скачать книгу бесплатно
– Ты сдурел, капитан? Слесаря часовой ухлопал, а ты этой мозги вышиб. Полегче нельзя?
Продавщица дышала, но была без сознания. Федор зол на Светлова был. Любу допросить надо, а она в отключке. Ну, дуболом!
– Нельзя женщину бить как мужика!
– Да я вроде не сильно вдарил.
– Вот и жди, пока очухается!
– В машину ее. В камере водичкой обольем, очнется. Бабы – они живучие.
Автоматчики понесли продавщицу в машину.
– Идем в дом, осмотреть надо.
Только вошли, Федор фонарь вытащил. Из комнаты на кухню выскочила бабка в ночной рубашке, закричала.
– Грабеж! Убивают! Помогите!
– Тихо! Мы из НКВД!
Крик оборвался. Уж больно организация серьезная.
– Где комната жилички?
– Вот тут.
– Лампу какую-нибудь зажгите.
Старуха зажгла керосиновую лампу. Оба офицера начали осмотр. Обнаружили припрятанную пачку денег. Хм, а в шифрограмме агент «Стрекоза» денег просит на подкуп. А в пачке денег не меньше. Наверное, наворовала в магазине. Получить по запросу она еще не успела бы, радиограмма свежая. Во все тяжкие Любка пустилась. Война – она все спишет. А еще записную книжку обнаружили. Федор открыл, полистал. Есть записи интересные.
«Капитан Савельев. Не дурак выпить, за женщинами поволочиться. Много болтает. Майор Кошевой, тыловик, склады боепитания. Дышит ко мне неровно».
Ага, записывала, кого на чем завербовать можно. Хороший материал для особиста.
Федор записную книжку в командирскую сумку убрал. Завтра днем, если позволит время, надо будет изучить и передать Светлову. Вместе с политруками и комиссарами сможет поработать над морально неустойчивыми военнослужащими. Судя по записям, рядовые Любку не интересовали. Знают мало, денег нет, зачем на них тратить время?
Подъехали к зданию, которое занимал особый отдел, иначе – военная контрразведка.
Автоматчики перенесли продавщицу в камеру. Люба до сих пор была без сознания.
– Вылейте на нее пару ведер воды, да похолоднее.
Пока солдаты за водой ходили, Федор поднялся в занимаемую комнату. Дубовик сидел за пеленгатором, крутил верньеры. На голове наушники, лицо сосредоточенное.
– Как успехи? – поинтересовался Федор.
Дубовик снял наушники.
– А никак! Не выходит передатчик в эфир. Кстати, немцы проявляют повышенную активность. В эфире полно радиостанций, почти на всех частотах.
– Ты прости, Василий, я не специалист. О чем это говорит?
– Так обычно перед наступлением бывает.
– На каком участке?
– Черт его знает. Может, и на юге. Радиостанции средневолновые, достают далеко. Я пытался определить. Сигналы с юга идут. Но второй пеленг нужен, а лучше – три, для точности. Но, судя по мощности сигнала, радиостанции далеко. Тысяча километров, восемьсот, кто знает?
– Ладно, меня они не интересуют, если это не наш «пианист»[1 - На сленге контрразведчиков «пианистами» называли вражеских радистов.].
– Как только появится нечто интересное, я сразу сообщу.
– Будет возможность, подменю. «Стрекозу» взяли.
– Это которая в шифрограмме фигурировала?
– Ага, ее.
– Там еще второй агент был – «Кирпич».
– На станции часовой его грохнул. Из винтовки прямо в затылок. Наповал.
– Плохо.
Федор побежал на первый этаж.
Солдатики уже вылили на голову женщины воду. Сейчас она лежала в луже воды. Но водная процедура дала эффект. Люба медленно открыла глаза, глубоко вздохнула. Федор беспокоился – помнит ли что-нибудь. Такой удар в голову с потерей сознания говорил только о сотрясении головного мозга в лучшем случае или контузии. Пострадавший на время может потерять память. Как ее после этого допрашивать? Кроме того, черепно-мозговая травма впоследствии приводит к головным болям, скачкам давления, изменениям психики. Но эти последствия Федора не интересовали. Если вина подтвердится уликами, вещественными доказательствами, будет скорый суд военного трибунала и расстрел. В военное время действовали быстро и жестко.
В его время некоторыми видами спорта, например боксом, заниматься запрещалось. Подготовка летчика стоит государству миллионы, а один хук в голову будет стоить карьеры. То же со смешанными единоборствами.
Вот ОМОН занимался, но у них головы крепкие и мозгов меньше, чем у летчиков.
Люба обвела глазами камеру, солдат, офицеров. Взгляд стал принимать осмысленное выражение, потом в глазах появился страх. Осознала, что попала в кутузку. Опершись на руки, села на полу.
– Голова кружится и тошнит.
– Пройдет, – жестко сказал Светлов. – Ты в особом отделе. Знаешь, что это такое?
– Знаю.
– На вопросы отвечать будешь? Или применить силу?
И в мирное, довоенное время, и во время войны пытки применялись по разрешению сверху.
Сталин проповедовал доктрину: если враг не сдается, его уничтожают. А если можно убить, почему нельзя пытать? К тому же признание вины подозреваемым ставилось во главу угла. Сознался, пусть под пытками, – значит, виновен. Но пытки выдержать и не сломаться могли не все. Если вражеские агенты, особенно из кадровых, немцев, еще упорствовали, то завербованные из пленных ломались сразу. Фанатики немецкие встречались в сорок первом и сорок втором годах. Потом веры в гений фюрера поубавилось, больше после побед Красной Армии под Москвой, Сталинградом и Курском. После Курской битвы немцы уже не могли предпринимать крупных наступательных действий, не хватало сил.
Оборонялись упорно, отходили, но инициатива была утрачена, а с ней угас боевой пыл Вермахта.
– Не надо силы, я боли боюсь, – почти прошептала Люба.
– Тогда как на духу: кого завербовать успела, кому передавала данные. Настоящую фамилию. Начни с самого начала, время у нас есть.
– Пусть он проклят будет!
– Кто?
– Политрук Фадеев.
У офицеров безразличные лица. Политрук уже в камере сидит, не новость. Люба рассчитывала на удивление.
– Давай что-нибудь посвежее. Завтра устроим тебе очную ставку с бывшим политруком. Он через камеру от тебя сидит. Все связи уже сдал. Скажешь что-то новое, поживешь еще. А не услышу – утром к стенке поставим, – зевнул Светлов.
Играл он, но неплохо, как актер. Федор внутренне поразился. Неужели про Станиславского знал?
Любка поняла, что ее спасение в ее руках.
Держась рукой за голову, стала говорить. Имя и фамилия настоящие, с ними начала работать в «Военторге». Когда политрук ее завербовал, дал псевдоним «Стрекоза», сказал, что делать надо.
Подпаивать спиртным старших командиров, спать с ними, выведывать сведения о дислокации войск, их боеспособности, о предстоящей переброске на другие участки фронта. Все, что узнавала, записывала и передавала Фадееву.
– Как, где происходили встречи?
– В магазине, он приходил под видом покупателя. Деньги за сотрудничество давал, а еще два раза крупные суммы, склонить командиров к измене.
– Много таких нашлось?
– Двое.
Люба продиктовала фамилии, должности, номера полков. Задержание их теперь было делом времени – нескольких часов. Стало быть, сеть не ограничивалась Фадеевым, «Кирпичом» и «Стрекозой». Были еще пособники.
К утру Люба была уже не в состоянии говорить, ее стошнило.
– Прервемся, пусть поспит, – распорядился Светлов.
Когда вышли из камеры, спросил:
– Что Дубовик?
– Рация пока в эфир не выходила.
– Хреново. Иди поспи немного. Я своих оперативников сейчас по полкам разошлю. Задержать и доставить изменников. Пеленгация за тобой.
– Сначала поесть. Жрать охота – сил нет.
– Сейчас организую.
Вскоре в комнату солдаты принесли четыре котелка с кашей, обильно сдобренной тушенкой. Отдельно хлеб крупными кусками, железный термос с чаем и бутылку водки. Федор с подчиненными поел, водку выпили – фронтовые сто грамм, хотя досталось по сто двадцать пять.
И сразу спать. Никого уговаривать не пришлось, ночь для всех выдалась беспокойной.
Федор проснулся через несколько часов от писка пеленгатора. Дубовик уже сидел за прибором, а Обухов и Сучков крепко спали, храпели, дергались во сне. Вот кому хорошо!
Никаких забот, и тень Берии над ними не висит. Приказали – исполнили.
Федор подошел к Василию как был, в носках. Получилось тихо, Дубовик от неожиданности вздрогнул.
– Что?
– Тихо! Слушаю.
– Очень прошу – не пропусти.
Хоть проси, хоть на коленях стой, а если чужой радист в эфир не выйдет, не засечешь.
Федор спустился в кабинет Светлова. Хозяин кабинета спал на диванчике, свернувшись калачиком. Федор хотел потихоньку выйти: надо же человеку отдохнуть, вдруг предстоящая ночь выдастся бессонной?
Зазвонил телефон. Федор схватил трубку.
– Калинин, НКВД. Осадчий на проводе. Мне бы Казанцева.
– У аппарата. Здравия желаю, Виктор Матвеевич!
– Приветствую. Как дела?
– «Стрекозу» взяли, сдала двух информаторов, поехали брать.
– Это хорошо. Что по рации в Торжке?
– Молчит.
– Автобусный пеленгатор молчание подтверждает. Время идет, ты помнишь срок, что Лаврентий Павлович отвел?
– Помню.
– Не подведи. Конец связи.
Федор положил трубку. Светлов проснулся, встал.
– Осадчий телефонировал?
– Он.
– Я разговор слышал.
– Пойду Дубовика сменю, пусть отдохнет.
– Скоро мои оперативники вернуться с задержания должны. Я сам допрошу, или желаешь поприсутствовать?
