Северный полюс, Северная Атлантика и Гидрографическая экспедиция Северного флота. Малоизвестные факты

скачать книгу бесплатно

На следующий день после первого посещения бани и первого завтрака в палатке я пришел на обед в «Бистро». Однако Ева мне сказала, что придется прийти попозже, т. к. ложек, выданных в начале работ (в июне) на всех членов экспедиции с запасом, осталось только 6 штук. Я информацию намотал на ус и с учетом моего намерения вырезать из дерева ларец после просмотра ранее упоминавшегося фильма «Ларец Марии Медичи» решил потренироваться и вырезать для начала себе ложку, чтобы не ждать очереди на обеде. Ранее я уже слышал, что для резьбы по дереву часто используют осину, поэтому пошел на расположенное рядом с лагерем болотце и срубил нетолстую осину. Сначала я вырезал обычным ножом столовую ложку и произвел фурор, заявившись с ней на обед. Потом, войдя во вкус, я вырезал вилку, затем столовый ножик и в конце этой деревянной эпопеи вырезал уже чайную ложечку с винтовой ручкой и инкрустацией, которой уже не пользовался, оставив ее как сувенир. Вырезанный набор и сейчас хранится где-то у моей дочки. Но, помня о более высокой цели – ларце и какой-то японский фильм, посмотренный мной еще в школе, в котором перед вырезанием скульптуры дерево замачивалось, то пошел на то же болотце и срубил уже толстую осину. Затем, выбрав участки ствола без сучков, выпилил эти чурбачки и погрузил их в воду (как потом показала практика, это была ошибка). Из этих чурбачков решил потом вырезать ларец для супруги Светы, для которого по ночам, когда не спалось, при свете керосинки, почему-то называемой издревле «летучая мышь», начал рисовать чертеж и механизм по открытию крышки и боковых створок.

Обследовав наш остров, нашел тот перешеек между нашим островом и островом Кий, который два раза в день погружался в воду при приливах на 2—2,5 метра. Прорабы рассказали, что в период отлива, когда нет работы в море из-за непогоды, многие члены экспедиции пешком ходили в Дом отдыха, или на танцы, или посмотреть кинофильмы, или поиграть в бильярд, или в волейбол. Когда же наступал прилив, а каждый день он наступал на 50 минут позже, т. к. лунные сутки составляют 24 часа 50 минут, то для переправы на остров Кий использовался тузик – маленькая шлюпка на 4 человека. В один из дней видел замечательную картинку: по чуть затопленному перешейку с острова на остров мчался в облаке водяных капель заяц. При этом в один из моментов в возникшем облаке я увидел радугу, что было очень необычно и красиво.

В один из первых дней мы с Володей, взяв фотоаппарат, перебрались на остров Кий и исследовали полуразрушенный храм. Сделали много фото на его фоне и на его крыше, куда с трудом пробрались по полуразрушенным лестницам и перекрытиям (фото на вклейке 6). Затем походили по берегу острова и также сфотографировались на его фоне (фото на вклейке 6).

Среди сезонников познакомился с тремя очень интересными персонажами, которых в просторечье называли бичами, что переводится очень точно как «бывший интеллигентный человек». Главной их бедой была все та же русская болезнь – безудержное потребление алкоголя, который они называли «квасом», поэтому пить алкоголь на их жаргоне называлось «квасить». При этом потребляемый ими также и одеколон назывался почему-то «аппарат». Кстати, при разборке рюкзаков в палатке после прибытия на остров Володя выяснил, что у него пропал дорогой одеколон, которым потом пах один из перевозимых нами сезонник.

Сущность гидрографических работ заключалась в выполнении промера глубин в Онежском заливе эхолотами, установленными на деревянные небольшие катера, которые почему-то назывались тогда «петушками». Сейчас, в более развращенный век, это название уже бы точно не прижилось. Координирование катера (его удержание на заданном курсе) осуществлялось при помощи достаточно новой радионавигационной системы (РНС) «Нейва», радиомаяки которой были предварительно установлены топогеодезическим отрядом экспедиции вдоль побережья, где проводился промер. Наши сезонники прозвали данную систему «Мойвой».

Всего в лагере было сформировано 13 экипажей для 13 катеров, включавших в себя по три человека: капитан, прораб и сезонник-записатор. Задачей капитана было удержание катера на галсе согласно указаний прораба, который на планшете по значениям, высвечивающимся на приемоиндикаторе РНС, выискивал соответствующие изолинии и определял местоположение. Самую «сложную» работу выполнял сезонник: ему каждую минуту или каждые 5 минут нужно было нажать на приборе РНС кнопку, которая позволяла оставить на электрохимической ленте, фиксирующей измерения эхолота, заданную временную засечку. По данным засечкам затем при камеральной обработке можно было привязать измерения глубин к времени измерения координат.

Катера швартовались у сделанного нашими сезонниками временного деревянного причала на небольшом удалении от берега. Катера каждый день при хорошей погоде (высота волны менее 1 метра) уходили в море в районе 8 часов и возвращались к 20 часам. Всем катерам каждый день нарезался (определялся) определенный участок моря для работ, который покрывался параллельными галсами (линиями движения) с расстоянием между ними от 3-х до 5 метров, т. е. это была очень муторная работа: утюжить залив, наматывая огромное количество километров. Так, при межгалсовом расстоянии в 5 метров на 1 квадратном километре надо было выполнить 200 погонных километров промера, что при средней скорости катера в 3 узла (около 6 километров в час) требовало около 33 часов, то есть почти 3 рабочих дня с учетом разворотов при переходе с галса на галс.

Для обеспечения функционирования лагеря (подвоз продовольствия, поездки по делам в порт Онега и пр.) и безопасности деятельности «петушков» на рейде перед островом постоянно «маячил» металлический катер типа «Ярославец» (100 тонн водоизмещение).

Так как в Белом море существуют приливы, то для их учета при измерении глубин были организованы уровенные посты на соседнем острове Кий и на противоположном от острова берегу моря. Этот вид работ был самым легким: необходимо было каждый час при помощи бинокля снимать показания уровня моря на мерной рейке, установленной вдали от берега так, чтобы при максимальном отливе в период сизигии (расположение Земли, Солнца и Луны на одной прямой) ее низ находился бы в воде. В период белых ночей эти наблюдения делались легко, но в сентябре, когда начинало существенно темнеть ночью, необходимо было уже при приливе на лодке подплывать к рейке, а на отливе идти к ней по осклизлой и каменистой осушке с фонарем. На нашем острове наблюдателями на уровенном посту были две женщины: старший инженер из отдела камеральной обработки Алла Ивановна, с которой мы потом крепко сдружились семьями, и инженер из нашего Гидрологического отряда Валя Ярцева – выпускница Ленинградского гидрометеорологического института. На уровенном посту на другом берегу работал наш техник Гидрологического отряда Валентин Назаров, прибывший в экспедицию за 1 год до меня вместе с еще одним однокурсником Сергеем Ведерниковым после окончания ими Ленинградского арктического училища (техникум), сокращенно ЛАУ. Так как Валентин был направлен в экспедицию по распределению и был женатым, то ему были обязаны выдать служебное жилье, которое и выдали. В результате произошел парадокс: в воинской части (экспедиции) старшие лейтенанты жили в нашей общаге на птичьих правах, а гражданский специалист со средним техническим образованием получил однокомнатную квартиру, правда, в «деревяшке» с общим туалетом и кухней на этаже и наличием только холодной воды. Валя оказался на редкость грамотным специалистом, постоянно что-то изобретающим. После окончания экспедиции в Белом море мы с ним оказались соседями в «деревяшке», и он мне рассказал, что на своем уровенном посту в период экспедиции организовал автоматическое определение уровня моря и укатил в Ленинград к жене, оставив на посту своего напарника. Необходимо отметить, что качество подготовки выпускников ЛАУ оставляло очень хорошее впечатление.

Нас с Володей прислали для участия в гидрографических работах, но ни катера, ни прораба, ни сезонника не выделили, поэтому мы могли работать только вместо кого-то из прорабов, если те заболеют или не смогут по каким-то причинам идти в море. А так как опыта такой работы мы не имели, то Борис Васильевич определил нас дублерами к опытным ветеранам-прорабам (производителям работ): меня к Леониду Захаровичу Кичаеву, а Володю – к Николаю Сергеевичу Налетову. В последующем, в Архангельске, мы продолжили дружеское общение с ними.

15 августа я вышел первый раз в море на промер с Леонидом Захаровичем. Запомнился капитан катера – невысокий светловолосый худой помор с необычно светлыми голубыми глазами. Потом мне рассказали, что до того, как от него ушла жена и последующего запоя, он работал капитаном дальнего плавания на большом лесовозе. Но из-за «болезни» был списан на берег и теперь каждый год нанимался к нам в экспедицию на период полевых работ, после которых опять уходил в «штопор» и с этим ничего нельзя было поделать. Было очень жаль это слышать. Записатором работал колоритный бич Михалыч, о котором чуть позже. Начали работать. Захарыч, как мы его называли между собой, показал, как надо определять местоположение катера по двум изолиниям, значения которых высвечивались на приемоиндикаторе РНС. Работа оказалась достаточно сложной, т. к. определение координат надо было делать практически каждую минуту или в лучшем случае на длинном галсе – через 5 минут. Для выполнения данной операции приходилось постоянно вертеть шеей то в сторону приемоиндикатора, то на планшет, на котором надо было найти соответствующие значения изолиний и на их пересечении поставить карандашом точку. После этого, сравнивая расположение точки (катера) с нанесенным здесь же плановым положением галса, необходимо было дать команду капитану на изменение курса вправо или влево на столько-то градусов для выхода на плановый галс. Через час тренировки я начал успевать вертеть шеей и понимать, насколько подворачивать курс катера для его удержания на запланированном галсе. Захарыч передал мне планшет, на котором фактические галсы практически точно «лежали» на плановых. Я начал работать с планшетом и командовать капитаном, но мои первые галсы стали существенно отличаться от плановых – они больше походили на синусоиду относительно планового галса. Через несколько часов их положение стало все же более соответствовать плановым галсам, но совершенства Захарыча, естественно, в первый же день мне достичь не удалось. Работали до 20 часов с перерывом на легкий обед в катере. Когда сошел с катера на сушу, то некоторое время автоматически покачивался. Хорошо, что еще волнение моря было небольшим и катер несильно качало. На следующий день мы опять пошли на работы и работали с Захарычем поровну, но ему безделье в течение 6 часов несильно понравилось, тем более что он все равно ревниво косил глазом на мою несовершенную прокладку на планшете. Все дело кончилось тем, что наши прорабы пошли к начальнику полевого лагеря и сказали ему: «Лейтенанты поняли смысл работы и выработали навыки, но нам не хочется оставаться без работы». Для решения проблемы они предложили Борису Васильевичу, чтобы он поручил нам заняться камеральной обработкой ранее выполненных промеров, т. е. эхограмм и журналов определения координат на берегу. Мы несильно настаивали на продолжении наших походов в море и после поступившего предложения-поручения начальника лагеря занялись этой важной работой, которую прорабы должны были делать сами в период непогоды. В состав нашей работы входило построение промерных планшетов на новые участки работ и наклейка их на картонки, что оказалось не таким простым делом. Итогом камеральных работ было построение относительной карты глубин (без учета данных приливо-отливных явлений) на каждом планшете по данным произведенных промеров на кальке. С учетом того, что в училище меня научили проводить на синоптических картах изобары по значениям атмосферного давления на метеостанциях и мне это нравилось, то я проводил изобаты на планшетах по нанесенным нами с Володей значениям глубин на галсах. В результате анализа построенных карт глубин мы выявляли участки, где расстояние между галсами превышало допустимое значение, что требовало провести на них дополнительные промерные работы. Также одной из задач камеральной обработки являлось выявление навигационных опасностей: банок – участков с минимальными глубинами и отдельных камней, при условии их отображении на лентах эхограмм. На таких участках затем проводились также дополнительные промеры с более частой сеткой галсов. Периодически наши прорабы все же обращались к нам с просьбой подменить их на выходах в море, и мы «барабанили» с Вовкой по 12 часов в море. Пару раз мне довелось поработать на более современном, чем наши деревянные «петушки», пластиковом катере «Кайра», скорость которого была в несколько раз выше, что позволяло быстрее доходить до все более удаленных участков работы и выполнять больший объем работ за одно и то же время.

О бичах

Первый из неординарных бичей звался Михалыч, который был в свое время старшим помощником прокурора Красноярского края. По внешнему виду он через два месяца нахождения на острове, где отсутствовал магазин со спиртным, больше напоминал фламандского художника. Он имел приятный и опрятный внешний вид, на лице небольшую бородку и «по-франтски» скошенный на правую сторону берет. Все интересные беседы с Михалычем заканчивались словами: «А это статья Уголовного кодекса такая-то, подпункт такой-то. Срок до такого-то количества лет». В одно из посещений Дома отдыха его «подцепила» какая-то москвичка, и он вместе с ней убыл в столицу, бросив свою «высокоинтеллектуальную» работу записатора на нашем катере.

Второй персонаж – не помню его имени, так как все его звали Артист. Также за два месяца на острове Артист пришел в чувство и вспомнил свои навыки конферансье не помню какой филармонии. Он декламировал красиво и профессионально стихи, рассказывал разные интересные байки и был просто интересным собеседником. При каждом очередном заезде туристов в Дом отдыха его администрация убедительно просила Бориса Васильевича отпустить Артиста к ним на концерт. Он соглашался за всякие поблажки для членов экспедиции со стороны администрации Дома отдыха, например, бесплатное посещение кинотеатра, пользование библиотекой и настольными играми. Перед каждым концертом мы всем лагерем собирали Артисту приличную одежду, при этом умудрились найти даже галстук. Я несколько раз был на этих концертах. Действительно, Артист профессионально вел концерт, и все отдыхающие были в восторге. К сожалению, после каждого концерта его доставляли на наш остров в невменяемом состоянии, так как отдыхающие всегда имели при себе спиртное и благодарили Артиста до «отказа». Тогда я впервые, заглянув в палатку Артиста на следующий день после концерта, узнал и увидел, что такое «белая горячка».

Третий персонаж, также с забытым именем, звался Педиатр, так как в миру, до обычного русского беспробудного запоя, он был детским врачом. К тому моменту, когда я его увидел, он меньше всего на свете походил на детского врача. Педиатр был достаточно высокого роста, с большущими руками-лапами, а через лицо красно-бронзового цвета проходил большой шрам. Тем не менее в быту на трезвую голову он был достаточно тихим человеком и всем – и в нашем палаточном лагере, и желающим в Доме отдыха, оказывал медицинскую помощь и выдавал бесплатные медицинские советы.

Через неделю нашего пребывания на острове начпрод Коля сказал, что нам как офицерам полагается доппаек, в который входили разнообразные консервы, о существовании которых я даже не знал (запомнились консервированные сосиски, говяжий язык), а также сливочное масло и пересоленная треска. Масло и часть консервов мы с Володей выставили на общий стол в палатке. От трески из бочки мы хотели отказаться, не зная, что с ней делать, но когда это услышал Захарыч, то подпрыгнул на своей кровати и чуть не закричал: «Вы что, с ума сошли? Берите обязательно!» Мы взяли, и потом он каждое утро готовил нам вкусные завтраки из отварной картошки со сливочным маслом и отмоченной в течение нескольких дней и затем сваренной трески. Здесь мы узнали и прочувствовали на себе, почему архангелогородцев зовут «трескоедами».

В дни непогоды, а они бывали иногда и по 4 дня подряд, все члены лагеря, включая нас, ходили при отливе или ездили на тузике при приливе в Дом отдыха на все проводимые там мероприятия. Условия проживания в Доме отдыха были очень скромные, постоянного электричества не было, но работал генератор, который в необходимое время включался и нарушал вековую тишину. За период наших работ в Доме отдыха сменилось несколько заездов туристов. В каждый заезд в кинотеатре Дома отдыха регулярно показывали фильмы, которые за 6 заездов мы выучили практически наизусть. Любимым был появившийся в то время фильм «Москва слезам не верит», на просмотр которого мы ходили каждый заезд. Также в каждый заезд в Доме отдыха регулярно проходили танцы и концерт, организованный самими отдыхающими при помощи нашего Артиста. В середине сентября проходил хоккейный турнир на кубок Канады, поэтому мы по расписанию бегали-плавали в Дом отдыха смотреть матчи по телевизору. СССР в решающем матче победил сборную Канады с разгромным счетом 8:1, жаль, что об этом узнали по радио и не смогли посмотреть сам матч, так как были на работах в море.

В один из погожих дней в начале сентября флотилия ушла на работы на удаленный от лагеря участок в прибрежной материковой части. В 20 часов мы не дождались их возвращения. На наши запросы по рации прорабы не отвечали, и мы поняли, что дальность действия раций превышена. Подождали еще один час, катера так и не появились. Это было ЧП (чрезвычайное происшествие). Борис Васильевич, поняв, что ждать уже бесполезно, доложил о ЧП командованию экспедиции в Архангельске. После обсуждения ситуации наше командование вышло на связь с пограничниками и попросило их отправить вертолет на поиски нашей флотилии. Утром нам сообщили результаты поисков. Оказалось, что флотилия в полном составе лежит на боку на осушке в одной из бухт на противоположном берегу. Причиной такой ситуации стал сильный ветер с берега, который даже на фазе прилива отогнал воды от неглубокого берега. После прилива наступил отлив, и флотилия еще больше «осохла», а уже наступила ночь. Утром, когда вертолетчики их нашли, ветер утих, и на фазе последовавшего прилива катера всплыли и пошли к нам на базу. После этого стало понятно, что необходимо следить в прогнозах не только за объявляемыми значениями скорости ветра, но и за его направлением. Борис Васильевич, узнав, что я как раз первый появившийся в истории всей экспедиции профессионально подготовленный офицер-гидрометеоролог, поручил мне ежедневно контролировать прогнозы погоды и выдавать рекомендации прорабам по их учету при работах.

В середине сентября к нам с Володей подошел начпрод Коля и шепотом отозвал в сторону. Выяснилось, что он проводил незаконные обмены с обитателями Дома отдыха деликатесами, а тут нагрянула контрольная проверка продовольствия, организованная Борисом Васильевичем по просьбе сезонников. Проверка выявила недостачу консервированных деликатесов, поэтому Коля попросил нас обменять выданные нам ранее деликатесы на тушенку (для молодежи: консервированное мясо в банках). Было жалко расставаться с деликатесами, но Коля все же был нашим соседом по палатке, и мы с ним уже как-то сдружились, поэтому пришлось пойти ему навстречу. Правда, мы так и не поняли, как он будет списывать потом выданную нам тушенку. Впоследствии с учетом того, что в Архангельске в магазинах просто по определению не было в продаже никаких мясных продуктов (ни свежих, ни консервированных), то полученная нами тушенка нам очень пригодилась.

Проработали мы в Онежском заливе до 30 сентября, при этом в сентябре стало заметно холоднее, и мы все чаще стали подтапливать печки в палатках. Так как палатки были брезентовые и однослойные, то одного протапливания хватало часа на два, поэтому ночью вставал подтапливать самый замерзший или более ответственный и заботливый Захарыч. За это время периодически были шторма, и наша флотилия в это время в море не выходила, в результате чего все грибы на обоих островах «выкашивались» экипажами катеров подчистую. Собранные грибы сушились всеми на печках в палатках для последующей доставки домой. В результате в палатках постоянно стоял вкусный грибной запах. Захарыч научил меня готовить грибовницу, т. е. просто отваривать грибы с чесноком и лавровым листом в подсоленной воде, которые затем могли долго храниться в банках. В результате моих походов в лес я насушил достаточно много грибов, протер с сахарным песком немного черники и наварил трехлитровую банку грибовницы. При этом поморы сказали, что можно собирать обильно растущие на острове мухоморы и вытапливать из них сок, который затем можно разбавить спиртом и использовать для натираний от радикулита. Я так и сделал: напихал мухоморов в литровую банку и поставил ее на теплую печку. В результате из них стал выходить темно-коричневый слегка густой сок, который я затем перелил в полулитровую бутылку. Эта бутылка потом много лет кочевала вместе со мной по разным адресам, но я так и не собрался воспользоваться этим чудодейственным поморским лекарством.

В один из дней сентября Борис Васильевич взял меня с собой на «Ярославце» в город Онегу, чтобы я смог заказать телефонный разговор со Светой, которая должна было скоро родить. Я забрал с собой свои лесные заготовки, чтобы отправить их посылкой Свете. На тузике нас доставили на рейд к «Ярославцу», который дошел до города за 50 минут. При следовании в порт с радостью увидел плывущее параллельно с бортом небольшое стадо белух (вид зубатых китов из семейства нарваловых), которые через пять минут легли на свой курс и потерялись из виду.

Прямо при входе в город увидел памятник (бюст) дважды Героя Советского Союза контр-адмирала Шабалина Александра Осиповича, родившегося здесь. Александр Осипович, будучи уже в отставке, читал нам всегда в форме контр-адмирала лекции по морской практике на 1—2 курсе училища. Он запомнился мне сухоньким, невысоким, светловолосым, светлоглазым и доброжелательным человеком. Теперь я понимаю, что по физическим параметрам он был типичным помором.

Первым делом пошли с Борисом Васильевичем на почту, где забрали почту на всю экспедицию. Там же я получил присланные мне Светой 30 рублей, заказал с ней разговор на завтра на 12 часов (для молодежи: в 1981 году не у всех, даже в Ленинграде, были домашние телефоны, поэтому предварительно адресату приходила телеграмма, что в такое-то время надо прийти на почту для разговора) и отправил ей посылку. После этого Борис Васильевич ушел по своим делам, а я пошел бродить по городу. Стояла теплая и сухая погода, и я долго ходил по городу в поисках пристанища, т. к. «Ярославец» также ушел в море до вечера по своим делам. Проголодавшись, зашел в кафе с соответствующим местности названием «Беломорочка» и вкусно пообедал на 80 копеек, что было дешевле, чем в Архангельске. После этого нашел кинотеатр с названием «Космос», где посмотрел, согласно моего дневника, фильм «Реванш», но сейчас совершенно не помню, о чем он был. В 21 час пришел в порт и увидел «Ярославец», где, выпив чаю с Борисом Васильевичем, легли спать в 21:30, вследствие чего проснулись в 6 утра.

Позавтракав и дождавшись 9 часов, пошли в продовольственный магазин, где накупили на 100 рублей продуктов, включая белый и черный хлеб, для лагеря весом где-то на 50 килограммов, которые заказанной Борисом Васильевичем машиной отправили в порт на «Ярославец». Потом долго ходили по магазинам в поисках папирос для сезонников, которые с учетом того, что потом с них вычитали стоимость их заказов, просили купить именно «Приму» – самые дешевые (кажется, 14 копеек, «Беломор» стоил 22 копейки). Так и не найдя «Приму», Борис Васильевич купил более дорогие на несколько копеек папиросы «Новость». После этого мы опять разошлись в разные стороны. В 12 часов я пришел на почту, где поговорил со Светой. Потом пошел в магазин, в котором из полученных 30 рублей накупил продуктов на нашу палатку на 15 рублей, купив еще и арбуз. Проходя мимо палатки, где какой-то южный человек продавал большущие красивые груши, попросил взвесить себе одну, которая «потянула» на 1 рубль. Это было очень дорого, но я не смог с собой справиться и купил. После этого пошел в порт на «Ярославец», который нас ждал. Прибыв на свой остров к ужину, помог разгрузить из шлюпки привезенные общественные продукты. Около 21 часа в палатку пришел Николай Сергеевич Налетов и сказал, что тузик уносит в море, так как после его разгрузки сезонник плохо закрепил канатом к причалу. Он предложил по рации сообщить об этом на «Ярославец», чтобы тот пошел ловить тузик. Я вышел из палатки и увидел, что он уплыл не очень далеко. Так как вода была еще не очень холодная, а я был в училище спортсменом в области морского многоборья, то разделся, прыгнул в воду и доставил к причалу тузик.

Спустя две недели посещения «Бистро» пища стала все меньше нравиться, т. к. Ева бросала во все блюда прогорклое масло, от которого пытался избавиться начпрод Коля. В связи с этим стали организовывать второй ужин в палатке. Для этого нашей пересоленной трески уже не хватало, и мы стали с Володей Масловым ставить сетку для ловли рыбы длиной метров 30, которую выпросили у боцмана Коли. В Белом море ловля рыбы сеткой оказалась весьма оригинальной. С учетом наличия приливов сетку ставили в период отлива на осушке на палках параллельно берегу метров в 200 от него. Затем наступал прилив, и сетку затопляло водой. При отливе отходящая вода увлекала в сетку рыбу. Проблема была в том, что в Белом море приливы полусуточные, т. е. 2 раза в сутки, а сетку с учетом работы Володи в море и смещающегося каждый день времени прилива-отлива мы могли проверять только раз в сутки. В результате этого часто рыбы уплывали или тухли. В двух случаях из трех в сетке мы находили по 3—4 рыбины сига, или наваги, или камбалы, которые употребляли на ужин, или Захарыч ее подсаливал на случай отсутствия будущего улова.

Как-то поздним вечером в середине сентября мы с Володей Масловым пошли с фонарями к сетке, так как было уже темно. Вдруг видим, что за нами увязался лагерный кот серой окраски, живший при камбузе у Евы и периодически питавшийся мелкой рыбой. Мы попытались его отправить обратно в лагерь, махая на него фонарями, но он упорно шел за нами по осушке, с которой еще полностью не отошла вода, по брюхо в воде. По мере приближения к сетке уровень воды становился все выше, и когда он коту дошел до загривка, то он забрался на ближайший камень и стал истошно орать, как наутофон (устройство на судне, подающее мощные звуковые сигналы в туманах). Мы с Володей не стали обращать на него внимания и пошли дальше, решив забрать его на обратной дороге. Так как у меня были не высокие болотные сапоги, как у Володи, то скоро и я не смог идти за ним, и я остановился. Вскоре продолжающийся отлив позволил мне пойти за Володей, и только я собрался это сделать, как услышал сзади шлепанье по воде. Повернувшись, я увидел нашего бродягу-кота, который упорно хотел лично проверить сетку и выяснить вкус пойманной рыбы. Когда кот дошел до меня, то он лихо взобрался по мне, как по дереву, и уселся на плече с полной готовностью двигаться дальше. Однако к этому времени от сетки уже вернулся Володя и сказал, что улова на сей раз нет. Я развернулся к берегу, на что кот удивленно заглянул мне в глаза, но, когда я начал движение, с моего плеча не спрыгнул. Когда мы подошли к берегу, кот спрыгнул с плеча и ушел куда-то в темноту, но не в сторону лагеря, видимо, на охоту за мышами, коль рыбы ему не досталось.

Уровенный пост, прозванный футштоком, находился на обратной от Дома отдыха стороне острова Кий, поэтому добраться до него можно было только в период отлива. Так как мы помогали периодически дамам футштока носить продукты и другие вещи через скалистые сопки и кололи по собственной инициативе дрова для их печки, то сдружились с ними. Пищу они готовили себе сами, поэтому частенько зазывали нас на ужин, чем мы с Володей периодически пользовались. Я в знак благодарности вырезал Алле Ивановне также инкрустированную чайную ложечку как старшей на футштоке, и так как мы с ней как-то ближе сошлись. Ее напарница Валя выросла в детдоме, что отразилось на ее характере не в лучшую сторону: периодически у нее наблюдались вспышки угрюмости или неразговорчивости.