Поминая былое

скачать книгу бесплатно


– И что это может быть? – поинтересовался аккуратно, явно опасаясь услышать нечто, полностью переворачивающее версию о самоубийстве.

– Сдаётся мне, что это укусы…

– Собака, что-ли?

– Какая-такая собака? – не без удовольствия ввернул я фразу из классической кинокомедии.

Но мужику явно было не до шуток. Он пожал плечами:

– А хрен его знает. Я ещё не был на квартире.

– Укус нанесён, скорее всего, человеком. Может, её так пытали? – высказал я свою версию появления ран.

– Но-но, – возмутился опер, – ты поосторожней с такими предположениями. Есть другие следы пыток?

– Нет. Всё чисто. Кожные покровы без иных видимых следов воздействий со стороны.

– И поэтому не надо… Понимаешь. Выдумывать. Ишь, удумал – пытали…

Уровец некоторое время возмущённо пыхтел и ругался себе под нос. Перспектива раскрывать среди ночи причинение физических и нравственных страданий, в простонародье называемых пытками, его явно не обрадовала.

К моменту окончания следственных действий с погибшей прилегающая территория оказалась взята в плотное кольцо четырьмя чёрными автомобилями конкурирующих похоронных бюро. Замершие неподалеку, они алчно распахнули задние дверцы грузовых отделений, готовые поглотить в своих утробах очередную жертву невыносимых жизненных обстоятельств.

Закончив с местом происшествия, следователь Юля предложила осмотреть квартиру потерпевшей. Эксперту по трупам там делать нечего, но мёрзнуть на пронизывающем ветру не хотелось, и я шагнул вслед за следственно-оперативной группой в двери «Преисподни».

Внутри здание выглядело даже более мрачно, чем снаружи. Этакая готическая безнадёга. Страшные средние века во всём их безобразии – сжигание ведьм, массовые усечения голов, эпидемии и полная беспросветность в социальных лифтах. Здесь, кстати о лифтах, они не работали тоже. Бог, видимо, брезгливо отвратил свой лучезарный лик от этого кусочка настоящей Преисподней.

Изначально внутренняя архитектура общежития подразумевала все прелести советского прогрессивного строя – длинные светлые коридоры, растянувшиеся по этажам и ведущие, по замыслу проектировщиков, прямиком к коммунизму; равномерно натыканные комнатёнки на двух-четырех человек, на переспать, и просторные холлы для совместного времяпрепровождения культурных пролетариев. Где уставшие от плодотворного труда работяги, откушав комплексный ужин в общественной столовой, собираются, чтобы почитать газеты, провести интеллектуальные диспуты о путях построения безальтернативного коммунизма, поиграть в бильярд, шахматы и шашки… После чего все дружно отходят ко сну, чтобы назавтра опять вкалывать у станков на благо великой страны. Просто идиллическая картинка несостоявшегося будущего. Не знаю, как был реализован в те годы быт рабочих в действительности, но обращение общественно-экономической формации взад к примитивному капитализму привело к перерождению не только представлений о досуге, но и того самого пролетариата. И заодно внутренностей самого здания. Ох уж эта связанность всего и вся. Как тут не вспомнить Гермеса Трисмегиста с его провидческими – Что наверху – то и внизу…

Ныне ветвящиеся коридоры по большей своей части едва освещались убогой единичной лампочкой на огромный пролёт, наверное, ради эффективной экономии. И это в самом идеальном варианте. Входные двери квартир, когда-то уныло однообразные, теперь же разбросом художественных стилей недвусмысленно указывали на имущественное положение скрывавшихся за ними хозяев – рассохшиеся филенчатые, замершие в стазисе со времён постройки, и бронированные металлические монстры, взломать которые не представлялось возможным даже с использованием легендарного динамита. Видимо, за пяти миллиметровыми листами металла хозяевам было что припрятать, в отличие от владельцев фанерных недоразумений. И если типажи входных дверей скрашивали визуальный ряд, то доносившиеся из скрытых глубин музыкальный аккомпанемент и голосовое сопровождение позволяли легко судить о происходившем внутри самих квартир. Где-то за тонкими фанерными преградами невыносимо орал шансон про холодный ветер, нары и прочий тюремный антураж, а неотстроеные пьяные голоса, мучимые ностальгией, дружно подпевали. Даже не представляю, каково тут приходилось соседям, если ты, конечно, в это самое время не за общим столом участвуешь в самодеятельном хоре. Где-то стадия невыносимой общности бытия уже благополучно миновала, и раздавались только сдавленные крики, глухие удары и возмущенный треск в очередной раз беспощадно крушимой мебели. Ну или, как закономерный финал развития безудержного веселья, – гробовая тишина. Попадались, конечно, и двери, хранившие таинственную тишину изначально. Но какие нешуточные страсти кипели за ними, одному Богу известно. Если, конечно, он соизволял хотя бы иногда заглядывать в это здание…

Лифт не работал без объяснения причин. Да и сомневаюсь, что он в шахте вообще присутствовал – дверцы были надежно заварены. И на тринадцатый этаж пришлось добираться по тёмным лестничным пролётам, где большинство стекол в окнах давно и, по-видимому, уже навсегда заменила фанера. Освещённости такое ноу-хау не прибавляло. Но опытный в подобных делах оперативник, представившийся Александром, достал небольшой фонарик и, светя под ноги, смело повёл за собой.

Путь наверх сопровождали многочисленные и при том весьма отвратительные запахи – лестничные марши параллельно с основной функцией использовались жителями «Преисподни» ещё и в качестве мусоропровода. Но крысы, как ни странно, в данном рассаднике антисанитарии отсутствовали.

– А чего крыс-то не видно? – удивлённо спросил я.

– Поголовно съедены, – коротко ответил всезнающий опер.

– Да ну-у?

– Точно-точно. Для местных это деликатес.

Бедные грызуны! Казалось бы, райское местечко, но заселённое этакими ценителями Латиноамериканск ой кухни…

Входная дверь в блок со сто тридцать третьей квартирой пребывала в некоем переходном состоянии от социалистической фанеры к рыночной броне металла – китайская жесть выглядела понадёжнее уходящей в прошлое филёнке, но составить достойную конкуренцию производству опытных уральских металлургов, конечно же, не могла. Судя по всему, вход в квартиру символизировал неустойчивое финансовое положение проживающих за нею в изменчивой рыночной экономике…

Александр властно постучал в китайский недометалл недодвери.

Подождал полминуты, постучал ещё раз.

– Уснули они там, что ли? – раздраженно адресовал в небытие короткое замечание.

Интересно, а чего он ожидал от жильцов в третьем часу ночи? Задорное исполнение канкана?

Наконец щёлкнул замок… Второй… Третий… И дверь медленно приоткрыла створку, образовав узкую щель, готовую в любой момент испуганно схлопнуться. Всплывшая из глубин часть лица с подозрительным глазом мне напомнила выглядывающего из раковины осторожного моллюска.

– Кто там? – спросил заспанный женский голос.

– Старший оперуполномоченный уголовного розыска Кондратьев, – профессионально вступил в диалог Александр.

И чтобы развеять сомнения, поднёс к глазу раскрытое удостоверение.

– Разрешите пройти? Надо переговорить по вашей соседке…

– Какой соседке?

По мере развития диалога напряжение в голосе гражданки возрастало по экспоненте. Словно она в любую секунду ожидала какой-то неприятной пакости.

– Яне… Спиридоновой Яне из сто тридцать третьей квартиры.

– А что с ней?

– Мы, может, всё-таки войдем? – вмешалась следователь. – Я следователь Митрофанова. Мне надо осмотреть квартиру, допросить свидетелей…

– Здесь нет свидетелей…

– Открывайте! – не сдержавшись, рявкнула Юля, которой надоели бесконечные пререкания от одноглазого «молюска».

Процессуально подкреплённая властность в голосе произвела должный эффект на створки раковины, и они медленно отворились. Только вот роль драгоценной жемчужины досталась невыразительной соседке потерпевшей по блоку – невысокой женщине, уже миновавшей границы бальзаковского возраста, но ещё не достигшей спелости зрелой ягодки. Домашний халатик, изрядно потрёпанный годами носки, блеклое лицо уставшего от всего человека, распущенные волосы. И только постоянно тлеющий в глазах огонь самого настоящего страха усиливал впечатление от беспросветной унылости всего остального.

– Мы – следственно-оперативная группа, и нам необходимо провести осмотр места происшествия…

– Какого происшествия? – Удивление в голосе женщины не было наигранным.

– А вы разве не в курсе, что Спиридонова Яна выпала из окна?

Страх, до того лишь тлевший угольками в глазах, вспыхнул всепоглощающим ужасом, словно в затухающий костёр подбросили изрядную охапку сухих дровишек.

– Не-е-ет. А когда это случилось?

– Примерно полдвенадцатого вечера…

– Этого просто не может быть… Я же…

Женщина испуганно замолкла, лишь таращась на нас слегка навыкате глазами.

– Что вы? – тут же насел на потенциального свидетеля Александр.

– Да нет. Ничего… Я просто… Спросонья, – начала совсем неубедительно врать та.

– Ладно. – Юля взяла бразды расследования в свои руки. – Вначале делаем осмотр. А потом опросим Вас.

Последняя фраза адресовалась испуганной соседке, отныне перекочевавшей в процессуальный статус свидетеля.

Дверь в комнату потерпевшей оказалась заперта только на защёлку. И я вошёл вслед за коллегой – экспертом, правда, лишь обычным криминалистом.

Обстановка внутри хотя и была весьма скромная, но заметно, что порядок постоянно поддерживался – кругом царили чистота и уют. В давно минувшие времена в блоке из двух комнат с общим туалетом проживало четверо работяг в счастливом ожидании от социально- ориентированного государства индивидуальных квартир. Нынешней хозяйке ничего боле одной комнаты и унитаза на две соседские задницы по жизни не светило. А теперь даже божественный свет в конце тоннеля для неё безвозвратно погас – вход в райские кущи для самоубийц, как известно, заказан. На то и «Преисподня», чтобы оставил надежду всяк здесь осевший…

Цветастые постеры с незнакомыми улыбающимися парнями на стенах. Милые игрушки на полочке, как воспоминания о счастливом детстве. И символ хаоса в душе разбившейся – незаправленная, с перекрученным в жгут одеялом, измятая кровать. И пугающей вишенкой на торте – осиротевшие тапочки на подоконнике распахнутого в ночь окна.

– Ничего не трогайте, нужно ещё провести осмотр… – предупредила следователь, заметив, как опер начал профессионально рыться в личной мелочёвке погибшей.

Но ни предсмертной записки, ни какого иного намёка на причину самоубийства не нашлось. И отсутствовали следы борьбы, что указывало бы на криминал. Основной версией произошедшего оставался только банальный суицид, коих сейчас происходило множество. Но мне не давали покоя укусы на руках…

– Александр, понятые нужны. И свидетели, если есть кто, – попросила следователь, доставая из папки бланк протокола осмотра места происшествия.

– Сей секунд. – Опер исчез.

Буквально через пару минут закашлялся и заглох шансон из ближайшего «пати», раздались возмущённые крики, затем внезапно стихшие… Подозрительная возня… И в сопровождении Александра появились два скелетообразных «меломана». У одного растекался огромный синяк под правым глазом. Видимо, опер весьма убедительно аргументировал просьбу поучаствовать в следственных мероприятиях.

– Вот. Доставил. Не будить же законопослушных граждан, кому завтра на работу. Хотя вряд ли они спят…

И уже приконвоированным:

– Делайте, что говорят.

– Да ясно, начальник. Всё будет тип-топ. – Ощерилось разукрашенное лицо, подсвечивая вновь приобретённым фонарем окружающую обстановку.

Понятые этакими былинками покачивались на несуществующем ветру, но алкоголем совсем не пахло. Видимо, окружающий мир для них затейливо преломлялся в кристаллах принятых веществ.

Следственно-оперативная группа занялась прямыми обязанностями: следователь писала протокол осмотра; опер, исполнив долг по доставке двух хмырей, принялся копаться в шмотках почившей хозяйки, ища какие-нибудь зацепки; эксперт Василий, уподобившись трудолюбивой пчёлке, приступил к опылению дактилоскопическим порошком приглянувшихся предметов. И криминалист преуспел в стараниях более всех – в поисках скрытых следов он развёл такую бурю, что вскоре и сам оказался покрыт чёрной-серой пылью с ног до головы. Итогом его деятельности стало экспертное заключение:

– Все следы пальцев рук принадлежат одному человеку. Видимо, потерпевшей.

После чего сложил свои причиндалы в чемоданчик и уселся в кресло, отвлечённо полистывая какой-то женский журнал.

Когда понятые, не утруждая себя чтением, расписались в протоколе, Юля попыталась узнать у них по обстоятельствам происшествия, но на всё многообразие вопросов получала лишь один ответ:

– Начальник, ничего не видели и не слышали. Мы сегодня гуляем…

Александр препроводил на выход «гуляк».

Пока группа сворачивалась, обсуждая по ходу детали происшедшего, кто-то настойчиво забарабанил во входную дверь. Александр исчез, вернулся в сопровождении местного участкового. У обоих на лицах читалась явная растерянность.

– Что такое? – Юля подняла глаза от кожаной папки, куда складывала листы составленного протокола.

– Кхм-м. У нас ещё один «парашютист»… – Участковый развёл руками. – Из соседней комнаты.

С застывших фигур следственно-оперативной группы вполне можно было реалистично срисовать финальную сцену спектакля «Ревизор».

– Что за…

Сбросив временное оцепенение, мы дружно ломанулись к соседке. Дверь оказалась закрыта лишь на защёлку…

Честно говоря, обстановка комнаты абсолютно ничем не отличалась от только что нами осмотренной, вплоть до распахнутого во внешний мир окна и мокрого от снега подоконника. И даже аккуратно стоявшие там мягкие домашние тапочки – верный признак добровольного решения уйти из жизни таким весьма специфическим способом. Протокол осмотра места происшествия можно было банально копировать – со всеми этими цветастыми постерами на стенах, скрученным одеялом на незаправленной кровати и мягкими игрушками на ещё одной осиротевшей полочке.

– Значит так, чтобы не бегать туда сюда, вначале делаем осмотр здесь. И потом, по ходу спуска с этажа, опросим пару-тройку свидетелей. Труп осмотришь в финалочке. – Последняя фраза следователя относилась ко мне.

Я лишь кивну головой, соглашаясь с такой дорожной картой. Тем более переться одному по мрачным внутренностям этого монструозного здания, только чтобы незамедлительно приступать к осмотру вновь образовавшегося трупа, мне совсем не улыбалось.

Александр за шкирку привёл ту же парочку шатающихся наркоманов. Их внешняя покладистость и деланный энтузиазм к следственным действиям легко объяснялись очередным расплывающимся фингалом. Этим чудикам оставалось только молиться, чтобы дальнейшие события никак не вписывались в канву сюжета известного произведения Даниила Хармса. Иначе свободных мест для очередных синяков просто-напросто не останется.

Юля быстро состряпала дубликат протокола. Василий разводить длительную бодягу с дактилоскопическим порошком не стал, для вида помазюкав лишь подоконник да входную дверь, сделал ожидаемый вывод об отсутствии «левых» отпечатков пальцев.