скачать книгу бесплатно
– Да ты видела все сколько раз!
– Еще хочу. Жалко вам, что ли?
– Ну, пойди в залу, погляди.
Какой изумительный момент!
Девчонка – одна! – отправилась в комнату.
Дочь бабы Раи прошипела:
– Сопрет что-нибудь.
– Брось, – отмахнулась старуха. – Она у меня никогда не возьмет.
– Посмотрим, – зловеще усмехнулась дочь.
Резко отворила дверь в залу – и увидела: Ксюша из альбома фотографию вытаскивает.
– Ты что творишь? – напустилась на нее дочь бабы Раи.
А девица глазами хлопает:
– Ничего.
– Как это ничего? Я видела: ты фотографию вытащила!
– Не брала я!
– Давай, посмотрим.
Подскочила, стала листать альбом – действительно, одной карточки нет.
– Ты вытащила?
– Нет!
– Да я видела!
Баба Рая тоже подошла, сказала растерянно:
– Правда нету. Ксюшенька, это моя любимая фотография. Зачем тебе она?
Но девчонка зло топнула ногой:
– Не брала я ничего! И нечего тут туфту гнать!
Вся красная от злости, кинулась в коридор, из квартиры вон. Шваркнула входной дверью.
Дочь дождалась, пока по лестнице отгремели шаги. И сладким голосом говорит бабе Рае:
– Ты по-прежнему свои деньги похоронные дома держишь?
– Конечно. Банкам доверия нет.
– А прячешь где?
– В большой комнате.
– Ксюша твоя там одна была. Пойди проверь: деньги-то на месте?
– Ой, ну что ты говоришь!
– Посмотри, посмотри.
Баба Рая неохотно отправилась в комнату. Открыла книжный шкаф. Достала томик Достоевского. Раскрыла. Побледнела и схватилась за сердце. Прошептала:
– Как она могла…
Дочке прямо жаль ее стало.
Зато Ксюша теперь точно в их квартиру больше не придет.
* * *
Ксюша выскочила из квартиры. Сердце колотилось молотом. До чего противно, когда хочешь хорошее дело сделать, а тебя за воровку принимают!
Она давно чувствовала: родственники бабы Раи ее ненавидят.
Дочка – та только рожу кривила. А вот муженек – легавый – реально подставить может. Давно глядит волком. Недавно остановил Ксюшу во дворе. Смерил холодным взглядом. Процедил:
– В квартире нашей чтобы больше не околачивалась!
Она, понятно, взорвалась:
– Я не к вам хожу, а к бабе Рае!
Мужик нехорошо прищурился:
– Девочка, ты с огнем играешь. Хочешь, чтоб порошочек белый в кармашке нашли? По двести двадцать восьмой прогуляться, годков эдак на пять?
Про статью за наркотики она знала – дружок нынешний по ней как раз пятилетку отмотал. А зять баб-Раин продолжает давить:
– У нас в полиции как? На человека смотрят, на его облик моральный. Ты с контингентом общаешься нехорошим. Даже разбираться не будут – закроют на полную катушку.
Мужика она тогда, конечно, послала. И к бабе Рае продолжала ходить. Кто он вообще такой, чтоб пугать?
Но сейчас совсем нехорошо получилось. Она ведь действительно фотографию украла. Надо было, конечно, объяснить, зачем взяла. Но когда орут – оправдываться неохота.
И настолько вдруг стало обидно, беспросветно, тяжко. Что у нее за жизнь! Дома – пьянство сплошное. На работе, в палатке, – тоска и от начальства придирки. Бойфренд нынешний – вечно обкуренный. Город родной – болото. А баб-Рая, единственный человек, к кому прикипела, теперь тоже ее за воровку приняла.
«Не хочу больше здесь оставаться», – прошипела сквозь зубы.
И замерла.
А кто, собственно, ей мешает – разом со всем покончить?
* * *
Как считалось у них в городе и учил писатель Чехов (его рассказы читали вместе с бабой Раей), бежать всегда надо в Москву.
Ксюша умчалась на ночном поезде, в плацкарте. Денег с собой – смешные несколько тысяч, знакомых в столице никаких. И что там делать, как устраиваться – совсем непонятно. Город, все говорили, жесткий и очень дорогой. Гостиница, народ в вагоне болтал, – от штуки в сутки, причем за самую поганую. Но можно устроиться в общагу, или, по-столичному, хостел.
Ксюша лежала на верхней полке, уставила нос в окно. Снаружи – чернота, в стекла бьет то ли дождь, то ли снег. Декабрь, самый, по идее, домашний и праздничный месяц. А она едет неизвестно куда, на день рождения бабы Раи не попадет, и Новый год ей тоже встречать – негде и не с кем.
На станциях (когда появлялся Интернет) искала, где преклонить голову. Выбрала самый дешевый хостел, триста в сутки за общий номер. На первое время денег ей хватит, но надо срочно на работу устраиваться. Баба Рая когда-то подсказала красивый план. Пойти гардеробщицей, но не абы куда, а в институт творческий или в театр. И режиссерам улыбаться – авось кто приметит.
Идея дурацкая, но вакансии гардеробщиц Ксюша тоже посмотрела. И место в театре нашла. Только зарплату предлагали – семь тысяч. Даже на общежитие не хватит. Так что лучше в дворники – они хотя бы тридцатку получают.
В хостел (расположился в ближайшем пригороде, на обочине шоссе) добиралась долго и входила с опаской. Явно за такие деньги окажется шалман. Но хотя снаружи выглядело здание весьма зловеще, внутренности оказались приличные. Свежий ремонт, кулер с бесплатной водой, кухонька чистенькая. Елочку в общем холле уже поставили.
В комнатах каждая кровать отделена занавеской. Соседками оказались трое таджичек и тощая, рыжеволосая девица примерно Ксюшиных лет – эта сразу кинулась с расспросами:
– Откуда? Что делать здесь будешь?
Город родной Ксюша, на всякий пожарный, назвала другой. А по поводу планов честно ответила:
– Вообще понятия не имею.
– Пойдем со мной на съемки тогда! – жизнерадостно предложила новая знакомая.
Вот это любопытный поворот.
– Ты актриса?!
– Актрисы в хостелах не живут. Я зритель. Но тоже сгодится на первое время.
Ксюша с удивлением узнала: оказывается, в Москве и такая профессия есть. Ходить на съемки телепередач, с умным видом слушать, как гости обсуждают разные глупости, по команде администратора хлопать. А вечером получать гонорар.
– И сколько платят?
– На первом канале и по два косаря бывает. Но я пока только на Ютуб попадаю. Там по пятьсот.
В ларьке за двенадцать часов платили тысячу, но за те деньги постоянно колготиться, материальную ответственность нести. А тут пятьсот – просто за то, чтоб посидеть в тепле.
Ксюша решила попробовать. Сходила в гладильную, привела в порядок одежду. Нарядилась, накрасилась. И администратор на съемках ее даже в первый ряд посадил.
– С ходу карьеру делаешь! – кисло улыбнулась рыженькая (ей досталось место во втором).
Первые пару часов Ксюша с восторгом наблюдала, как по студии перемещаются камеры, внимательно слушала, о чем говорят гости, бурно, по знаку администратора, аплодировала. К обеду начала клевать носом, к окончанию съемок сидела совсем без сил. Еды зрителям не полагалось, подружка новая купила себе в торговом автомате шоколадку с кофе, но Ксюше показалось жаль тратить на глупости половину дневной зарплаты, так что в животе противно подсасывало. Но в целом – работа непыльная.
Так что подписалась на все ресурсы, где набирали зрителей, и уже на следующий день снова на съемки отправилась.
В этот раз на программу «Великий-могучий». Здесь школьники соревновались, кто лучше русский с литературой знает, и Ксюше это показалось куда интереснее, чем наблюдать за скучными взрослыми дебатами.
В третьем туре речь пошла про всякие историзмы, архаизмы и прочие редкие слова. Остальные зрители прятали зевки, она слушала с интересом. Вспоминала, как с бабой Раей Лермонтова читали и старуха ей объясняла, кто такие абреки и из чего чихирь делают.
А после того как соревнования между участниками завершились, ведущий объявил конкурс для зрителей. Пообещал приз (книгу новогодних рассказов) и спросил:
– Что означает слово «раструб»?
Толстый дядька (по виду сантехник) вскинул руку, возвестил радостно:
– Труба канализационная!
– Интересная версия. Отвечу цитатой из «Записок охотника» Тургенева. Одет он был в пестрый архалук и серые панталоны с огромными раструбами, – парировал телевизионщик. – Трубы, что ли, канализационные таскал на себе?
Зрители захихикали. Ксюша, в радостном предвкушении, тоже вызвалась отвечать. А когда получила микрофон, зачитала по памяти из еще одной баб-Раиной книги:
Продолговатый и твердый овал,
Черного платья раструбы.
Юная бабушка! Кто целовал
Ваши надменные губы?
Будто про нее написала поэтесса Цветаева. Она ведь тоже, в свои восемнадцать, себя старухой чувствовала. Одинокой и бесприютной.
Все три студийные камеры обратились на нее. Студию накрыло молчание.
Ксюша смущенно улыбнулась, стряхнула с себя наваждение. Сказала:
– Я, когда прочитала, подумала, что раструбы – типа, блестки такие. Но потом специально посмотрела в словаре Ожегова: раструб – это расширение в виде воронки. Видно, фасон у платья такой. С подолом и рукавами-трубами.
– Как звать вас, образованная и милая девушка? – тепло улыбнулся ведущий.
У Ксюши фамилия – такая же, как она сама. Обычная, безликая. Но сейчас, в свете софитов, при всеобщем внимании произносить ее не хотелось. Так что вспомнила добрую бабу Раю и с достоинством отозвалась:
– Ксения. Ксения Раевская.
* * *
Ксюшу могла бы сейчас разыскивать полиция всей страны. Однако писать заявление баба Рая категорически отказалась:
– Пусть совесть для нее худшим наказанием станет.
– Нету у таких совести, – пробурчала дочь.
Но чтоб делу дать официальный ход – не настаивала.
