banner banner banner
Архив сочинений – 2015. Часть II
Архив сочинений – 2015. Часть II
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Архив сочинений – 2015. Часть II

скачать книгу бесплатно

Архив сочинений – 2015. Часть II
Константин Трунин

Становление таланта достигает определённого уровня, неизбежно в последующем принимая далеко не те черты, которые желается видеть. В плане понимания способности критически мыслить 2015 год стал особым, позволив рассматривать литературные произведения в свете их привязки к особенностям быта человеческого общества вообще. Имея желание сказать, получив для того возможность, рассмотрение художественной литературы превратилось в стремление понять устройство жизни.

Архив сочинений – 2015

Часть II

Константин Трунин

© Константин Трунин, 2023

ISBN 978-5-0060-4616-0 (т. 2)

ISBN 978-5-0060-3927-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Июль

Уилки Коллинз «Женщина в белом» (1860)

Подходить к чтению «Женщины в белом» нужно только со стороны понимания творчества Чарльза Диккенса. Если такого понимания нет, то дело может быть поправимо любовью к сомнительного рода литературе, где писатель водит читателя за нос всё повествование, осознанно раздувая объём произведения до невообразимых размеров, чтобы в итоге ничего толком не поведать. Говорить о чём-то, не говоря о конкретном – это отличительная черта очень умных людей, способных доводить аудиторию до исступления, не обращая внимания не недоуменные выражения лиц. Уилки Коллинз полностью впитал в себя стиль Диккенса, изначально находясь под его влиянием: «Женщина в белом», например, была опубликована именно в журнале Диккенса, позволив почитателям таланта одного писателя насладиться своеобразным фанфиком от другого автора.

Коллинз частично стал новатором, придумав вести повествование от имени нескольких героев. Гениальный ход позволяет писать об одном и том же, только с ещё большим количеством слов. Писатели XIX века кормились не от количества проданных книг, а сугубо благодаря периодическим журналам по подписке. Поэтому эпический размах творений Диккенса вызывает не удивление, а лишь снисхождение к порывам человека быть обеспеченным. Однако, тенденция писать много всегда довлела над миром литературы, несмотря на редкие появления действительно ценных авторов, годами вынашивавших идею для книги, после чего ещё большее количество времени реализуя замысел. Иногда получалось создать уникальное произведение и у писателей-поточников, но в числе других их работ оно просто тонуло, становясь уделом самых настойчивых читателей, верящих в возможность найти действительно интересное творение.

Стиль Коллинза мог быть иным, если не учитывать влияние Диккенса. Каким именно образом происходило общение двух писателей – об этом можно прочитать в соответствующих источниках. Проведённые параллели, в любом случае, сейчас не на стороне Коллинза; на момент написания «Женщины в белом», он всё ещё уступал Диккенсу в способности «лаконично» излагать мысли на бумаге. Язык Коллинза бесконечно витиеват, но не от красивого изложения: Уилки постоянно уводит внимание читателя куда-нибудь в сторону, иногда окончательно, после чего возвращение в основную канву сюжета становится затруднительным, если рассеянное внимание не увидит её в размытом неопределённом виде под слоем воды. Можно уподобить содержание «Женщины в белом» нудному описанию событий, бывших интересными только писателю, включая Диккенса. Однако, читал ли Диккенс труды Коллинза в полном объёме – весьма интригующий вопрос.

Кому всё-таки будет интересно творчество Уилки Коллинза? Только поклонникам Диккенса, уже прочитавшим все его произведения и яро желающим прочитать книги других авторов, писавших подобным же образом. В этом случае Коллинз становится настоящим спасением. Читателям, предпочитающим более ясное изложение и отсутствие топтания на месте, стоит поискать иную литературу, не забивая голову важностью приобщиться к английской классике. Русская классика, для наглядности, поднимает широкий спектр проблематики взаимоотношений, не ограничиваясь возможностью рассказать историю ради самой истории. Про французскую классику стоит говорить отдельно, настолько она разнится от писателя к писателю, имевших свои неповторимые стили, на фоне которых английские классики XIX века выглядят единым монолитным камнем.

Что?! Говорите – ничего ещё не сказано про саму книгу «Женщина в белом»? Про неё можно долго говорить, о ней легко написать трактат. Только он будет таким же витиеватым, как и сама «Женщина в белом». Искать незнакомку, а потом разбираться в чужом грязном белье – это древний сюжет, разбивающий в прах увещевания быть благоразумным и не совершать необдуманных поступков, предварительно решив для себя действительную необходимость начинать расследование. С другой стороны, если ничего не делать, то и жизнь пройдёт мимо, а потом будет больно вспоминать об упущенных шансах.

02.07.2015 (http://trounin.ru/wcollins60)

Роберт Гэлбрейт «Зов кукушки» (2013)

Цикл «Корморан Страйк» | Книга №1

На благополучном Западе сохранились до наших дней частные детективы, ведущие асоциальный образ жизни: об этом взялся напомнить читателю Роберт Гэлбрейт (или хозяйка псевдонима – Джоан Роулинг). Всё у них печально, начиная с рабочего места в виде вшивой каморки и заканчивая отсутствием клиентов. Существуют они на различные дотации от государства. Главный герой «Зова кукушки» является ветераном боевых действий, о которых ему часто напоминает разражающаяся от ходьбы культя, сыном рок-звезды и матери фанатки-наркоманки, о чём самостоятельно предпочитает не вспоминать. Писатели любят вытаскивать из грязи достойных людей, попавших в подвал социума не по своей вине, а вследствие злополучного стечения обстоятельств. Создав отдалённое подобие доктора Уотсона, Гэлбрейт дал ему громкое дело, попутно раскрывая обстоятельства происшествия. И, по устоявшейся традиции, помятый болезный человек будет портить настроение людям, которые с ним никогда бы не стали общаться, даже будь он официальным представителем силовых структур. Однако, законы литературного жанра позволяют писателю искажать грани реальности по своему усмотрению.

Главный герой не расследует мелких бытовых проблем, не следит за неверными мужьями и не участвует в жизни других людей. Он просто уподобился истинному даосу, спокойно взирая каждый день на пустой дверной проём, ожидая через двадцать лет увидеть в нём первого клиента. Обычно, если чего-то активно не хочешь, то именно это происходит. Так случилось и с главным героем «Зова кукушки», когда на его голову свалился сумасбродный брат выбросившейся из окна топ-модели; полиция умыла руки, пресса приняла версию самоубийства. Теперь необходимо выяснить причину, побудившую человека, пребывавшего на пике славы, свести счёты с жизнью. Главный герой сперва опешил, не имея никакого желания прерывать практику ожидания и выходить из состояния, почти приближенного к просветлению. Гэлбрейт решил ускорить процесс, создав у читателя впечатление, что перед ним весьма сообразительный детектив. Для чего закрутил распутывание клубка противоречий.

Авторы детективов редко допускают многовариантность событий, делая повествование максимально плоским. Во-первых, это уберегает мозг читателя от взрыва. Во-вторых, так не взорвётся мозг у писателя. Таким образом достигается взаимопонимание, хоть и в ущерб логике. Гэлбрейт построил расследование главного героя весьма живо, давая ему возможность поговорить с каждым свидетелем и с каждым возможным убийцей, никогда не возвращаясь для уточнения деталей на фоне новых вскрывшихся фактов. Для главного героя всё всегда понятно, чего Гэлбрейт не сообщает читателю, оставляя в недоумении. Следствие продвигается по наитию, пока главный герой извлекает все нужные ему сведения. Конечно, финальная разгадка никак не связана с общим следствием. Полотно повествования просто обрисовывает детали происшествия, не имеющие никакого отношения к решению поставленной клиентом детективу задачи. Главному герою было достаточно начать расследование с другой стороны, как «Зов кукушки» мог закончится уже к сотой странице, а то и раньше.

Классический читатель всегда верит писателю. Святая невинность гложет подсознание, будто всё в описываемой автором истории является абсолютной гарантией правды. В такой же уверенности пребывают и сами писатели, редко вкладывая в уста тех, кто не должен врать, только истинный вариант развития событий. Читателю приходится глотать односторонние события, лишённые градации. В угол сюжета поставлены только раскрытие личности главного героя и, выбросившейся из окна, топ-модели. Все остальные персонажи не имеют никакого значения. Они легко вырезаются из картона, смачиваются водой для побитости жизнью, и представляются читателю в получившемся виде, не имея никакой иной цели, кроме как помочь писателю наполнить повествование информацией сомнительного качества. Вот и ходит главный герой «Зова кукушки» от второстепенного действующего лица к третьестепенному, пока в равномерном удалении не столкнётся с обыкновенным шкафом, более важным для его расследования, нежели многостраничные разговоры о пустом и страсти по болезной культи.

Прелесть «Зова кукушки» заключается только в главном герое. Каким бы его не изображал Гэлбрейт, портрет получился живым и привлекательным. В меру брутальный мужчина, имеющий повод поплакать над потерянной ногой и неудачей на личном фронте, постоянно пребывает в рефлексии, вспоминая злой рок, сделавший его именно таким. Иногда Гэлбрейт перегибает палку, делая центром вселенной культю, закручивая вокруг неё все страдания главного героя. При этом, его больше ничего не беспокоит. Могла бы болеть спина или колени, подвести желудок или иная часть пищеварительной системы, а то и зашевелиться камни в почках, желчном пузыре. Многовариантность Гэлбрейтом была отринута полностью. Каждого персонажа в «Зове кукушки» беспокоит только одна проблема, вокруг которой писатель и крутит их диалог с главным героем. Быстро выясняется, что существенные недостатки присущи каждому из них, при полном отсутствии каких-либо положительных моментов.

Книгу портит только финал, прописанный согласно голливудским стандартам. Именно тогда Гэлбрейт бросит главного героя в схватку со смертью, показав его прекрасным бойцом, который ничего путного не сказав за всю книгу, выдал длинную тираду перед титрами. Буковки побежали по экрану под грустную музыку, пока главный герой ковылял в сторону своей вшивой каморки с чувством выполненного долга. Ничему его данное расследование не научило. Дверной проём по-прежнему манит его взгляд, в котором когда-нибудь появится следующий клиент. И хорошо, если это будет через двадцать лет – с дао шутки плохи. Впрочем, дао – это путь. «Зов кукушки» дал жизнь Корморану Страйку и новым литературным талантам Роулинг.

02.07.2015 (http://trounin.ru/galbraith13)

Александр Островский «Женитьба Бальзаминова» (1857—61)

Привыкнув видеть в пьесах Островского раскрытие острых социальных проблем, не ожидаешь от одной из них получить невразумительный текст со скудным содержанием. Если быть точным, то от трёх из них. Островским была создана трилогия «Картины московской жизни», куда вошли пьесы «Праздничный сон до обеда», «Свои собаки грызутся, чужая не приставай» и «За чем пойдёшь, то и найдёшь». Ни одна из них не удостоилась милости современников-критиков писателя. Единственное, что может быть примечательным – это духовная связь с «Обломовым» Ивана Гончарова, отчего в воображении рисуется образ того самого русского человека, который сам не старается, но плодотворно мечтает о значительных приобретениях. Фигура Бальзаминова вызывает только отторжение, симпатий к нему у читателя быть не должно. Однако, счастья заслуживают все, поэтому и идея главного героя жениться на богатой девушке должна осуществиться.

Читатель знакомится с главным героем в тот момент, когда тому снится сон. Согласно ему, до обеда увиденное в грёзах должно исполниться. Отсюда Островский и закручивает действие пьесы, наполняя содержание метаниями действующих лиц, верящих в народные приметы. Особого раскрытия не происходит. Читателю предлагается главный герой, его мать и диалоги о чём-то. Иногда проскальзывают афоризмы, но в общей массе они тонут, становясь вырванными из контекста при цитировании. Размышления главного героя проистекают из его жеманности и сильной впечатлительности. Он думает, что достаточно открыть рот, как его вкусно накормят, напоят, а потом предложат добавку. Островский старается, чтобы это было именно так, но разбавляет содержание отсутствием реальных перспектив к осуществлению сна.

Главному герою суждено несколько раз обжечься, практически подойдя к цели. Если в первый раз ему мешает неопытная и излишняя идеализация возможных отношений, то во второй раз его просто используют в качестве предмета для ревности. Островский вторую часть трилогии делает ещё более пустой, лишив читателя хоть какой-то возможности понять происходящие события. Впрочем, называть читателя нужно зрителем, ведь пьесы писались изначально для постановки в театрах. Забить программу бывает полезно и проходными произведениями, а то и развлечь в антракте между другими пьесами.

Логическое завершение трилогии происходит в «За чем пойдёшь, то и найдёшь», где измучившийся главный герой уже практически согласен на любую невесту, но только при условии, что она будет богатой. Хорошо, когда у людей жизненные приоритеты грамотно расставлены, без вовлечения в процесс влюблённости. Главному герою бедная невеста вообще не нужна, хотя Островский мог сделать пьесу поистине драматичной, подведя в конце повествование к трагическому финалу. Однако, мужчины в его представлении имеют больше разума, нежели бесплотной мечтательности, как бы это не противоречило сути касательно Бальзаминова, продолжавшего сохранять благоразумие в мечтах о счастливом будущем.

Образ Бальзаминова соотносится не только с Обломовым и сказочным Емелей, но даже с богатырём Ильёй Муромцем. У всех был изначально сходный характер, немного изменившийся вследствие побудивших к тому причин. Если читатель помнит: Обломов влюбился, Емеля поймал щуку, а Муромец не владел ногами. Пример Ильи Муромца остаётся под большим вопросом. Однако, имеет место быть. Также Муромец выпадает и по той причине, что Бальзаминов, Емеля и Обломов ярко вспыхнули в русской литературе в промежутке между 1855 и 1859 годами, крепко вбив в подсознание последующих поколений образ ленивого русского человека, пребывающего в постоянной надежде на авось. Предпосылки всё равно исходят из фольклора, а это значит – лень издревле присутствует в русских людях. Стоит задуматься, ведь стандартное мышление исходит из того, что вокруг всё плохо, сам делать ничего для исправления ситуации не буду, но вот вдруг приснится мне сон под праздник, или от душевной щедроты поднимут зарплату, или обеспечат жилой площадью без всяких условий, тогда похвалю добрых людей, которые себя обеспечили, да обо мне потом позаботились.

Островский отобразил одну из черт характера своих соотечественников. Но сделал он это не совсем хорошо. Видимо, надеялся, что всем просто так понравится; вдруг повезёт.

03.07.2015 (http://trounin.ru/ostrovsky61)

Роберт Хайнлайн «Астронавт Джонс» (1953)

Роберт Хайнлайн – Жюль Верн завтрашнего дня. Если герои французского автора приключенческих романов познавали тайны планеты, то у американского писателя они отправляются в глубины бездонного космоса. По причине ограниченного понимания развития технического прогресса, Хайнлайну чаще остаётся лишь предполагать, тогда как у Жюля Верна могла иметься худая, но всё-таки доказательная база. Обоих авторов роднит стремление открыть для читателя доселе неизвестную информацию, заслуживающую внимания. И вновь Хайнлайну приходится описывать фантастические материи, должные надоумить учёных двигаться в заданном направлении. Начало XXI века человечеством полностью провалено, по той причине, что программы по изучению космоса скорее сворачиваются, нежели набирают обороты. Нет реальной необходимости выходить за пределы планеты, пока хватает ресурсов и жизненного пространства. Когда-нибудь ситуация усугубится, и тогда предсказания Хайнлайна могут осуществиться.

В пятидесятые годы Хайнлайн не испытывал той враждебности к демократическим режимам, которую проявил позже, мечтая о милитаристском едином государстве-планете; для него не было определённого понимания, не существовало чёткой повествовательной линии в книгах: события могли крутиться вокруг ситуации после очередной глобальной войны, либо касаться взаимоотношений с инопланетянами, а то и просто он мог отправить героев выполнять смертельные задания или выдвигать гуманистические теории. События в «Астронавте Джонса» начинаются тогда, когда планета уже переселена, фермеры обязаны возделывать принадлежащие им участки, а индийская модель общества возобновила своё существование: вернулась кастовая система. На Земле стало невыносимо жить – планета уподобилась клетке, в которой всё распределяется до рождения. Есть свободные профессии, но они никого не интересуют. На беду главному герою повезло родиться в крестьянской семье, его отец умер, мачеха снова вышла замуж, после чего он остался на птичьих правах. Ситуацию мог спасти дядя, бывший астронавигатором, но он погиб и не оставил завещания.

Хайнлайн писал «Астронавта Джонса» исключительно для подростков. Во многом, от этого и надо исходить, если возникнет желание читать его книги. В них главные герои – молодые люди, наделённые какой-нибудь способностью, позволяющей им быть лучше сверстников. Касательно «Астронавта Джонса» – это парадоксальная запоминаемость. Читателю только и останется удивляться, когда главный герой наизусть помнит каждую прочитанную книгу. Такие люди бывают, а если они являются героями твоих книг, то сюжет построить проще простого. Хайнлайн не решился брать среднего юношу, чьи способности самые обыкновенные человеческие, предпочтя исходить из более лучших условий. Ему нужно было только помочь выйти главному герою за пределы кастовой системы, чтобы всё стало похожим на сказку. Разумеется, это и случилось. Благодаря чему, главный герой попал на космический корабль, зарекомендовал себя с лучшей стороны и обрёл почёт и уважение до самой старости.

Показать космос можно разным. Для Хайнлайна всегда была потребность усложнить модель до степени, выходящей за пределы понимания читателя. Разумно предположить, что все объекты во Вселенной находятся в постоянном движении, а значит чёткой системы координат существовать не может, как и навигационных карт, хотя бы приблизительных. Сложная система расчётов может создать примерный вариант расположения объектов, а в остальном необходимо самостоятельно всё просчитывать, и значение будет иметь даже пятая цифра после запятой. Основная тяжесть за передвижения корабля в космическом пространстве ложится на плечи астронавигатора, от быстроты реакций и умения резво соображать зависит то, куда в итоге судно попадёт: всегда существует риск врезаться в планету. Хайнлайн на этом сильно не акцентирует внимание, сообщая данную информацию для фона основных событий, к космосу имеющих опосредованное отношение.

Главное для читателя – увидеть духовный рост главного героя. Ведь, попав на корабль, нужно обзавестись друзьями, войти в доверие к офицерам и разобраться с нерадивыми людьми, чья гордыня будет лучшей площадкой для возможности главному герою показать всё своё мастерство. Хайнлайн наделит разумом пауков, опишет одну затерянную в космосе планету и даст читателю почувствовать всю гениальность достижения высоких позиций. Наградив главного героя феноменальной памятью, он даст ему шанс сделать карьеру, поскольку среди пассажиров окажется дочь влиятельного человека, через которого будет ещё проще объявить о своих притязаниях на право принадлежать к касте астронавигаторов.

Подростки будут довольны содержанием. Только знайте, текст быстро выветрится из головы. Если вы, конечно, не запоминаете навсегда один раз прочитанное.

03.07.2015 (http://trounin.ru/heinlein53)

Астрид Линдгрен «Малыш и Карлсон» (1955—68)

В каждом юном скандинаве живёт стародавний викинг, чья разрушительная энергия часто находит выход в виде вспышек агрессии и стремления познать сокрытое. Голословным утверждением это не является, достаточно ознакомиться с произведениями шведских и норвежских писателей XX—XXI веков. Самый яркий пример – творчество Астрид Линдгрен. Популярная на весь мир компания из Малыша и Карлсона, подмывающая основы спокойствия, даст яркое представление о прекрасных годах детства, когда можно было безобразничать в волю, не опасаясь наказаний. За этим кроется ещё один элемент воспитания скандинавских детей, чаще предоставленных самим себе. Кураж со временем должен выйти из ребёнка полностью, согласно наложению на него проекций исторического хронометража. Если до семи лет шведы могут колебаться и быть тише воды, то потом вплоть до двенадцати лет происходит невообразимая буря, всё согласно соответствию с пиком активности викингов в VII—XII веках. Данная теория имеет право на жизнь, вследствие удивительного совпадения.

Не смотрите, что Малыш назван Малышом, он отнюдь не робкого десятка. С его тела не сходят синяки, а кулаки постоянно чешутся в порыве надавать очередных тумаков одноклассникам. Его личная проблема – это нелогичная дружба с Карлсоном, на фоне которого Малыш приобретает вид невинного ягнёнка, забывшего о собственных проказах. Почему-то Линдгрен совмещает в Малыше две сути, показывая читателю спокойного человека, тогда как заочно рассказывает об его буйном нраве. Лишь девочки вздыхают спокойно, Малыш их старается обходить стороной, не позволяя себе открыто выступать против них. Когда в жизни Малыша появляется Карлсон, ситуация ещё более усугубляется. Линдгрен представляет читателю замкнутого в себе ребёнка, которому нельзя выходить из квартиры. Он заперт в четырёх стенах, поэтому немудрено, что в его жизни появляется друг из ниоткуда, которого читатель изначально воспринимает за порождение фантазии. Линдгрен и сама на первый порах не предполагала давать иллюзии право на реальное существование, о чём можно судить из содержания первой повести. Даже когда было принято решение сделать Карлсона существом из плоти и крови с кнопкой на животе и пропеллером за спиной – об его существовании на семейном совете решили никому не рассказывать. Много позже Линдгрен разовьёт сюжет дальше пределов дома Малыша, логически продолжая повествование.

Мужчина в самом расцвете сил, одетый в синие штаны, рубашку в клетку и носки в полоску, имеющий вид бочки, оценённый в десять тысяч крон – это и есть Карлсон. У него нет имени, разумного объяснения существования и чувства меры. Одним словом, настоящий сказочный персонаж, родившийся не в дремучих лесах и не на волнах из морской пены, а где-то на одной из крыш в столице Швеции. Назвать его героем нашего времени нельзя, больным человеком тоже – надо воспринимать подобием линдгреновского мужчины, в противовес бальзаковской женщине. Меняющиеся ценности сделали так, что во времена Бальзака женщина редко становилась независимой и могла принимать самостоятельные решения, то спустя сотню лет в аналогичное положение самовольно стали переходить уже мужчины: им присущ инфантилизм, а принятие решений они перекладывают на чужие плечи, в том числе и женщин. Было бы замечательно дать жизнь термину «линдгреновский мужчина» – смотрится внушительно, значение сомнительно, а со временем примет такой вид, что он уйдёт в народ, и под ним будут понимать совсем другое. Не тридцатилетний возраст, конечно, но хотя бы период начала тяги к рубашкам в клетку – и инфантилизм не будет иметь никакого значения.

«Малыш и Карлсон» стали также прообразом жанра произведений о запертых отчаянных детях, способных на всё, лишь бы никого не запустить внутрь своего мира. Отважные дела и смекалка позволяют совершать самые поражающие воображение поступки, вызывая волнение у окружающих людей. Притвориться привидением, съесть блины или сыграть злую шутку – самое безобидное из возможного. Линдгрен была слишком добра, чтобы сбрасывать тяжёлые предметы на голову с высоты (хотя, кое-что всё равно позволяла скидывать с крыши), ударять током, садить на клей и прочие непотребности. Происходящие события не должны были агитировать за асоциальное поведение, о чём в тексте часто проскальзывают нравоучительные нотки.

04.07.2015 (http://trounin.ru/lindgren55)

Наринэ Абгарян «С неба упали три яблока» (2015)

«С неба упали три яблока» Наринэ Абгарян – это добрый хрестоматийный магический реализм с вкраплениями неонатурализма. Читателю предлагается история одной оторванной от цивилизации деревни, расположенной где-то далеко в горах. Живут там люди до крайности простые, не привыкшие искать помощи даже у соседей. Само название произведения проистекает от армянских сказок, где фраза о яблоках становится заключительным благодарственным словом для слушателя, внимавшего рассказчику. Канва сюжета опирается на историю рано постаревшей женщины, чья печальная история приводится почти полностью, ныне умирающей от маточного кровотечения, поэтому она и подводит итоги прожитой жизни. Трудно предположить, чтобы депрессивное начало произведения плавно перетекло в радужное окончание, слишком фантастическое для правды.

Читатель может поверить автору, а может не верить. Слишком утрированно Абгарян показывает фаталистическую философию главной героини, для которой нет ничего плохого в смерти. Прожитые пятьдесят восемь лет отдаются болью в сердце: родня погибла, муж избивал, детей родить не получилось, нестерпимо болезненные месячные закончились восемь лет назад. Теперь главная героиня бесцельно существует, гадая о возможных причинах ожидающей её в будущем смерти. Можно угореть в бане, либо слечь от внезапного заболевания, а можно истечь кровью из органа, так и не пригодившегося. Перед читателем не раз встанет вопрос, порождённый любознательностью осведомиться о причинах недомогания главной героини, могущих возникнуть не на пустом месте, а, сугубо прозаически, благодаря лопнувшему сосуду от высокого давления. Фаталист, при всём своём отношении к существованию в этом мире, не должен ложиться на кровать и закрывать глаза, ожидая смерти. Абгарян решила внести депрессивные ноты, показав крайнюю степень отрешённости.

Жизнь главной героини – это не горы и свежий воздух, а дремучее болото с отравляющими испарениями. Исходящая от неё энергетика засосёт любого, поэтому от такой женщины надо держаться на расстоянии. Так должно быть в идеале, но Абгарян считает важным показать элемент социальной адаптации и позитивного общения со знакомыми главной героине людьми. Все действующие лица – светлые и приятные, выступающие противовесом отрицательным эмоциям. Неудивительно, что благодаря им можно перебороть любую хворь. В борьбе добра со злом всегда побеждает добро, согласно идеальным представлениям, а не реалистическому положению дел во Вселенной, где хаос изначально довлеет над стремлением положительного перетянуть большее количество материи на себя.

Натуралистические воззрения быстро сходят на нет, когда Абгарян начинает играть словами. Под её пером преображается полёт роя мух и расцветает яркими красками история павлина, кружится пустыми ветрами засуха, а прошлогодняя картошка всходит вне всякого объяснения, спасая людей от голода. Абгарян не лишает повествование юмора, бросая в выгребную яму дрожжи. Но больше всего текст разбавляется множеством отступлений, главное из которых – армянские фамилии, становящиеся кладезем полезной информации, если кому-то действительно интересно, отчего теперь всё именно так, а не как-то иначе. Такой ход помог Абгарян заполнить часть страниц весьма короткой истории.

Неожиданный конец переключает внимание читателя на дополняющие книгу рассказы. Они не имеют чёткой единой структуры, как не несут и особой смысловой нагрузки. Кажется, Абгарян приводит случаи из своей жизни, чаще связанные с армянской диаспорой, а также делится историями с восточным колоритом. В иных рассказах Абгарян начинает давить читателя своей личной философией, наполняя повествование аллегориями, раскрывая разные моменты; с болью вспоминая события юности, наполненные грустью и ужасами реальной стороны жизни.

Мука из сердца уйдёт – новая жизнь подсознание всколыхнёт; никогда не стоит затягивать с визитом к врачам – думается, об этом и хотела сказать Наринэ Абгарян.

04.07.2015 (http://trounin.ru/abgaryan15)

Анатолий Ананьев «Годы без войны. Том 1» (1976—80)

«Годы без войны» – это полотно в четырёх частях, для удобства чтения разбитое на два тома. Каждая история имеет право называться отдельной книгой, поскольку в них разные действующие лица. Слог Ананьева традиционно тяжёл, судьбы героев наполнены страданиями морального и физического плана. Часто сюжет уступает место размышлениям автора, решившего с высоты прожитых лет подвести промежуточный итог событиям после Второй Мировой войны. Для каждого из персонажей нарисован путь от окопов к советской действительности, где со всем необходимо уживаться, да мириться с тупиковой системой пути государства, всё более погрязающим в проблемах социалистического мироустройства. Ананьев безжалостно критикует предпосылки к достижению страной коммунизма, видя в нём только разрушительную и противоестественную человеческой природе суть.

Ананьев уделяет внимание множеству деталей. Читателю предстоит начать ознакомление с первой частью отнюдь не с мирной жизни, а с похорон матери главного героя. Человек, пришедший с войны, не привык видеть смерть от старости, являющуюся для него нелепой. Он каждый день терял товарищей на фронте, и не ожидал теперь попасть на ритуальное действие. Главный герой полон сомнений: ему ещё неизвестно, как жить в спокойной обстановке. Ананьев направляет его мысли на восстановление народного хозяйства, начиная с самой больной темы для любой страны – аграрного вопроса. Казалось бы, без еды прожить трудно, но промышленность преобладает над земледелием, отобрав пальму первенства в важности для страны. Это первое сожаление Ананьева, считающего такое положение неправильным. Трудно не согласиться с автором, чаще наблюдая заинтересованность современных стран в технической сфере, нежели в продовольственной.

Говорить про колхоз Ананьев мог бесконечно. Отнюдь, не всё было благополучно в данном сегменте экономики. Коммунизм подразумевает общее имущество, строя на этом понятии отношение людей к имуществу. Правильно замечает Ананьев, говоря об общей собственности много нелестных слов. Для него ясно одно – голод легко избежать, если каждый будет иметь свою землю и свои инструменты, ухаживая за почвой и заботясь об урожае. Государственные дотации скорее вредят сельскому хозяйству, если часть колхозов выдаст продукцию выше ожидаемой, а ещё большее количество просто будет ждать подачек сверху, рассчитывая на равное распределение продукции. При этом, Ананьев не очерняет повествование историями о тунеядцах. Наоборот, читатель видит честных людей, для которых действительно важно перевыполнить план раньше заданного срока. И опять же, при идее общего пользования, трудовая повинность не может быть распределена между всеми равномерно, от чего кому-то приходится работать больше остальных, не думая о возможности совмещать профессии.

Не забывает Ананьев про военное время, старательно убеждая людей никогда больше не воевать. Войну начинают не люди, а непонятные существа. По Ананьеву война противна духу человека. Проблему он видит в другом – в короткой человеческой памяти. Настрадавшееся поколение умирает, уступая своё место следующему, которое не может адекватно воспринимать то, что ему испытать ещё не удалось. Поэтому Ананьев безжалостно умерщвляет действующих лиц, показывая на примере их гибели безвозвратность потерь. Если Ананьев не убивает, то делает персонажей калеками. Люди теряют руки на пожаре, попадают под трактор и не сносят стрессовых ситуаций.

Первая часть, при всех отступлениях, всё равно сконцентрирована на судьбе главного героя. Но вторая часть не позволяет читателю следить за сюжетом, поскольку Ананьев предпочёл делиться мыслями. Поэтому, вместо истории ещё одного человека, Ананьев рассказывает про выборы первого секретаря райкома, далёкие от честного распределения должностей между достойными, предрекает большую стойку в новых местах разведанных залежей нефти и газа, зачем-то делится мнением о собаках и выставках, даже вещает из головы Шарля де Голля, анализируя изнутри все его визиты в Советский Союз.

05.07.2015 (http://trounin.ru/ananiev89-1)

Александр Дюма-сын «Дама с камелиями» (1848)

Про любовь известно, что не знаешь, где её найдёшь, а где потеряешь. Случайное стечение обстоятельств формирует в голове картинку идиллии, основанную на пережитых ранее впечатлениях. При холодном расчёте и разумном подходе, влюблённость легко гасится твёрдой опорой на действительность. Если в душе часто раскрываются бутоны ярких роз, тогда обязательно кровоточат пальцы, соприкоснувшись с шипами. Свой отпечаток накладывает возраст и накопленный опыт. Молодым людям очень трудно смотреть на мир без понимания допускаемых в поведении оплошностей. Стремление быть счастливым вступает в противоречие с объективной реальностью дальнейшего существования. Вся жизнь впереди – нет сдерживающих факторов. Александр Дюма-сын, будучи двадцатичетырёхлетним юношей, не мог воспринимать обыденность в иных красках, кроме возвышающих человека эмоций от любовных переживаний. Рассказанная им история – великосветское приключение впечатлительного мужчины, падкого на красоту и шикарные наряды. Дюма дал ему возможность примерить на себя взаимную любовь первой в городе куртизанки, и сердце не выдержало, затуманив голову большим притоком крови.

Куртизанка – не просто женщина лёгкого поведения. Она скорее спутница богатого человека. Её главное назначение – дать мужчине почувствовать себя любимым и умным человеком. Градации упадка в профессиональном отношении могут разниться, где под куртизанками не обязательно будут пониматься столь возвышенные создания. Дюма не берёт во внимание женщин, утоляющих только страсть. Ему нет нужды говорить о приземлённых чувствах, предпочитая отдавать всего себя описанию душевных переживаний, возникающих при очень сильной любви. Для такой роли хорошо подходят знающие себе цену женщины, пользующиеся благосклонностью кавалеров для улучшения собственного положения в обществе. Дюма не исходит из понимания, что преобладающее отношение к куртизанкам – негативное; это не имеет никакой роли для влюблённого человека. Когда душа трепещет от одного вида любимого человека, тогда не так важно, кем он является для других.

Много позже главный герой придёт к согласию с реальностью. Жизнь его заставит расставить приоритеты в другом порядке. Но Дюма пишет книгу в молодом возрасте, практически совпадающим с возрастом главного героя его произведения. «Даму с камелиями» можно назвать личной историей отношений писателя с куртизанками, несколько изменив детали для придания происходящему большей трагичности. Художественное произведение не должно совпадать с настоящей жизнью, если не ставит целью объективно отразить исторические процессы. Для Дюма проблематика взаимоотношений более поверхностная – для него описываемые события являются именно объективными. Читателю может быть очевидна наивность действующих лиц и романтизация отношений двух любящих людей. Окончательно взвесить повествование не представляется возможным – нужно соглашаться с писателем, забыв про личное мнение, если возраст перешагнул за отметку юности.

Дюма осознаёт критичность пылкой беззаветной любви. Иначе откуда мог появиться в произведении настойчивый голос сурового отца главного героя? Это могло быть использовано для придания повествованию трагических нот. Нельзя развязать нити любви, запутанные в клубок подёргиванием за концы. Дюма прибегает к работе острым режущим инструментом, раня в сердце главного героя и лёгкие его куртизанки. Накал страстей мог довести их до самоубийства, будь Дюма решительно настроен на доведение любовной линии до логического конца. Мешает подобной развязке мягкотелость главного героя, способного капризничать и рыдать, совершая глупые поступки. На его фоне куртизанка выглядит опытной женщиной, чья судьба была слишком печальной, чтобы мечты превращать в реальность. Заклеивать разрыв Дюма не стал, глубже вонзив инструмент, пустив одному кровь, а из другой выпустив воздух.

Пусть о любви пишут молодые – они знают в ней истинный толк, лишённый предрассудков старшего поколения.

06.07.2015 (http://trounin.ru/dumasf48 (http://trounin.ru/dumasf48))

Эмиль Золя «Добыча» (1872)

Цикл «Ругон-Маккары» | Книга №2

Писатель всегда прав – это аксиома. Ему подвластны слова, влияющие на других людей. Под его пером может быть создана империя честности, либо государство позора. Всё зависит от влияющих на писателя факторов. Если он задумает показать естественную сторону человеческой сущности, то обязательно будет стоять перед выбором – взять за основу обездоленных или отдать предпочтение предприимчивым людям – от этого зависит многое. Эмиль Золя решил для себя однозначно: ему требовалось показать чувство пожирающей жадности. С точки зрения происходящих в «Добыче» событий – всё очень обыденно и укладывается в понимание типичных процессов. Золя не отдалялся от основной темы, концентрируя внимание на всем доступной возможности разбогатеть. Другие писатели могли себя позиционировать защитниками социально незащищённых слоёв населения, взбудораживая отрицательные эмоции. «Добыча» стоит над всем этим, защищая господствующий класс.

У Пьера Ругона было пятеро детей. Третьему из них, сыну Аристиду, суждено стать центральной фигурой «Добычи». Он впитал в себя основные черты отца, являясь таким же предприимчивым человеком. Обманывать родню ему не довелось, но совершить это в отношении парижан – вполне. Нет ничего лучше лёгкой наживы, и совершенно неважно, каким образом её достичь. Когда-то Ругон, теперь он Саккар, что очень похоже на Маккар (фамилию любовника его бабки). Ущербный в плане политических воззрений, Аристид умеет извлекать прибыль из воздуха. От этого страдают безвинные люди, которые и должны страдать, опираясь на убеждения Золя. В руках Эмиля Аристид постепенно превращается в финансового воротилу, обладателя большого количества денег и прожигателя жизни. Разбираясь по существу, путь Аристида может иметь своё место в истории Франции времён правления Наполеона III, показывая объективно общий дух предпринимательской жилки в людях, в чьих руках оказываются громадные денежные потоки.

Золя не останавливается на одной теме. Герои «Добычи» живут жизнью богатых людей, ни о чём не задумываясь. Горе богатых дано познать только богатым. От великосветской скуки они совершают много глупых поступков, подрывая общечеловеческие ценности. Лёгкие отношения становятся источником тяжёлых ситуаций. Греховное падение – лучшая тема для пустых разговоров. Когда жена не видит мужа неделями, то может ему изменить с пасынком, порождая ворох слухов. Золя мог быть объективным, но предпочёл излагать происходящие события сухим слогом, подавляя частым сумбурным описанием лишних сюжетов. Женоподобный сын Аристида – отражение отсутствия твёрдой руки при воспитании ребёнка. Предыстория жены – лишние строчки на широкой улице снесённых домов в угоду строительства новых жилых кварталов.

В своём повествовании Золя и раньше уходил в дебри поиска нужных слов для описываемых им событий. Он погружался в себя, наполняя текст путаными фразами. Под давлением натурализма у читателя от творческих изысканий Эмиля должны были формироваться красочные образы эпохи Наполеона III; но, поскольку Золя некоторые сцены наполнял взглядом героев изнутри, дело доходило до подобия потока сознания. Очень трудно примерить на себя чужие мысли, даже если ты являешься создателем оригинальных персонажей. Ничего из пустоты не появляется, поэтому каждый писатель находит нужное для творчества в окружающем мире. Золя не мог быть исключением – кто-то один или несколько людей должны были стать прототипами действующих лиц. Аристид Саккар не такой уж оригинальный человек, чтобы приписывать его создание одному Золя.

Почему после темы революции Золя взялся за финансовые махинации? Видимо, есть в этом важная составляющая смены правящих режимов. Порывами одних пользуются другие, а Золя просто фиксирует это на бумаге.

08.07.2015 (http://trounin.ru/zola72 (http://trounin.ru/zola72))

Слава Сэ «Ева» (2011)

Каждый, в меру упитанный, писатель мечтает стать богатым человеком. Лучше, если при этом, профессия его будет творческой. Не помешает квартира в центре Санкт-Петербурга и внушительных размеров джип. Не страшно, если за плечами развод и крах семейной жизни. Тебя будут вдохновлять обстоятельства, харизматичные друзья и эксцентричный шеф. Жизнь не будет казаться скучной. Именно из этого исходит Слава Сэ, создавая альтер-эго, соответствующее всем заданным параметрам, в меру упитанного, писателя. Нащупав твёрдый сюжет, дальше остаётся только подпитывать фантазию. На выходе получилось искромётное произведение, не претендующее на звание высокохудожественной литературы; оно определённо поможет скрасить пару хмурых дней и, почему бы нет, белых ночей.

Логического объяснения происходящим в «Еве» событиям нет. Слава Сэ наполняет содержание смешными моментами, всегда находя возможность пошутить. Для главного героя не существует простых людей, он обязательно находит нечеловеческие сравнения: может уподобить встречного бутерброду или дракону, сопровождая дополнительной характеристикой хабитуса в целом: допустим, видя пропитого человека, даёт ему однозначную характеристику отношения к среде сантехников и подвиду алкоголиков. Точно также Слава Сэ показывает друзей главного героя, доводя до крайностей положительные черты: обтекаемо и без обид, Слава Сэ сообщает читателю парадоксальную увлечённость каждого из них тем или иным занятием, могущим внести порцию юмора в сюжет.

«Ева» – по своей внутренней структуре близка к «Даме с камелиями» Александра Дюма-сына. Главный герой такой же без ума влюблённый человек, а его девушка не внушает доверия окружающим. Дальнейшее продвижение по сюжету только подтверждает сравнение. Читатель может в этом лично убедиться, найдя большое количество сходных черт. Никакой особой разницы нет – просто события перенесены из Францию в Россию на сто шестьдесят три года вперёд. Главный герой дополнительно мигрирует в другую страну, терпя вынужденные неудобства. Его чувства преодолеют неприятный факт реального положения дел и трудовую практику в доме умалишённых. Слава Сэ нередко отступает от общего сюжета, наполняя действие посторонними деталями, преследуя цель обеспечить читателю приятное времяпровождение в другой обстановке.

Разбирать повествование на отдельные фрагменты – занятие неблагодарное. Нельзя требовать от такой литературы внутренней философии. Ничего нового Слава Сэ не говорит. Он только делится порцией едких слов, разумно поливая иронией обыденную жизнь. Многие в душе желают приключений, ни в чём не уступающих метаниям главного героя «Евы»: променять душный офис на незабываемые приключения на грани морального разложения. Слава Сэ такое желание реализовал на бумаге, мысленно заставляя альтер-эго разбираться со свалившимися на его голову неприятностями. Если под колёса вашего автомобиля попадёт пленительная незнакомка – как вы себя поведёте? Главный герой «Евы» повёл себя самым разумным способом, схватив сбитое тело, погрузив на заднее сиденье автомобиля и скрывшись с места преступления.

История выдумана от начала и до конца. Слава Сэ в этом честно признается на последних страницах тем читателям, которые невнимательно читали с самого начала. Любой читатель может последовать совету писателя: нужно удобно сесть, решить на чём предстоит писать и приступать. Если не в реальной жизни, то в собственных мыслях, каждый волен решить, какое слово будет первым, и как будут вести себя его герои на седьмой день. Слава Сэ – демиург, как все писатели; он воспользовался своим правом.

Кроме «Евы», данная книга содержит рассказы. Цельного в них ничего нет. Слава Сэ делится накопленным багажом знаний, чаще всего проистекающим от проблем на фронте взаимоотношений с женщинами. Содержание «Евы» уже показало мечты автора, следующие за ней рассказы – глубже погружают читателя в проблематику затруднений в общении автора со слабым полом. Красочно описывая попы прелестниц, Слава Сэ поёт оду коленкам. Своё мировоззрение он проецирует на других людей – для него, например, таксисты, выходящие на смену по ночам, – это охотники за обольстительницами, ибо иначе им нет смысла работать себе в убыток. Даже страшно становится, что Слава Сэ сам мог быть причастным к данной профессии… и жуткие картины возникают в голове от представлений, как он вёл себя с попутчицами, рискнувшими сесть с ним в один автомобиль.

Надо с иронией смотреть на мир. Когда не можешь это сделать сам, то помогут писатели. Слава Сэ справился со своей задачей.

09.07.2015 (http://trounin.ru/slavase11 (http://trounin.ru/slavase11))

Лев Толстой «Два гусара» (1856)

Люди не меняются до тех пор, пока на их смену не приходит новое поколение, отличающееся в своих порывах и моральных ценностях от предыдущего. Отразить такое положение дел взялся молодой Лев Толстой, продолжая оттачивать навык писательского мастерства. В его словах ещё нет наставительных нотаций – до них оставался целый год, когда свет увидит повесть «Юность». Но уже заметны попытки анализировать происходящие с людьми изменения. Читателю предлагается история двух гусаров – сына и отца; они схожи внешне и разные по характеру. Их судьбы переплетаются благодаря случайному стечению обстоятельств, вне задействования одновременно. Сперва Толстой знакомит с отцом, а уже потом, спустя двадцать лет, с сыном. В обществе за это время поменялось многое, и прошлое не заслуживает анализирования с позиций последующих поколений.

Когда-то Россия не имела железных дорог, поэтому путешествие из Санкт-Петербурга в Москву занимало восемь дней по тряской земле. Тогда мужчины по-другому относились к женщинам: они были готовы броситься из противоположной части комнаты, чтобы поднять оброненный дамой платок. Этикет высшего света дозволял кавалеру вызывать обидчика на дуэль. В такие благоприятные для общества дни грубость тщательно маскировалась. Человек оставался человеком, но поступал согласно прописанным в то время правилам. Сущая глупость, скажет современный читатель, требовать от провинившейся дамы разрешить при людях поцеловать ей руку – такие нравы достойны быть образцом для любовных романов. Толстой может приукрашивать, опираясь на детские воспоминания и на рассказы старшего поколения. Мужчина мог быть в меру необуздан, горячим на суждения и бесконечно нежным со слабым полом, находя удовлетворение в малом. Именно в такой атмосфере читателю даётся первая история, где гусар-отец режется в карты, а потом совершает «безумства» в отношении прелестницы.

Показав идеальное общество, Толстой начинает искать оправдания необдуманно лёгкому поведению гусара-отца, позволяя гусару-сыну снисходительно относиться к былым амурным похождениям родителя. Тот вёл себя соответственно своему времени – тогда такая модель поведения обществом осуждалась, но принималась за естественное для мужчины поведение в высшем свете. Лишний повод поговорить о чужих пороках – любимая забава на раутах; и чем поступки экстраординарнее, тем более живой окажется беседа. Гусар-сын отличается от отца менее вспыльчивым нравом и, неизвестно откуда появившейся, скромностью. Для него недопустимо обесчестить кого-нибудь из своего окружения, а чужую благодарность ему неудобно принимать безвозмездно. При сходных внешних чертах, Толстой наполнил сына первого гусара несвойственной наследственностью, отрезав всё отрицательное. Гусар-сын должен был жить во времена отца, а гусару-отцу по духу ближе позднее время, до которого он, вследствие своей необузданности, не дожил.

На фоне несоответствий в отдельно взятой семье, Толстой начинает воссоздавать женское общество, примечательное для него монолитной целостностью: в будущих произведениях данная тема будет только усиливаться. Поколения сменяются, а заботой женщин остаются дети и домашний очаг. Именно на это направлены их устремления. Взрослую дочь считается важным отдать замуж – чем скорее, тем лучше. Хорошо, если избранник будет иметь положение в обществе и обеспечен деньгами, иначе придётся пристраивать куда получится. Иногда мать могла желать дочери дать в мужья просто хорошего человека. Толстой, избавив от отрицательных черт гусара-сына, также поступает в отношении, любимой гусаром-отцом, женщины, набравшейся опыта за прошедшие двадцать лет. Нужно было заклеить трещины на сердце одной, чтобы дать счастье. Логичное завершение начатого предками, должны принять на себе потомки.

Счастье одних – несчастье других.

10.07.2015 (http://trounin.ru/tolstoy56 (http://trounin.ru/tolstoy56))

Владимир Зисман «Путеводитель по оркестру и его задворкам» (2014)

Настала пора понизить градус восприятия симфонической музыки и поменять мнение о людях, посвятивших себя игре на инструментах в оркестре. О плюсах и минусах каждой профессии можно говорить бесконечно долго: Владимир Зисман берёт на себя смелость с крайне едким цинизмом рассказать про самое близкое и родное его собственному сердцу. «Путеводитель по оркестру и его задворкам» – это книга-предостережение тем родителям, которые мечтают отдать ребёнка в музыкальную школу не для общего развития, а с целью вырастить звезду мировой величины. Своеобразие оркестровой карьеры может быть мило людям, наконец-то в него попавшим, да не оставшихся на дне оркестровой ямы, а выбившихся в первые скрипки. С извращённой любовью Зисман ведёт монолог, затрагивая темы от зарождения симфонической музыки до того, как арфистка накрывает арфу попоной, духовики сливают накопившийся в инструментах конденсат, а облизанный мундштук убирается на положенное ему место.

Зисман безапелляционно даёт портреты всем музыкантам, не забывая одарить особым мнением духовые инструменты. Для него флейтисты – безумные шляпники. Это не обидное сравнение, а влияние инструмента, техника игры на котором просто обязывает мозг активнее обогащаться кислородом. Сам Зисман играет на гобое и английском рожке. А ведь это тоже духовые инструменты. Поэтому читатель не должен удивляться, замечая эксцентричность в словах автора, без стеснения и откровенно говорящего на волнующие его темы. В самом деле, разве может адекватный профессионал заявлять о том, что он не представляет, как вообще могут извлекаться звуки из большинства инструментов, да хоть из гобоя. Его дело – правильно исполнять текст с нотного листа, а об остальном позаботились мастера давних лет, своими трудами создавшие симфоническую музыку.

Краткий экскурс в историю открывает малоизвестные факты, объясняющие столь поздний взлёт подобного искусства в России. Делится Зисман и информацией о происхождении каждого инструмента. Но, как он откровенно говорит, что плохо понимает свой, так и про другие рассказывает исходя из ощущений. Зритель в зале всегда воспринимает игру в общем, а музыканты в оркестре ориентируются совсем на другое, поскольку находясь на сцене, всё представляют себе в ином свете. Забавно осознавать неутомимость струнников, да волнение ударника, которому иной раз за весь вечер нужно будет только один раз ударить. Контрабасисты могут спокойно поедать еду, прикрываясь габаритным инструментом, а духовики постоянно что-то точат, смачивают и облизывают. Лёгкого труда никто не обещал, для многих из музыкантов путь определён был ещё до рождения.

В Советском Союзе средний участник симфонического оркестра получал не больше водителя трамвая. Вся прелесть профессии заключалась в возможности выезжать за границу. Это отчасти оправдывало родителей, пристраивавших детей в полезные для общего блага семьи места. Но чаще в музыкальную школу шли по стопам родителей. Если папа играет на гобое, то все его дети тоже будут играть на гобое. Своеобразная профессиональная кастовая принадлежность. Выучившийся на гобоиста, музыкант больше ничего в жизни не умеет. Вся подработка чаще сводится к халтурным выступлениям на стороне. Зисман не жалеет сарказма и анекдотов, отображая особенности каждого инструмента. Читатель согласится, что арфисту крайне трудно найти себе халтуру, ему и без того мешает нормально передвигаться полная сумка струн, каждая из которых имеет своё определённое место.

Стройными рядами проходят перед читателем: дирижёр, струнники, духовики и ударники. Где-то Зисман путается, не зная на основании чего именно классифицировать оркестровые инструменты. Ещё можно понять, что рояль – это ударно-струнный инструмент. Но как относиться с нотному листу, в котором запись не отражает особенностей игры? Зисману это наиболее знакомо, ведь его инструменты играют не те ноты, которые должны играть. Даже нет сомнений, что композитор мог подразумевать совсем другое, нежели то, что слышит современный зритель. Огромное количество мелких деталей сторонний человек, к тому же не обладающий соответствующим слухом, просто не заметит.