенно потер ладони, глядя на монитор видеофона.
Я тяжело вздохнула и, положив сумочку на стол, взглянула туда же.
На экране маячила подозрительная физиономия, и она была тем более подозрительна, что принадлежала старушке. Старушка озиралась по сторонам, очевидно, отслеживая все мыслимые и немыслимые «хвосты», которые могли увязаться за столь важной персоной, как она.
– Клиент, – иронично сказала я. – Хотя, быть может, она перепутала наш офис с собесом, а, Родион Потапыч?
Тот нетерпеливо тряхнул головой.
– Ну хорошо, хорошо, – отозвалась я в ответ на его безмолвное распоряжение, – сейчас мы ее впустим.
Через минуту потенциальная клиентка уже входила в офис. Впрочем, нельзя сказать, что я заблуждалась на ее счет: чтобы позволить себе услуги нашего агентства, прямо скажем, не самого плохого и, соответственно, не самого дешевого в столице, нужно выглядеть как-то иначе, чем престарелой серой крыской в сером же демисезонном пальто, хотя на улице было довольно тепло, и стоптанных сапогах с разошедшейся «молнией». Все это могло бы вызвать только сочувствие к незавидной доле и соответственно – незавидному гардеробу пенсионеров в нашей стране, если бы посетительница не оглядывалась с таким нахальным и агрессивным видом, как будто она представляла по меньшей мере прокуратуру, призванную опечатать наше несчастное агентство.
– Доброе утро. Чем могу служить? – тем не менее вежливо спросила я.
Старушка зыркнула на меня подозрительными бесцветными глазками, потом вздернула верхнюю губу, над которой топорщились неаккуратные гитлеровские усики, и проговорила неожиданно басом:
– Вы в самом деле те, за кого себя выдаете?
Я недоуменно переглянулась с Родионом и произнесла:
– Простите, а вам кто, собственно, нужен?
Почтенная дама с видом, с каковым, вероятно, сталинский генпрокурор Андрей Януарьевич Вышинский смотрел на врагов народа, поглядела на тисненную золотом металлическую табличку «Детектив Родион» на двери кабинета моего шефа – и, потерев морщинистой рукой усики, сказала:
– Мне нужен детектив Родион. Вот как на этой табличке. Но почему вас двое и где этот детектив Родион? Кроме того, я не понимаю, почему так коротко?
– Что – коротко? – пролепетала я, сраженная наповал этим потоком красноречия.
– Коротко – я имею в виду то, что не стоит солидному человеку именоваться только по имени, как какому-нибудь эстрадному попрыгунчику. Данко там какое-то, Оскар… Шура еще. Я на них на всех собираю сведения, чтобы, когда придет время, всех…
– Простите, – перебила я старуху, проявившую удивительные познания касательно персоналий поп-эстрады, – вы, кажется, немного ошиблись дверью и временем. С такой речью вам нужно было прийти на Лубянку лет этак тридцать назад. А лучше – шестьдесят четыре.
– А то что ж, – ничуть не смутившись моей отповедью, сказала она и так бухнулась своим толстым задом на диван для посетителей, что тот заскрипел и взвизгнул, благо что выдерживал весьма приличную нагрузку и однажды устоял под весом авторитета Гиви Самосвала и четырех его телохранителей, каждый из которых своим весом мог обеспечить годовое сытое существование многодетной семье каннибалов. – А то что ж, – повторила старушка, – и пошла бы. Да у меня там, если хотите, Виктор Кузьмич работал. На Лубянке. Да.
– Кто, простите? – машинально спросил Родион Потапович и растерянно взглянул на меня.
– Виктор Кузьмич, – укоризненно повторила старушка и, словно сетуя на такую тотальную непонятливость Родиона, добавила: – Мой покойный муж. Он в НКВД работал. Если бы он был жив, так я к вам бы не обратилась. Он сам бы все разрешил. Он всегда все сам…
– Очень рад за вашего покойного мужа, – сказал Родион, не улавливая в своих словах оскорбительного каламбура. – Вы представьтесь и изложите, по какому вопросу вам понадобились услуги нашего агентства.
– Меня зовут Екатерина Измайловна Адамова, – важно заявила та. – А вот как зовут вас? Я же не могу называть вас просто по имени. Ведь, я так понимаю, вы и есть детектив Родион, да?
– Да, – сказал босс. – Моя фамилия Шульгин. Родион Потапович Шульгин. Я директор этого детективного агентства. Это моя секретарша и первый заместитель Мария. Мария Андреевна Якимова, – поспешно уточнил он. – Слушаем вас, Екатерина Измайловна.
Старуха подозрительно посмотрела на меня, но степень этой самой многократно упомянутой подозрительности несколько уменьшилась; она пожевала губами и произнесла:
– Вообще-то я вас хорошо знаю. Мне рассказывала Марина Борисовна, которая работает у вас внештатным сотрудником. Она говорила, что вы помогли ей решить очень серьезную проблему… эту, про заброшенную дачу, в которой варили наркотики. Я проанализировала это дело и пришла к выводу, что вы действовали правильно.
Ну не бабка, а мисс Марпл! Да еще вдова сотрудника НКВД.
Что же касается упомянутой Марины Борисовны, то это была одна из наших внештатных… нет, даже не сотрудниц, а осведомителей, которые зачастую лучше профессиональных сыщиков вели слежку. Тем более что, несмотря на многочисленные жалобы на здоровье, пенсионеры куда энергичнее представителей молодого поколения.
Родион учитывал качества пенсионеров и время от времени прибегал к их услугам. Как говорил он, две старушки-пенсионерки, которым пообещали прибавку к пенсии, стоят чемпиона мира по кикбоксингу в тяжелом весе.
Тем временем Екатерина Измайловна поерзала на диване, метнула в Родиона прицельный, как молния Перуна, взгляд и заговорила – сразу перешла к сущности проблемы:
– У меня есть очень серьезные основания полагать, что моя внучка Лилия имеет какое-то отношение к убийству банкира Бориса Рейна и бизнесмена Виктора Семина. Я думаю, вы слышали об этом? – добавила она после нескольких секунд молчания в тишине, установившейся непосредственно после ее заявления.
Я недоуменно взглянула на Родиона Потаповича и выговорила:
– Бориса Рейна? Управляющего «Торо-банком»? Это тот, что был задушен в мужском туалете клуба «Пирамида»?
– Вот именно, – сказала старуха.
– А Виктор Семин – это депутат Государственной думы, владелец сети автосалонов, который был расстрелян из автомата у собственного дома вместе со своими охранником и шофером?
– Вот-вот.
– И вы говорите, что ваша внучка имеет какое-то отношение к этим, без сомнения, заказным убийствам? – Я вновь взглянула на босса.
Тот поправил на переносице очки и спросил:
– Екатерина Измайловна, простите… а кто, собственно, ваша внучка?
– Моя внучка, Лилия Адамова, мастер спорта по альпинизму и кандидат в мастера спорта по художественной гимнастике, в данный момент работает фитнес-инструктором в частном спорткомплексе «Черномор», – отчеканила старушка.
– А на каком же основании, позвольте вас спросить, Екатерина Измайловна, вы заподозрили собственную внучку в таком чудовищном деянии? – проговорил босс.
Старушка оглянулась по сторонам, а потом спросила:
– Я так полагаю, со звукоизоляцией у вас все в порядке? Нас никто не подслушает?
Я уже устала удивляться нашей эксцентричной посетительнице. А потому ответила просто:
– Да, разумеется.
– Надеюсь, что все мною сказанное останется между нами, – свирепо добавила Екатерина Измайловна. – Потому как дело важное и очень личное.
– Каждому из наших клиентов гарантируется абсолютная конфиденциальность, – сказал Родион Потапыч.
По всей видимости, первоначальное околостолбнячное состояние, потом перешедшее в недоумение, теперь сменилось заинтересованностью, босса забавляла наша странная клиентка.
– Это хорошо, – произнесла Адамова. – Я следила за расследованием по делу Рейна и по делу Семина и должна сказать, что следственная работа поставлена безобразно. Вот если бы был жив мой муж, Виктор Кузьмич, и если бы ему были поручены эти дела, то он повел бы их совершенно иначе.
– Если вы так категорично утверждаете, значит, у вас есть возможность доступа к следственным документам? – доброжелательно осведомился Родион.
