скачать книгу бесплатно
Небесный странник
Владимир Алексеевич Корн
Небесный странник #1
Этот мир еще не знает силы пары и электричества, но воздушная стихия ему уже покорилась. И потому, ловя парусами ветер, скользят по небу сотни и тысячи кораблей, так похожих на те, что бороздят моря и океаны. Люкануэль Сорингер, случайно попав на палубу одного из них еще мальчишкой, навечно заболел небом. Теперь, спустя десять лет, он капитан и владелец «Небесного странника». И пусть он очень мал, «Небесный странник», но это его собственный корабль, и вот оно, небо, рядом. Но за все в этой жизни приходится платить, в том числе и за осуществление своей мечты…
Владимир Корн
Небесный странник
Пролог
Борт корабля пах кедром. Я провел по нему ладонью, затем прижался щекой. Помимо тепла, вобранного им от давно показавшегося над горизонтом солнца, от него исходил запах кедра.
Конечно, можно упрекнуть меня в том, что дуб при выборе материала для постройки корабля более предпочтителен и крепостью, и долговечностью, и стойкостью к жучкам-древоточцам, словом, всем, кроме веса. Но дуб не пахнет так, как пахнет кедр.
Я прошелся вдоль борта, ведя по нему ладонью. Обтесанные чуть ли не до зеркального блеска доски обшивки еще не успели потемнеть от времени. На носу корабля горели золотом буквы названия, и я поспешно оторвал руку от борта, словно не хотел оставить на надраенной меди никакого следа. Смешно, но именно так и было.
Весь путь от кормы до носа корабля уложился в двадцать три шага.
Единственная мачта, две небольшие надстройки, длинный бушприт и трюм вместимостью триста мер груза. Да, корабль мал, но это мой собственный корабль – «Небесный странник». И как же он красив, мой корабль, и как долго я о нем мечтал!
Поднявшись по сходням на борт, я задержался на мгновение, чтобы окинуть взглядом палубу: все ли надежно на ней закреплено? И сама она так ли чиста, как ей и положено быть?
Команда – все семь человек – на борту, здесь и первый мой заказчик: дородный, выглядевший вечно хмурым Кей Ильберт – торговец весьма средней руки. На этот раз к вечному недовольству на его лице прибавилось еще и выражение нетерпения – когда же, наконец, мы отправимся?
Я бы на его месте тоже особенно не веселился. Кей Ильберт старше меня едва ли не вдвое, а его товара не хватило даже на то, чтобы заполнить единственный трюм «Небесного странника» больше чем наполовину.
Но он первый, кто воспользовался моими услугами, и потому пусть Создатель пошлет ему удачу стать действительно крупным торговцем. Пусть всех, кто и в дальнейшем воспользуется услугами моего корабля, удача преследует по пятам, чтобы все они говорили о «Страннике» только хорошие слова.
Ну что ж, можно отправляться.
Поднявшись на мостик и еще раз оглядев корабль, я громко хлопнул в ладони – пора!
Хлопать при отправлении – обычай, соблюдаемый и на огромных четырехмачтовых торговых кораблях, и на заставленных катапультами военных, и на таких крохах, как мой «Странник». Так принято.
Энди Ансельм, ухватившись за один из воротов кабестана, закрутил его, все своим видом показывая, как невероятно тяжело ему проворачивать лебедку в одиночку. Энди не может без того, чтобы не продемонстрировать нечто подобное, чем бы он ни занимался.
Корпус «Небесного странника» вздрогнул, что-то внутри него скрипнуло раз, другой, и корабль медленно пошел вверх, поднимаясь все выше и выше.
Когда он вознесся на высоту человеческого роста, Энди, повинуясь моей новой команде, замер, перестав вращать кабестан, и для меня наступил ответственный момент – определить, все ли в порядке. Прежде всего правильно ли размещен груз в трюме корабля, ведь от этого зависит, как поведет себя «Небесный странник», поднявшись высоко в небо.
Сразу после его постройки при пробном полете мы испытали корабль с полной загрузкой, набив трюм камнями такого веса, какой он не поднимет никогда больше в своей жизни, и «Странник» вел себя отлично. Но существуют правила, они придуманы не нами, и люди порой платили за них жизнью. И потому, перед тем как подняться высоко в небо, мы зависли над землей.
Нет, как будто бы все хорошо – корабль висел в воздухе ровно, и я скомандовал Энди, по-прежнему державшемуся за рукояти кабестана:
– Три оборота вправо, поднимаемся! – После чего, обращаясь уже к Гвенаэлю, добавил: – Поднять парус!
«Небесный странник» снова заскрипел, на этот раз мачтой, поймавшей парусом ветер, и начал медленно набирать ход.
Глава 1
Л’хассы
Никто не знает, когда и как появились л’хассы – сине-зеленые полупрозрачные камни, размером с два мужских кулака, с бьющимся внутри них языком пламени.
На этот счет бытует множество легенд и домыслов. Кто-то всерьез утверждает, что они – пролившиеся на землю и окаменевшие слезы Богини-Матери; кто-то настаивает на том, что камни – осколки небесного трона Создателя. Есть и другие, считающие, что л’хассы созданы в незапамятные времена на земле могущественными Древними, и секрет их создания утрачен навсегда.
Но как бы там ни было, именно л’хассы позволяют поднимать корабли высоко в небо, где они скользят над землей, гонимые наполненными ветром парусами.
С момента полета первого летучего корабля прошло уже два столетия. Именно тогда, двести лет назад, личный алхимик правителя нашего герцогства обнаружил, что л’хассы категорически не желают сближаться со сплавом из нескольких металлов, чей состав до сих пор держится в страшном секрете.
Так вот, л’хассы не желают сближаться со сплавом до такой степени, что необходимо приложить неимоверно много усилий, чтобы их остановить, причем они всегда устремляются не в бок или вниз, а именно вверх. Рассказывают, что некоторое время алхимик забавлялся, подставляя под л’хассы пластинки из сплава и наблюдая за тем, как камни парят в воздухе.
Однажды он загнал л’хасс под самый потолок, где тот уперся в каменный свод. А когда алхимик изо всех сил попытался прижать пластину к л’хассу, желая к нему прикоснуться, свод не выдержал и по нему во все стороны разбежались трещины.
Наверное, тот алхимик был весьма настырным или у него попросту других дел не имелось, если он позволял себе маяться дурью…
Ну а дальше все просто. Вероятно, алхимик герцога оказался еще и неплохим механиком и вообще неглупым человеком, поскольку сообразил, какую выгоду можно извлечь из поведения л’хассов.
Сначала он изобрел нехитрую механическую конструкцию, позволяющую с легкостью поднимать и опускать тяжеленые башенные ворота в герцогском замке. Затем ему пришло в голову использовать л’хассы при подъеме грузов. И уже только потом он догадался применить их так, как применяют их и по сей день, – поднимать в воздух корабли. Л’хассы стремительно подскочили в цене, и теперь они очень дороги. А ведь утверждают, что еще двести лет назад они чуть ли не под ногами валялись. Что неудивительно, ведь тогда от них абсолютно не было никакого проку.
Так бы, наверное, все продолжалось и по сей день, если бы не личный алхимик герцога, чье имя история даже не сохранила…
* * *
Я родился в семье рыбака в небольшой деревушке Гволсуоль, расположенной на побережье Кораллового моря, и потому все мои детские воспоминания связаны именно с морем.
Вот я сижу на руках у матери, пытающейся разглядеть белое пятнышко паруса возвращающейся рыбачьей лодки отца. Вот сам отец, веселый, улыбающийся, пропахший морем и рыбой, и его сильные руки, подкидывающие меня высоко вверх. А вот я уже подрос, и теперь дожидаюсь отца на берегу, стоя рядом с матерью и держа ее за руку.
Потом отец первый раз берет собой меня в море, где так страшно и интересно, когда выглядываешь из-за борта в синюю глубь моря, высматривая тех чудовищ, о которых столько слышал ненастными длинными вечерами. Еще немного времени – и вот я уже помощник, наравне с отцом тяну из воды кажущиеся бесконечными сети, страшась уколоться о рыбий плавник. Наконец, мое первое самостоятельное плавание – отец болеет, а в доме нечего есть.
Так и прошло все мое детство, и, вероятно, я повторил бы судьбу отца, связавшись навсегда с морем, если бы не одно событие, перевернувшее всю мою жизнь.
Конечно, пролетающие в небесах корабли я видел уже много раз. Но никогда, ни во сне, ни в самых сокровенных своих мечтах мне не привиделось, что я могу оказаться на борту одного из них.
Однажды на песчаный пляж близь Гволсуоля опустился корабль. Двухмачтовый корабль с бортами, выкрашенными в бледно-синий цвет, и с изображением трезубца в красном кругу на парусах.
Событие для нашего рыбачьего селения было из ряда вон выходящее, и неудивительно, что рядом с ним собрались все ее жители, в то время – человек триста. Хотя за прошедшие с той поры почти десять лет людей в Гволсуоле вряд ли прибавилось, скорее уж наоборот.
Корабль назывался «Орегано». Как я узнал позже, есть такой город на севере герцогства, на самом краю его территорий, где они граничат с пустыней и где среди песчаных барханов живут бхайры.
Не прекращающийся последние несколько дней шторм утих лишь накануне, и потому все мужское население Гволсуоля находилось на берегу. В море с утра никто не ушел, разгулявшаяся стихия разбила косяки рыб, так что о богатом улове можно было даже не мечтать.
«Орегано» завис над песком пляжа примерно на высоте половины человеческого роста, а затем мягко на него опустился. Он не завалился набок, потому что все летучие корабли, в отличие от морских, имеют плоские днища, и только жалобно заскрипел под ним песок. Затем от «Орегано» примерно посередине борта отделилась его часть, чтобы лечь на землю и превратиться в трап. Тогда я еще не знал, что при всей своей схожести небесные корабли не могут садиться на воду. Тогда я многого еще чего не знал.
В образовавшемся проеме показалось два человека. Они сошли на песок и застыли по обеим сторонам трапа. Следом за ними появился и третий, как выяснилось, капитан «Орегано». Он оказался настолько рыжебород, что я да и все остальные глядели теперь не на чудо, спустившееся с небес, а на его бороду.
Борода у него была не просто рыжая, таких и в Гволсуоле хватает, нет – на солнце она горела огнем.
Капитан корабля спустился по трапу, обвел взглядом собравшихся жителей Гволсуоля, коротко кивнул, приветствуя всех, поправил кожаную, с зауживающимися кверху полами шляпу и сразу же перешел к делу:
– Бывал ли кто-нибудь из вас на Сиоле?
А чего не бывать, на нем чуть ли не все мужчины бывали, поди, морем кормимся.
Сиоль – остров, расположенный на юго-востоке от Гволсуоля, в дне пути под парусом при попутном ветре. Я там тоже бывал, а однажды нам с отцом чуть ли не неделю пришлось пережидать на нем шторм. Помню, когда мы вернулись, мать долго ругала отца за то, что мы пропали так надолго. Как будто бы от него зависело, что непогода налетела внезапно и держалась так долго.
А еще у острова со стороны моря всегда неплохо ловится скумбрия на переметы. Сам Сиоль почти сплошь покрыт скалами, и только в одном месте берег уходит в море длинной песчаной косой. На нем даже вода есть – единственный ручеек, маленький, но никогда не пересыхающий. Только его не найдешь, если не знаешь, где именно он прячется среди камней. Ну и древние развалины на вершине одной из скал. Настолько древние, что теперь даже непонятно, что именно они когда-то собой представляли.
– Ну так что, есть желающие отправиться вместе с нами на Сиоль? – не дождавшись ответа, задал очередной вопрос огнебородый.
Не знаю, что тогда толкнуло меня в спину: рука моего закадычного дружка Гирома или же длань самой судьбы, но опомнился я только после того, как оказался на несколько шагов впереди всех.
Капитан скептически взглянул на меня, затем посмотрел на остальных – что, мол, у взрослых мужчин не хватило мужества?
Я оглянулся вслед за ним. Нет, никто желания не выказал. Предложи он оплату, желающие и нашлись бы, но о деньгах даже не упоминалось, а незаконченных дел всегда столько, что делать их и не переделать.
Возможно, присутствуй на берегу мой отец, вся моя дальнейшая жизнь сложилась бы по-другому, но к счастью, среди собравшихся поглазеть на летучий корабль его не оказалось.
– Ну что, малец, пойдем?
Помню, я возмутился в душе, когда рыжебородый назвал меня так.
Какой же я малец, в четырнадцать-то лет?
И пусть я не выше всех в Гволсуоле, но и коротышкой назвать меня трудно. Да и как можно называть меня мальцом, если мне пришлось чуть ли не полгода одному кормить семью, когда болел отец? Еще помню, капитан «Орегано» Кторн Миккейн, так его звали, смотрел на меня насмешливо, и именно его взгляд заставил меня шагнуть внутрь корабля.
Внутри корабль не слишком отличался от тех, на которых мне уже довелось побывать, разве что запах был несколько иным. А так все было знакомо: та же палуба, мачты и паруса, штурвал, и даже названия такие же, хотя некоторые вещи и выглядели необычно. Чего там говорить, было страшновато, даже очень, особенно когда я почувствовал, как начала давить на ступни палуба корабля – знак того, что он оторвался от земли.
Наверное, так бы я и просидел, опершись спиной на ствол одной из двух мачт, если бы не все тот же слегка насмешливый взгляд капитана. Именно он заставил, превозмогая себя, подняться на ноги и, подойдя к борту, посмотреть вниз. И страх куда-то сразу пропал, исчез, растворился, настолько увиденное зрелище заставило меня затаить дух от восхищения.
Вот он, мой родной Гволсуоль, поделенный на квадратики домов и огородов. Если приглядеться, можно разглядеть крошечные фигурки людей, все еще стоящих на пляже, откуда мы только что поднялись ввысь. Берег, с белой полоской прибоя, лодки на песке… А море, как интересно посмотреть на него сверху!
Там, где глубина еще не велика, вода кажется светлой, а уже дальше она становилась все темнее и темнее. И сквозь ее толщу можно разглядеть огромный косяк рыбы, идущий вдоль берега.
Меня так и подмывало крикнуть: что ж вы стоите – семга идет! Этого события так долго ждали, семга проходит мимо Гволсуоля недолго, всего несколько дней, и надо успеть.
Затем море под нами посветлело узкой полоской, идущей наискось от берега.
«Отмель», – догадался я. В прошлом году на нее на полном ходу выскочил старый Карлис, и его баркас дал течь, ударившись днищем о камень. А случилось все потому, что пьян он был. Вообще-то Карлис пьет очень редко, но на этот раз у него…
– Как тебя зовут, парень? – услышал голос я за спиной, оторвавший меня от созерцания уже далекого берега, где родной Гволсуоль растворялся в дрожащем мареве.
Меня окликнул рыжебородый капитан. Сейчас, вблизи, когда его глаза перестали прятаться в тени под полой шляпы, я смог разглядеть, что зрачки у него были такого же огненно-рыжего цвета, как и борода.
Я невольно отшатнулся, настолько поразил меня цвет его глаз.
– Люкануэль Сорингер, господин капитан, – не медля ни мига, ответил я, всем своим видом стараясь показать, что вовсе не такая уж и деревенщина, каковой могу показаться на первый взгляд.
До этого мне уже приходилось несколько раз бывать на палубах больших кораблей, пусть и не летучих, и даже разговаривать с их капитанами. И вообще, я обучен счету, могу читать, правда, пока по слогам, и даже писать свое имя, причем ошибаюсь редко. И увидеть мне довелось не только свой родной Гволсуоль, но и города, настоящие города, где народу живет раз в десять больше, чем в нашем рыбачьем поселке. И не надо смотреть, капитан, на мою одежду, кто же мог знать, что я окажусь на твоем корабле? Есть у меня и праздничный наряд, и даже сапоги.
– Люкануэль, говоришь? – задумчиво протянул рыжебородый и рыжеглазый капитан. – Ане можешь ли ты мне помочь, Люк?
– Да, господин капитан, я многое умею! – с готовностью гаркнул я, в глубине души искренне надеясь, что моя помощь не будет заключаться в том, чтобы помыть палубу, и без того безукоризненно чистую. А… Оглянувшись по сторонам, но так и не придумав, в чем могла бы заключаться моя помощь, я застыл в ожидании.
– Это хорошо, что многое, хотя сейчас нам все твои умения и не понадобятся. – Взгляд у капитана изменился с насмешливого на испытующий. – Всего-то нужно взобраться на мачту и подтянуть во-о-он тот фал, видишь? На мой взгляд, он дал слабину. Сделаешь?
– На мачту?!
Я взглянул на мачту, на капитана, за борт, на далекое море с видневшимся на его глади одиноким парусным корабликом, выглядевшим сейчас не больше тыквенного семечка… Затем снова на мачту и опять на капитана, внезапно почувствовав, как холодно стало босым ступням.
– На мачту?!!
Почему-то мне очень ярко вспомнилось, что не так давно случилось с одним из моих друзей – Калвином.
Рядом с Гволсуолем стоит в воде одинокая скала, почему-то называемая скалой Висельника. Со стороны берега к ней можно добраться, не замочив даже коленей, но с другой стороны у подножия скалы такая глубина, что о ней легенды ходят. А на самой ее вершине есть выступ, нависающий над морем козырьком. Высота там очень приличная. Но сколько впечатлений получаешь за те краткие мгновения, которые нужны, чтобы долететь до воды!..
Все не так уж и страшно, главное – правильно войти, и тогда ничего с тобой не случится. Но днем – это чепуха, вот когда прыгаешь ночью, с факелом в руке!.. Сложность в том, чтобы отбросить факел в сторону за мгновение до того, как его свет сольется с отражением на воде и, успев вытянуться в струну, устремить вперед руки. Даже сейчас, через много лет, при вспоминании о тех ночных прыжках у меня всякий раз замирает дух.
Калвин прыгал днем, последним. Вечерело. Мы поджидали его, чтобы отправиться в деревню. Он не успел собраться и вошел в воду как-то неловко, после чего долго не показывался на поверхности. А когда, наконец, всплыл, мы бросились к нему, понимая – что-то случилось.
Когда мы принесли его в Гволсуоль, Калвин еще дышал. Старая Крина, его бабушка, а у него больше и нет никого, послала меня к Прачету, нашему деревенскому лекарю. Но Калвин умер, так и не придя в себя, еще до того, как я с Прачетом возвратился к ней в дом.
Старая Крина недолго пережила Калвина, а их дом с тех пор стоит пустой. За полгода до этого не вернулись с моря два других ее внука, братья Калвина, а родители его умерли уже давно. Оставался еще один брат – Кремон, но с тех пор, как он уехал из Гволсуоля, никто о нем ничего не слышал…
Мне представилось как наяву безвольно качающееся на невысокой волне тело Калвина, и я почувствовал, как заходили ходуном ноги. Ведь высота, на которой мы находились, не шла ни в какое сравнение с высотой скалы Висельника, и если я сорвусь… И я непроизвольно сделал шаг от борта корабля.
– Ну так что, Люк, ты мне все же поможешь?
Взгляд капитана «Орегано» вновь стал насмешливым. Почему-то я понимал, что если сейчас откажусь, произойдет нечто важное, такое, что уже нельзя будет изменить.
К вантам, соединяющим палубу с вершиной мачты, я шел на деревянных ногах. Ванты, сплетенные из крепких канатов толщиной с запястье, стали вдруг казаться мне тонкими и непрочными. Стараясь не смотреть на бездну за бортом, я начал подниматься.
Мне приходилось лазать по вантам не один раз, но никогда прежде подъем не давался с таким трудом. Наконец, вот и она, вершина мачты, я все же смог перебороть себя, и теперь оставалось только набраться мужества и оторвать взгляд от самой мачты. Но когда я все же смог это сделать и оглянулся по сторонам, то замер, замер от восторга. Господи, какой красивый открывался отсюда вид!
И еще волшебное чувство, что ты летишь сам, а корабль – только твой помощник. Безбрежное море, близкое небо, и за него, кажется, можно потрогать далекий берег в синеватой дымке…
В тот момент я понял, что пропал, пропал навсегда, и ничто в мире не сможет помешать мне вновь и вновь оказываться высоко над землей.
Наконец оторвавшись от бесконечно красивого вида, простирающегося вокруг, я вспомнил, зачем стою здесь, на самой верхушке мачты. Фал оказался натянутым до звона, издаваемого струной, а значит, можно не отвлекаться на всякие пустяки и снова любоваться бесконечно красивым видом.
К реальности меня вернул голос одного из матросов «Орегано», заявившего, что от страха, дескать, у мальца свело руки и теперь придется отправлять кого-нибудь на мачту, чтобы спустить его вниз.
Когда я очутился на палубе, первым, кого я увидел, был капитан.
– Ну как? – коротко поинтересовался он.
– Красиво! – только и смог ответить я.
