banner banner banner
Любовница Каменных Драконов
Любовница Каменных Драконов
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Любовница Каменных Драконов

скачать книгу бесплатно

Любовница Каменных Драконов
Константин Фрес

Недербеливые Дракоды
– Твой муж сам впустил меня в дом, взял много денег и разрешил мне выбрать ту женщину, которая мне понравится, – обходя ее кругом, словно оценивая, произнес Дракон.

– Зачем вы мне все это говорите?! – в ее голосе были только страх и отчаяние. Бездушный монстр усмехнулся, щуря темные хищные глаза, плотоядно облизнул губы.

– Потому что эта женщина – ты, – вкрадчиво ответил он, ухмыляясь. – Теперь я – твой хозяин, а ты – моя собственность. Моя… и моего брата.

Любовница Каменных Драконов

Автор: Константин Фрес

Глава 1

Знаете ли вы, что чувствует человек, запертый в клетке с хищником?

С опасным, сильным, хитрым и голодным зверем?

С мужчиной, который смотрит будто раздевая взглядом?

Кажется, что напряжен даже воздух между готовым к прыжку кровожадным монстром и его жертвой. Кажется, он искрит и почти ранит кожу. Каждый взгляд жжет, от него хочется спрятаться, закрыть голову руками, прикрыть грудь,  ноги, по которым этот плотоядный монстр время от времени скользит похотливым взглядом. Потому что у него в темных, как непроглядная ночь, глазах ад. Опасность, жестокость и неутолимая, лютая  жажда. Жажда всего – власти, богатств и… секса.

От этой нескромной мысли, пришедшей в голову, Мэл удушливо покраснела и опустила лицо, делая вид, что все ее внимание сосредоточено на разрезании яблочного пирога.

Секс, секс, секс!

Все существо этого человека просто пропитано этим скандальным, порочным словом. Мэл чувствует, как у нее краснеют и наливаются кровью губы. Если их облизать, да просто коснуться языком, Мэл не сдержит стона…

Но все же этот человек опасен. Это опасность, исходящая от него, заставляет Мэл трепетать и мысленно отдаваться ему, покоряясь его воле, чтобы избежать большего зла – смерти… Растерзает без сожаления, сомнет, уничтожит…

Хищник.

– Пирога? – щебечет Мэл, поправляя выбившийся из прически локон, но становится только хуже. Так ОН видит, что у нее пылают уши. И усмехается, щурясь, как довольный лев.

– Благодарю, я не голоден, – отвечает ОН тихим, слишком опасным голосом, и Мэл снова обмирает, чувствуя, как у нее дрожал ноги. Как у загнанной газели.

Она улыбается ему вежливо, но в душе ее все кипит. Не голоден! Да он всем своим высокомерным видом показывает, что он не ест такого дерьма! Яблоки с корицей? Хе! Он и кофе даже не пригубил, только вдохнул аромат и отставил чашку. А ведь кофе был отменный!

Вот лобстеры и черная икра под шампанское – другое дело. Но семья Мэл еще не доросла до того, чтобы завтракать лобстерами.

Он поднимает глаза, разглядывая белоснежный потолок с позолоченной лепниной, и Мэл замечает на его губах смешок. Дворцовый шик, наверное, неуместен в современном доме, но эта лепнина, драпировки и изящная мебель, обтянутая шелком – все это было предметом гордости Хьюберта, мужа Мэл. Его мечта и его цель. Наверное, наивная, если ОН посмеивается, разглядывая убранство… Но Мэл мужа любила и прощала ему его слабости.

Хьюберт всю жизнь стремился к богатству. К роскоши. К тому, чтобы пустить пыль в глаза, чтоб у гостей головы закружились!.. Он много работал, и добился этого. Он заработал позолоту и ковры. И деньги ему эти платил человек, сидящий сейчас напротив Мэл с плотоядной ухмылочкой – его босс, Алан Стоун.

Мэлани никогда не могла понять, почему Стоун, этот холеный красавчик, опасный, как остро отточенное лезвие, наверняка эгоистичный, расчётливый и циничный, так благоволит к ее добряку и простаку Хьюберту. За что он его ценит так высоко. Потому что не дружат лев и откормленный, розовый кабанчик! Не дружат! Они слишком разные. Слишком.

А в последнее время деньги текли рекой в карман ее мужа, и он сорил ими налево и направо, словно обезумевший. Машину подороже, поновее? Пожалуйста! Меховую шубку? Ради бога! Яхту? Да почему бы и нет?! Хьюберт был рад, что может удовлетворить любое желание Мэл. Любую ее просьбу. Он раздувался от гордости и даже не спрашивал цену, просто говорил «да».

Тайком  поглядывая теперь на его босса, Мэл невольно думала – а зачем, собственно, он явился? Визит вежливости? Захотел посмотреть, как живет подчиненный? Нет, нет, это все не то… иначе бы Хьюберт не выглядел таким потерянным. Обычно за столом он много шутил и балагурил, а сегодня его словно подменили, и он тоже почти ничего не ел – как и Стоун.

– Хью, – вкрадчиво произнес Стоун, изящно поправив дорогую запонку в рукаве безупречной сорочки, – могу я… поговорить о деле?..

Стоун не уточнил с кем, и у Мэл сердце замерло и оборвалось, она едва не задохнулась от волнения. Хьюберт пригласил свою сестру, и Мэл поначалу думала, что у Стоуна есть какие—то виды на Эржбету. Но он не обратил на девушку ни малейшего внимания. Значит, явился не из—за нее.

– Да, конечно! – оживляется непривычно тихий Хьюберт. Он подскакивает и буквально вытаскивает силком свою сестрицу из—за стола, с высокого стульчика подхватывает дочь – их с Мэл общую двухлетнюю дочь, Алисию, – и, бросив какой—то виноватый,  затравленный взгляд на жену, спешно скрывается за  дверями столовой так прытко, что Мэл не успевает и слова произнести.

И она остается наедине с человеком, которого боится до судорог. Разговор предстоял с именно с ней.

У него темные, непроглядные глаза и темные, коротко остриженные волосы. Высокие скулы, жестко очерченные плотно сжатые губы, упрямый, порочный жесткий взгляд – в нем чувствуется стремление сломать, подчинить, поставить на колени. От этого взгляда Мэл чувствует, что падает, падает в пропасть, так же как это порой бывает во сне, и едва сдерживает крик ужаса.

Отчего-то шрам на щеке – хорошо заметный, придающий красивому лицу мужчины еще более хищное, жестокое выражение. И он не собирается притворяться хорошим, добрым и покладистым парнем. Кажется, он ощущает ее страх и трепет, и ему нравится чувствовать это.

– Мэлани, – произносит он, отчего-то улыбаясь, показывая красивые ровные зубы. Будто пробуя на вкус ее имя. – Мэл… Я хотел бы поговорить именно с вами.

– О чем? – Мэл безотчетно отшатнулась от него, но Стоун одним шагом сократил дистанцию между ними, и женщина внезапно ощутила себя припертой к стенке, распластанной по прохладной штукатурке. А этот зверь, этот опасный зверь под личиной цивилизованного человека, упакованный в дорогой костюм, склоняется над нею, вжав ее в стену, беззастенчиво принюхиваясь к аромату ее кожи, почти касаясь тонким носом ее дрожащей шеи, часто вздымающейся груди. Почти ласка; почти жадное, неприкрытое желание.

– Как вы смеете, – шепчет Мэл, вся дрожа, завороженная его жгучим черным взглядом, пытаясь оттолкнуть мужчину слабыми руками. – Хьюберт!..

Ее крик выходит слишком жалким и слабым. Она все еще пытается сопротивляться; сопротивляться своему страху, своему животному инстинкту покориться, отдаться, но Стоун зажимает ее рот ладонью, и Мэл видит его глаза и тонкие, подрагивающие от нетерпения ноздри совсем близко.

– Не надо кричать, – его голос на удивление спокоен и холоден. – Хьюберт не придет. Нам с вами надо поговорить – и это касается вашего… благосостояния. Итак, я убираю ладонь. Вы не будете кричать?

Глаза Мэл наливаются слезами, она тонко поскуливает, согласно кивая головой. Уже совершенно ясно, что ничем хорошим визит Стоуна и не пахнет. Ему ее не жаль, он не отступится от своих планов, она для него – жертва, в которую он почти вонзил свои зубы. И ей придется выслушать его и подчиниться – что бы он ни просил сделать.

– Итак, – жесткая ладонь разжалась, Стоун убрал ее с лица Мэл и отстранился, гладя на нее свысока, как победитель. – У вас прекрасный дом, Мэлани. Просто полная чаша.

– Да, – пробормотала она, захлебываясь слезами ужаса.

– Дорогая мебель, – продолжил Стоун. – Драгоценности…

Его рука бесцеремонно легла на грудь Мэлани, перебирая блестящие камешки ее колье.

– Вы же понимаете, что за все это надо платить? – его пальцы скользят ниже, ладонь обнимает приятную округлость груди, и Мэл вспыхивает от стыда и гнева, потому что мужчина себя ведет с нею как со своей собственностью.

– Но Хьюберт сказал, что он заработал все это… – мямлит Мэл, уже прекрасно понимая, что это не так. Вся их дорогая, пестрая, шикарная жизнь – все это было обманом, все катилось в тартарары, все было в долг, не принадлежало им. Все было получено из рук этого расчётливого, хитрого чудовища. Вот зачем ему был нужен Хьюберт, жизнерадостный, стремящийся к достатку кабанчик. Приманить; обмануть; напасть и уничтожить! Совершенно точная роль…

– Нет, – с видимым удовольствием выдохнул Стоун, наслаждаясь замешательством и страхом женщины. – Не заработал.  Я ему дал все это. Его услуги не могут стоить так дорого.

– Зачем?! – выкрикнула Мэл, ощущая жесткую ладонь Стоуна у себя на бедре. – За что!? За какие заслуги!? Или вы… обманом? Завлекли его в ловушку?! Воспользовались его безграничным доверием?! Он отзывался о вас очень восторженно, для него вы – непогрешимый идеал!

Но Стоуна не останавливали ее слова, ее попытка воззвать к его совести. Напротив – ее горячечная речь насмешила его, и он тихо рассмеялся, продолжая ласкать ее грудь совершенно по—хозяйски, так, словно имел на это право и делал так сотни раз. Как хозяин. Как человек, наслаждающийся властью над своей вещью. Его ладони по-прежнему исследовали ее тело, неторопливо, будто прислушиваясь к бушующей горячей крови под тонкой кожей испуганной женщины.

В голове Мэл крутились самые разные страшные предположения; этот подлый змей мог подставить Хьюберта. Мог обвинить в растрате. Мог подсунуть фальшивые документы. Мог…

Но ответ Стоуна затмил ее самые смелые предположения.

– У нас с ним был договор, – ответил Стоун. – Я давал ему столько денег, сколько он хотел. Оплачивал все его счета. Всё. Всё, что он просил – я давал ему. А он взамен пообещал мне, что однажды я смогу прийти в его дом и забрать любую женщину, что мне приглянется. И этот день настал. Надо отдать должное Хьюберту, – Стоун явно издевался, – он очень честен. Не попытался скрыть такое сокровище, как вы… И предоставил достаточно широкий выбор…

Мэл в ужасе вскрикнула, зажав рот рукой. Высокий стульчик у стола пустовал, но воображение рисовало Мэл, как этот негодяй своими холеными жесткими руками поднимает с него Алисию и уходит… Вот зачем Хьюберт пригласил свою сестру, о которой долгое время и не вспоминал; вот зачем на этот странный завтрак он и дочь притащил! Выбирать!..

– Зачем, – с трудом вымолвила Мэл, – зачем вы мне это говорите?..

– Затем, – произнес Стоун, склонившись к ее уху и произнося каждое слово четко, чтобы оно отпечаталось в ее мозгу, – что я выбрал. И это – вы. С этого дня я – ваш хозяин.

– Что!? – выкрикнула Мэл. – Что!? Хозяин?! Вы что, с ума сошли?! Рабство отменили в…

Стоун усмехнулся, и Мэл подавилась своими пылкими словами.

– Так мне не рабыня нужна. Женщины вашего рода так завлекающе пахнут, – Стоун усмехнулся так, что у Мэл кровь застыла в жилах. Женщины ее рода… Значит, этот хищник принюхивался и к Алисии!

– По ряду… м—м—м… признаков я понял, что вы мне подходите. Я свой выбор сделал, – сказал он, – теперь выбор за вами. Нет, я, конечно, могу еще подождать лет двадцать. Спешить мне некуда. И когда подрастет ваша дочь, я приду за ней. И уже не вы, а она будет рассчитываться за ваши шубки и бриллианты. Согласитесь, это совсем несправедливо по отношению к маленькой, беззащитной девочке?..

– Негодяй! – выдохнула Мэл. Стоун равнодушно пожал плечами. Видимо, ему это говорили слишком часто. Или в душе он был согласен с этим определением. Или ему было просто плевать.

– Или вы соглашаетесь оплатить сладкую жизнь, которой жили до сих пор, или я сделаю так, что все это у вас отнимут.

– Отнимайте!

– Вы уверены? – он снова склонился над ней так низко, что она услышала в его дыхании рокот, словно склонялся над ней громадный лев. – Я оставлю вас ни с чем. Нищими. Голыми. Я оставлю вам ни кусочка ткани. Ни камешка от вашего дома.  Я сделаю так, что вас ни на одну приличную работу не возьмут. Вы будет влачить такое жалкое существование, работать за гроши, так, что через двадцать лет – когда подрастет ваша дочь, – вам уже не будет казаться таким уж ужасом то, что такой негодяй, как я, захочет ее взять себе. Вы будете этому даже рады.

– Мерзавец… негодяй… какой же вы мерзкий подлец… – выдохнула  Мэл с ненавистью, закипающей в ее крови.

– Соглашайтесь.

– Но мы же взрослые, цивилизованные люди! – выкрикнула Мэл. – Ни одна женщина… близость с ней… не стоит этого всего! Стольких денег!

Стоун обвел взглядом обстановку, еще раз глянул на позолоченную лепнину и покачал головой задумчиво, сделав вид, что раздумывает и колеблется.

– Стоит, – наконец, произнес он, вдоволь наигравшись и натешившись слабой надеждой, отразившейся в глазах Мэл. – Для некоторых целей – стоит. Вы мне подходите, Мэл. В вашей крови много огня. Вы определенно мне подходите, и я готов приплатить еще. Уже лично вам. Все, что пожелаете. Я могу дать вам абсолютно все.

– Подхожу?! Что это значит?! Что это значит?! – затравленно выкрикнула Мэлани, пропуская мимо ушей его заманчивые обещания.

– Вы меня чувствуете, – ответил Стоун глубоким тяжелым голосом, от которого у нее разболелось в висках, словно голова вот—вот лопнет. – Вы боитесь меня. Вы покоряетесь мне, хотя какая—то часть вашего разума и велит вам сопротивляться. Я чувствую запах вашего страха – а ведь я и слова вам дурного не сказал. Бояться меня – это правильное решение. Очень разумное. И покориться – тоже.

Мэл почувствовала, как колени ее ослабевают, и она вот—вот рухнет на пол. Если б не руки Стоуна, удерживающие ее, Мэл давно бы уже упала к его ногам.

– Вы… вы хотите меня убить?! – прошептала она. – Органы? Вам нужны мои органы?!

– Нет, – Стоун брезгливо поморщился. – Мне не нужна ваша жизнь, ваша кровь, да я вообще не планирую причинять вам… страдания. Никакой боли. Никакого оружия. Вы нужны мне… для ритуала.

– Ритуала?! Что за ритуал?! Что за средневековое варварство?!

– Узнаете, – с вызовом ответил Стоун, внезапно отпрянув, словно согласие уже было получено. – Это для вас варварство, а для меня это имеет очень большое значение. Собирайтесь. Можете взять с собой самое необходимое и проститься с семьей.

– Проститься? – повторила Мэл. – Алисия… я не увижу ее больше?!

– Не надо драм! – брезгливо поморщился Стоун. – Все воспитанные люди говоря «до свидания», уезжая надолго. Если ритуал пройдет быстро… если… то вы, вполне вероятно, окажетесь дома, со своей дочерью, уже через месяц. Ну, собирайтесь.

Глава 2

– Как же ты мог, Хью! Что ты натворил, негодяй, мерзавец! Ты продал меня, как собаку! Как подержанную машину! Ты!.. Ты!..

Ей был дан час на сборы, но Мэл не знала, что нужно брать с собой. Белье? Украшения? Косметичку – надо будет приводить себя в порядок? Что?

Она вытащила чемодан, дорогой, удобный, вместительный, – но на этом ее сборы и закончились. Она вспомнила свое желание обладать этой вещью, которая в витрине была выставлена в наиболее выгодном месте. Свою радость, когда Хьюберт купил эту  вещь, свой почти детский восторг от запаха новой вещи, от блеска замочков, хромированной ручки… Поглаживая теперь эту дорогую вещь, Мэл разрыдалась и упала без сил на постель, уткнувшись лицом в шелковое покрывало.

Кто же знал, что настоящая плата за эту радость будет совсем другая?!

Стоун, его бесцеремонное, развратное внимание и пугающий ритуал… что за ритуал, за который он готов заплатить так много?! Он говорит, что это безвредно, но можно ли верить его словам? В его взгляде порок и жестокость, этот человек может убить, не моргнув и взглядом. Кажется, т него даже пахнет кровью. Перебивая горький свежий аромат его дорогого парфюма пахнет теплой свежей кровью и пожарищем. Как от викинга, разорившего чужое поселение… Еще этот шрам на щеке… Когда Стоун улыбается, этот шрам делается еще заметнее и зловещее. Лицо его лишается всяческого налета цивилизованной интеллигентности, и остается лишь лютая, страшная жажда…

– Ты тоже пользовалась всем, что давал Стоун, – пропыхтел Хьюберт, укачивая на руках плачущую Алисию. Девочка была напугана; размолвок между родителями прежде не случалось, или случалось, но не таких серьезных, без криков, шумных хлопаний дверями, без слез и обвинений.

– Но я не знала! Я не давала своего согласия участвовать во всем этом! – яростно выкрикнула Мэл, подскочив на ноги. – Если бы он все это предложил мне, я бы отказалась, отказалась!

– А я – нет! – огрызнулся Хьюберт, отгораживаясь дочерью от разъяренной жены. – Я слишком долго стремился к этому, чтобы отказаться, когда оно само плыло мне в руки!

– Что?!.. – выдохнула Мэл, потрясенная. – Что?! Плыло?! То есть, ты заранее согласен был с тем, что он заберет меня? Или Алисию?! Тебе все равно, лишь бы он давал тебе денег?.. Такова наша ценность для тебя?! Ну, хорошо, я – всего лишь глупая дура, которая тебя полюбила, поверила и думала, что ты славный парень, заботливый, целеустремленный и добрый, – по щекам Мэл снова потекли слезы, – но Алисия?.. Ты и ее готов был отдать?!

– Не говори глупостей, – буркнул Хью, отворачиваясь от Мэл.

– Но он готов был ее взять! Вырастить, как он выразился, как свинью на убой, и взять! Нашу дочь! Он отнял бы ее у нас, поместил в какой—нибудь пансионат, где ее воспитывали бы с мыслью, что она – его, и всегда ему принадлежала! Престарелый негодяй, он забрал бы невинную, молодую девушку для каких—то своих целей только потому, что сейчас ты можешь позволить себе купить дорогую машину и часы! Ты и это позволил бы!?

– Ну, не забрал же, – огрызнулся Хью. Но в его глазах мелькнуло такое ненасытное выражение, что Мэл в ужасе поняла – он отдаст и Алисию, если Стоун ему это предложит.

– Какой же ты подлец! – прошептала Мэл в ужасе. – То есть, если что—то… что—то со мной случится, если я погибну – ты ее отдашь взамен?!

– Вот и постарайся, – сварливо отозвался Хьюберт, – чтоб с тобой ничего не случилось! Будь паинькой и исполняй все, что велит этот красавчик. Ты же всегда мечтала, чтоб у тебя был красивый муж, не то, что я! – он внезапно вышел из себя. – Все эти журнальчики с томными красавцами на глянцевых страницах! Я до них не дотягиваю, уж извини! А Стоун словно с разворота сошел! Так что чем ты недовольна, я не пойму! Ублажишь его, как ему надо, и все будут довольны!

– Я не смогу жить здесь, с тобой, после всего этого, – горько выдохнула Мэл, и Хьюберт покраснел от злости.

– Как будто я смогу жить с тобой после того, как!.. – выкрикнул он желчно. – …как ты Ты что думаешь, ты кому—то нужна будешь после того, как он с тобой развлечется?! Мне уж точно нет! Так что ты здесь можешь и не жить, а мне здесь очень даже хорошо будет и без тебя!

– Ты не имеешь права воспитывать Алисию, – прорычала Мэл, и Хью гнусно усмехнулся.

– Гулящая мать  – уж тем более, – мстительно ответил он. – Я всем расскажу, что ты сбежала… со своим любовником. Ни один суд тебе ее не отдаст! Да и я могу запросто продать дом и уехать куда—нибудь!

Все эти гадости Хьюберт говорил с  мстительной радостью на лице, словно хотел за что—то отомстить Мэл, сделать ей больно, унизить ее… вероятно, потому что сам себя чувствовал последним говном и желал уничтожить ту, которую продал и предал.

– Нет—нет—нет! – холодея, пробормотала Мэл. – Ты не сможешь этого сделать! Ты не посмеешь этого сделать! Я… я никуда не поеду, если так! Я заберу у тебя ребенка и подам на развод! И разбирайся со Стоуном сам, как знаешь! Можешь сам его ублажать!

– Я?! – расхохотался Хью. – А ты не собираешься с ним рассчитаться? За те шмотки, которые носишь? За еду, которую ешь?! Если ты уйдешь отсюда, то уйдешь голой! Без гроша в кармане! И любой суд отдаст дочь мне, потому что ты не в состоянии ее содержать!

– Отдаст тебе, чтобы ты торговал ею налево и направо?! – закричала Мэл. – Никогда!

Словно зловещий призрак, в дверях появился Стоун. Перепалка между супругами не ускользнула от его внимания, он холодно оглядел с ног до головы обоих, и Мэл снова ощутила  жуткое ощущение падения в пропасть под действием этого жуткого немигающего взгляда.

– Мне казалось, – произнес он зловеще, – что мы договорились на спокойном и цивилизованном решении проблемы. Мне не интересны ваши дрязги… и совершенно не нужно, чтобы моя женщина, – его голос пророкотал глубоко, грозно, – нервничала и о чем—то беспокоилась. Ты будешь смирно сидеть здесь, – рыкнул он на Хьюберта, – как кролик в норе. Попробуешь сбежать с дочерью – я отыщу тебя максимум уже через пару дней и ноги переломаю. Если сделка не состоится, вы оба знаете, что я сделаю. Вам, – он обернулся к онемевшей Мэл, – достаточно моего честного слова? О том, что он никуда не денется до вашего возвращения?