скачать книгу бесплатно
Волков остановился, и все офицеры остановились с ним:
– Я помню тебя, ты из людей фон Финка, из тех, кто не побоялся спрыгнуть в овраг, когда убивали капитана райслауферов.
– Именно так, господин. Это я, – чуть робея, отвечал солдат.
– Тебе и тем, кто был с тобой в овраге, ротмистр Бертье обещал по пять талеров. Я не забыл. Вы получите деньги.
– Спасибо, господин, спасибо, – кланялся солдат. – А не найдётся ли места у вас для меня, я слыхал, что вы своим солдатам даёте немного земли и разрешение жечь кирпич, может, один из ваших офицеров возьмёт меня к себе в роту, а с солдатами я договорюсь.
– Как тебя звать, солдат?
– Биргер, господин, Ганс Биргер.
– Мне нужны храбрецы, Ганс Биргер, – произнёс Волков и невесело подумал о том, что это сражение было не последним его сражением. – Когда вернёмся в Эшбахт, попросишь у моего знаменосца ленту.
– Ленту? – не понял солдат. – Какую ленту, господин?
– Бело-голубую ленту цвета моего знамени, такую, какие носят на руке мои сержанты, – сказал кавалер и пошёл дальше.
– Ленту? – Ганс Биргер ещё недоумевал, но солдаты, что были с ним рядом, уже всё поняли, начали его поздравлять.
Они хлопали его по плечам, по-дружески стучали кулаками ему по спине, требуя с него выпивку.
Пленных держали на берегу, там их легче было охранять. И плевать, что с воды дул ледяной ветер, а пленные были раздеты и многие из них ранены. Плохая война – это есть плохая война. Их всё равно ждала смерть. Горцы сами всегда казнили пленных, даже благородных, за которых можно было взять выкуп, и то убивали, а уж с солдатнёй так и вовсе не церемонились. И сами они теперь на пощаду не рассчитывали. Они сидели, сбившись в кучи, плотно прижимаясь друг к другу, стараясь так беречь тепло, раненые лежали тут же, без всякой помощи.
– Я приказал их не кормить, к чему тратить хлеб, солдаты грозятся их перебить и без приказа, – сказал ротмистр Рене, которому было поручено охранять врагов.
Волкова не удивило то, что солдаты уже точат ножи на пленных, его как раз удивило то, что их не перебили сразу.
– Всего их сто двенадцать, шесть сержантов и два офицера, это всё местные, с кантона Брегген. И ещё тридцать три райслауфера с соседних кантонов.
– Господин, – крикнул один из людей Рене, один из тех, кто сторожил пленных, – когда можно будет пустить их поплавать? Осточертело их сторожить.
– Выполняй, что приказано, – сухо откликнулся кавалер.
Были времена, когда он люто ненавидел горцев, люто, и ни одной лишней секунды не дал бы им прожить. Но в те времена он был солдатом, простым солдатом. А сейчас всё было по-другому. Теперь он должен был думать, думать наперёд.
– Рене, – позвал он.
– Да, кавалер.
– Дайте им хлеба и разрешите жечь костры.
– Хлеба? – удивился ротмистр.
– Да, и ещё дайте знать на тот берег, что я приму парламентёров, – всё так же твёрдо продолжал кавалер.
– Парламентёров? – переспросил Рене.
– Именно, Рене, пусть приезжают сюда, я хочу говорить с ними. И пока не поговорю, пленных резать не дозволяю.
Офицеры, все, кто слышал его, были в недоумении. Они переглядывались. Даже командир арбалетчиков Стефано Джентиле был удивлён. Хотя какое ему, ламбрийцу, было дело до местных обычаев и правил.
– Роты будут недовольны таким решением, – заметил Бертье.
– Роты всегда чем-то недовольны, – назидательно ответил Волков, – вам бы пора уже знать, ротмистр, что в ротах есть офицеры, которые знают, как угомонить недовольных болванов, – и видя, что этим смутил храбреца, повернулся к нему и спросил: – Как вы, Гаэтан? Вижу, ваши раны тяжелее, чем мне казалось.
Лицо ротмистра было сильно разбито, едва начало заживать, подбородок вообще был зашит одним стежком, толстая чёрная нитка стягивала разошедшуюся от рассечения кожу. Рука его была перемотана тряпкой. Волков помнил, что Бертье досталось в овраге, но крепыш держался молодцом.
– Ваш монах просто колдун, кавалер, он мне вернул здоровье за день, а ссадины сойдут, я готов уже к новому сражению.
– Господа, – произнёс Волков, – не все это видели, но наш славный Бертье приложил сил для победы больше, чем кто-либо из нас.
Офицеры кивали головами, хлопали ротмистра по плечам.
– Я сам не трусливого десятка, но даже я крепко бы подумал, прежде чем прыгнуть в овраг, переполненный горскими свиньями, – продолжил кавалер. – Это он умудрился убить капитана наёмников, причём оружием наёмников. Думаю, что выражу общее мнение, когда скажу, что вы, Гаэтан, достойны большей награды из добычи, чем все остальные, хотя и все остальные делали, что должно, и упрекнуть мне некого.
Волков не стал упоминать Гренера, это было ни к чему. Славная победа всё равно свершилась, хоть кавалерия почти не внесла своей лепты в общее дело.
Офицеры радовались, а кавалер почувствовал, как в нём заканчивается та благость, что дало ему вино или простая солдатская пища. Тут ему на ум пришли вопросы брата Ипполита о тошноте. Он позвал к себе Максимилиана:
– Шатёр мой поставили?
– Должны были, – сообщил тот. – Я схожу, проверю.
– Нет нужды, – остановил его кавалер. – Господа, на сегодня более сил у меня нет, хворь ещё не отпустила меня, прошу простить, я пойду прилягу.
Офицеры ему кланялись, а он офицерам.
В шатре печь уже пылала, было там тепло. Максимилиан помогал ему раздеться, стаскивал сапоги, хоть и тошнило кавалера, но говорил:
– Вы теперь мне не оруженосец и не паж, вы теперь мой знаменосец.
– Я знаменосец? – не поверил юноша. Он так и застыл с сапогом Волкова в руках.
– Ну, ты же носишь моё знамя?
– Носил, пока более достойных не было.
– Более достойных я и сейчас не вижу. Сапоги отныне уже не ваша забота, сыщите мне денщика. А оруженосцем будет Увалень. Кстати, а где он?
– Послан в Мален к епископу и госпоже Эшбахт с вестью о победе, – ответил Максимилиан.
– Хорошо, хорошо, – произнёс кавалер. – Но за конями всё равно следи, мне нравится, как ты следишь за моими конями.
– Спасибо, кавалер, спасибо, – юный знаменосец схватил его руку и поцеловал. – Для меня большая честь служить при вас.
Волков лёг на свою походную кровать, а Максимилиан накрыл его периной.
Глава 3
Волков чувствовал себя всё ещё нехорошо. Но тошнота – бабья болезнь, в его представлении она не была причиной для лени и безделья. Едва рассвело и едва он позавтракал, как к нему пришёл Карл Брюнхвальд со списками всего захваченного у горцев.
Трофеев было не так чтобы много. Из ценного только оружие и доспехи, ну, и лодки с баржами. Всё остальное провиант, но и его было немного.
Закончив перечисление, ротмистр спросил:
– А что будем делать с пленными? Солдаты будут рады, если вы отдадите пленных им.
Волков сидел на кровати, кутался в шубу, несмотря на то что в шатре была печь. Он молчал. Да, он понимал солдат и их вековую ненависть к горцам. Он тоже ненавидел этих жёстких и спесивых мерзавцев с гор. Но кавалер давно не был солдатом, он даже уже не был офицером, он не имел права ни на эмоции, ни на желания. Он должен был думать о будущем. Пойти на поводу у солдат и перерезать полторы сотни горных свиней – это, конечно, приятно, это потешит его самолюбие, и солдаты будут довольны своим командиром. Только ничего этого не будет. Он должен думать о будущем. А какое у него будущее? Бесконечная война с кантоном, который в десять раз сильнее и в сто раз богаче его? И что ждёт его в таком будущем, кроме бегства или смерти? Нет, он должен был думать наперёд.
– Кормите их, – наконец сказал он Брюнхвальду, – разрешайте жечь костры. Раненых, что умерли, сложите на берегу, чтобы с того берега их было видно.
Ротмистр его решения, кажется, не одобрил, но возражать не стал:
– Как пожелаете, кавалер.
Он поклонился и вышел. Тут же в шатре появился Максимилиан:
– Кавалер.
– Да.
– К вам отец и сын Гренеры, примете их?
Волков поморщился от приступа тошноты:
– Что им нужно?
– Младший Гренер только что прибыл из замка барона фон Деница.
– А… Ну, зовите, но сначала принесите мне вина, – кавалеру казалось, что вино прогонит тошноту, что докучала ему всё утро. Он чуть подумал, – и скажите поварам, чтобы согрели мне его со специями.
Иоахим Гренер и его сын Карл стояли в его шатре и ждали, пока Максимилиан нальёт ему в кубок горячего вина. А сам Волков смотрел на них и ничего не понимал:
– Что значит – барона нет в замке? – наконец спросил он, когда вино было налито.
– Управляющий сказал, что господин барон и его рыцари как уехали на войну, так ещё не возвращались.
– И кавалера Рёдля тоже нет в замке? – продолжал удивляться Волков. – Иоахим, вы же сказали, что Рёдль уехал вместе с бароном, как только тот получил ранение.
– Именно так и было, кавалер, – отвечал старший Гренер.
– Да-да, я сам это видел, это случилось рядом со мной. Я видел, как был ранен барон. Я даже хотел помочь ему, но они с кавалером Рёдлем быстро уехали, – добавил молодой Карл Гренер.
Волков отпил вина и взглянул на Максимилиана, что стоял рядом с ним с кувшином в руках. Тот, судя по виду, тоже ничего не понимал.
– Значит, барон фон Дениц был ранен в лицо из арбалета, и кавалер Рёдль…, – начал Волков медленно.
– Подхватил его под руку, взял повод коня барона, и они поехали через овраг на север, – закончил за кавалера Карл Гренер.
– Но до замка они не доехали даже сегодня, хотя от холмов до замка барона меньше, чем полдня пути.
– На свежем коне часа четыре, – сказал молодой Гренер.
Вот этого ему сейчас ещё и не хватало. Волков опять морщился от приступа тошноты. Вино с мёдом и специями ему пока что не помогало.
«Чёртов барон».
Всё складывалось очень нехорошо. Уж лучше бы он просто налетел на пику горца и скончался бы прямо на поле боя. Во всяком случае, это была бы достойная смерть славного рыцаря из славного рода.
А если он умер от раны по пути домой… То теперь его труп придётся искать по всем кустам вокруг холмов.
«Как всё нехорошо получается. Чёртов барон, кто его гнал в эту бессмысленную атаку?»
– Максимилиан, позовите ротмистра Бертье, – наконец говорит Волков. – А вы, господа, присаживайтесь.
Отец и сын Гренеры садятся на раскладные стулья. Младший Гренер спокоен и серьёзен, а его отец расстроен, он чувствует и свою вину в произошедшем.
Вскоре появляется Гаэтан Бертье, лицо его всё ещё выглядит ужасно, и рука его ещё перемотана тряпкой, но сам он весел. Он всегда бодр и весел. Это кавалеру и нравится в нём.
– Друг мой, как вы себя чувствуете? – спрашивает Волков, когда ротмистр появляется в шатре.
– Отлично, кавалер, отчего вы спрашиваете?
– Ваш вид не так хорош, как ваш дух, – замечает Волков.
– Чепуха, я готов к новому сражению, а руку… Ерунда, пустое…
– А лицо, голова?
– Говорю же вам, пустое, синяки, и только, старший брат мне ставил синяки поярче и почаще…
– Ну хорошо, – Волков чуть подумал. – Гаэтан, вы ведь мои земли знаете лучше меня.
– Думаю, что так и есть, – согласился Бертье. – Если бы вы любили охоту, то, может, знали бы свои земли не хуже. Но ведь вы не любите охотиться…
– Да, не люблю, не люблю… И сейчас как раз потребуется ваше знание окрестностей. Вы ведь охотились вокруг холмов.
– Конечно, я же убил там огромного волка, я привозил его в Эшбахт, его шкура у вас дома. Да, того волка я как раз убил чуть южнее южного холма. И кабанов я там бил во множестве, в кустах их сотни.
– Прекрасно. Значит, вы с теми местами знакомы. – подытожил Волков. – Гаэтан, прошу вас, друг мой, возьмите полдюжины людей из ваших, что охотились с вами, езжайте в Эшбахт; я надеюсь, Ёган не угнал моих лошадей и собак в Мален. Возьмите лошадей и собак и езжайте к холмам, – тут кавалер замолчал.
– И что, набить побольше кабанов? – поинтересовался Бертье.
«Ну какие ещё кабаны? Эх, этому храброму и лихому человеку ещё бы ума немного».
Волков изобразил кислую мину:
