скачать книгу бесплатно
– И что? Уговорил? – с нотками ехидства в голосе спросила Марианна.
– Ты зря так, дорогая. Я действую по поручению Максима Дмитриевича.
– Аааа, так бы и сказал! А то я, как дура, ревную тут.
– Ревнуешь? – опять с наигранной весёлостью переспросил Валерий. – Значит, любишь!
– А ты сомневался?
– Ну, как тебе сказать… Сегодня у тебя будет шанс доказать мне это…
***
По настоятельному предложению Максима Дмитриевича сразу же после подачи заявления в ЗАГС Валерий с Марианной стали жить вместе в загородном доме Юценко. Собственно, и подача заявления в ЗАГС была инициирована Максимом Дмитриевичем. Сам Валерий, возможно, ещё подумал бы, что-то его смущало, внутренний голос немного роптал, но, убеждённый директором в том, что женатому на Марианне ему легче будет выехать с ней в Германию, он сделал дочери директора предложение выйти за него замуж, на которое та тут же согласилась. Всё это – и женитьба, и совместная жизнь молодых были этапами плана Максима Дмитриевича. Совместные фотографии Марианны и Валерия, незаметно сделанные нанятым им фотографом, в том числе и при подаче заявления в ЗАГС, – тоже входили в этот план. Целью плана было сделать имя своей дочери в научной среде и выдать её замуж. Конечно, в мужья своей Марианне Максим Дмитриевич желал бы кого-то состоятельного, но «на безрыбье и рак – рыба», потому остановил свой выбор на нищем, зато, как казалось ему, покладистом, любящем его дочь Валерии. Понимая, что Марианна бездарна и вряд ли когда внесёт свой вклад в науку, Максим Дмитриевич решил прибегнуть к старому, проверенному веками методу – воровству, тем более, что в стенах возглавляемого им института сотрудница Чижова шла к открытию революционной силы. Наведя справки о Елизавете Чижовой, Максим Дмитриевич убедился, что встать на её защиту вряд ли кто сумеет: родственники её – простые интеллигенты, далёкие от властных структур, друзей – влиятельных лиц у неё тоже нет. В институте никто против него не пойдёт. Так что, всё складывалось, по разумению Максима Дмитриевича, как нельзя лучше.
***
Александр Германович, зная, что поступает подло, чувствовал себя неловко, тем не менее, виду он старался не подавать, и это ему почти удавалось. Он приветливо пригласил Елизавету сесть напротив себя и мягко, даже чуть распевно, заговорил:
– Елизавета Петровна, Вы всегда выглядите замечательно, но весна, похоже, действует на Вас как-то по-особенному.
– Не могу не согласиться с этим. Думаю, на всех она действует по-особенному.
– Ну, не скажите… Действие весны на меня в годы моей молодости и сейчас очень разнится. Сейчас я просто…
Заведующий отделом, чуть поговорив о весне, о её действии на себя в разные годы, перешёл к разговору, для которого была приглашена Елизавета.
– Вы, должно быть, знаете, что выделен грант на научную работу… Девушка, ожидая продолжения, никак не отреагировала на слова декана, и он был вынужден продолжить:
– Причём, получивший грант должен будет поехать в Германию. Разумеется, по логике получить грант должен самый перспективный учёный. По моей оценке, это Вы, Елизавета Петровна. Но, как Вы понимаете, грант этот и место в Германии Максим Дмитриевич выбивал для Марианны. Вы знаете, она его дочь. А получить грант, это значит… – Тут Александр Германович, понимая, что говорит лишнее, пресёк сам себя и продолжил уже о другом. – Конечно, хотим мы того или нет, Максим Дмитриевич пошлёт в Германию свою дочь. Это не обсуждается! – декан смолк. Последние его слова прозвучали жёстко, а потому особо выделились на фоне его предыдущей тягучей речи. «С чем Максим Дмитриевич пошлёт свою дочь?» – подумала Елизавета. – «И зачем мне говорит это Александр Германович?», но продолжила молчать. Её молчание не понравилось заведующему отделом, и он, чуть раздражаясь, спросил:
– Ну, чего Вы молчите?
– Что Вы хотите услышать от меня?
Вместо ответа заведующий отделом стал сетовать:
– Вы же понимаете, что от меня ничего не зависит! Ровным счётом ничего! Последние слова заведующий отделом почти выкрикнул. Лицо его покраснело. Девушке стало жалко его.
– Не волнуйтесь Вы так, Александр Германович, – сказала она, – я ведь не рвусь… Заведующий отделом прервал девушку криком:
– Ну как не волноваться! – и тут же прервал себя и заговорил уже спокойно: – Ну и правильно, что не рвётесь: чужая страна, чужой менталитет, чужой язык. Вы ведь не знаете немецкий?
– Не скажу, что в совершенстве, но могу на нём общаться, – ответила Елизавета на немецком языке. Александр Германович тоже перешёл на немецкий язык:
– Вот как? – изумился он. – А я и не знал… Где ж Вы так обучились? Выезжали в Германию?
– Нет. У меня был хороший преподаватель – моя мама, – продолжая говорить по-немецки, ответила Елизавета.
– А Ваша мама немка?
– Нет. Она преподаватель языков.
– А я родился в Германии, мой отец был военным, – радуясь возможности отойти от щекотливой темы, на хорошем немецком языке сказал заведующий отделом и стал рассказывать о своём детстве, проведённом в Германии. Закончив рассказ о детстве, он перешёл на русский язык:
– Так значит, Вы готовы к тому, что пошлют в Германию не Вас, а Марианну?
– Простите, не совсем поняла вопрос. В чём должна выражаться моя готовность?
– Ну… Понимаете, институт сам решает, кого выдвинуть на получение гранта, тут нет указчиков, но… – заведующий отделом снова заговорил тягуче – было бы лучше, если бы Вы, Елизавета Петровна, написали отказную.
– Отказную? – переспросила Елизавета, дивясь и самой ситуации, и слову.
– Да… Ну, чтоб всё было формально обоснованно, обстоятельно – скажем так. Этот документ, разумеется, никуда не пойдёт, но пусть бы он был… Это скорее для успокоения совести Максима Дмитриевича.
– Как легко успокоить совесть человека, – ухмыльнулась девушка.
– Вам, молодежи, этого не понять, но мы, старшее поколение, привыкли к порядку…
– К порядку? Выдавать гранд лицу, далёкому от науки, это порядок? Заведующий отделом поморщился.
– Мы говорим о разном. Я имею в виду документацию.
– Я поняла, что вы имеете в виду. А когда будет назначена комиссия по моей работе? Вопрос о комиссии вырвался неожиданно даже для самой Елизаветы.
– Это вам надо обсудить с Максимом Дмитриевичем. Думаю, завтра он захочет встретиться с вами.
***
Но директор пожелал встретиться с Елизаветой в этот же день. «Надо действовать, пока она (о Елизавете) не одумалась, пока не посоветовалась там с кем-нибудь», – решил он.
– Елизавета Петровна, мне Александр Германович сообщил, что вы готовы написать отказную от гранта и поездки в Германию.
– Я получила сегодня от Александра Германовича такое предложение, но готовности его принять не выражала. «Вот стерва!» – подумал директор о Лизе и сказал:
– Да, но ему вы сказали, что не рвётесь ехать в Германию…
– Не рвусь. Но и не отказывалась, я ведь ещё и предложения такого не имела.
– Елизавета, – директор нарочно упустил отчество девушки с целью придать разговору более доверительный тон, – ты – так он тоже назвал девушку с той же целью – не подумай, что твоя работа… твои изыскания, твой труд пропадут. Я…, институт создаст все условия для дальнейшей твоей деятельности, я даже повышу твой оклад.
– Уважаемый Максим Дмитриевич, – с лёгкой едва уловимой ухмылкой заговорила Елизавета, – повторюсь, вы хотите, чтоб я отказалась от того, чего не имею. Вы же ещё не предлагали мне ничего, ещё даже не было комиссии по моей работе. Я думала, что сегодня вы как раз объявите дату.
– Ну а если бы, предположим, вы получили такое предложение, могли бы вы отказаться от него в пользу… ну, скажем, Валерия Сергеевича?
Елизавета, знавшая, что директор хочет послать в Германию свою дочь, была удивлена, услышав имя Валерия. Она подумала, что Максим Дмитриевич изворачивается, называя Валерия вместо Марианны, ей стало как-то неловко за директора.
– Александр Германович говорил, что вы хотите послать в Германию Марианну Максимовну, – заметила она осторожно.
– Да, Марианна едет. Но мне не хотелось бы отпускать её одну. Лучше было бы ей ехать с Валерием Сергеевичем – её женихом, а вернее сказать, даже мужем. Ведь через пару недель они поженятся, хотя это только формальность, они же уже живут вместе.
– Как Вы сказали, живут вместе?
– Да, вы не ослышались. Недели две назад они подали заявление в ЗАГС. Эти двое любят друг друга, вот уже больше года мы с женой наблюдаем их счастье. Моя супруга считает Валерия идеальной парой для нашей дочери. Они же ещё с институтской поры дружат, – говорил Максим Дмитриевич, с радостью наблюдая, как на его слова реагирует Чижова. – И кто бы мог подумать, их студенческая дружба переросла в любовь!
– Этого не может быть! – тихо, но внятно сказала чуть побледневшая Елизавета.
– Почему? – выказал наигранное добродушное удивление директор. – Мы вот с моей супругой тоже учились в одном университете…
– Я про… Валерия Сергеевича, он ничего не говорил мне… – прервала мужчину Елизавета.
– Ну, знаете, я не думаю, что Валерий Сергеевич должен был всем в институте рассказывать о своей любви. Мужчины в отличие от женщин не любят рассказывать о своих любовных делах.
– Да, но мне он говорил…, – девушка осеклась и через пару секунд продолжила. – Валерий Сергеевич не говорил, что собирается жениться, я не знала…
– Вы не верите мне? Так спросите у них самих. А, вот, кстати, посмотрите… Директор взял со стола свой телефон, чуть покопался в нём и стал показывать девушке фотографии, на которых были выглядевшие счастливыми Марианна и Валерий: вот они сидят в обнимку на веранде загородного дома Юценко, вот даже целуются где-то. Несколько фотографий было сделано на фоне здания ЗАГСа. На них опять были счастливо улыбающиеся Марианна и Валерий, а рядом с ними – Максим Дмитриевич и две женщины: одна – помоложе, другая – постарше.
– Это моя супруга, – указывая на ту, что помоложе, прокомментировал Максим Дмитриевич, – а это моя мама, – указал он на женщину в преклонном возрасте. Он хотел показать ещё несколько фотографий Лизе, но видя, что та уже смотрит куда-то в сторону, решил «Сработало» и отложил телефон. Эти фотографии без ведома Валерия и дочери были изготовлены фотографом по заказу Максима Дмитриевича специально для этого случая. Показ их Лизе был одним из этапов его коварного плана.
Не верить фотографиям Елизавета не могла, но и понять поведение Валерия тоже было невозможно. «Он лгал?» Этот вопрос ввёл девушку в стопор. Поняв это, и решив, что сейчас самое время атаковать, Максим Дмитриевич поспешно продолжил свою игру:
– Думаю, молодой паре лучше ехать вместе. Не стоит разлучать их. Конечно, я мечтал о том, чтоб с Марианной поехали именно вы, Елизавета Петровна. Зная вашу доброту, отзывчивость, я специально выбил эти два места – для Марианны и для вас. Я мечтал, что пошлю вас вдвоём, – выкладывал Максим Дмитриевич заготовленную им ложь, – вы всегда помогли бы Марианне Максимовне, но судьба распорядилась иначе.
– А разве места два? – отойдя от шока, спросила Елизавета?
– Да, два гранта и два места. Я ж выбивал их специально под вас с Марианной. Но Валерий Сергеевич уверил меня, что сможет быть Марианне Максимовне опорой во всём.
– Валерий Сергеевич знал, что два человека будут выдвигаться на грант? «Ну вот», – радовался директор, – «наконец-то, выходим на финишную прямую. Только бы сейчас всё провернуть как следует».
– Ну а как же?! Конечно, знал. Он же теперь в нашем доме – свой человек. С самого начала знал. «Какая сволочь!», – мысленно выругалась девушка в адрес Валерия, поняв, насколько подл человек, которого она любила. Ей стало плохо, в глазах чуть помутнело, но не надолго, вскоре всё вернулось в норму.
Видя тяжёлое состояние Елизаветы, Максим Дмитриевич продолжил всё в том же тоне:
– Думаю, вы, Елизавета Петровна, не будете противиться счастью Марианны и Валерия.
– Конечно, нет! Дай Бог им счастья! – искренне высказалась девушка.
– Вот и хорошо. Тогда подпишите это, – ректор подсунул под руки девушки планшет с прижатым листом.
– Что это? – вчитываясь в текст, спросила Елизавета.
– Это документ, подтверждающий, что вы не против того, чтоб в Германию ехали другие учёные, а не вы.
– Да зачем это?
– Это свидетельство того, что у вас нет претензий к институту. Ну, вы же не против того, чтоб поехали молодожёны? Слово «молодожёны» директором было применено специально, оно должно было произвести на девушку особое впечатление и «добить» её.
– Не против, – чуть упавшим голосом ответила Елизавета, беря в руку ручку. Директор тут же подскочил к ней, ловким движением из-под подписанного девушкой листа вытащил второй, но не на полный разворот, а только то место, где Елизавете должно было поставить подпись. Не дожидаясь вопроса девушки, он пояснил:
– Один экземпляр – вам, второй – мне. Вы уж простите, я такой формалист. Я, понимаете ли, подстраховываюсь, я должен знать, что совесть моя чиста.
Елизавета, цепившись мыслями за слово «совесть», быстро метнулись к совести Валерия и снова пришла в ужас «Какой мерзавец!». Ей хотелось скорее отстраниться от чужой грязи, спешно она поставила сою подпись и на втором листе. Директор тут же стянул со стола планшет с подписанными листами, верхний, тот, что был подписан первым, передал девушке, второй тут же вместе с планшетом сунул в ящик своего стола.
– Ну вот, – как-то очень весело почти выкрикнул он, – дело сделано! Вы же не беспокойтесь, Елизавета Петровна, мы тут Вам создадим не худшие условия для работы. Я даже постараюсь решить ваш жилищный вопрос. Вы же у нас живёте в общежитии? Думаю, к новому году мне удастся выбить вам отдельное жильё.
– Спасибо, буду рада. А что насчёт комиссии по моей работе?
– Это мы решим, решим, – как-то очень поспешно, как бы отмахиваясь от темы, ответил директор.
***
Где-то через месяц Елизавета снова обратилась к директору с вопросом о созыве учёного совета для обсуждения её работы, но получила от него уклончивый ответ:
– Куда вы всё спешите, Чижова? Учитывая масштабность работы, её специфику, в комиссию требуются компетентные лица, даже я не смогу дать толковую оценку этой работе. Я занимаюсь этим вопросом, занимаюсь. – В голосе Максима Дмитриевича послышалось раздражение. – Больше не обращайтесь ко мне с этим. Я сообщу вам, когда будет надо. Пока же можете взять отпуск. Съездите куда-нибудь отдохнуть, не всё вам голову ломать. Кстати, почему вы не были на свадьбе Марианны Максимовны? Вы же были приглашены.
– Простите, не смогла быть. Ко мне приезжал брат как раз на эти дни, я не могла его оставить. Я сообщала, что быть на свадьбе не смогу.
– Да, родство превыше всего, понимаю вас, понимаю.
***
Родство Максим Дмитриевич ценил, но Валерия принять душой не мог, что-то настораживало его в этом человеке, которого он мысленно, а при случае и вслух, называл муженьком своей дочери. И хотя Валерий ещё ни разу не обнаружил своей неприязни к Марианне, что-то подсказывало Максиму Дмитриевичу, что для Валерия женитьба на его дочери – это только шанс получить грант и выехать в Германию, то есть стать признанным в научных кругах. Дочери он боялся высказать это своё предположение, а жене как-то высказал. Нелли Арнольдовна отнеслась к этому, по мнению Максима Дмитриевича, очень легкомысленно:
– Мне кажется, они любят друг друга. Посмотри, как Марианночка расцвела!
– Марианна-то любит, кто бы в этом сомневался, а её муженёк…
– Максим, главное – наша дочь счастлива. Под этими словами Нелли Арнольдовна имела в виду ещё и «наша дочь замужем», у неё было опасение, что Марианна останется старой девой, до сих пор у неё не было ни одного ухажёра, хотя выглядела она достаточно приятно, и из семьи состояла хорошей.
– Не суйся к ним, – продолжала она, – пусть сами разбираются. Главное, Марианна обещала пока не рожать. Ну, пока не вернётся. Ты посмотри, как у них всё ладно, он прямо ковром перед ней стелется. Вот и пусть девочка насладится…
– Это-то меня и настораживает, – перебил муж Нелли Арнольдовну, – слишком уж хорошо у них всё, а он – мастер головы дурить.
– Вскружать? – с милой улыбкой спросила женщина.
– Что вскружать? – не сразу понял вопроса Максим Дмитриевич.
– Головы, – чуть подхихикнув, – ответила жена.
– Кружить, вскружать, – не важно! Главное, он мастер в этом, вон как заморочил голову Чижовой! А она – молодец! Я боялся, что она всё бросит и уедет, а ведь ещё надо будет дальше вести работу…
– Я думаю, не одной Чижовой он вскружил голову, ты посмотри, какой он красавец, девчонки на нём, наверное, гроздями висли.
– Неля, ну ты скажешь тоже! Он же не девушка, для него красота – на последнем месте, главное – умение зарабатывать деньги.
– Макс, наших денег хватит и им, и их детям, если будут с умом к ним относиться.
– Да…, – углубляясь в какие-то мысли, отозвался Максим Дмитриевич, – если с умом, то хватит.
