скачать книгу бесплатно
Третья палата от Солнца
Алина Владимировна Кононова
Эвелину преследует призрак её сестры-близнеца. Ник считает себя оборотнем. Ольга помешана на чистоте. Кит не разговаривает. Эда потерялась в своих сюрреалистичных галлюцинациях и не может найти дорогу в реальность. Они – пациенты психиатрического отделения в маленькой, экспериментальной больнице. Их врачи, усталые, пахнущие энергетиками и кофе, тоже скрывают что-то о себе. И это – их история.Содержит нецензурную брань.
1
В понедельник я пытаюсь повеситься на бинтах.
У нас в отделении не аптека, просто так бинтов никто не даст, поэтому я разматываю руку Эды. Следы зубов и ногтей на её предплечье уже почти не видны.
Она спит на моей кровати и пускает слюни на подушку. Но мне не противно, я больше туда не лягу. На мокрую наволочку, на простыню в следах не отстиранных пятен – причём кровь это самый нормальный вариант их происхождения. Какая мне разница? Я не лягу на эту кровать, не буду сидеть на подоконнике. Я бы попрощалась с Эдой, но она сама храпит так, что не разбудишь.
Мне же лучше. Иначе я бы не смогла достать бинты.
Сестра сидит в углу. Пока я делаю петлю из длинной белой полоски, она сверкает единственным левым глазом и говорит:
– У тебя нет на это права. Ты не спросила меня, эгоистичная тварь.
Её второй глаз спрятан где-то в моём теле.
– Ну что тебе не нравится? Включи мозги, подумай о нас.
Я забираюсь на металлическую спинку кровати и, рискуя свалиться на спящую Эду, балансирую, затягивая узел на карнизе. А потом надеваю петлю на шею. Я знаю, как правильно, это моя третья попытка повеситься.
Третий раз, говорят, всегда волшебство.
Сестра взлетает под потолок и, забившись в угол, как классический призрак, шипит на меня.
– Прекрати немедленно этот балаган. Спускайся!
Затягиваю петлю на шее. Через минуту уже не нужно будет балансировать на врезающемся в ступни холодном металле.
– У тебя всё равно ничего не получится! – бросает она мне.
– Пошла в задницу! – отвечаю я. Не лучший выбор для последних слов, но сойдёт.
У меня ничего не получается.
Я могла бы предположить, что Птичник решит проверить палату. Или что неожиданно ворвётся Хриза. Или – любая другая причина. Но всё, как обычно, оказывается проще и глупее.
Бинт не выдерживает моего веса, рвётся, не успев сломать мне шею. Гравитация, как и всегда, срабатывает, и я падаю.
Левая рука ломается о спинку кровати, на которой я пару секунд назад пыталась устоять. Эда просыпается от того, что моё тело обрушивается на неё. Вскрик привлекает Птичника. Он врывается в палату и видит меня с оборванной петлёй на шее и костью, натянувшей кожу. Это сложно понять неправильно.
У Эды на лице чистое удивление. Она облизывает губы и сонно хлопает глазами. А когда меня берут за плечи и стаскивают с кровати, тычет в меня пальцем.
– Это что, мой бинт?
Сестра хихикает сверху, а мне остаётся только застонать.
За что мне всё это?
У меня появляется немало времени обдумать этот вопрос. Поставив кость на место и закатав руку в гипс, меня запирают в тесной палате для буйных, или, как мы её зовём, Клетке. Почти нет мебели, на окне решётка, стены и те мягкие, а дверь постоянно запирают снаружи. Обстановку ещё можно вынести, но скуку смертную – почти невозможно.
На второй день я начинаю разговаривать с сестрой.
– Когда уже тебе надоест? – нудит она. – Нам ведь здесь неплохо. К нам все хорошо относятся, никто не орёт и не смеётся. Что ещё тебе надо?
– Я устала, – отвечаю я. – Не хочу жить больше. Не могу больше.
– И почему? Что тебе не нравится? – и с небольшими изменениями мы повторяем диалог снова и снова.
На третий день ко мне влетает Хриза.
Она толкает дверь так, что та ударяется о косяк, путается в полах белого халата и чуть не падает. На её голове подобие атомного взрыва, зелёный шарфик наполовину развязан, а в глазах бесконечный энтузиазм. Ещё только первая половина дня, но от неё уже несёт кофе. А может, запах настолько въелся в её одежду, что не проходит вообще.
Я всё ещё хочу самоубиться.
– Ну что же ты, Эва, – начинает она. – Я думала, мы договорились.
Мало ли, что она там думала.
Хотя, ладно, в последний раз я пообещала ей, что не буду пытаться убить себя, но только потому, что хотела выйти из Клетки. Да и разве можно доверять обещаниям сумасшедшей? А здесь меня именно такой и считают.
– Я думала, твои суицидальные проблемы закончились и можно будет начать работать с галлюцинациями, но теперь… – и она разводит руками.
– Что теперь? – я смотрю, как сестра на цыпочках вьётся вокруг неё, заглядывает в лицо и усмехается.
– Теперь придётся снова дорабатывать твою терапию. Есть лекарства… – она вытаскивает из кармана халата блокнот, из которого на пол тут же вылетает несколько бумажек.
Позволяю мозгу отключиться. Слушать, как Хриза болтает о лечении, выше моих сил. Она могла бы зверушек разговорами усыплять, если бы стала ветеринаром. Но вместо этого пошла в психиатры и доработалась до врача в нашей экспериментальной больничке. Хотя видим мы её не слишком часто. А других врачей, кроме неё, у нас нет.
Обычно Хриза предоставляет нас Птичнику и самим себе. Не то чтобы с нами было много проблем. Мне, Эде и Нику бывают нужны успокоительные, Ольга и Кит и так спокойны, а Принца можно вообще не трогать. Птичник контролирует нас, иногда призывая на помощь санитаров. Ну и запирает в палатах. Часто.
В остальном мы просто живём. Как умеем.
Мы же не виноваты, что получается как-то не очень.
Хриза шевелит пальцами над моей головой, имитируя заботу.
– Успокойся, не думай об этом.
Она восприняла мою задумчивость как ступор, вызванный страхом или ещё чем-то.
– А твоя сестра? Она всё ещё здесь?
– Она всегда здесь.
Эта тварь из-за спины Хризы показывает мне средний палец.
– Я справлюсь с этим. У меня есть пара идей, – она снова трясёт блокнотом, и я закрываю глаза. Пусть думает, что я снова уснула.
Когда я возвращаюсь в себя, сестра сидит в углу, Хриза уже ушла, а дверь закрыта снаружи.
Кит приносит мне поесть. Меня не морят голодом, кормят, как остальных, но он залезает на подоконник и проталкивает через решётку маленькую банку смородинового джема.
У него красные от недосыпа глаза и кудряшки немного растрёпаны. Кроме джема, он даёт мне записку.
Кит не разговаривает. Это только к лучшему.
Я разворачиваю бумажку и понимаю, что писал не Кит, а Эда. Это у неё буквы больше похожи на закорючки или кляксы. Я минут пять разбираю несколько строк, и всё равно не уверена, что прочитала правильно.
– Что пишет? – спрашивает сестра.
– Она ругает меня за то, что взяла её бинт и за то, что пыталась повеситься. Хочет, чтобы мы поскорее вышли отсюда, пишет, что скучает по мне и ненавидит тебя.
– Враньё, этого она точно не написала бы.
– Откуда ты знаешь?
– Покажи!
Но я уже надёжно придавила записку к полу подушкой. Да, для сестры даже подушка это надёжно. Её руки неосязаемы для всего, кроме меня.
Она призрак, но только мой призрак. Остальные её не видят.
Я знаю, что сейчас она обидится и будет доставать меня всю ночь. Если Птичник услышит это и расскажет Хризе, то утром меня будет ждать дополнительная порция таблеток и ещё несколько дней в Клетке. Но оно того стоит.
Обмакиваю пальцы в банку с джемом и облизываю их. Кит, как всегда, такой милый. Надо будет поблагодарить его. Сестра, надувшись, сидит в углу, под гипсом чешется, но никто не даст мне спицу. Они боятся, что я проткну себе горло. Или сделаю ещё что-нибудь опасное.
Смородина кислит на языке, вокруг слишком тихо. Только с улицы доносятся голоса. Но никто больше не рискует залезть на подоконник, чтобы меня навестить.
Меркурий
Синдром исчезнувшего близнеца на самом деле встречается достаточно часто.
Я объясню вам, что это, без терминов и занудства. Это когда в утробе формируется два эмбриона – два близнеца, но рождается только один. Причин может быть много. Возможно, тело матери понимает, что не сможет выносить двоих, и уничтожает один эмбрион. Жертвует одним близнецом, более слабым, чтобы второй смог выжить.
«Исчезнувший» близнец поглощается другим близнецом или плацентой. Один пожирает другого, получая шанс на жизнь. Естественный отбор в действии. Так, что мы из этого вынесли?
У меня была сестра близнец.
Я её съела.
Но дело в том, что она решила остаться. Она всегда, всегда была рядом. Сначала ехидно улыбалась мне из зеркал. Потом начала появляться в тёмных углах. В конце концов, она выбралась из них и начала везде ходить за мной. Ей всегда было мало, мало всего! Я думаю, она хочет занять моё место, перебраться в это тело и начать жить вместо меня.
Да заткнись ты уже! Ненавижу тебя.
Да, сейчас она тоже здесь.
Вы не об этом хотели поговорить. А о чём? Сами же попросили рассказать что-то о себе.
А, хотите чтобы я вспомнила своё прошлое до больницы. Нечего там вспоминать.
Большую часть жизни я провела в больницах. Со мной всегда что-то было не так. Сначала я родилась недоношенной. Потом были какие-то детские болячки. Потом от туберкулёза умерла мама, в качестве прощального подарка заразив меня.
Многие вещи стёрлись из памяти, слились в один длинный коридор с белыми стенами, но я ясно помню отделение для туберкулёзников. Помню лекарства и бесконечные капельницы. Помню, как люди из моей палаты временами исчезали куда-то.
Я долго кашляла, они кашляли вместе со мной. Днём, ночью, всегда, там не было тихо. Больницы никогда не спят, и самыми глубокими ночами по коридорам кто-то ходит, провозит штативы с капельницами или каталки. Или кашляет. Или кричит. Всё равно это лучше, чем тишина.
Я ненавижу тишину.
У нас дома всегда было тихо. Может, до смерти мамы квартира и была наполнена звуками, но не после неё. Отец каждое утро бесшумно уходил на работу и бесшумно возвращался. По вечерам сидел перед телевизором с выключенным звуком и что-то читал. Он не умел или не хотел поддерживать разговор. Тихие соседи. Тихая улочка под окнами. Долгими ночами, лёжа без сна в кровати, окружённая тишиной, задавленная ею, я чувствовала, как перестаю существовать.
В школе было не лучше, там меня игнорировали. Казалось, что призрак – я, а не моя сестра. Я всё ждала, пока кто-то пройдёт через моё тело, может, вздрогнет от холода, и не почувствует ничего больше. Я начала забывать, как говорить. Это было грустно, и смешно, и страшно.
И однажды утром понедельника я поняла, что не могу терпеть. Сняла бельевую верёвку с крючков, сделала петлю и накинула её себе на шею. Первая попытка. Тогда я тоже надеялась, что всё получится и я исчезну из этого мира.
Отец вытащил меня из петли и вызвал скорую.
Я рассказала психиатру всё. Про свою отвратительную жизнь, про тишину, про больницы и – про сестру, которая, как настоящий злобный призрак, преследовала меня. Психиатр смотрела на меня огромными, удивлёнными глазами, будто в первый раз такое слышала.
Через неделю нас с сестрой привезли в отделение.
Сначала мне казалось, что здесь тоже слишком тихо. Я впервые лежала одна в палате и почти не могла спать. Первую неделю я часами смотрела в потолок, ни с кем не разговаривала и могла потерять сознание днём. Из-за недосыпа, говорил мне Ян.
Через неделю Хриза, обдавая меня волной кофейного запаха, прочитала вслух мою первую схему лечения. Я не поняла ни слова, но этого от меня и не требовали. Только глотать таблетки и терпеть уколы.
Эда с Ником начали заглядывать в нашу палату, разговаривать, вытаскивать нас в общую комнату или лабиринт. Нас было всего четверо, Ольга и Кит появились позже, но я даже к такому вниманию не привыкла.
Бессонница прошла. Но это не значит, что жить стало легче.
Я всё ещё хочу избавиться от всех своих проблем разом. И от сестры. Если бы мне дали просто уйти из этого мира, было бы легче.
А вы, может, вы мне поможете?
У вас нет при себе бритвы или пилочки для ногтей?
2
Из Клетки меня выпускают в следующий понедельник.
Ещё до завтрака – Птичник звенит ключами и, зевая, говорит мне освободить палату. На нем синяя футболка, под цвет кругов под глазами, и мятый белый халат. Ещё он ходит в старых вьетнамках, и можно увидеть татуировку на левой ступне – маленького снегиря с алой, похожей на кровавое пятно, грудкой. Мы всегда спрашиваем, что она значит, но он не говорит. Он вообще не очень разговорчивый, и всё, что я слышу это:
– Иди завтракать. Только умойся сначала.
Ян, так зовут нашего Птичника на самом деле, не идеален, но мне он нравится больше Хризы. Многим из нас. Поэтому я не пререкаюсь, хотя и хочется спросить, зачем выходить, если вскоре я снова отправлюсь в Клетку.
А лучше сразу на тот свет.
