скачать книгу бесплатно
Про армию много чего написано, много чего рассказано и еще больше придумано. Армия (так часто думают, и, нам кажется, не напрасно) это школа жизни, школа воспитания в молодых людях чувства долга, преданности, уважения к своей родине, семье, близким и любимым людям. Каждый восемнадцатилетний паренек, принимающий присягу, поневоле ощущает торжественность, величие происходящего. Слова присяги, такие простые и понятные, (что бы ни говорили злые языки), все равно остаются в сердце истинного патриота своей страны. И даже много лет спустя, многие из них наизусть помнят слова воинской присяги.
К сожалению, после принятия присяги, далеко не всегда у солдат начиналась настоящая служба. Иногда вместо того, чтобы изучать, например, правила ведения боя на открытой местности, солдаты занимались укладкой асфальта на территории части; или собирали урожай картофеля на наших огромных и бесконечных полях; или строили дачи и дома высокопоставленным офицерам; или… впрочем, продолжать можно довольно долго. Но мы не станем этого делать.
Укладка асфальта, сбор урожая, благоустройство быта наших многоуважаемых генералов и полковников – дело, вне всяких сомнений, нужное и полезное. Но, на наш взгляд, не совсем подходящее для славных защитников нашей отчизны.
Да, в то нелегкое для нашей страны время, в армии происходили довольно странные, а порой и невероятные вещи. Но несмотря на все чудеса – некоторые события иначе как чудесными и не назовешь – имевшие место быть, солдаты, конечно, продолжали нести службу и охранять покой гражданского населения. В свободное от уборки урожая время новобранцы учили устав, маршировали на плацу, изучали военное дело. Их готовили стать водителями различных армейских установок, которые были необходимы для обеспечения бесперебойной работы армейской авиации. Основным азам этого нелегкого дела, новобранцев все же обучили. Ну а непосредственно в части, справедливо рассудили в учебном центре, старослужащие очень быстро научат всему остальному.
Не будем утомлять нашего уважаемого читателя подробным описанием армейской жизни. Остановимся лишь на нескольких эпизодах, которые, по нашему скромному мнению, все же заслуживают внимания.
После интересной и весьма поучительной полугодовой подготовки в учебной части (в результате которой они научились мастерски собирать картофель и свеклу, укладывать асфальт, ходить строем по плацу и т.д.), наши доблестные воины отправились непосредственно в войска. Борис вместе с еще одним товарищем попал служить в одну из республик (если быть точным – в Белоруссию), входившую тогда в состав Советского Союза.
К новому месту службы они прибыли к вечеру. На дворе стоял ноябрь месяц, на улице было уже темно, поэтому наши юные герои не могли в полной мере оценить место, где им предстояло провести часть своей жизни. Старший лейтенант, сопровождавший молодых солдат, отвел их в казарму и передал старшине, который, после знакомства и короткого разговора вызвал каптерщика и велел выделить им белье и указать кровати. Надо сказать, что встретили вновь прибывших весьма и весьма приветливо. Ребята, наслушавшиеся страшных и чудовищных рассказов о «дедовщине», были несколько удивлены спокойным и дружеским приемом. Однако, это выяснилось довольно скоро, им просто дали немного времени на адаптацию. Надо отметить, что для Бориса эта адаптация началась довольно необычно.
В первую очередь их отвели в каптерку. Каптерка представляла собой помещение, состоявшее из двух относительно небольших комнат. В первой комнате за небольшим деревянным столом расположился сам каптерщик, довольно колоритный парень, с которым мы познакомимся чуть позже. В этой комнате вдоль стен стояли многочисленные полки, заполненные постельными принадлежностями – одеялами, простынями, портянками, солдатским бельем и еще черт знает чем. В соседней комнате, дверь в которую была закрыта, находилась так называемая сушилка. На многочисленных трубах отопления, проложенных вдоль всей поверхности стен, солдаты сушили свою одежду. Кроме труб отопления, в сушилке находилось несколько широких полок, заваленных шинелями, бушлатами и старыми матрасами. В морозные зимние ночи, когда в казарме было довольно прохладно, не было такого солдата, не мечтавшего оказаться на этих полках, и не мечтавшего зарыться среди этих матрасов и бушлатов.
Каптерщик, здоровенный детина двухметрового роста, литовец по национальности, оглядев наших героев с ног до головы, снисходительно улыбнулся.
– Подойдите ко мне, – приказал он молодым людям.
Борис с товарищем приблизились к сержанту (каптерщик был в звании сержанта).
– Расстегнуть верхнюю пуговицу на кителе, – те повиновались. – Так, так, – литовец с интересом осмотрел «подшиву», пришитую черными нитками.
– Ты посмотри-ка, Вовчик, – обратился он к старослужащему, сидевшему за столом и пившему чай. – У них «подшива» пришита черными нитками, да еще и уголком.
– Ха, – ухмыльнулся тот, – прикольно. Ну ничего, у нас есть хорошие учителя, они быстро научат как правильно подшиваться. Да, Серега? – обратился он к черноволосому младшему сержанту, сидевшему рядом с ним, и подмигнул.
– Можешь не сомневаться, – медленно, несколько растягивая слова откликнулся тот.
Тон, которым сержанты (Вовчик тоже находился в звании сержанта) разговаривали с нашими героями, был вполне мирным и не предвещавшим ничего худого. Но в голосе каждого из них сквозила некая ирония, не ускользнувшая от вновь прибывших.
Здесь, нам кажется, необходимо сделать пояснение и ответить на вопрос, который возник у многих (во всяком случае у тех, кто не служил в армии) – что же такое «подшива»? «Подшива» – это небольшой кусок белого материала, который солдаты ежевечерне пришивали к воротнику своей формы, дабы шея у них всегда была чистой и не было надобности ее (форму) часто стирать. У молодых солдат «подшива» была фабричной и состояла из двойного прямоугольного кусочка белой ткани, по размерам не превышавшего размера воротника солдатской формы. Каждый вечер они спарывали «подшиву», пришивали свежую, а старую стирали и сушили. У старослужащих «подшива» состояла из большого белого куска простыни, свернутого несколько раз. Кусок ткани сворачивали так, чтобы он совпадал с размерами воротника и затем его пришивали. Чем толще была «подшива», тем лучше она держала форму. С помощью толстой «подшивы» делали воротник-стоечку. Он смотрелся очень красиво. Надо заметить, что я говорю о старой советской форме, в которую одевали солдат в восьмидесятые годы прошлого столетия. Затем форму поменяли и воротники-стоечки остались лишь в воспоминаниях и на фотографиях, запечатлевших те славные, добрые времена.
– Хавать хотите? – неожиданно спросил литовец.
– Да, не откажемся, – ответил Борис. На ужин наши доблестные бойцы не успели и были не прочь чем-нибудь поживиться.
– Проходите, садитесь, – каптерщик широким жестом пригласил к столу, – Серега, Вовчик, уступите пацанам место.
– Вот салаги, не успели приехать, а уже наглеют, – Вовчик снова подмигнул, но теперь, как показалось Борису, уже не кому-то конкретно, а всем, находившимся в комнате. Несмотря на слова, интонация обращения была шутливой, и Борис с Колькой (так звали его товарища), подсели к столу.
– Садитесь, не стесняйтесь, – произнес литовец, открыв ключом небольшой сейф, набитый драгоценностями в виде домашней колбаски, копченой рыбки, консервов, сгущенки, конфет и еще бог знает чего. Надо заметить, что точное содержимое сейфа, кроме самого каптерщика, разумеется, не знал никто. Со всемирно известным литовским гостеприимством он выложил все эти лакомства на стол.
– Эй, Пилис! (это была фамилия литовского гиганта) – вдруг воскликнул черноволосый Серега, не удержавшийся при виде такой вкуснятины. – Ты же сказал, что все закончилось!
– Успокойся, друг мой, – с непередаваемым прибалтийским акцентом и спокойствием, присущим только представителям стран Балтии, ответил Пилис, – я немного, как это говорится, – тут он наморщил лоб, пытаясь подобрать подходящее слово – слукавил! – и широко улыбнулся.
– Ничего себе! – воскликнул Вовчик, – нам, значит, сухие галеты, а этим салагам – колбаску и конфеты!
– Вовчик, да в тебе от удивления поэт проснулся, – усмехнулся Серега. – Ладно, пойдем, пусть пацаны поедят.
Не торопясь, оба сержанта вышли из каптерки.
– Давайте, ешьте, – Пилис приветливо глянул на Бориса и Кольку. – Они неплохие ребята, – он кивнул головой в сторону двери. – А вот о себе такого сказать не могу. Пилис плохой, – заявил он о себе почему-то в третьем лице.
Это заявление было несколько неожиданным и контрастировало с действиями литовца. Поэтому, ребята удивленно на него уставились. Сержант это заметил.
– Вы про это? – он указал рукой на стол. – Это ничего не значит. Это просто традиция. В нашей роте принято хорошо встречать новобранцев, и давать им один-два дня на то, чтобы они могли немного привыкнуть к новому месту. А через день у вас начнется настоящая служба, – многозначительно закончил литовец. – И вы узнаете, какой Пилис на самом деле плохой, – добавил он.
Последняя фраза прозвучала малообнадеживающе, и наши герои несколько приуныли. Однако мирный вид сержанта, невероятный аромат, исходивший от домашней колбаски, конфеты, лежавшие на столе в виде небольшой горки, свежий хлеб, принесенный из солдатской столовой, сгущенка – все это содействовало тому, что наши юные герои, увлекшись поеданием всего вышеперечисленного, быстро забыли о «настоящей» службе, обещанной им сержантом, и ожидавшей их в недалеком будущем.
– Ну что, подкрепились? – обратился к ним каптерщик, дождавшись окончания трапезы.
– Угу, – ответили оба.
– Вот и хорошо. А теперь вам все же придется немного поработать, – заметив удивление на лицах своих подопечных, он продолжил – сегодня вас, конечно, никто не тронет, но чтобы не раздражать «дедушек», вам лучше не показываться им на глаза до отбоя. А как это сделать? – он вопросительно глянул на ребят. Те смотрели на него молча, не зная, что ответить.
– Пилис вам поможет. Он, конечно, плохой, но сегодня он обязан помочь, – литовец снова заговорил о себе в третьем лице.
– Ты – указал он на Кольку, – кстати, как тебя звать? – тот ответил, – так вот, Николай, ты останешься здесь и уберешься в сушилке, – он указал на дверь в соседнюю комнату.
– А ты? – теперь сержант смотрел на Бориса. Тот, сообразив, что хотят услышать его имя, представился.
– Так вот, Борис, ты отправишься в подвал.
При этих словах у Бориса по спине пробежали мурашки. Как мы уже знаем, Борис был не из трусливых, но все же при упоминании подвала, ему стало немного не по себе. Но внешне это никак не выразилось. Пилис провел Кольку в соседнюю комнату, объяснил задачу, затем запер каптерку на ключ и вместе с Борисом отправился в подвал.
Подвал находился неподалеку, буквально за входной дверью, ведущей в расположение роты. Выйдя из роты, Пилис с Борисом очутились на лестничной площадке, ведущей вверх, на второй этаж, и вниз, к двери, выходившей непосредственно на улицу. Они спустились на несколько ступеней вниз и оказались на площадке перед выходом из казармы. Затем они повернули вправо, и спустились еще на несколько ступеней вниз. Вход в подвал преграждала деревянная дверь, обитая большими старыми кусками жести. От долгого использования, тонкий металл местами истерся, оголив грубые не струганые доски. Доски, впрочем, были весьма добротными и крепкими, и могли прослужить еще многие, многие годы. На двери висел огромный старый замок, подобный тем, которые вешали на крепкие деревянные двери амбаров, дабы защитить их от непрошенных гостей. Несмотря на свой древний внешний вид, замок открылся легко и бесшумно. Было видно, что за ним ухаживали и периодически смазывали.
Огромной рукой Пилис толкнул дверь и та открылась очень тихо, не издав ни одного скрипа. Этому способствовало то обстоятельство, что хозяйственный литовец не забыл не только про старый замок, но и старые дверные петли, которые смазывал также тщательно. Нащупав рукой включатель, сержант зажег свет. Борис вошел следом.
Подвал оказался огромным. Он раскинулся под всем зданием казармы. Повсюду валялись какие-то куски ткани, камни, кирпичи, жестяные банки и тому подобный хлам. Вся эта «красота» тонула во мраке, который начинался в том месте, где кончалась власть света. Одинокая лампочка слабо освещала огромное пространство. Но ее света вполне хватало на то, чтобы разглядеть справа, в нескольких метрах, небольшую комнату, выстроенную из старых белых кирпичей. К ней и направился прибалтийский гигант. Борис пошел за ним.
Бесшумно отперев замок и толкнув дверь, сержант вошел в комнату. Привычным движением нащупав включатель, он зажег свет.
– Иди сюда, – позвал он Бориса.
Борис повиновался. Оказавшись внутри, он огляделся. Комната была небольшой, примерно 15-18 квадратных метров. Вдоль стен протянулись деревянные стеллажи, заставленные какими-то банками, бидончиками, коробками, старыми солдатскими сапогами, бушлатами, шинелями, одеялами и тому подобным хламом. Борису пришла в голову в мысль, что его хотят заставить навести тут порядок и чистоту. Если, так, то я и за несколько дней не справлюсь, уныло подумал наш герой.
– Нет, Пилис не заставит тебя тут прибираться, – словно прочитав мысли нашего героя, заговорил литовец. – Ты здесь не для этого.
Он подошел к двери и плотно ее закрыл. Потом прошел вглубь комнаты и остановился у правого дальнего угла. Поманил Бориса пальцем. Борис подошел.
– Залезай на вторую полку и разгреби бушлаты, – приказал гигант. – За ними увидишь стеклянную бутыль. Подай ее сюда.
Под грудой старых выцветших бушлатов Борис обнаружил трехлитровую стеклянную бутыль, наполовину заполненную чем-то красным. Пилис аккуратно взял посуду и поставил на небольшой, покрытый толстым слоем пыли, деревянный столик, стоявший неподалеку. Опустившись на колени, он выдвинул ящичек стола и достал оттуда граненый стакан. Стакан, естественно, тоже не блистал чистотой. Оглядевшись, он заметил висевший на полке небольшой кусок простыни. Нельзя сказать, что этот кусок представлял собой эталон чистоты, но для целей нашего сержанта он вполне подходил. Тщательно вытерев стакан, он откупорил бутыль и наполнил непревзойденный граненый шедевр темно-красной жидкостью. До носа Бориса, с интересом наблюдавшего за происходящим с высоты второй полки, дошел чудесный аромат прекрасного домашнего вина.
– Ну, – сержант повернулся к Борису, – чего ты там сидишь? Слезай.
– Пей, – литовец протянул спрыгнувшему Борису стакан. Тот оторопел. Ни в каком самом удивительном и фантастическом сне Борису не могло такое приснится.
– Я? – наш герой недоверчиво глянул в лицо сержанта, пытаясь понять, шутит тот или просто решил над ним поиздеваться.
– Ты, – ответил тот, – а потом я. Да ты не бойся, ничего тебе за это не будет. Сегодня я твой покровитель, тебя никто не тронет и слова лишнего не скажет. Пей. До дна.
Еще раз взглянув в широкое, и, как показалось Борису, доброе лицо прибалта, он сделал глоток. Вино оказалось очень вкусным. Сержанту не пришлось повторять дважды, потому что Борис с огромным удовольствием осушил стакан.
– Молодец! – Пилис хлопнул Бориса по плечу. Затем он налил себе и также с видимым наслаждением опорожнил стакан. – Кстати, может, тебе надо закусить? – в его гигантской ладони, откуда ни возьмись, появилось несколько ирисок.
– Нет, спасибо, – отказался Борис, – вино очень вкусное, так что и закусывать не надо.
– Как знаешь, – он бросил конфеты на стол. – Достань табуретки из-под полки, – Пилис вытянул руку и указал, откуда их надо достать.
– Ну давай, рассказывай, – после того как они расположились возле стола, Пилис вопросительно посмотрел на Бориса.
– А что рассказывать? – он взглянул заблестевшими от вина глазами на сержанта. На щеках Бориса заиграл румянец, доброе домашнее вино делало свое дело и парень немного захмелел. Вместе с хмелем пришла и некоторая расслабленность, напряжение спало, и Борис почувствовал себя уверенней. Ему захотелось еще вина.
– А можно еще? – он глазами указал на бутыль.
– Отчего же нет? – улыбнулся сержант. Он налил еще полстакана. Борис выпил. Сержант тоже.
Трудно сказать, почему этот литовец, не отличавшийся особой щедростью – впрочем, справедливости ради надо отметить, что и скрягой он никогда не был – вдруг проникся симпатией к Борису, и решил выразить ее таким необычным способом. Не зря говорят, что человеческая душа – потемки.
Итак, попивая ароматное вино, привезенное старослужащими, побывавшими в командировке в одной из среднеазиатских республик Советского Союза, наши герои просидели около получаса. Борис, до службы в армии редко пробовавший спиртное, быстро захмелел. Заметив это, сержант перестал ему наливать, но в казарму идти не предлагал. Борис, в обычной жизни не отличавшийся болтливостью, тут вдруг разговорился. Не зря говорят, что алкоголь развязывает язык. Он рассказал Пилису многое о своей жизни. Тому, видимо, было интересно. Но всякая интересная беседа когда-то подходит к концу. По разным обстоятельствам. В данном случае, нашим слегка хмельным героям предстояло идти на вечернюю поверку.
– Да, чуть не забыл, ты же теперь летчик, почти настоящий летчик. Почти. Чтобы стать настоящим, ты должен выпить стакан чистейшего авиационного спирта. Впрочем, стакана, кажется, будет многовато. А?
– Стакан спирта? – при одной только мысли о такой перспективе, Борис даже протрезвел. Он и водку-то выпивал с трудом, а про спирт даже и не думал никогда.
Пилис между тем уже наливал спирт из пол-литровой бутылки, невесть откуда появившейся в его могучей руке. Он налил примерно треть стакана.
– Вот, так нормально. Пей. – Литовец протянул стакан Борису. – Чистый, не сомневайся, – он ободряюще подмигнул.
От таких добрых, греющих душу слов, Борису, несомненно, стало легче.
– Запомни, спирт запивать нельзя. Ничем. Только закусывать. Иначе, рискуешь заполучить язву желудка или еще чего похуже. И после того как выпьешь, задержи дыхание как можно дольше. Вот, возьми, – добрый самаритянин протянул Борису ириску. – Ириску – Бориске! – сострил литовец.
Наш герой поднял стакан, и, выключив обоняние и выдохнув как можно больше воздуха из груди, опрокинул его в рот. Сказать, что по его глотке, мгновенно охватив грудь и полыхнув где-то в животе, пронесся огненный смерч, значит, не сказать ничего. Борису показалось, что у него в груди вдруг началось извержение вулкана. Огненная лава охватила все его тело, перехватила дыхание и выдавила из его уже не совсем ясных глаз, слезы. Он оперся одной рукой о стол, задерживая дыхание, а второй все еще крепко сжимал порожний стакан. В этот момент ему вдруг вспомнился один советский фильм о войне, в котором главный герой выпивает стакан водки, любезно предложенный гитлеровцами и после того, как нацисты предлагают закуску, гордо ее отвергает, произнеся при этом: «после первой не закусываю». Борис хотел поступить также, но, открыв рот, смог лишь промычать что-то невнятное, чем вызвал оглушительный смех Пилиса.
– Закуси, – вдоволь насмеявшись, заговорил, наконец, литовец, любезно предлагая ириску. Борис сунул в рот конфету и рухнул на стул.
– Что, не понравилось? – улыбаясь спросил сержант.
– Ну почему же, – выдавил из себя Борис, – очень даже… ничего. – При этом выражение лица нашего героя явно свидетельствовало об обратном.
– А ты молодец, – похвалил его каптерщик.
– Стараюсь.
– Ну что, – глянув на часы, он поднялся, – пора на поверку. Пойдем.
Борис поднялся, но тут же ухватился за край стола, чтобы не упасть. Чистый спирт сделал свое пагубное дело. Борис был пьян. Чертовски пьян. Шатаясь, он держался за стол, дабы не упасть.
– Ну, брат, ты и наклюкался. Так, кажется, у вас говорят? – каптерщик широко улыбался, наблюдая за Борисом.
– Да, можно и так сказать, – пролепетал Борис.
– Ну ничего, Пилис тебя напоил, и Пилис тебя не бросит. Пойдем. Слушай только меня и никого больше.
Сержант, поддерживая Бориса, несмотря на то, что сам был подшофе, привел его в расположение роты и усадил на табуретку в каптерке. Затем быстро вскипятил воду в кружке с помощью самодельного кипятильника, представляющего из себя два лезвия для бритья, разделенные между собой спичками, и связанные ниткой. К двум разным концам лезвий были прикручены электропровода, заканчивавшиеся вилкой, которую вставляли в розетку. Вода в кружке закипала за несколько секунд. Пилис заварил крепкий чай, и заставил Бориса его выпить. Вскоре дежурный по роте приказал строиться на вечернюю поверку.
Пилис вывел Бориса в расположение, и поставив во втором ряду, приказал стоявшим рядом с ним солдатам поддерживать его. Присутствовавший на поверке командир взвода, старший лейтенант Антипов, так называемый «ответственный» офицер, мало обращал внимания на службу. Несколько месяцев назад он подал рапорт об увольнении, и с тех пор охладел к своим обязанностям. Так что поверка прошла без каких-либо эксцессов, и вскоре Борис уже лежал на кровати, посапывая и наблюдая, как мы надеемся, сладкие сказочные сны.
А что же Колька? Чем же был занят он, пока его дружок преспокойно напивался в подвале? Николай ответственно отнесся к полученному заданию. Он навел в каптерке такой порядок, какого тут не бывало, наверное, со дня основания части. Пилис, несмотря на то, что был в подпитии, все же заметил, что в каптерке все расставлено и развешано по своим местам, причем сделано это аккуратно и бережно. Заметив, что Борис с трудом держится на ногах, Колька сначала подумал, что его товарища избили.
– Не бойся, – обратив внимание на его реакцию, литовец решил прояснить ситуацию. – С ним все нормально. Просто твоего друга Пилис сегодня принял в летчики. Теперь он самый настоящий летчик. Ну почти, – чуть подумав, добавил сержант. – Поэтому, он немного пьян.
Пьян! Ничего себе! Что же теперь с ним будет? Наверное, на «губу» (так сокращенно в армии называли гауптвахту, предназначенную для наказания провинившихся военнослужащих) отправят. Такие мысли пронеслись в голове Кольки, но вслух он ничего не сказал. Дальнейшие события, произошедшие до отбоя, мы уже знаем.
Теперь будет не лишним познакомить читателя с самим помещением, в котором нашим героям предстояло провести полтора года своей жизни. То есть, с казармой. Напротив входной двери, как и положено, стояла тумбочка дневального. За его спиной находилась оружейная комната, в которой, соответственно, находилось все оружие личного состава роты. Рядом с оружейной комнатой, чуть левее, располагалось помещение дежурного по части, в котором постоянно находился либо сам дежурный по части, либо его помощник. Они, впрочем, обращали мало внимания на то, что происходило в роте. Для этого был дежурный по роте. Справа от дневального находилась комната для умывания и туалет. В этих двух помещениях в любое время дня и ночи (исключая, разумеется, время, когда солдаты умывались и приводили себя в порядок) все сверкало и блестело. Напротив этих комнат был кабинет старшины и уже известная нам каптерка.
Повернув от входа налево, мы окажемся перед двумя рядами шинелей, висевшими справа и слева в углублении стен, между которыми раскинулся широкий и длинный коридор. Прошагав несколько метров мимо развешанных солдатских шинелей, мы непременно попадем в святая святых – спальное помещение. Справа и слева от «взлетки» (так солдаты называли коридор), можно было лицезреть стройные ряды кроватей, аккуратно заправленных одинаковыми синими одеялами с несколькими белыми полосками. Все полоски находились строго на одной линии, и ни один, даже самый предвзятый человек, не смог бы найти ни малейший изъян в этой искусно выстроенной гармонии.
Рота была разделена на два взвода. Слева находилась рота обеспечения (куда, кстати, попали наши герои), а справа транспортная рота. В каждом взводе насчитывалось чуть более тридцати человек.
Кинув взгляд мимо спальных помещений, за чертой, где они заканчивались, можно было лицезреть небольшой бильярдный стол. Он был уже далеко не новый, но вполне пригодный для той цели, ради которой, собственно, здесь и находился, а именно: для игры. Слева от стола распахнутая дверь любезно приглашала в бытовую комнату или «бытовку», как ее называли. Здесь солдаты имели возможность погладить одежду, подшить воротнички, словом, привести себя в порядок. Напротив «бытовки» располагался кабинет командира роты. Тут защитники отечества имели возможность получить взбучку, получить внеочередной наряд на кухню, или получить увольнительную в город. Словом, это был кабинет, воплотивший в себе все радости и горести нелегкой солдатской жизни (исключая, разумеется, каптерку, и уже известную нам небольшую комнату в темном подвале).
Ваш покорный слуга забыл упомянуть о ленинской комнате, которая располагалась слева от входной двери и представляла из себя небольшое помещение, заставленное столами и стульями. Там солдаты могли подучить устав, почитать книгу, сыграть партию в шахматы, и конечно же, написать письмо. Письма в жизни военнослужащих играют особую роль и занимают очень большое место. Во времена службы Бориса ни о каких мобильных телефонах даже не слышали. Это сейчас любой солдат может хотя бы раз в неделю позвонить домой и пообщаться с родными. А в то время письма из дома все ждали с нетерпением, а получив, перечитывали по несколько раз. Письмо было неким глотком свежего воздуха, глотком гражданской жизни, возможностью хотя бы на миг, хотя бы в воображении оказаться с дорогими и близкими тебе людьми. Впрочем, мы немного отвлеклись.
На этом, пожалуй, можно закончить знакомство с казармой, и вернуться к нашим героям.
Кое-как, не без помощи новых товарищей, Борис отстоял вечернюю поверку и смог добрести до своей кровати. Им с Колькой определили две кровати, стоявшие рядом и находившиеся в первом ряду от коридора. Николай помог товарищу раздеться, сложить форму и тот с превеликим удовольствием завалился на кровать. «Ну наконец-то» – подумал Колька, и облегченно вздохнул, резонно полагая, что на сегодня приключения закончились. Эх, если бы он знал, что его ждет одна из самых беспокойных и нервных ночей в его не такой уж длинной жизни.
Спустя несколько секунд Борис уже тихо посапывал. Вскоре и Николай, после того как его несколько взвинченные нервы успокоились, задремал. Дремота перешла в крепкий юношеский сон, который, увы, продлился недолго.
Спустя какое-то время казарма погрузилась в сон. Тишина продолжалась минут тридцать. Затем по казарме пронесся храп. Причем это было не тихое похрапывание, а жуткий, я бы даже сказал, душераздирающий храп. Храп был настолько мощным, что проснулась добрая половина казармы. Первыми на кроватях поднялись дембеля, те, которым до увольнения оставалось лишь несколько дней. Близость окончания порядком поднадоевшей службы, скорая встреча с родными, друзьями, подругами, не давала им спать также крепко, как тем, кто об этом старался пока не думать. Так вот, эти ребята проснулись первыми. Что такое? Что случилось? Кто это? Где это? Раздались многочисленные голоса. Это храпел Борис. Никогда в своей не такой уж продолжительной жизни Борис не храпел. Но все в нашей жизни когда-то случается впервые. И надо же было такому случиться, что Борис захрапел. Захрапел впервые в жизни. И где? В солдатской казарме. Пожалуй, более неподходящего места трудно было найти. Храп громогласно разносился по казарме, но его дружок Колька продолжал спать как ни в чем не бывало. Видимо, воспользовавшись усталостью и перипетиями минувшего дня, Морфей очень крепко сжал свои объятия и не собирался выпускать Николая из этого сладкого плена. И Бориса, видимо, тоже.
Чего не смог сделать Борис своим храпом, то смог сделать солдатский кирзовый сапог, прилетевший Кольке прямо на голову. Он тут же проснулся, и хотел вскочить, но вспомнив, где он находится, решил этого не делать. И тут же возле его уха раздалась очередная волна ужасного храпа. Колька хотел тряхнуть своего товарища, но не успел. Еще один прилетевший сапог, также попал в голову. Но теперь в голову Бориса. Борис, однако, не проснулся, а лишь перевернулся на спину. Храпеть, впрочем, прекратил. Колька облегченно вздохнул. Прибежал свободный дневальный, и, подняв сапоги, отнес их владельцам, которые располагались на другой стороне «взлетки» т.е. в транспортном взводе. Вскоре Кольку опять сморил сон. На этот раз, дабы избежать болезненных попаданий сапогами в голову, он предусмотрительно укрылся одеялом вместе с головой, и с надеждой, что храп больше не повторится. Но, к сожалению – надо думать не только Колькиному – его надежды на оправдались.
Спустя несколько минут, тишину казармы вновь разорвал храп. Он исходил от Бориса. Едва только первые звуки разнеслись по казарме, несколько сапог, предусмотрительно подготовленных дембелями, тут же прилетели туда, куда их и нацеливали. А именно – на головы и остальные части тел наших героев. К вящему сожалению и удивлению бойцов, должного эффекта это не произвело. Храп продолжил свое торжественное звучание по казарме. Прилетело еще несколько сапог. Храп не прекращался.
– Б…ть, да успокоит его сегодня кто-нибудь или нет?! – перекрывая храпение Бориса, раздался громкий голос, судя по акценту принадлежавший выходцу из Кавказа.
Сообразив, что дело может кончиться плохо, и опасаясь возможного прилета табуреток, Колька вытянул руку и зажал Борису и рот и нос, пытаясь таким образом разбудить своего товарища, и прекратить раздражающий добрую половину роты солдат, храп. Несколько секунд Борис молчал, затем замотал головой и судорожно вздохнув, приоткрыл глаза.
– Ты чего? – он смотрел на Кольку ничего не понимающим взглядом, пытаясь сообразить, что происходит.
Тот в ответ помахал у его лица кулаком, затем прижал палец к своим губам, давая понять, что надо молчать.
