скачать книгу бесплатно
Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок
Борис Конофальский
Окончание приключений старшего уполномоченного Трибунала Горохова в бесконечной пустыне.
Борис Конофальский
Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок
Глава 1
Ночь. Степь. Орут цикады? выбравшись из мокрого песка. Едва не под ногами звенят. Горохов идёт, не выбирая дороги, быстро взбираясь на барханы и скатываясь вниз, а не обходя их, для экономии сил.
Он остановился, оглянулся назад и прислушался, стал всматриваться в темноту, сейчас этот опытный человек кожей ощущал опасность. Ничего не видел подозрительного, ничего не слышал, но знал, что эта темная, тихая после дождей степь несёт для него смерть. Да, смерть. Здесь, на мокром после дождей песке, квадрокоптер с тепловизором увидит его издали. Он даже не хотел думать, с какой дистанции эта техника может его разглядеть. Тем не менее Андрей Николаевич был собран и спокоен. Он был готов сражаться за свою жизнь.
Хотя это было привычное для него ощущение: состояние холодного напряжения. Состояние внутренней мобилизации. Казалось, что опасность на этот раз просто зашкаливает. Но Горохов тут же вспоминал свои прошлые дела, вспоминал, что и тогда он думал, что всё складывается ужасно. Что он на волосок от гибели… Но ничего, как-то выкручивался. Выходил победителем из, казалось бы, безнадёжных ситуаций… Правда, тогда уполномоченный был моложе… А ещё его не мучала болезнь… Теперь же после пятнадцати минут быстрого шага у него стало появляться желание как следует откашляться.
Огни города становились всё ближе, заряд уже прошёл, но сильный ветер ещё гонял колючку и гнул кактусы. Впрочем, этот ветер был ему на руку, во-первых, он быстро заметал его следы, во-вторых, ветер быстро сажал батареи дронов, да и делал их малоуправляемыми, а в-третьих, он заметно охлаждал его. Если бы не чёртово першение в горле, Андрей Николаевич чувствовал бы себя сейчас вполне комфортно, несмотря на быструю ходьбу. Вот только… Да, ему нужно было откашляться. Он, спустившись с бархана, остановился; не снимая респиратора, набрал побольше воздуха и только потом оттянул маску. Откашлялся, и ему стало немного легче. Старший уполномоченный ещё раз оглядел окрестности и двинулся к городу, до первых огней которого оставалось не больше полутора километров.
***
Люсичка дала ему адрес одного человека. Говорила, что это человек надёжный и опытный…
Надёжный… Как она сама?
Называла его Шубу-Ухаем. Уполномоченный не подумал о том сразу, тогда ему было не до того, но, возможно, для начала разговора с этим Шубу нужен был какой-то пароль. Возможно. Но в тот момент у него закипала голова от разнообразной информации.
И вопрос с паролем он просто упустил из виду. А теперь, как выяснилось, он оказался актуальным.
Проживал Шубу-Ухай на севере Серова, район Нахабинка, третий дом от дороги, напротив древнего кладбища, дом самый убогий, он не должен был его спутать ни с каким другим. Вот только для этого Горохову нужно было пересечь почти весь Серов по диагонали или обойти половину его периметра. Но ему снова везло: как и положено в сезон воды, после сильного ветра пошёл дождь, сначала начал просто накрапывать, а потом полил уже как следует.
Так что входил под первые фонари города Горохов тогда, когда на улицах почти никого не было. Даже патрули убрались куда-то, то ли их угнали в степь, то ли они попрятались от дождя.
Андрей Николаевич шёл всё так же быстро, стараясь обходить слишком освещённые места, которых в центре было особенно много. Дождь закончился. Кругом были лужи. До этого он старался идти подальше от фонарей освещения, но так, чтобы его попытки убраться со света не казались подозрительными. А тут дошёл до одной из центральных улиц. Она была широка и хорошо освещена. И ему нужно было её пересечь. Перед этим ему пришлось снова спрятать винтовку в чехол. Автоматическое оружие на улице… Уж больно бросалось в глаза, тем более ночью.
На перекрёстке стоит фургон. Не просто стоит, а стоит, закрывая проезд, около него два человека. Курят после дождичка. А народа так мало, что они обязательно должны заинтересоваться им. Мужички, судя по всему, и интересуются. Горохов просто почувствовал, что эти двое смотрят на него, хотя между ними было больше пятидесяти метров, они всё равно пытаются разглядеть его в полумраке между фонарями. Уставились в его сторону и не отрывали взгляда. Хорошо, что прямо перед ним горела яркая и красивая вывеска какого-то питейного заведения, уполномоченный так естественно, не ускоряя шага, туда свернул, как будто бродил здесь ночью в дождь, только чтобы выпить там.
По вывеске и тамбуру, да и ещё по музыке, было понятно, что заведение не из дешёвых. Ну а какое ещё оно будет на одной из центральных улиц преуспевающего города? Уполномоченный, едва вошел, сразу понял: он никак не гармонировал с местной публикой. От слова «совсем». Его промокшие шмотки небогатого степняка, его обувь, его винтовки и обрезы, рюкзак за спиной выглядели здесь, под кондиционерами, на фоне кресел и стекла, грубо и неуместно. Женщины с вызывающе голыми спинами и ногами смотрели на него с интересом, но интерес этот был удивлённый: а это ещё как сюда забрело? Мужчины же только бросали в его сторону короткие взгляды, не желая встречаться с таким бродягой глазами.
«Уж извините, господа, что потревожил. И отдельное извинение за то, что придётся тут немного пострелять, если те двое ввалятся сюда с улицы!».
Пострелять… Он очень надеялся избежать этого, будоражить город в его положении опасно. Пока не нашли мордатого Диму, его преследователи должны думать, что он ещё шарится где-то в мокрой пустыне.
К тому же Горохов вёл себя вызывающе: при входе в заведение не соизволил снять ни маски, ни головного убора… Ну что с него взять, обычный степной дикарь. Он остановился, присел на краешек высокого стула у стойки и, достав из кармана гривенник, постучал им по пластику и сказал:
– Сто граммов кактусовой водки… В один стакан… – Горохов всем своим видом демонстрировал расслабленность и спокойствие.
Для этого же он достал ещё и сигареты из внутреннего кармана. Пачка была влажной, но он всё равно вытащил из неё сигарету, правда, зажигать не стал. Пришлось бы снимать респиратор, а он не хотел показывать барменше лицо. И теперь уполномоченный просто вертел сигарету в пальцах.
– Конечно, красавчик, – отвечала та немолодая уже женщина, она внимательно разглядывала его, наливая ему водку. У неё «цепкие» глаза, она всё замечает. И всё запоминает. Это у кабацких «разливаев» профессиональное. Об этом Горохов давно знал. Когда её спросят, если она захочет, то расскажет о нём всё не хуже, чем видео с камеры.
Он не стал дожидаться, пока она поставит перед ним стакан, и спросил, указывая на темный проход:
– А умыться можно там?
– Да, красавчик. Там у нас туалеты, – ответила женщина со значением и плюхнула стакан на стойку. – Можно умыться там, а можно поискать для умывания и другое место.
«Вот старая сколопендра! На уличные лужи намекает, что ли?».
– Я умоюсь здесь, – он, так и не прикоснувшись к водке, пошёл в сторону прохода. И там нашёл пару туалетных комнат.
Горохов прикидывал правильно: такое пафосное место, где женщины сидели за столами полуголые, должно было иметь задний выход, ну не через пафосный же и чистый тамбур сюда заносят выпивку, продукты и выносят мусор.
Да, выход был. В конце душного и тёмного коридора. Он прошёл мимо кухни, где две запаренные женщины суетились у плит и разделочных столов, и, поглощённые работой, они не обратили на него внимания.
Горохов добрался до выхода никем не замеченный. Вот только дверь оказалась заперта. Он достал фонарь и осветил дверь. Нет, везение не может длиться вечно. Заведение было богатым, а значит, и дверь, и замок… оказались надёжными, без шума всё это не взломать.
И в это мгновение светлый проём выхода из подсобного помещения заслонила тёмная фигура. Горохов сразу погасил фонарь и прижался к стене, там стояли ящики с пустыми бутылками, за ними его с прохода не было видно.
Человек, появившийся в дверном проёме, – не любитель ночных возлияний, уполномоченный видит его контур: невысокий, в пыльнике… Посетители этого заведения в пыльниках пить не будут. А ещё у него в руках, кажется, оружие. Несомненно, оружие…
Мужик заглядывает в туалет, сначала в одну дверь, потом во вторую; конечно, он никого там не находит. И он сразу берёт оружие наизготовку. А ещё достаёт рацию… Горохов слышит только, как щёлкает она на передаче, дальше неразборчивое бурчание. Потом шипящий от помех ответ.
У Андрея Николаевича есть пистолет, бьёт он негромко, а там, в набитом людьми зале, в котором играет музыка, хлопок могут и не услышать. А уж женщины на кухне… Им вообще не до хлопков, у них куча работы. Но Горохов почему-то не хочет убивать мужика, что идёт его искать в тёмном коридоре. Уполномоченный достаёт револьвер и берёт его за ствол… Как молоток.
А мужичок идёт вперед. Он, правда, останавливается напротив открытой кухонной двери. Судя по всему, перебрасывается парой слов с кухонными работницами и указывает в сторону Горохова, в сторону выхода. Фонарика у него нет, и он снова говорит в рацию, теперь уполномоченный разобрал, что человек сказал:
– Сейчас гляну.
Он делает несколько шагов в сторону притаившегося за ящиками уполномоченного… И останавливается в двух шагах от него и, разговаривая с самим собой, произносит:
– А чего у них тут света нет? Где у них тут выключатель?
Горохов поудобнее перехватывает ствол револьвера, он ждёт, когда этот мужик всё-таки сделает два последних шага до него.
А тот не торопится, неохота ему отходить в темноту, от светлого проёма кухни, он достаёт рацию и сообщает в неё:
– Нет тут его. Нигде…
Рация что-то шуршит ему в ответ, а человек говорит раздражённо:
– Да, всё я осмотрел… Туалеты тоже…
Рация снова шуршит, и мужичок отвечает:
– Ну иди сам посмотри, – и, отключив рацию, добавляет: – Умные все… Командовать… Его маму!
Вот тут уже тянуть было нельзя, Горохов делает два быстрых шага и, пока мужик прячет рацию в карман, хватает его за пыльник, дёргает на себя и бьёт по голове рукоятью револьвера…
– Уй-ё… – выдавил из себя человек.
Темно было… Первый удар вышел не очень точным, мужик машинально отпрянул, когда он его дёрнул на себя, пришлось бить второй раз. И только после этого мужик обмяк. Уполномоченный хватает его за шиворот и тащит подальше от света, к закрытой двери черного входа. Там заталкивает за ящики, возвращается за оружием и его уносит в темноту, после, нащупав в карманах мужичка рацию, достаёт её, кладёт к себе в карман и почти бегом кидается к туалетам… Он хочет закрыться в одном из них, но не успевает… Едва Андрей Николаевич пробегает мимо кухни, как в светлом проёме, ведущем в зал, появляется рослая фигура, человек останавливается там и, подняв рацию, произносит:
– Ну, ты где есть-то?
«Здесь!» – Горохов замахивается на него револьвером из темноты. Когда человек замечает уполномоченного, реагирует он с запозданием. И снова первый удар у Андрея Николаевича не выходит, человек всё-таки успел сгруппироваться, пришлось бить ещё и ещё раз… И только третий удар по склонённой голове был удачным.
Револьвер «Кольцова», что ни говори, а штука универсальная. Теперь Горохов, вытирая кровь с рукояти оружия, рассмотрел при относительном свете мужичка, что лежал у его ног. Так и есть, на пыльнике у того была большая буква «М».
Когда он тащил его мимо кухни, то обе женщины стояли у двери и смотрели на него, ему пришлось остановиться и сказать успокаивающе:
– Милые… Всё в порядке, работайте, работайте.
Он бросил второго мужика рядом с первым и быстрым шагом – теперь-то ему точно нужно было торопиться – вышел из коридора в зал… А там всё так же играла музыка, кондиционеры разгоняли сигаретный дым, красивые, холёные женщины сидели, положа одну голую ногу на другую, и поглядывали на уполномоченного, а тот спокойно подошёл к стойке, на которой так и стояла его водка, взял стакан и, отодвинув респиратор, залпом выпил её. Потом под неодобрительным взглядом барменши снова достал свою влажную сигарету и закурил её, сказав смотрящей на него из-за барной стойки женщине:
– Чаевых не дождётесь.
И пошёл к выходу. Всё, теперь ему нужно было уносить ноги, но тот фургон, который он заметил ещё до входа в бар, всё ещё торчал на перекрестке, поэтому он с показной неторопливостью, покуривая, пошёл обратно, прошёл пару десятков метров и свернул в первый попавшийся ему проулок. И лишь там, вдалеке от фонарей, перешёл на быстрый шаг.
И тут же в его кармане ожила рация, которую он отобрал у первого мужичка.
– Э, Семёнов, а вы что там делаете? Приём, – донеслось из неё.
Горохов нажал кнопку передачи и ответил не своим, а хриплым каким-то голосом, да ещё и не очень разборчиво:
– Сейчас… Погодь… Уже идём…
– Вы чего там? Пьёте, что ли? – голос из рации, кажется, негодовал.
– Идём уже, говорю! – ответил уполномоченный и, так как впереди было большое тёмное пространство и его никто не мог видеть, перешёл на лёгкий бег.
Вот теперь у него было точно не более пяти минут, этот тип или типы, которые остались у фургона, скоро снова будут запрашивать Семёнова, а потом уже пойдут его искать. В общем, Андрею Николаевичу нужно было торопиться. К его удаче, проулки не так хорошо освещались, как большие улицы, и он достаточно быстро добрался до его конца. А там опять фонари, эти серовцы на освещении улиц явно не экономили, и ему пришлось перейти на шаг… И едва он вышел на свет, как увидел, что в конце улицы, перегораживая дорогу, стоит квадроцикл, за рулём сидит человек, а ещё один, с винтовкой на плече, курит снаружи, облокотившись на капот. Горохову нужно было уже как-то уходить на запад, но в который раз пришлось пересечь улицу и идти на север. И когда он снова оказался в темноте и готов был перейти на бег, рация ожила.
Глава 2
Так его давненько не обкладывали. Возможно даже, так на него никогда не охотились. Горохов как опытный человек понимал, что его преимущество – темнота, скорость и украденная в баре у милиционера рация. Он успел уйти от бара километра на три, прежде чем кто-то в фургоне додумался поднять тревогу. И тогда эфир сразу наполнился передачами, рация на приёме не умолкала.
– Внимание! Все заткнулись! Разговоры только по делу! – это, кажется, был старший из говоривших. – Девятый пост! Что там с людьми? Приём!
– У двух наших разбиты головы! Они живы. А этот… Он ушёл! Приём! – шипит рация.
– Куда ушёл? Ты видел? Приём.
Горохов, внимательно слушая переговоры и едва не бегом, переходит широкую улицу в самом плохо освещённом месте. Он торопится. Уходя всё дальше от опасности, уполномоченный надеется, что местные соберут к тому району все силы, надеясь блокировать его там. Это было ему на руку. И всё бы ничего, но у него снова начинает першить в горле.
– Я не видел…
– Дебил! А хрен ты там делал?
– Я следил за перекрёстком… Мне Семёнов приказал… А они пошли в бар, а я в машине был… – обижено бубнят из рации.
– Всё, я понял, молчи… Четырнадцатый, ты где? Приём!
– Четырнадцатый. Я на улице Долгой.
– У тебя на улице… Короче, гляди там внимательно, он может появиться у тебя.
– Улица-то километра полтора, а нас тут двое… Как нам углядеть?
– Патрулируй на квадроцикле, катайся туда-сюда, следи в оба.
Андрей Николаевич не знал, где находится улица Долгая, но прекрасно понимал, что теперь все, кто раньше с прохладцей торчали на улице, покуривая в ночной тиши, теперь уже вовсе не благодушны. Этот главный из рации явно умел взбодрить подчинённых. А тут ещё это… Он остановился у стены одного дома, оттянул респиратор и как следует откашлялся, это было неприятно обнаружить, но его дыхание восстанавливалось не так быстро, как обычно. Ему хотелось постоять ещё, отдышаться. Горохов понимал, что это выглядит глупым, но ничего с собой поделать не мог. Он достал таблетки, что ему дала Людмила, закинул одну в рот и запил её водой. И, превозмогая желание ещё постоять тут хоть минутку, пошёл быстрым шагом на север.
А следующая улица, которую ему нужно было пересечь… Она была сплошь из хороших домов, и стояли они плотно, один к другому, и между ними не было проходов, зато фонари висели над каждым входом. Но делать было нечего. Стоять и ждать было нельзя, так как из рации, которую он не выключал, неслись и неслись новые приказы. В том числе среди них был и такой разговор:
– Второй, где ты там, слышишь? Прием, – требовал самый главный голос из рации.
– Второй на связи. Приём.
– Этот урод в городе, это уже точно, давай отзывай группы из песков, пусть возвращаются, у нас людей не хватает. Как понял?
– Понял, группы с юга возвращаем в город. А группы с трассы? С перекрёстков? Их тоже в город возвращаем? Прием.
– Всех, всех сюда, тут нужны будут и люди, и коптеры, он где-то затихарился, не можем найти его, на крыше, что ли, где-то засел; и скажи парням, чтобы возвращались побыстрее, нужно до утра его найти, пока народ на улицы не вышел. Как понял? Приём.
– Понял, всех отзываю в город.
– Да, давай.
А за этим снова пошли указания постам и патрулям. Такой-то встань там. А такой-то пройдись вдоль домов.
«Пока народ на улицы не вышел».
Горохов смотрит на часы: двадцать минут второго. С учётом того, что горожане ленивы, народ появится на улицах часа в четыре. У него ещё было время и он, хоть и не так быстро, как смог бы раньше, всё-таки продвигался на север. Правда не всё у уполномоченного получалось сразу. Одна небольшая темная улочка вывела его прямо к хорошо освещённой площади, на которой стояла грузовая машина, а рядом была парочка вооружённых мужиков. Он постоял несколько секунд в темноте, выглядывая на свет, а заодно переводя дыхание. Нет – обойти никак их не получалось, ему просто нужно было выйти из темноты, и они его несомненно заметили бы. Пришлось возвращаться в середину улочки, пробираться между домов и искать обход той площади. И всё это почти бегом. Ещё раз пришлось подождать, прижимаясь к стене в проулке, пока мимо него не проедет квадроцикл с людьми. А ехал он не торопясь, как будто издеваясь над прятавшимся уполномоченным. Пару раз Андрей Николаевич встречал прохожих, это были очень неприятные встречи, Горохов боялся, что люди могут, свернув за угол, тут же найти патруль и сообщить о нём, хотя толком разглядеть его на тёмных улицах встречные, конечно же, не могли. Тем не менее после этих встреч уполномоченный тут же опять переходил на бег, стараясь уйти от места встречи как можно дальше и как можно быстрее.
Быстрые ноги и, конечно же, рация всё-таки помогли ему уйти на самый север города, а там, чем ближе к пескам, тем меньше было вокруг света. Домишки на окраинах были подешевле, люд попроще, а цикад побольше. Электричество – вещь недешёвая, и за лишние лампы платить тут не любили. Да и с милиционерами в этих районах стало полегче. Он всего два раза встречал патрули, и обойти их по темноте ему труда не составило. В общем, ещё не было трёх, когда он наконец дошёл до самых северных окраин и вышел к первым небольшим барханам. Здесь, в начинающемся песке, его едва не оглушил хор цикад.
Тут уже он не выдержал, сначала откашлялся, а потом всё-таки и закурил. Ему хотелось сесть на песок и посидеть хоть немного, но сейчас это было очень опасно – белые пауки во время дождей всё время ищут себе укрытия, да и клещи… тут, в местах, где растёт много кактусов, их должно быть навалом. В общем, уполномоченный, стянув респиратор, быстро шёл на запад, пряча огонёк сигареты в руке.
Вскоре на западе, вдалеке, среди черноты пустыни появились огоньки, и они двигались. Это была большая дорога. Серовский тракт, соединяющий болота и юг Камня. Именно к нему Горохову и нужно было. Там должно было быть древнее кладбище, через дорогу от которого находился дом человека. Того человека Люсичка называла Шубу-Ухаем и была уверена в его преданности её культу. А может быть, верности лично ей. Андрею Николаевичу очень хотелось верить, что эта её уверенность оправдана. А иначе… А иначе он бы уже и не знал, что ему делать.
***
Рация всё не унималась. Горохов поглядывал на зарядку батарейки и отмечал, что до утра он будет знать, как местные пытаются его найти. И, слушая рацию, он продолжает уходить от эпицентра поисков. Минут через тридцать пять он уже был у дороги. Там фары идущего на юг грузовика вырвали из темноты углы могильных каменей, что были не до конца занесены песком.
«Кладбище есть… Дома через дорогу – тоже. Третий дом от дороги».
Это был далеко не центр, тут фонарей над домами почти не было. Светилась одинокая лампа лишь на водонапорной башне, что торчала метрах в пятидесяти от дороги, да ещё одна горела на самом близком к дороге доме.
«Наверное, чтобы его грузовики видели ночью».
