скачать книгу бесплатно
Лейтенант постукал по дисплею терминала.
– Протеин, добавки, водоочистители и антибиотики? Можно взглянуть?
– Да, сэр. – Наоми кивнула на люк. – Сюда, пожалуйста. Офицер ООН и двое солдат последовали за ней. Остальные вытянулись в позе настороженных часовых у самого шлюза. Амос ткнул Холдена локтем в бок и обратился к ним:
– Как делишки, ребята?
Ему не ответили.
– Я вот говорю приятелю, мол, спорим, у них между ног под этими жестянками жуть что делается!
Холден зажмурился и мысленно пожелал Амосу прикусить язык. Не сработало.
– Я к тому, что ваши умники-конструкторы все предусмотрели, а вот яйца почесать – никак. А если, боже упаси, построение, вам же на палубу не втиснуться, а они только место занимают!
Холден открыл глаза. Теперь все солдаты смотрели на Амоса, но никто не шевелился и ничего не говорил. Холден задвинулся в самый темный угол и попытался вжаться в стену. На него никто и не оглянулся.
– Ну вот, – добродушно продолжал Амос, – я с ним поспорил и надеюсь, вы, ребята, подтвердите, что я прав.
Ближайший десантник сделал полшага вперед и остановился.
– Так вот, я поспорил, – объяснял Амос, – что надежности ради вам попросту отрезают все, что можно прищемить. К тому же это спасает вас от искушения лапать друг друга долгими корабельными ночами.
Солдат сделал еще шаг, и Амос тут же выдвинулся ему навстречу, сокращая дистанцию. Чуть не ткнувшись носом в щиток шлема, туманя своим дыханием стекло, он закончил:
– Ну, скажи прямо, Джо: верно, что у вас там гладко, как у ваших скафандров?
Долгое напряженное молчание прервал тихий звук: кто-то кашлянул у люка. В коридор вошел лейтенант.
– У вас проблемы?
Амос с улыбкой отступил назад.
– Никаких. Просто знакомлюсь с милыми людьми, на которых уходят мои налоги.
– Сержант? – спросил лейтенант.
Десантник отступил на прежнее место.
– Нет, сэр, никаких проблем.
Лейтенант обернулся, чтобы пожать руку Наоми.
– Приятно было познакомиться, капитан Эстанция. Вам скоро радируют разрешение на посадку. Народ на Ганимеде наверняка обрадуется доставленному вами продовольствию. – Рада быть полезной, – ответила Наоми, заслужив ослепительную улыбку лейтенанта.
Когда ооновцы закончили шлюзование и отчалили в своей шлюпке, Наоми протяжно выдохнула и принялась растирать щеки.
– Чуть не треснули от этой улыбочки.
Холден ухватил Амоса за рукав.
– Что. За. Хрень, – сквозь зубы процедил он, – ты тут устроил?
– А что? – встрепенулась Наоми.
– Пока тебя не было, Амос всеми силами бесил этих парней. Диво, как они не пристрелили его, а заодно и меня.
Амос покосился на руку Холдена, сжимавшую его рукав, но освободиться не попытался.
– Кэп, ты хороший парень, а вот контрабандист – никакой.
– Что? – повторила Наоми.
– Капитан так нервничал, что даже мне почудилось, будто он что-то скрывает. Вот я и отвлек солдатиков до вашего возвращения, – объяснил Амос. – А стрелять они не могли, пока я их не трогал и не доставал оружия. Кто у нас служил во флоте? Ты же должен помнить инструкцию.
– Так… – начал Холден.
– Так, – перебил Амос, – если лейтенант их о нас спросит, они расскажут про поганца-механика, который наплевал им в лицо, а не про нервного паренька со щипаной бородкой, который все норовил спрятаться в угол.
– Черт!.. – сказал Холден.
– Ты хороший капитан, в драке я всегда тебя прикрою. А вот как преступник ты полное дерьмо. Ты просто не способен сыграть кого-нибудь, кроме самого себя.
– Не хочешь снова принять командование? – спросила Наоми. – Достала меня эта работа.
* * *
– Башня Ганимеда, это «Лунатик», повторяю запрос на посадку, – говорила Наоми. – Патруль ООН дал нам пропуск, а вы уже три часа держите на низкой орбите. – Отключив микрофон, она добавила: – Засранцы.
Ей ответил не тот голос, от которого они несколько часов добивались разрешения на посадку. Этот показался старше и не таким раздраженным.
– Прошу прощения, «Лунатик», я вставлю вас в сетку при первой возможности. Но последние десять часов шли непрерывные посадки, и нам надо отправить десятки кораблей, прежде чем начнем принимать новые.
Холден подключил свой микрофон.
– Мы говорим с диспетчером?
– Да. Старший диспетчер Сэм Снеллинг – можете записать, на кого жаловаться. Снеллинг, с двумя «л».
– Нет-нет, – возразил Холден, – никаких жалоб. Мы видим, как взлетают корабли. Это беженцы? Судя по тоннажу, половина населения спасается бегством.
– Нет. Несколько чартерных рейсов и коммерческих линий вывозят людей, но большей частью взлетают грузовики с продовольствием.
– С продовольствием?
– Мы отправляем почти сто тонн пищевых продуктов в день, а бои задержали многих на поверхности. Теперь, когда сквозь блокаду начали пропускать, они продолжают поставки.
– Постойте, – сказал Холден. – Я готовлюсь к посадке, имея на борту продовольственную помощь для голодающего населения Ганимеда, а вы отправляете со спутника сотни тонн еды?
– Примерно полмиллиона кило, учитывая задержку, – уточнил Сэм, – но это не наша еда. Большая часть пищевой промышленности Ганимеда принадлежит корпорациям, а их штаб-квартиры не здесь. На эти поставки завязаны большие деньги. За каждый день задержки рейсов кто-то теряет целое состояние.
– Я… – начал Холден и осекся. – «Лунатик», конец связи. Он вместе с креслом развернулся лицом к Наоми. Та замкнулась: значит, была так же сердита, как и он.
Амос, болтавшийся вокруг пульта механика с похищенным из запасов продовольствия яблоком, спросил:
– Неужто тебя это удивляет, капитан?
Четыре часа спустя они получили разрешение на посадку.
* * *
Ни с низкой обиты, ни даже при спуске они не заметили на поверхности Ганимеда особых перемен. Этот спутник Юпитера и в лучшие времена представлял собой пустыню из серых камней и почти такого же серого водяного льда, изрытую кратерами и замерзшими мгновенно после прорыва озерами. Все это напоминало поле биты еще тогда, когда предки человека впервые выползли на сушу.
Впрочем, человечество со свойственной ему изобретательностью и предприимчивостью сумело внести свой вклад. В конце длинного черного шрама на поверхности спутника Холден высмотрел останки истребителя. Ударная волна от его падения сплющила маленькие купола километров на десять окрест. Вокруг скелета корабля сновали спасательные катера, интересуясь не столько спасением выживших, сколько новейшими технологиями и информацией, уцелевшей при катастрофе. Не отдавать же все это в руки противника!
Самой серьезной из видимых потерь представлялся огромный агрикультурный купол, одно из гигантских строений из стекла и металла, защищавших гектары заботливо возделанной земли и великими усилиями вскормленные побеги. Вид купола, раздавленного смятым металлом – кажется, это была зеркальная установка, – потрясал и приводил душу в смятение. Купола кормили внешние планеты особыми сортами хлебных культур – под ними творились величайшие чудеса агрономической науки. А орбитальные зеркала были чудесами инженерии. Влупить одним чудом по другому и оставить их в руинах!.. Большей близорукой глупости Холден и представить себе не мог – разве что нагадить в собственные запасы воды, чтобы врагу не досталось.
К тому времени, когда «Лунатик» уладил свои скрипящие кости на отведенной ему площадке, Холден был вне себя от человеческой глупости.
И конечно, она тут же сунулась ему под нос.
Таможенный инспектор ожидал их на выходе из шлюза. Тощий как жердь мужчина с красивым лицом и лысой, будто яйцо, головой. Его сопровождали двое в неприметной форме охраны, с тазерами[8 - Тазер – разновидность электрошокера.] в поясных кобурах.
– Здравствуйте, меня зовут мистер Ведас, я таможенный инспектор одиннадцатого порта, площадки от А-четырнадцать до А-двадцать два. Вашу декларацию, пожалуйста.
Наоми, снова входя в роль капитана, выступила вперед.
– Декларацию радировали вашей службе перед посадкой. Я…
Холден видел, что ни у Ведаса, ни у сопровождающих охранников нет при себе служебных терминалов для инспекции груза, да и обмундирование охранников отличалось от формы портовой службы Ганимеда. Он чувствовал, что кое-кто тут намерен разыграть любительский спектакль. Шагнув вперед, он помахал Наоми.
– Я с ними разберусь, капитан.
Таможенный инспектор Ведас смерил его взглядом.
– А вы кто такой?
– Зовите меня мистер Не-морочьте-мне-голову.
Ведас оскалился, пара охранников подошла ближе. Холден улыбнулся им и, запустив руку за спину, извлек из-за пояса большой пистолет. Он держал его вдоль бедра, дулом вниз, но Ведас побледнел и отступил.
– Знаю, как вы трясете народ, – продолжал Холден. – Требуете декларацию, потом сообщаете, что было внесено в нее по ошибке. А пока мы составляем и отсылаем службе новую, срываете цветочки с груза и загоняете их на черном рынке. Полагаю, за продовольствие и медикаменты там хорошо платят.
– Я – законный представитель станции Ганимед, – проскрипел Ведас. – Вы рассчитываете запугать меня оружием? Я потребую от портовой охраны арестовать вас и интернировать корабль, если…
– Нет, я и не думал вас запугивать, – ответил Холден, – но я по горло сыт идиотами, жиреющими на чужом несчастье, и мне очень полегчает, если мой большой и сильный друг Амос изобьет вас в лепешку за попытку украсть еду и лекарства у беженцев.
– Это не запугивание, а средство для снятия стресса, – дружелюбно пояснил Амос.
Холден кивнул ему.
– Ты очень сердит на парня, который хотел украсть еду у голодающих?
– Жуть как сердит.
Холден постучал себя пистолетом по бедру.
– Пушка у меня только для того, чтобы ваша «портовая охрана» не вмешалась, пока Амос спускает злость.
Мистер Ведас, таможенный инспектор одиннадцатого порта, площадок с А14 по А22, развернулся и помчался во всю прыть. Нанятые им копы не отставали.
– Ну что, доволен собой? – спросила Наоми. Она странно, оценивающе смотрела на Холдена и говорила нейтральным тоном, не обвиняя и не одобряя.
Холден вложил пистолет в кобуру.
– Давайте выяснять, что за чертовщина здесь творится.
Глава 7. Пракс
Штаб службы безопасности располагался на третьем от поверхности уровне. Отделка стен и независимая силовая установка выглядели роскошью в сравнении с голым льдом других помещений станции, но в действительности они служили важными сигналами. Как некоторые растения яркой листвой возвещают о скрывающемся в них яде, так штаб безопасности возвещал, что он неприступен. Мало того что невозможно было пробурить лед, чтобы тайком вывести из камеры друга или любовника, – каждому следовало видеть, что это невозможно, иначе кто-нибудь непременно попытался бы.
За годы жизни на Ганимеде Пракс побывал здесь всего однажды, да и то как свидетель. Тогда он оказывал содействие закону, а не просил о помощи сам. За прошедшую неделю он возвращался сюда двенадцать раз: ждал в длинной, безнадежной очереди, не находя себе места и отгоняя нарастающее чувство, что ему следовало быть не здесь и заниматься чем-то другим. Чем – он сам не знал.
– Сожалею, доктор Менг, – сказала женщина из-за дюймового, армированного проволокой стекла окошка справочной службы. Она выглядела усталой. Не просто усталой – совершенно выжатой. Контуженой. Убитой. – Сегодня опять ничего.
– Могу я с кем-нибудь поговорить? Должен же быть способ…
– Сожалею, – повторила она, глядя мимо него на следующего отчаявшегося, испуганного, давно не мытого человека, которому она не сумеет помочь. Пракс ушел, скрипя зубами от бессильной ярости.
Очередь растянулась на два часа: мужчины, женщины, дети стояли, прислонившись к стене, или сидели. Кое-кто плакал. Девушка с красными глазами курила марихуану, запах ее сигареты забивал вонь толпы, набившейся в тесное помещение, дымок завивался на фоне таблички «Не курить». Никто не возмутился. Все они загнанным видом походили на беженцев, даже те, кто здесь родился.
Со дня официального прекращения боев марсиане и земляне оттянулись на прежние позиции. Житница внешних планет превратилась в пустыню между ними, и вся станция думала лишь об одном: как бы отсюда выбраться.
Поначалу порты охранялись вооруженными силами участников конфликта, но скоро те и другие вернулись на свои безопасные корабли, и ничто уже не сдерживало паники на станции. Из порта выпустили несколько набитых битком пассажирских транспортов. Цена на билеты разоряла людей, годами работавших в самой высокооплачиваемой технологической отрасли вне Земли. Тем, кто победнее, предоставили пробираться зайцами на грузовые беспилотники и крошечные яхты. Иные в надежде добраться до Европы ограничивались модифицированным скафандром с реактивным ранцем. Паника гнала от опасности к опасности, пока человек не находил себе могилу. У станций охраны, у портов, даже у опустевших военных постов Марса и ООН толклись люди, искавшие хоть какого-то подобия защиты.
Пракс мечтал быть среди них.
В его жизни установилось некое подобие ритма. Он просыпался в своей комнате – ночевал всегда дома на случай, если Мэй возвратится. Ел что подвернется. В последние два дня, правда, уже не нашлось ничего, но среди декоративных растений в парковых коридорах попадались съедобные. Так или иначе, есть ему не хотелось.
Потом он просматривал тела.
В первую неделю госпитальная служба выпускала видеоролики для опознания погибших. Теперь ему приходилось глядеть на реальных мертвецов. Он искал ребенка, что избавляло от необходимости осматривать большинство тел, но увиденное все равно застревало в памяти. Дважды он находил изуродованные до неузнаваемости трупы, которые могли быть Мэй, но у одного на шее оказалось родимое пятно, похожее на след от укуса, а другой отличался формой ногтей. Те мертвые девочки были чужим горем. Убедив себя, что в списках погибших Мэй нет, он начинал охоту. В первую ночь после ее исчезновения он составил список на своем терминале. Официальные лица, с которыми можно связаться: охрана, ее врачи, представители воюющих сторон. Люди, которые могут что-то знать: родители детей из ее учебной группы, из группы медицинской поддержки, мать девочки. Проверить излюбленные места: дом лучшей подружки, парки, магазин сластей, торгующий лаймовым шербетом – Мэй всегда его выпрашивала. Места, где похищенного ребенка могли использовать с сексуальными целями: список баров и борделей с сохраненной копии плана станции. В системе была обновленная версия, но допуск к ней пока ограничили. Каждый день он вычеркивал из списка строки, сколько успевал, а когда вычеркнул все, начал заново.
Вскоре список превратился в расписание. Служба безопасности – каждый второй день, а в промежутках – военные представители Марса или ООН, если кто-то из них соглашался с ним поговорить. По утрам, после осмотра тел, – парки. Семья лучшей подружки Мэй выбралась со станции, так что их проверять не приходилось. Лавку сластей сожгли мятежники. Труднее всего оказалось отыскать ее врачей. Педиатр, доктор Агастин, проявила должную озабоченность и обещала позвонить, если что-то узнает, но, когда он перезвонил три дня спустя, не вспомнила, о чем речь. Хирург, помогавший чистить абсцессы вдоль позвоночника и первым поставивший диагноз, ее не видел. Доктор Стрикланд, ведущий врач группы поддержки, пропал. Сиделка Абуакар погибла.
Другим семьям из терапевтической группы хватало своих трагедий. Пропала не одна Мэй. Като Мертон, Габби Солюз, Сандро Вентисиет. Он видел на лицах их родителей отражение собственного страха и отчаяния, и встречаться с ними казалось тяжелее, чем осматривать трупы. Тяжелее было забыть страх. И все же он с ними встречался.
Басиа Мертон – Катопапа, как звала его Мэй, – был мускулистым мужчиной. От него всегда пахло перечной мятой. Лицо его тощей как карандаш жены кривилось в нервной улыбке. У них был шестиотсечный, отделанный шелком и бамбуком дом возле водораздаточного комплекса на пятом от поверхности уровне. Открыв дверь, Басиа не улыбнулся и не поздоровался: просто повернулся и шагнул в сторону, впуская посетителя. Пракс прошел за ним.
