Вакханалия

скачать книгу бесплатно


– Кстати о цене, неплохо бы обсудить и мой гонорар.

– Хорошо, сдаюсь, будет тебе половина от суммы реализованных работ по итогам выставки, так выгодно я никому не предлагал сотрудничество.

– Это потому, что у тебя более выгодных сделок, чем с моими работами и не было никогда.

– Что правда, то правда, поэтому мы с тобой не только приятели, но и друзья, – рассмеялся ушлый деляга.

– Да еще и партнеры, – напомнил приятель.

– Куда деваться, замкнутый круг.

– Ладно, хватит меня отвлекать, иначе я не успею к сроку, а до выставки две недели осталось. Как с рекламой?

– Да по всей Москве волна идет.

– Посмотрим, что она вынесет на берег.

– Я надеюсь, золотой песок.

– А я надеюсь, мировую славу.

– Плох тот художник, что не мечтает о вечности, особенно вечности подкрепленной материально.

– Ладно, болтун, отчаливай, а то сейчас в краске измажу, – и Николо угрожающе взмахнул кистью.

– Все, все отчаливаю, трудись «бумагомарака».

Гамлет улыбнулся и, помахав рукой, скрипнул дверью, скрывшись в ее проеме и оставив мастера наедине с муками творчества. А муки по-настоящему были. «Цветок папоротника» никак не получался: ускользало, что-то очень важное. И, вот наваждение, живописец замечал, что наутро картина меняла свои очертания, как будто ночью жила какой-то своей, загадочной жизнью. Решив не прерываться на сон, художник, избегая искусственного света, писал при свечах, справедливо полагая, что так достигнет большей достоверности. Дело пошло. Время от времени, сравнивая написанное с засохшим оригиналом, творец все больше убеждался, что его детище живет, мерцая в пространстве полотна красками, играющими каким-то внутренним светом, становясь все более одухотворенным, в сравнении с цветоносом (как будто жизненные силы растения перетекают на полотно, постепенно, оживляя холст).

Внезапно, форточка с грохотом распахнулась от порыва ветра. Бросившись ее закрывать, художник краем глаза заметил, что цветок папоротника на картине шелохнулся. Вздрогнув от неожиданности, Николос еще раз внимательно посмотрел на полотно, но ничего экстраординарного не заметил. Должно быть, показалось от усталости. Пора было заканчивать работу, пока она не довела его до сумасшествия. Все равно абсолютного совершенства еще никому, кроме богов, не удавалось достичь.

За всеми этими внутренними баталиями пролетели и отпущенные на подготовку к выставке, две недели. Галерея «У Гамлета» в назначенный день напоминала муравейник, все время кто-то приезжал, кто-то отъезжал, очередь, образовавшаяся за билетами, толкалась и нетерпеливо переругивалась. Приглашенные гости прибывали на роскошных авто, соревнуясь друг перед другом в собственной успешности. Кто-то пришел убить время, а кто-то приценивался, прикидывая, сколько и на что готов потратить.

Жизнь кипела, разодетая публика ходила по залам галереи останавливаясь возле картин, охая и вздыхая в восхищении. Критики Ляплинский и Богомазов неразлучной парочкой бродили от картины к картине цокая языками, что, должно быть, означало высшую степень благосклонности. Официанты, всем присутствующим, предлагали шампанское и легкие закуски.

После закрытия выставки, для избранных, прибывших по пригласительным билетам, готовился банкет, плавно переходящий в торги в, специально отведенном для этого, зале. Все двадцать работ продавались, кроме одной, двадцать первой. Расстаться с ней Николос не мог. «Цветок папоротника» он решил оставить для себя. Что-то связывало живописца с этой картиной. Какая-то ниточка соединила с ним его душу, словно растение проросло в нем самом этим алым цветком, пустившем внутри глубокие корни.

Гамлет потирал руки: выставка-ярмарка «Реалии и мифы древней Греции» превзошла все ожидания, созданный ажиотаж отозвался звонкой монетой. Никто не мог себе представить, что древнегреческая мифология в руках талантливого художника обретет такой спрос в эпоху «современного искусства». Ажиотаж, во многом порожденный нагнетаемыми слухами (все-таки Гамлет был отличный делец) и прекрасная подготовка выставки, дала свои весомые плоды, сорванные умелой рукой. Все были довольны, одни выгодными приобретениями, другие их результатами.

Оставалось подвести черту, разделяющую прибыли каждого по индивидуальным карманам. Но главное Николосу, как художнику, было важно то, что о выставке заговорили в международной прессе и автор рассчитывал своими работами обрести не только коммерческий успех, но и свое место в пантеоне славы выдающихся деятелей искусства, наряду с бессмертными именами. Ох уж эти наполеоновские планы, куда же без них…

Глава 6. «Запечатанные уста».

Кардинал Джулиано делла Ровере по прозвищу «хозяин» снял красную берету, нагрудный крест и сутану, аккуратно разместив все это в громадном шкафу из красного дерева, инкрустированного золотом. Затем достал из глубины деревянного монстра черный гражданский костюм и быстро в него переоделся, став похожим на обывателя. Только, перстень с голубым сапфиром (символ принадлежности к королевскому достоинству) выдавал в нем «превосходительство» государственного секретаря Папского престола. Глянув на себя в зеркало, обладатель кардинальского пурпура убедился, что выглядит неприметно и вполне сойдет за какого-нибудь клерка. Надев лакированные туфли и фетровую шляпу, Джулиано вышел за дверь и, стараясь быть не замеченным, спустился по лестнице в подвал Апостольского дворца. Подойдя к нише в стене, он незаметным движением нажал на какой-то механизм, и тяжелая стенка отошла в сторону, обнажив тоннель, ведущий в катакомбы древнего Рима. Нащупав сбоку от прохода заранее приготовленный фонарик, епископ, постукивая каблуками по каменной кладке пола, направился знакомым лабиринтом из Ватикана в, окружающий его со всех сторон, Вечный город, прокладывая себе дорогу, рассекающим тьму тоннеля, светом фонаря.

Едва не заблудившись и потеряв счет времени, кардинал, наконец, открыл тайную дверцу храма, обозначенную на своем фасаде перевернутой пятиконечной звездой. Своды помещения нависали над головой вошедшего каменными арками, и тускло подсвечивались толстыми восковыми свечами. На алтаре, расположенном здесь же, виднелись бурые пятна крови, говорящие о том, что жертвоприношения не были редкостью в этих стенах, вдоль, которых, располагались деревянные скамьи для немногочисленных участников кровавой мессы . В качестве пароля Ровере громко произнес ритуальный вопрос Папы: «Guid vobis videtur?» (Что вы думаете?)

– Я думаю, что ты пришел вовремя, – раздался приглушенный, хрипловатый голос его обладателя, и из тени появилась высокая фигура, облаченная в черную сутану с капюшоном, накинутым на голову по самые брови, – садись. У нас будет долгий разговор.

– Да, Великий инквизитор.

– В средние века Папский престол натворил столько, что искупить это будет сложно, пришло время отдавать долги. Папы занимались развратом и пьянством, характерным, скорее, для античных язычников, чем для ревнителей Веры христовой, не останавливаясь ни перед мужеложеством, ни перед скотоложеством, ни перед инцестом, убивая направо и налево. Вы мне изрядно задолжали, купающиеся в роскоши. Вспомни хотя бы правление Пап Сергия Третьего, с его порнократией, или Родриго Борджиа «аптекаря сатаны»… Вы даже мертвых не оставляли в покое в борьбе за власть. Достаточно вспомнить ваш «Трупный синод», когда выкопали гниющее тело Папы Фармоза и придали его суду, отрубив пальцы руки, чтобы и на том свете он не мог совершать крестное знамение. Это только вам кажется, что на вас распространяется индульгенция, на самом деле каждый будет отвечать за свои грехи вне зависимости от сана. Я прекрасно помню одобренные католическим духовенством пытки и костры священной инквизиции, а также крестовые походы, в том числе на, якобы, братьев по христианской вере, православную Византию. Константинополь, захваченный рыцарями, несшими на себе крест, насиловавшими и убивавшими во имя Христа Греко-православное население, по науськиванию и непротивлению Папы Иннокентия Третьего, мечтавшего об абсолютной власти и унии Святого Престола на всех христиан. Поэтому, неудивительно, что некоторые православные и поныне считают вас еретиками. Ваши гей-мессы и прочие прелести представителей содомитов в рясе. А что натворили с индейцами конкистадоры, пытаясь перебросить католическую веру через океан, при этом грабя и убивая несчетно. Рабство негров («черное золото»), гибнувших на плантациях в угоду примерным католикам и вашим миссионерам. Наступило время расплаты, 112 Папа, нынешний, по пророчеству святого Малахия, последний Папа. Наступает наше время править на Земле и на Небе. Даже малый грех может потянуть на дно, а вы наворотили черти что, из страха вступив в сотрудничество даже с фашистами, доказав тем самым, что ради собственного благополучия готовы на все…всегда, только, прикрываясь именем Бога.

– Но у нас много и святых, несших свет людям.

– Исключения только подтверждают правила. Мало ли среди них было оголтелых фанатиков, вспомни отца церкви Оригена, публично отрезавшего себе мужское достоинство во имя «Царствия Небесного». Смешно. Все это языческий Hybris – преступная гордыня, противление божественной воле, такое положение мне очень нравится, знаю, что найду в вас союзников и говорю не только о тебе кардинал, но и о твоем хозяине. Понял меня, Padrone? Церковь – это, всего лишь, институт Бога под эгидой дьявола. Это я вам как Великий инквизитор говорю, интриганы. Не мните себя равными богам, святые угодники. Коль угодники так и угождайте всем, в том числе и мне, а я за вас, так и быть, замолвлю словечко на Суде… ха-ха-ха… Или вы думаете, что вам удастся избежать судилища? Наивные… я к нему тоже готов и на каждого святошу есть увесистый компромат. С православием надо разделаться, оно у меня, как кость в горле, хорошо, что Вселенский Константинопольский Патриарх из тщеславия и жадности предоставил Томас Украине: он внесет раскол в ряды русского мира и его союзников, в частности греков. Греко-римские небожители мне очень нужны, на днях я приобрел картину одного художника, дающую мне возможность захватить власть над двенадцатью олимпийскими богами, во главе с громилой Зевсом и их мирком. Это очень важно. Не случайно почти все планеты солнечной системы названы именами античных богов, они по-прежнему, влияют на события и судьбы этой маленькой планеты. На земле греков родилось и процветает православие, так полюбившееся треклятым русским. А я стремлюсь к абсолютной власти. Все эти: тайные общества «Черепа и кости», «Пропаганды», «Иллюминаты», «Бельведерский клуб», готовят мир к глобализму. А глобализм, с его концентрацией ресурсов, нуждается только в одном хозяине, и я его знаю, ха–ха-ха…Почва, наконец-то, разрыхлена и подготовлена, пусть взойдет на ней теперь наше «солнце», черное солнце затмения.

– Что от меня требуется, Великий инквизитор?

– Для начала, спрячь нужную мне картину в запасниках миссионерского музея в Ватикане, там ее никто не найдет, да смотри, не спускай с нее глаз. Пусть это послужит шагом к нашему взаимовыгодному сотрудничеству.

– Можно увидеть шедевр?

– Да, взгляни,– и человек в капюшоне сдернул черную накидку со, стоящего в углу, полотна, – картина называется «Вакханалия» и, как видишь, на ней изображена оргия этого сластолюбца Диониса в его окружении.

Вдруг, изображенные на холсте сатиры, нимфы и менады, окружавшие бога виноделия и разврата, ожили и, на глазах изумленного епископа, продолжили совокупление, будто кардинал наблюдал все это в окно.

– Теперь ты понимаешь, почему мне так важно это творение, наделенное магической силой богов Эллады?

– Да, сир. Но я вынужден буду поставить в известность понтифика, иначе могут дознаться архивариусы, и тогда беды не миновать: картина с таким фривольным сюжетом не совсем сочетается с критериями наших музеев и скрыть ее будет не так просто.

– Делай, как знаешь, но за нее ты отвечаешь головой. И не забывай про «запечатанные уста». Посторонним обо всем этом знать нельзя, – «инквизитор» повел по воздуху рукой, черная материя сама взлетела и покрыла картину целиком, – забирай, аудиенция окончена, я сам тебя найду.

Фигура в черном балахоне, как тень, растаяла в пространстве, так и не попрощавшись. Бережно обхватив, оставленное полотно, Джулиано делла Ровере, несмотря на свой статус и иерархию в пантеоне Святого Престола, пыхтя и, отдуваясь, потащил, доверенное сокровище, в хранилища Ватикана, спотыкаясь в темноте, но как крот, интуитивно, находя нужные направления.

Глава 7. «Лариса».

Она была удивительно хороша, ее звали Лариса, что в переводе с греческого означает «приятная», а приятна она была во всех отношениях. Великолепная фигура сочеталась в ней с острым умом и прекрасными манерами, дарованными ей аристократическими предками.

Они познакомились на вернисаже «Реалии и мифы древней Греции», где он был ей представлен Гамлетом. Она поразила его сразу, своей внутренней цельностью в сочетании с внешним лоском. С тех пор Николос с Ларисой нередко делили часы досуга, наслаждаясь друг другом и подолгу беседуя на отвлеченные темы. Он был поглощен ею полностью, совсем забросив занятия искусством. Не сказать, что она восторгалась его творчеством, но как человек со вкусом, отдавала должное таланту живописца. Он же всячески пытался ее поразить, засыпая подарками, соответствующими ее красоте. И вот она случилась, случилась любовь, подкравшаяся к сердцам на цыпочках и поразившая их стрелой Эрота в самое «яблочко». Кто из них любил больше, трудно было сказать, он остервенело, она же благосклонно позволяя себе питать с ним взаимные чувства. Как студенты, взявшись за руки, они подолгу гуляли по Москве, ходили в театры, кино и музеи. В одном из них они остановились возле мраморной головы фавна и, восторгаясь мастерством ваятеля, не заметили, как к ним подошла местная смотрительница, старушка неопределенных лет, явно скучающая от недостатка внимания:

– А вы знаете, что, несмотря на то, что многие не видят разницы между фавнами и сатирами, – начала она, – представители этих двух существ и легенды о них имеют огромные отличия. Сатиры символизируют преобладание сексуального желания человека над его интеллектом. Люди часто говорят о том, что испытывают любовь, хотя на самом деле подразумевают желание. Ударяясь во все тяжкие, под влиянием своих гормонов, мы оказываемся, нередко, просто использованными в чьих-либо целях. Затем, после того, как волна влечения спадет, к нам приходит осознание очевидной глупости случившегося, а значит и стыда. Фавны, напротив, олицетворяют нормальное отношение к сексуальным эмоциям, на которые оказывают влияние и гормоны и интеллект. Они позволяют взаимоотношениям вызреть прежде, чем барьеры между влюбленными падут под натиском гормонального цунами, тем самым держат процесс под контролем естественного развития контактов между мужчиной и женщиной.

– Спасибо за подробную консультацию, будем иметь ввиду, – отозвался Николо и попытался, притянув к себе Ларису, покинуть словоохотливую старушку, тем более, что на вечер он наметил именно то, о чем, так некстати взялась распространяться смотрительница музейных ценностей, боясь, что та собьет весь настрой и испортит ему «малину». Еле отвязавшись от бабули, влюбленные быстро пробежали оставшиеся залы храма искусства и в приподнятом настроении, поймав такси, отправились в небольшой частный отель домашнего типа «Малетон», там их наверняка никто не мог узнать и в нем случайно не попадутся навязчивые приятели и знакомые. Сняв номер, влюбленная парочка заказала в местном ресторане изысканный ужин с обильной выпивкой, решив оторваться по полной и дать волю страстям.

Лишь под утро, измучив друг друга вожделением, они усталые, но довольные провалились в глубокий сон. В путанице сновидений, нахлынувших на утомленный алкоголем мозг героя-любовника, в память врезался образ сатира, смеющегося гомерическим хохотом, настолько четко и явно, что сознание, вздрогнув, в испуге разорвало узы Морфея, выводя спящего из бредового состояния. Лариса лежала рядом, рассыпав черные волосы по белоснежной подушке, ее красота казалась еще более привлекательной и желанной, не сдерживая себя, Николо набросился на нее, словно и не было страстной ночи, утомившей их обоих, впрочем, жертва, надо сказать, не очень-то и сопротивлялась…

Дело дошло до помолвки. Ее родители, состоятельные люди, были не против, так как жених представлял, по мнению светской тусовки, завидную партию. День же назначенной свадьбы, по желанию невесты, совпадал с днем ее рождения. Праздновать два праздника одновременно не совсем хорошая примета, но разве возразишь суженной, тем более, если она бывает весьма привередлива.

* * *

Торжество было тщательно подготовлено. В фонтанах било шампанское, готовое утолить жажду даже самого ненасытного гостя. Столы ломились от закуски, своевременно сменяемой расторопными слугами в ливреях. Сам Дионис мог позавидовать размаху мероприятия и количеству званых великосветских персон. Николос не поскупился, выложив за праздничный вечер, чуть ли, не все свое нажитое состояние, надеясь впоследствии пополнить запасы за счет приглашенной ангажированной публики. Невеста была в приподнятом настроении. Они много танцевали и глаза ее лучились не поддельной радостью и восторгом. Преподнесенная им, на день рождения и бракосочетание, картина «Цветок папоротника» занимала достойное место на горе подарков, полученных ими на этом празднике жизни, посвященному их благословенному союзу.

– С днем рождения, дорогая,– поцеловав, поздравил он.

– С днем нашей свадьбы, любимый. Это самый счастливый день в моей жизни, – прошептала она.

– У меня есть для тебя еще один подарок, но это позже. Ты заешь, что существует цветок папоротника?

– Да, я видела его на твоей картине.

– Нет, он бывает на самом деле, и я тебе его покажу.

– Я всегда полагала, что это вымысел.

– Он реален и, именно он, позволяет находить клады и богатство. Владеющий им всегда будет при деньгах.

– Как интересно и, что он у тебя есть.

– Представь себе, именно ему я во многом обязан своим успехом, – похвастался жених.

– И ты готов отдать его мне?

– Пусть это будет самый прекрасный цветок, подаренный мной тебе на это торжество. Такого больше ни у кого нет, только у меня и тебя.

– Не боишься расстаться с таким сокровищем?

– Нет, мы же теперь семья.

– Семья семьей, но брачный контракт подписан и в нем не обозначен твой «клад».

– Главное, чтобы была любовь.

– Главное, чтобы было взаимопонимание, – скорректировала порыв эмоций невеста.

– А без любви это не возможно.

– То-то и оно, что любовь нередко проходит.

– С нами такого не произойдет.

– Дай-то Бог.

– Да, бог Дионис.

– При чем тут греческий «виночерпий».

– Когда-нибудь расскажу, да ты не поверишь.

– Жена должна верить мужу, если он не враль.

– В это даже я верю с трудом, только цветок папоротника и является доказательством реальности происходящего.

– Ты меня заинтриговал, жду не дождусь твоего сказочного цветка.

– Завтра, милая. Все завтра.

И они закружились в вальсе, наслаждаясь близостью друг с другом, выбросив из головы все, что могло бы помешать их опьяняющему счастью.

Глава 8. «Капелла».

Андреа Инганнаморте, казалось, надел на себя маску, настолько не выразительны были его черты лица, явно, озабоченного какими-то неприятными новостями. Поднявшись в номер гостиницы, он сел в кресло и молча изучал взглядом Лучанского, как бы взвешивая, говорить или не говорить. Седовласый мужчина не выдержал взгляд этого «мафиози» и с нетерпением выкрикнул:

– Нуууу…

– Я, уже давно являюсь членом тайного ордена «Опус Деи». Наше братство светских монахов иезуитов глубоко интегрировано в тайны Святого Престола и самого Папы. Через своих людей, не спрашивай как, мне удалось узнать, что картина сейчас находится в запасниках Ватикана и охраняется, как зеница ока. Я постараюсь тебе организовать встречу с нашем человеком из папских покоев. Но, если честно, не знаю, чем он сможет помочь. Что попадает за стены города-государства, то, как правило, навсегда остается там.

– Будем надеяться на лучшее. А зачем, если не секрет, ты, католик, помогаешь язычникам?

– Мне хорошо платят. А кроме Веры и всего такого прочего, меня интересуют и мирские радости, так, что монахом я себя не считаю, скорее членом «святой мафии».

– Получается, служишь тем, кто больше заплатит?

– Можно сказать и так, а заодно помогаю провидению в реализации высшей воли.

– Хорошо, с чего начнем?

– Сегодня в 15.00 мы должны быть в Сикстинской Капелле, так что собирайся быстрей, времени у нас осталось мало.

Эммануил перебрал привезенные им с собой рубашки и, надев свежую, вместе с гостем спустился в холл гостиницы, где их уже ждал водитель микроавтобуса. В этот раз, не включая сирену, они тронулись в сторону католической Мекки.

Через непродолжительное время, странная парочка уже перешагивала белую пограничную линию, разделяющую Рим и Ватикан на площади Святого Петра. Храм-музей гостеприимно встретил прибывших толпами туристов, обозревавших уникальные фрески этого, неизвестно какого по счету, чуда света. Время до встречи еще оставалось, и грех было не уподобиться праздношатающейся публике и не осмотреть творения великих художников. Затерявшись в толпе, они приблизились к алтарной стене, где Микеланджело изобразил «Страшный суд». Демоны с ужасными ликами хватали грешников и уносили их с собой в бездну страдания, не давая несчастным не малейшего шанса на спасение. Картина была настолько натуралистичной, что Лучанский почувствовал, как холодок пробежал по его телу и понял, что это видение отпечаталось в его памяти на всю оставшуюся жизнь.

Внезапно, Эммануила кто-то взял под локоть. Это был миловидный юноша в монашеской сутане. Улыбнувшись, он, слегка заикаясь, сказал:

– Ккк счастью Папа еще не знает ппро картину, есть шанс чччто ему эта авантюра не понравится, а я ппостораюсь, чтобы вы оказались в первых рядах на ее удочерение…Сссделайте вид, что вы меня о чем-то спросили, я не хочу, чтобы служба безопасности подозревала меня…– юноша еще раз улыбнулся и, развернувшись, затерялся в толпе, как мимолетное видение, растворившись в пространстве.

Лучанский сразу потерял всяческий интерес к окружающему божественному благолепию и, нервно сжимая пальцы, задумался над сказанным молодым человеком, взвешивая шансы на успех. Андреа, кажется, совсем не заметил происходящего и только после кивка, которым он сопроводил их выдвижение из храма, Эммануил догадался, что «мафиози» все контролировал. Красоты Ватикана так и не тронули душу поклонника многобожия и он отправился восвояси, в глубине сердца надеясь на благополучный исход безнадежного предприятия.

Глава 9. «Цветок».

Он долго перебирал книги, пытаясь вспомнить в какую из них положил цветок. Наконец, к радости, заветный бутон был найден. Цветок, несмотря на прошедшее время, прекрасно сохранился и продолжал источать свои природные краски и аромат. Сдув с него вымышленную пыль, Николо бережно положил его обратно в книгу и понес обещанный подарок своей избраннице.

Лариса сидела в кресле-качалке и читала какой-то роман, увлеченно всматриваясь в текст, на лице ее отражались эмоции, рождаемые героями захваченного ее вниманием произведения. Неожиданно появился Николос, радостно, на вытянутой руке, несший свою находку:

– Вот, я нашел, полюбуйся.

– Что нашел? – еще не переключившись с романа, спросила читательница.

– Цветок папоротника.

– Где? Покажи.

– Вот.

И ботаник-любитель достал засушенное растение. Лариса протянула к нему руку, Николо подал растение избраннице, желая впечатлить уникальностью цветоноса, но как только ее пальцы коснулись бутона, он тут же рассыпался, словно песочный замок, превратившись в бурую пыль. Одновременно с этим, и на картине, подаренной в день рождения и свадьбы своей невесте, написанной пропитанными любовью красками, цветок неожиданно потемнел и превратился в подобие тени, маячившей серой массой на стене за креслом-качалкой. Картина «Цветок папоротника» превратилась в свое жалкое подобие, словно умерла.

* * *