скачать книгу бесплатно
– Точно девушка, – пронеслось в голове пенсионерки. Мужчина был бы Валентин Андреевич.
Вера Петровна любила налаживать контакты. На следующий день, посетив магазин, она набрала продуктов на целую неделю. Подойдя к кассе, она сразу обратилась к Вале:
– Девушка, я возьму еще чай вот этот по акции.
Широкая улыбка озарила лицо кассира. Пенсионерку обслужили по высшему разряду, предоставив все возможные скидки. Так возникло взаимопонимание. Вера Петровна каждый раз называла кассира девушкой, а кассир улыбался, даже не заметив затесавшийся в пакет с репчатым луком дорогостоящий имбирь. Скидки сыпались на Веру Петровну персонально. Она ходила за баранками именно тогда, когда была смена Боцман. Этот день она определяла так: видела из окна своей квартиры, как Боцман курит у служебного входа в магазин с грузчиком Ильдасом.
– Сегодня моя девушка, пойду – собиралась она.
И как всегда, взяв баранки и все, что по акции, и побольше имбиря в луке, пенсионерка устремилась к своей девушке. Все прошло идеально, как всегда. Вера Петровна даже разговорилась с кассиршей, похвалив свежесть товара и ассортимент. Очереди у кассы все равно не было. Кассир предложила ей кофе по акции и Вера Петровна взялась читать его состав.
– Ну, ты понял, понял? Ты мне не верил, что разбились два коньяка. А разбились таки! – шумно подлетел к кассиру грузчик Ильдас.
Вера Петровна оторопела. Что значит, понял? Не поняла, понял? Так она, он что, не девушка! Она смотрела на кассира округлившимися глазами, прижав кофе обеими руками к животу.
– Я случайно вам пробил уже кофе. Будете брать? – сказала Валя Боцман.
У психолога Веры Петровны закружилась голова.
Парфюм-революция
Ася Балахонова любила духи. В детстве она обожала копошиться в бабушкиных ящичках комода и доставать по очереди то «Красную Москву», то «Красный мак», совершенно одуревая от таинственных завораживающих этих запахов, выливая их на кукол. Затем появился мамин «Ноктюрн», духи «Тайна рижанки», он отливала их подругам. А потом она тайком плескала на себя матушкины «Клима», и на танцах косила под иностранку. Ой, не надышишься…
Повзрослев, она с каждой зарплаты покупала новые духи. Она научилась разбираться в парфюме. Раскладывала по нотам. В юности ее манили сладкие тяжелые ароматы. Потом чумела от альдегидов Шанель, они действовали на нее как наркотик. Каждый аромат могла разложить: сердце, шлейф… Вот иланг-иланг, вот лимон, тут пион, а здесь вертивер. А потом, с годами, потянуло на свежесть. Голубую коробочку «Дольче габбана лайт блю» готова была съесть, как нравились. Это же мандарины, бергамот… Ах, не надышишься.
Затем она стала не только разбираться в духах, но и слышать их на окружающих. Она слышала «Дольче габбана» на каждой третьей, и они ей наскучили. Она заходила в метро и различала «Плохую девочку» на каждой четвертой, потом «Лакост», «Мадмуазель Шанель», «Нарцисо Родригес», все их клоны. И самые дорогие. Ей становилось грустно.
Все эти запахи стали для нее банальными. Бывало, что ей встречался мужчина с интересным парфюмом. Тут вам и кожа, и вертивер, и амбра, и нероли. Но рядом с ним была девушка с плоским запахом. Это как ты в вечернем платье и на каблуках, а рядом парень в кроссовках, джинсах и толстовке. Нет взаимопонимания.
– Да, мужчины оборачиваются на запах персика, вишни, дыни. Но это так просто, как еда, – думала она.
Асе хотелось чего-то нестандартного. Она разнюхала уд и пачули. Запах земли, подвала, медицинских бинтов, носков Папы Карло. Ноты сердца, ноты базы, ноты шлейфа… Средневековье и готика. Умри все живое. Так пахнут ведьмы и колдуньи. Мох и сырость. Она сидела на трухлявом пне, разогретом солнцем, вдыхая нестандартный аромат своего «Кокона». Не надышишься…
Ася стала парфюмманьяком. Духи она покупала дорогие, очень дорогие. Ниша, селектив, бюджет уже никогда. Но чтобы новенькое, странненькое, интересное. Она могла себе позволить, работала бухгалтером на нефтебазе, Всю зарплату тратила на духи, с нефтью в стране было нормально. Но нефть ее не интересовала, а вот запах духов – да. Мужчин на нефтебазе было много, но они в основном пахли нефтью, бензином, маслом. Эти запахи Асе не нравились, да и эти мужчины. И ей не нравились, и маме ее. Женихов она всех отсеивала тоже по парфюму. Когда молодые люди приходили на свидание, то она сразу улавливала лимон, зеленый чай, в лучшем случае дерево. А хотелось чего-то странного. И до глубокопроникающих отношений дело не доходило. Она ездила на отдых за границу с мамой, обе были парфюманками, привозили новые духи, но женихов не привозили. Маме тоже нравился запах пачули: земля, мох, зелень. Не надышишься.
Асе было уже за сорок, когда в июле она потеряла любимую маму, у которой была астма.
Через год Ася ставила ей памятник на кладбище. Ася стояла, смотрела, как работники «Вечной памяти», двое молодых мужчин, медленно и старательно ровняют землю лопатами, устанавливая камень на место. Она вспоминала маму, голова куда-то плыла, запах земли ее завораживал. Пахло еще чем-то, кажется, от одного из работников. И он так ей понравился! Запах или рабочий. В голове проносилось: вертивер, уд, амбра, сандал, пачули? Что же это? Не надышишься.
Асе пришлось перечеркнуть все свои принципы. Она до тряски, до боли хотела …
И она сказала ему:
– Мне так плохо, боюсь, будет хуже. Может быть, вы проводите меня?
– Конечно, провожу.
Только я весь грязный, мне бы в душ.
– Не, не, не… Так пойдемте, пожалуйста.
Проснувшись утром рядом с мужчиной своей мечты, Ася Балахонова спросила его:
– Что у тебя за духи, вчера, когда мы познакомились, какими духами ты пользовался? Может быть, туалетная вода? Может, «Мемо»? Вот и сейчас пахнет
– Духами никогда не пользовался. Тем более на работе. Пельмени были. Потом лапша «Доширак», чеснок. Это, еще виски, Сергеич гонит сам на хвое. Потом пиво. Зажевал лавровым листом. Чтоб не пахло. Все. И работал, понятное дело, памятник тяжелый, вспотел…
– Ах, не надышишься. Ася обняла его. И вдыхала, раскладывая на ноты.
Требуются бровисты
Лида Писарева искала себя. Экономический техникум ей никак не пригодился. В бухгалтерии она засыпала прямо за рабочим столом. Хотелось творческой работы. Впрочем, в детстве она посещала несколько месяцев художественную школу, рисовать хорошо так и не научилась, художку бросила, не хватило терпения.
Теперь в очередной раз была в поиске. Мечтала о творчестве, мечтала о деньгах. Подруга Женя Орлова сказала:
– Иди в бровисты. Брови всем нужны. А сейчас это изюм. У каждой женщины должна быть своя изюминка. И это брови. Да ты посмотри вокруг.
Лида стала обращать внимание на брови. И действительно, встретить девушку без нарисованных бровей на улицах было почти невозможно. Причем брови были выдающиеся в прямом смысле этого слова. Яркие, черные, толстые, нарисованные будто бы маркером. На фоне светлых волос славянского типа всегда были мощные изогнутые, соболиные, черные, как смоль брови.
Писарева начала изучать это дело. Читала, как убирать проплешины, как работать с ниткой, чем рисовать. Пошла на курсы. Круглолицая тетенька с широкими в палец бровями без глаз и губ рисовала на доске различные варианты.
Обучившись нехитрому мастерству, Лида сказала подруге:
– Женя. Давай откроем салон.
Открыли маленький салон на первом этаже хрущевки в Жениной квартире. Назвали так: «Боярыня бровями союзна».
На ремонт денег больших не было, решили украсить. Нашли в интернете портреты ярких дамочек. Народ потянулся. Это дело видно нужно всем. Кто-то хотел как у Ларисы Гузеевой, у Наташи Королевой или просто с картинки. Приходили даже мужчины. Никто не хотел своих родных бровей, все хотели «коррекцию» и чтобы заметно.
– Что я на две брови денег не найду! Сейчас нельзя быть неухоженной, – сказала Юля, продавщица из овощного, – Вот с ногтями проблема, картошку приходится накладывать. Так брови мне потолще сделай, Лида, чтоб ухоженность в глаза бросалась.
Салон процветал. Нужно было что-то сделать для города, благотворительность какая-то нужна была, чтобы власти не приставали. Решили написать объявление: пенсионерам скидка, после 80 лет – бесплатно. И пенсионеры потянулись. В полном составе пришел самодеятельный коллектив хор «Второе дыхание», всем сделали одинаковый продукт по типу «Казачка Надя». Вообще особо капризных не было. Развивались. Пришла татуажница Варька с аппаратом, стали делать молодежи татуаж бровей, потому что многие хотели, чтоб они не стерлись всю оставшуюся жизнь, и гражданский муж не заметил обман. Мол, все свое от мамы досталось.
Дима Белов с пятого этажа притащил бабулю в кресле-каталке. Оставил и убежал. Но бабка оказалась разговорчивая, шустрая. Хотя и не ходила уже.
– Мне 96 лет. У вас написано: бесплатно. Вот в следующую пятницу планирую помирать. Наведите красоту заранее, а то Димка ведь не догадается. А подруги придут, осудят за неухоженность. Я в музее историческом раньше служила, следила за собой, а теперь вот сижу в тапочках.
– А раньше в туфЯх ходили? – спросила Женя.
– Нет. Я в тУфлях ходила.
Сейчас сделаем вам брови. И будете, как новенькая. Они ох как омолаживают. Вот как на этой картинке.
– Ну, это же жена фараона Именхотепа. Перебор. Тогда такие рисовали хной.
– Ну, тогда вот так.
– А вот это цирк «Дю салей», им надо было заметные брови, чтоб далеко видно. Они карандашом выводили.
– Ну, тогда вот…
– Это ансамбль « Березка». Тот же принцип.
А вот, как у Марлен Дитрих, может быть?
– Мне такие ниточки предлагали после войны. Не помню только, после какой.
Деточка, неужели время так повернулось вспять. Ведь 21 век, а вы мне предлагаете брови, как у фараона. Или как у дамочки из дома с желтым фонарем. Не надо мне такого сраму, еще подумают, что я работаю бабушкой по вызову. На том свете черти испугаются. Не надо мне бесплатных бровей.
– ПозвОните внуку, чтоб Вас забрал?
– ПозвонИте надо бы говорить.
Она позвонила Диме, и он быстро притащил кресло-каталку.
– Хоть ты объясни бабушке, что сейчас так модно. Девушку свою приводи к нам, скидку сделаем, – не унималась Женя.
– Да нет у меня девушки. Я хотел бы познакомиться с девушкой с бровями из волос.
Нелегко мне найти такую.
Последнее спасибо
Господин Президент! Пишет вам еще очень молодая женщина, полная сил. Я не знаю, как и благодарить Вас! Я-то думала, что я старая. А Вы мне такой комплимент сделали. Главное внезапный такой комплимент, от вас такого не ждала. Не зря я за вас всегда голосовала. Душа моя переполнена гордостью, впереди светлое будущее, вот я сначала крепко призадумалась, что мне с этим моим счастьем делать.
А я уж на пенсию собиралась. Четыре года оставалось. Торопила время. А потому что снаружи еще ничего, а вот внутри все обветшало, так сказать. Как говорила Раневская: нет смысла чинить фасад, если канализация сгнила. Смотрю вот сейчас по телевизору, как скачут по сцене Кристина Орбакайте и Ирина Салтыкова, великие наши вокалистки, и думаю, может, им стыдно пенсию было в 55 лет получать. Неудобно как-то.
Я ведь тоже скакала, только по школе в качестве учителя, любила я детей, поэтому переживала сильно за них, старалась всех научить, никого не обидеть. Кишки мои, вспоминаю Раневскую, покрылись язвами. А легкие обрели фиброз, рубцы от многочисленных вирусов и простуд. А медицина-то в нашем городе, мягко говоря, скорее мертва, чем жива. Хорошо бы, если бы я выработала льготный стаж, сейчас бы получала пенсию, но нет, приходилось иногда уходить с работы, ребенок болел, родители болели и умирали. Однажды захотела работу полегче, устроилась в Пенсионный фонд по знакомству временно, уж так я там старалась, я ведь всегда была отличницей. А там хорошо, зарплаты хорошие, а уж премии, лечение дополнительное и все дела, праздники, столы. Только надо пенсионерам это все не показывать. Если, к примеру, ручка у сумки обтрепалась, замотайте ее синей изолентой. А денег дадут «За особые условия труда», с пенсионерами, бабульками, ведь нелегко. Только не взяли меня туда на постоянную работу, не смогла я отблагодарить, не знаю кого. А людей благодарить надо.
Так вот и пошла я назад, в образование. Назад – это я хорошо сказала. Дослужилась до завуча, а вот здоровья на такую работу уже не хватило. Все пенсии ждала. Думала, доработаю тройку лет, и будет мне счастье. А благодаря вашей милости произошло мое омоложение, и вы мне добавили срок.
«Велика терпелка у русского человека, но и она у него не из железа выстругана», – сказал В.Шукшин, наверное, наливая себе стакан. Иногда жаль, что я не пью. Может, здоровей бы была.
Уволилась я, нервы и органы поизносились. Могу работать, принимая на дому. Нет, это не то, о чем вы подумали. Я не до такой уж степени молодая. Подрабатываю репетиторством. А дальше что? Сижу вот, думаю. Уже не жду, что доживу до пенсии, это вряд ли. Великая могучая организация, Пенсионный фонд, отчисляла я туда взносы, старалась стаж трудовой не прервать. Пусть она процветает и дальше! А лучше закройте совсем это заведение, если стремитесь к экономии. А деньги, что уходят на его содержание, раздайте пенсионерам, пожалуйста. Вы ведь в церковь ходите, я видела. А мне не надо. Я обойдусь. Филологическое образование, любовь к книгам и неизбывная русская тоска подталкивают к писательству, а писатель в России должен быть голодным. Вот и пишу. А может это призвание мое. Поэтому от души я Вам благодарна, господин Президент. Великое дело сделали. Читайте теперь мои книги!
Зависть
Лариса Недодаева была девушкой чувствительной. Больше всех других чувств у нее была развита зависть. От бабушки, видимо, передалось. Лариса помнила слова бабушки, сказанные неоднократно:
– Хочу такое же. Да чтоб она провалилась!
С раннего детства она усвоила урок. Если у подружки Светки появлялась новая кукла, она говорила:
– Хочу! А ты провались уже!
Тут у Ларисы появлялась кукла, да не одна. Приносила мама огромную куклу, папа дарил шикарного медведя, в три раза больше всех кукол, а брат покупал именно такую, как у Светки. А подружка еще и ломала ногу.
Когда девушка повзрослела и пришла пора выбирать профессию, она внезапно узнавала, что сосед по парте хочет поступать на дизайнера.
– Я хочу дизайнером быть. А ты провались.
Одноклассник провалил экзамены. А Лариса поступила, так и не поняв, надо ли оно ей.
Дочь маминой подруги Алиса уже выходила замуж. Рано. Но надо.
– Надо и мне. Не знаю, надо ли? А вы провалитесь со своим замужеством.
Лариса успешно вышла замуж за дипломата. Но дочь маминой подруги уже развелась.
– Пора и мне развестись. Тем более, что он мне не нравился, страшненький, лысый, толстый. Но и у Алисы такой же был. Из-за вас поторопилась. Провалитесь уже.
Дочь маминой подруги провалилась в известный провал на Кавказе. Искали три дня.
Лариса работала над собой, сделала пластику, увеличила грудь, уменьшила нос, нарастила волосы, зубы, ногти. Все как у людей. Да провалились бы они, столько денег потратила на эту ерунду. И ведь провалились. Все. Куда пропали?
Стало Ларисе скучно, решила телевизор смотреть. Всякие шоу, селебрити, красотки. Увидела по телевизору красивую актрису и режиссера Инну Литвагину. Сидит такая вся в белом и рядом красивый мужчина такой, не лысый, не толстый, а красивенный. Волосы длинные, кожа холеная. Рассказывают, как писали письма друг другу из Венеции в Питер. Какие подарки. Познакомились на Арбате. В Москве. Значит можно все-таки найти такого мужа. Хочу такого. А ты провались, вся в белом.
Пошла на Арбат, гуляла два дня. Ничего не получалось. Видимо, на эту актрису бабушкина зависть не действует. Но нет. Нашелся. Красивенный, кожа белая, волосы черные, хоть сейчас с ним в телевизор. Целовались. Лариса в Венецию его отправила, билет ему купила, денег дала. А сама в Питер, и давай письма гонять туда-сюда. А потом подарками завалила: машину, квартиру. Как в телевизоре. Наконец он приехал, Лариса решила ему сделать предложение. Какая-то неведомая сила двигала ею, хотелось брать инициативу в свои руки. И вот тогда уж он, красивый и холеный ее мужчина признался ей, что он женщина. Какой-то сбой в программе. Ведь я хотела как у Инны, чтоб как в сказке.
– Конечно, как у Инны сказал ее мужчина-женщина. Как в сказке и есть. Сегодня в программе «Пусть уж говорят» сказали, что Инна Литвагина узаконила свои отношения в Голландии с певицей Зульфией. А с кем ты ее тогда видела, кто знает, мало ли у нее мужей. Но последний точно Зульфия.
– Да чтоб она провалилась. Я не хочу быть как она.
Инна не провалилась. На нее эта ерунда не действовала. Ее бабушка была дедушкой. Дедушка сильнее бабушки.
Как Вероника с крыши прыгала или почетный караул
Учительница Нина Андреевна преподавала словесность в лицее. Поручили ей пятый класс, классное руководство. Пятиклашки ее, по-видимому, любили, красивую, стройную, с длинной сказочной косой, перевязанной лентой. И все, казалось, у нее ладилось, и контакт с родителями был, и ребята слушались, учили усердно правила и писали диктанты, сочинения, даже стихи. Она спокойно домой не могла пойти, находились всегда две-три фанатки, желающие ее проводить до дома. Особенно приставали со своими стихами. А уж эта Вероника совала ей стихотворения в карман на каждой перемене. Потом провожала домой, жила она рядом, читала опять свои длинные странные поэмы. Учительница спрашивала, как жизнь, как настроение? Старалась его поднять. Много уделяла времени ученице, пыталась узнать, что ей интересно. И, в сущности, общение Нины Андреевны с Вероникой сводилось к разговорам о поэзии. Но как бы учительница не стремилась привить Веронике вкус к хорошей поэзии, ее стихи лучше не становились, они были своеобразные.
– Колотушка тук-тук-тук, спит животное паук, – нравится Заболоцкий? А Хармс? Почитай сказки Пушкина в стихах, они тебе очень помогут.
Но юная поэтесса черпала вдохновение из просторов Интернета. Прошло года два, учительница перестала позволять провожать себя домой, проверяла долго тетради в школе. Она по-прежнему выслушивала внимательно стихи, поправляла, иногда хвалила. Появлялись стихи о любви, об отце, засекреченном иностранце, стихи, наполненные личными подробностями. Отца девочка никогда не видела, мать жила в другом городе, воспитывала ребенка бабушка. Вероника, надо сказать, много сочиняла про свою жизнь, придумывала сказки. Как придумывали ей мама и бабушка. Но страшных историй пока, слава Богу, не было.
И вот канун Нового года Нина Андреевна наряжала дома елку, укладывала подарки своим детям в носочки, которые сама связала прошлой ночью. Шарики, мишуру развесила и подумала:
– Всегда в школе, родные дети меня не видят, разговаривать с ними не успеваю, надо что-то менять.
Позвонили в дверь.
– Откройте, милиция.
– Милиция, ко мне?
– Это Вы любимая учительница Вероники? Может быть, Вы ее научили прыгать с крыши пятиэтажного дома? Может, это в вашу честь? Духовный наставник?
Учительница ничего не слышала, в голове роились стихи Вероники, в них ничего ужасного не находила.
– Поедем, собирайтесь к следователю.
