Рубеж

скачать книгу бесплатно


Я был в составе первой группы и мне срочно захотелось еще раз увидеть Серегу, выудить все подробности. Может, не все так плохо? А если плохо – то насколько? Но Серега не появился, зато появился пропащий наш комбат, который лихо раздал задачи: проверить и пересортировать оружие, личные вещи, замерить объем и примерный вес.

Радостная новость – сраные ящики средств связи мы оставляем тут. И сразу же мы оставляем вопрос «а нахуя мы их тащили?!» – на этот вопрос прямо тут тебе никто не ответит.

Отсортировав имущество нашей роты и отложив его в сторонку, мы стали ждать следующего дня – дня отправки.

Наконец-то в палатку, уже под самый сон, зашел Серега. На него сразу налетели с вопросами:

– А че там в Дейр-эз-зор? Как там? Стреляют?

– Ну да, это щас передок. Но вроде как пидорасов (врагов) погнали за Евфрат, в самом городе добивают ячейки, активных боёв нет.

– А потерь с бригады, которую мы заменяем – много?

– Этого не знаю. Если ты не там – то тут не скажут, – с видом знающего человека ответил Серега.

– Как же туда ехать, если никто ничего не знает? – спросил мой сосед, отметившись вторым фатальным вопросом.

– МОЛЧА! – убил голос зашедшего в палатку комбата прозвучавший вопрос. Мы замолчали. Комбат продолжил:

– Завтра подъем первой роты в 6 утра. Завтрак, затем убытие на самолете.

Молча я закончил этот день.

На следующий день погода была пасмурная, намеревался дождь. Зима в тех краях очень условная, похожа на наш апрель/май, температура примерно 17-20 градусов, ветрено; если и выпадают осадки, то минимум на день дождя стеной. Разумеется, в проливной дождь полет не состоится, и мы загружали машину так, «на всякий случай». Машину в любом случае надо загрузить, чтобы потом перегрузить в самолет, чтобы потом выгрузить, перезагрузить в машину и уже в завершении разгрузить в месте дислокации.

Ехать было недалеко, полкилометра, в самый край взлетной полосы, самый отшиб. Вероятно, в мирное время тут просто была стоянка самолетов или что-то вроде этого, потому что даже разметки не было и каких-либо сигнальных систем. Судя по наличию самолетов, я было подумал, что это музей. Мятые и побитые жизнью машины сами собой в голове вызывали песню «Смуглянка» и залихватские кадры из «В бой идут одни старики». Но почему-то верилось, что этот экспонат долетит куда угодно, потому что он – добрый. Добрый самолёт.

Мы стояли, курили. Любопытно было то, что я не знал, куда девать окурки. Выкидывать на землю я не обучен; к тому же, окружавшие пальмы и зелень и маниакальная воинская аккуратность меня стесняли вдвойне. Но урн не было на взлетной полосе, так что прости, Латакия.

Прилетел наш самолет и моментально вызвал изумление. Кратко говоря, это была летающая «ГАЗель» – маленький такой самолетик, который должен был увезти сорок человек и целую машину имущества роты. Назывался он Ан-26, он был по-своему добрый, но все же не такой винтажный. Перед загрузкой построились. Аппарель, лавки по бокам, инструкции пилота.

Загружались очень плотно. До конца не верилось, что все влезет. Загрузились практически под крышу – все в ящиках и рюкзаках и мы сами. Жвачка уже во рту, я готов.

Такой прыти от самолета я не ожидал. Потом мы шутили, что пилот этого самолета очень хотел быть штурманом истребителя, но не взяли, и он выжимал все дерьмо из транспортника. Одно время казалось, что он взлетал как ракета – строго вверх; не было даже мысли жевать жвачку, потому что закладывало уши и от резкого набора высоты, и от рёва двигателей и вибрации. Трясло мощно. На секунду показалось, что мы – массовка в съёмках эпизода скетча «Крутое пике».

Выровнялись, и я насладился видом в иллюминаторе. Все же полет на малой высоте – это прекрасно. С такой высоты вся земля при ее неоднородности принимает четкие границы зелени, застроек, холмов и деревьев. Природные четкие контуры внизу, наравне же с нами – облака, белые и плотные, в убаюкивающей синеве небесного покрова.

Приземлялись так же резво, как и взлетали, но по спиралевидной траектории, чтобы в случае атаки труднее было сбить. «Простите, а нас что, могут сбить?!» – возник у меня немой вопрос к экипажу, командиру и чертовому ящику с оружием, который при каждом крене самолета выезжал из общей массы и опасно приближался к моей голове. При обратном крене, вероятно, он так же пугал соседа напротив. Но обсуждать это с кем-то было невозможно из-за шума, летели молча.

Резкое снижение заставило отвлечься от иллюминаторов и направить взгляд в пол. Жвачка не помогала – уши заложило плотно, жевать ее получалось не часто, но очень сильно, до сведения челюстей.

Аппарель открылась. Мы начали очень быстро разгружать имущество, так как подобный транспортный самолет локального значения и правда служил тут маршрутным такси. Одних привез – других сразу увёз.

Нас ждала большая часть роты, которую мы меняем. Пока они грузились, удалось переброситься парой фраз с сержантом:

– Парни, вы откуда?

– С Центра России! А вы?

– Сибирь!

– Че тут и как вообще?

– Ну вот смотрите, там, – махнул он рукой, – за горой – пидорасы! Там, – указал левее, – тоже пидорасы, там, – махнул направо, – город, стоят садыковские опорники, но если че – они сразу убегают, воевать не хотят.

– А пидорасы далеко?

– Ну, за Евфратом в основном, – сержант повторно махнул влево.

– А, ну понятно, – хотя, что понятно? Где тут Евфрат? Как далеко он отсюда?

Сержант крикнул, забегая в самолет:

– Только по тропинкам ходите, а то все заминировано, а в здании терминала наши десантники находятся, но они ненадолго! Ну, бывайте, удачи!

– И тебе! Счастливо добраться!

Информации, конечно, вагон. Пока мы ждали машину, что приедет за нами, было время осмотреться наконец-то.

Убожество. Терминал аэропорта разбит, ни одного целого стекла, некоторые стены обрушены, металлоконструкции помяты. Здание обнесено забором, который перекосился и зияет дырами. По краям аэропорта кладбище сожженной и разбитой авиатехники: вертолеты без лопастей, сгоревшие МИГи. Дальше, за пределами взлетной полосы – пустырь, на котором кладбище колесной техники: сгоревшие и искореженные «Уралы» и «КАМАЗы», рваными лоскутами тентов машущие нам из загробного мира.

Огромный и протяженный холм, за которым Евфрат и враги. По другую сторону – жидкие одноэтажные постройки, какие-то убогие колючки и растения, песок. Среди всего этого валяются запчасти, разорванные колеса, обугленные части техники, воронки от снарядов.

Располагаться нам предстояло в бывшей технической зоне аэропорта рядом с гаражами и ангарами, но сначала дотуда следует доехать и дойти только по дорогам и тропам, потому что остальное заминировано.

Глядя на все это после лоска Хмеймима, закралась невольная мысль, что у меня ничтожно маленький автомат, ничтожно мало патронов, а гранаты – это детские петарды.

Вторая мысль: если меня тут убьют, то это не будет похоже на сцену из боевика, не будет геройской музыки и кадров замедленной съемки, не будет повторов, спецэффектов и планов.

Я просто рухну и буду медленно тлеть, как сгоревший грузовик, приветствующий меня рваным тентом, развевающимся ветром пустыни. Никаких красивых фраз. Погибну я тут молча.

Прилегающие к аэропорту города Дейр-эз-Зор местности,

технические зоны, ставшие «кладбищем» техник

Глава 4

Декаданс.

Аэропорт, в который мы прибыли, находился в паре километров от города Дейр-эз-Зор. Это был город, расположенный на отчаянных и последних участках зелени, граничащих и борющихся с пустыней. А там, где пустыня берет вверх в безмолвной схватке, пустошь и граница с Ираком. Жизни этому месту придает только Евфрат – древняя река, родоначальница жизни, артерия истории человечества.

За Евфратом уже находилась граница с курдами – многострадальным народом, проживающим на территории сразу трёх стран. Фактически это территория Сирии, но без лишней надобности туда ездить считалось не дипломатично.

Загрузив имущество в машину, мы двинулись к месту дислокации вглубь аэропорта. Предполагалось, что жить мы будем в небольших жилых модулях, где быт уже был налажен парнями из Новосибирска, которых мы меняем. На несколько человек по комнате с кроватями, в отдельной технической комнате – печка, место для сменной обуви. Раковина, душ и туалет – на улице. Днем тепло. Условия, прямо скажем, неплохие. Личную гигиену соблюдать можно вполне – это уже замечательно.

Застав несколько отдыхающих бойцов, мы поздоровались с ними и начали осматриваться, ожидая команды от командира. Командир сказал следующее: «Парни, пока перекусите сухпайками. Я пойду до местного начальства, все выясню». Такие команды нам всегда по душе. Тревожить расспросами парней, что мы меняем, не охота – они отдыхали с дежурства. Во время постоянного пребывания в одном месте личный состав охраняет сам себя, так называемый наряд. Караулы выставляются по всей территории и формируются две смены – отдыхающая и в наряде. Если получается так, что поступает задача – значит, караул практически не меняется и несет службу постоянно.

Нам предстояло назначить первый наряд и поставить его сразу, принимая посты и рекомендации от уезжавших парней. Вернулся командир:

– Вещи пока что в одно место, ночуем сегодня все вместе тут. Достаньте теплые вещи – ночи очень холодные.

– Командир, есть будете? Мы вам погрели.

– Да, спасибо, парни.

Пока командир ел, мы продолжали осматриваться под комментарии вошедшего «местного» сибиряка, который давал нам наставления:

– В общем, город там, через шоссе. Три поста обороны, последний – мы, если что, пацаны-десантники помогут, – махнул он в сторону терминала, продолжил:

– С ними связь по рации, лишний раз туда не ходите. Там и так все заминировано, так еще и они растяжек наставили.

На секунду он отвлекся на наш выгруженный багаж:

– Хуя у вас ящиков! – и, затянувшись, продолжил:

– На садыков надежды нет, если что – побегут, как пить дать. А там, – махнул рукой в другую сторону, – садыковский магазин. Сигареты, сладости, консервы. Сигареты, правда, говно, садык жадный, цены гнёт.

«Садык» – это обозначение сирийца. По-арабски «садир» – это друг, товарищ. Но арабский язык – очень быстрый, и название «садык» логично и подходит. Садык и есть садык.

– А много тут садыков? – начали оценивать обстановку мы.

– Да не понять. Их проще по постам считать, они постоянно меняются и одеты как бомжи. Ну так-то город большой, тут целый гарнизон. Но все это бесполезно. Рассчитывать придется только на себя. У садыков бабки не меняйте, с курсом врут.

– Ну че, тут как вообще, спокойно? – наконец перешли мы к сути.

– Да более-менее сейчас да. На опорниках постреливают шальные, сюда не суются – тут наших много. Там, – махнул в сторону, – артиллерия стоит, тоже почти наши. На колонны могут напасть, пострелять. А так…

– У вас потери были?

– Были, – сибиряк замолчал. Мы тоже. Через паузу он продолжил:

– Да, кстати, тут в соседнем модуле генерал живет садыковский. Он по-русски немного понимает, так что вы его нахуй не шлите – он может обидеться.

Я задумался: а как выглядит генерал, который обиделся на солдата? И вообще, зачем и как можно послать нахуй генерала, пусть даже чужого? Это ж вопиющий случай, если разобраться. Но на эти вопросы я ответил себе сам, вспоминая один из инструктажей в нашей части, где нам специалисты рассказывали о грядущей миссии. Подбирая слова помягче, нам сообщили следующее: сирийская регулярная армия за долгие годы войны состояла уже из ополченцев, которые ни выучкой, ни мотивацией, ни дисциплиной не отличались. Боеспособные подразделения были выкошены в первые годы, сейчас остается то, что остается: офицерский состав не обучен, солдаты в основной массе воевать уже не хотят и не могут – тотальная демотивация и усталость от разрухи.