Лонгвей

Pas chassé

По лонгвею лап еловых —

танец сумерек лиловых

и бензиновых зверей.

Снег, к земле клонивший ветки,

перебил ответ разметки

на вопросы фонарей.

Время снов тесносплетённых,

рифм, повторами рифлёных,

дум, задрипанных с лица.

Может, за чертой порога

ничего – одна дорога

без известного конца?

Дейксис

Отчего, скажи, «здесь» превращается в «там»?

Пусть ты вдруг очутился в краю незнакомом,

ты в раздумьях бредёшь по родимым местам

и свой временный дом называешь не домом —

строчкой адреса в атласе жёлтых страниц,

общежитием, кухней, вообще как угодно.

Ты чужой в череде непрочитанных лиц,

и душа в новом «здесь» уж не дышит свободно.

В новом «здесь» говорят на другом языке,

без запинки на нём отвечаешь ты тоже —

он лежит, как перо в нерабочей руке,

и отныне на мысли слова не похожи.

Да и ты не похож на себя самого —

вертолётик кленовый в порывистом ветре,

ты кружишься сквозь время и ждёшь одного—

приземлиться вновь на нулевом километре

странных странствий твоих. И вобрать в себя весь

серый воздух морской в низком небе знакомом.

Отчего, скажи, «здесь» сохранилось как «здесь»

и натянута нить между сердцем и домом?

Колыбельная рждейная

Брошен в оба глаза серо-красный —

не песок, столбов взлёт врассыпную,

только стрелка часовая властным

жестом стыкам рельсов отходную

петь ко сну сквозь тряску приказала.

Запестрел перрон спиной змеиной,

смазан за окном фасад вокзала,

голова оглушена периной.

Тополя шептались у дороги.

Как бы знать, о чём они шептались?

С ветром в поле травы-недотроги

в гибкий иван-чайный пляс пускались.

Всё смешалось в сельской колыбельной:

пыль грунтов, дед на велосипеде…

Пара мыслей давности недельной

обрела колёса, путь – и едет,

голову зовёт поехать следом,

но она, оглушена подушкой,

видит сны, наполненные бредом,

бред стальной зачерпывает кружкой.

Silentio

Не естественнонаучно,

а естественно-печально

и порой почти что скучно

пить свой одинокий чай, но

больше нет занятий в мире

содержательных – и снова

в общемировой квартире

нет имеющих дар слова.

Даже стук колёс дорожный,

даже ветер в окна с поля,

хоть по-своему, несложно,

рассказать сумеют боле,

чем сюжеты рассуждений,

сортированные сухо,

конницей из наваждений

прорезающие ухо.

И за чаем одиноко

по лексеме забываешь

всё, что говорил и слышал.

В небе ищешь Бога око,

в пляски проводов вплетаешь

взгляд, летящий выше, выше…

Меланхолето

Вечер стынет на скамейке,

разливается прохлада.

Подсчитав свои копейки,

попрошу в ларьке жестянку:

на пустой автостоянке

будет праздник лимонада.

Позже щёлкнет выключатель

облаков, речной подсветки;

солнце – спрятанный мечтатель,

скрыв зевок за ширмой хмари,

спустится к своей хибаре,

сонно встряхивая ветки

перепуганных растений.

Я найдусь в своей квартире,

высветив из полутени

чашку чая, пару вкладок,

мысли приводя в порядок

после виденного в мире.

Под перкуссию жестянки

фронт работ закончит лето,

демонтировав времянки.

Мои пальцы-паучата

всё печатают для чата

в ожидании ответа.

Вдогонку лету

Несвобода небосвода,

грачий грай.

Дождь в пятнашки выбран водой:

убегай

или стой, в асфальт врастая, —

всё одно.

Капель дождевая стая

бьёт в окно

глаз, закрученных дорогой

туго в рог.

И стремит под горку (трогай!)

путь широк;

после шинной и машинной

толчеи

разовьётся он пружиной

в колеи

троп грунтовых и низинных,

где тамтам

будет тише зла резины

по камням.

В несвободе небосвода

крестный блеск,

ближе без моста и брода

волжский плеск.

Дни-наличники резные,

дни-коты;

и нашествия ночные

мерзлоты.

Несвобода небосвода,

серый тлен —

заключительная кода

летних лент

о моих полётах мимо,

в цель – твоих,

об открытой карте мира

на двоих.

Вечерний велосипед

(Аллегория поиска истины)

Здесь о полярной ночи нет и речи,

но темнота берёт над светом верх,

и шлейф её, покуда не замечен,

вуалью кроет дни в календаре,

запутывая в них места и лица,

события в треклятом решете,

чтоб путнику в дороге заблудиться,

поддавшись, покорившись слепоте.

Чтоб путнику в сердцах остановиться

и на колени пасть в сырую марь.

Но не сдаётся он и не гневится,

настраивает на руле фонарь

вниз по брусчатке мчится мимо зданий,

вновь выхватив привычные черты

и вместе с тем предметность очертаний

из неопределённой черноты.

Недосыпь

Выстуженные улицы с блёклыми облаками.

Сдёрнув себя прочь с простыни, высвечу синяками

яростный мир, приправленный транспортными гудками,

передавивший сдавленного всякими пустяками.

А по глазам недосыпь, недосыпь, недосыпь…

С якоря снятой кастрюлей дрейфую, еле взметая

снежно-грязное яство периода полурастая.

Последним, кто ловит слово, анамнеза явно не зная,

в лица летит вместо истин пустовязь шерстяная.

И на словах недосыпь, недосыпь, недосыпь…

Вижу: вот ветер зве(т)рствует. Вспыльчивыми витками

вынести мнит весь город, с гирляндами и ларьками.

Пусть! Лишь держусь за воздух льдинками-кулаками —

только бы не забыться! Дряблыми лоскутками

с неба на лоб недосыпь, недосыпь, недосыпь…

Элиминация

(Стирается)

Стираются капли с заплаканных окон

натянутой ветра струной.

Стирается знаний замотанный кокон

о новых познаний слой.

Стираются чьи-то поникшие вещи

и книг каталожных места.

Стирается кровь, что без устали хлещет

из взрезанного перста.

Истёрлись шаги о булыжники плаца,

закатом себя осеня.

О, Господи! Мне начинает казаться,

что с ними сотрусь и я.

Великопустное

Белым звёздчатым тёрном расцвёл по весне солончак:

в небеса-небесоль протянулся с Земли Баскунчак.

В свете нового солнца закончив последний свой рейс,

подошёл соляной тепловоз: обрывается рельс

у подножия строгого ликом Большого Бог-до

(также -после и -присно – но странно нам-временным то).

Всё похоже на сон, над которым не властны века:

о взыскании долга с отчаянного должника,

о светильниках маслолишённых в предпраздничной мгле,

об отцовом таланте, навек погребённом в земле.

Словно сном порождён в неизбежности страшный вопрос:

«Сколько соли ты ныне привёз мне, душа-тепловоз?»

И состав отвечает сквозь солоно-горькую грусть:

«Горе мне, ведь я пуст. Ах, увы мне – я пуст!»

Боже, пусть!..

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.