скачать книгу бесплатно
И что она услышала?
– Людочка, перестань, не надо, ты не права…
Вот таким он был, расчетливым. Нет, точнее, умеющим просчитывать будущее. Думал, что глупо ссориться с человеком, от которого так много зависит. А то, что не пожелал кооперироваться с невестой, тоже шло из того же понимания. Думал: куда она денется, Люська-то? Ей ведь замуж хочется, как и всем остальным девушкам. А тут свежеиспеченный лейтенант, с перспективой. Может, он до генерала дослужится!
В крайнем случае, думал, с Люсенькой ничего не стоит помириться, а попробуй помириться с этой неумной грымзой. Нашла, когда выяснять отношения. Подумаешь, отец неродной. Николаю это было по фигу. Скоро они уедут отсюда: прощай, труба зовет, и поедут по стране, по гарнизонам – какие уж тут родственники. В отпуске бы успеть всех навестить!
Но то, что случилось потом, повергло его в шок. Почему, за что? Он всего лишь отнесся с уважением к ее бабушке. Но какова Людмила! Где она набралась таких словечек? И как до этого удачно притворялась! Вот ему бы сюрприз был после женитьбы-то. Милые бранятся, только тешатся. Как же! На ком же он чуть не женился?
Она и его понесла по кочкам, как свою придурковатую бабку.
Но и Людмила была в шоке. Ни бабка, ни Колечка не думали, что кричит она от растерянности, от бессилия. От вспыхнувшего вдруг понимания: она одна!
Как тот же Переверзев собирался с ней жить? Кто обязывался стать ее защитником, единомышленником? Не права она, видите ли!
Подумаешь, чистоплюй! Если уж на то пошло, Люде надоело притворяться перед Николаем пай-девочкой. Может, он думает, что она вообще девушка? В том смысле, до сих пор не знала мужчины?
Так и сказала:
– У-тю-тю, не права! Может, ты меня и девственницей считаешь?
Она передразнила жениха, теперь уже бывшего, и злорадно отметила, как округлились бабкины глаза. Не ожидала? Значит, для нее это тоже сюрприз? Сама виновата, старая крыса. Не надо было позорить внучку перед женихом накануне свадьбы!
«Радуйся, добилась своего. Жених получил такой пинок, что теперь вряд ли вернется. А вернется, пусть с тобой и целуется».
Люда открыла шкаф, где лежали ее вещи, и начала складывать в дорожную сумку одну за другой свои юбочки и кофточки, футболки – все, что могло понадобиться в ближайшее время. Стояла вовсю распустившаяся южная весна, с ее неустоявшимся теплом, когда днем температура могла подскочить до плюс двадцати пяти градусов, а ночью упасть до заморозков.
Апрель, апрель, на дворе звенит капель. На самом деле уже отзвенела. И южанки выпрыгнули из плащей в сарафанчики, демонстрируя желающим незагорелые ноги и бледное декольте. Но, памятуя о коварстве апреля, все же не доверяли ему, таскали в сумках и пакетиках пусть и тонкие, но с длинным рукавом кофточки.
Солнце заливало окрестности, народ радовался весне, а у Людмилы внутри все заледенело.
Она тащила за собой сумку на колесиках, которую подарил ей… отчим. Какое противное холодное слово, и почему-то она никак к нему не привыкнет?
Куда идти, к кому? Люда не имела понятия. Куда-нибудь. К той же Вальке Быстровой, которая снимает двухкомнатную квартиру вместе с одной такой же девчонкой из обеспеченной семьи, потому что обходится им это по три с половиной тысячи рублей с носа. Девчонки могли бы взять на квартиру еще кого-нибудь, чтобы платить поменьше, но не хотели.
Правда, в том, что на пару дней они Людмилу к себе пустят пожить, та не сомневалась. Жалко только, что денег у нее нет. Бабка давала их ей так скупо, что девушке едва хватало на проезд, чашку кофе и булочку.
– Дома ешь! – ворчала бабка. – Не для того я готовлю, чтобы собакам отдавать…
Она вспомнила, что, перед тем как уйти из дома, присела на свою кровать, на которой спала все эти четыре года, и окинула прощальным взглядом комнату – не забыла ли чего, дорогого сердцу, как сказала бы мама.
Мама… Мать. Нужно говорить о ней именно так. Потому, что мама – это женщина, которая не отпустит от себя дочку, если ей исполнилось всего четырнадцать лет, жить рядом неизвестно с кем… Странно, что тогда Людмила радовалась неожиданной свободе, а сейчас представляла себе все так, что ее из дому как будто выгнали.
Просто теперь, спустя четыре года, Людмила понимала: девочек в таком возрасте нельзя предоставлять самим себе. И возможно, что мать уже не раз об этом пожалела. Или не пожалела. Она ведь не знает, как на самом деле живет ее дочь.
Но что теперь рассуждать, если бы да кабы, все равно уже ничего не исправишь.
А тогда, четыре года назад, Люда была глупая. Тогда радовалась, что уезжает из дома, на юг, совсем недалеко от моря. Полтора-два часа на автобусе или минут пятьдесят на своей машине. Если, конечно, за рулем такой водитель, как Рыжий. У него был старый «москвичонок». Непонятно было, как он и ездил. Вроде какой-то мужик подарил Рыжему ржавевшую в гараже рухлядь, а тот с помощью друзей-товарищей ее подшаманил. По крайней мере до моря со своей компанией доезжали и отдыхали там в палатках, купаясь до посинения…
Рыжий был ее первым мужчиной. Людмиле в то время не исполнилось и пятнадцати. Но воздух свободы ее будоражил тем, что ей все было можно. Все, что она захочет!.. Кто думал о каких-то там последствиях?
Бабка, не сумев справиться, махнула на нее рукой. Своевольная девчонка в руки не давалась, и в какой-то момент Алла Леонидовна себя успокоила тем, что ничего с ней особенного случиться не может, раз до сего времени не случилось.
В конце концов, до этого же родители ее воспитывали. И вряд ли ходили за ней следом. Им, родителям, виднее. Раз они решили, что девочку можно отправить от себя, значит, о ней не слишком волнуются. Не думают же они всерьез, будто бабка станет ходить за взрослой девчонкой хвостом? Достаточно того, что она ее кормит и обстирывает. Кому не нравится, пусть делают это сами.
Людмила поступила, как и хотела, в медучилище и училась, между прочим, с удовольствием. Особенно первый год. Когда она была все еще скромной домашней девочкой и слушалась бабушку, хотя в душе считала ее деспотом.
Правда, скорее, из вежливости. Думала, раз она у бабушки живет, то и должна стараться ее не огорчать. Ну там пререканиями или поздними возвращениями. То есть в воспоминаниях она отмечала, что не сразу обрела свободу, что ей пришлось за нее побороться.
Итак, судя по воспоминаниям, время относительного послушания… укладывалось всего в четыре месяца! Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах…
А потом Людмила вдруг почувствовала, что бабке все равно, как она проводит свободное время и с кем. И больше не стала заморачиваться: понравится что-то Алле Леонидовне или не понравится? То есть она могла бы быть осторожнее из любви к родственнице или чувствуя ее любовь и интерес к себе, а так, ради какого-то там режима или устава, не стоило и напрягаться…
Рыжий учился на последнем курсе медучилища и собирался поступать в медицинский институт, когда Люда только поступила за первый курс. Он был уже опытный фельдшер, а так как помогать в жизни ему было некому, Рыжий подрабатывал где только можно. Он твердо решил, что станет врачом, и на всякий случай для этого даже откладывал деньги. Ну, если ему не удастся поступить на бюджетное отделение.
Вообще же в их среде детдомовцев считалось, что врачом может стать лишь тот, у кого родители с тугим кошельком и могут заплатить кому надо сколько надо. Но Рыжий если что вбивал себе в голову, то шел к цели, цепляясь не только руками, но и зубами.
К счастью, накопления ему не понадобились, потому что сдал он экзамены хорошо, имел не только приличный диплом, но и опыт работы. В копилку «заслуг» легло и его детдомовское прошлое, так что в институт он поступил.
Теперь Рыжий учится на четвертом курсе меда и собирается стать хирургом. Люда уверена, что из него получится блестящий хирург. Именно так, в превосходной степени. Она это чувствовала, хоть и была, по его мнению, соплячкой, у которой и своего мнения-то быть не могло.
Современные врачи, шутила прежде Людмила, такими и должны быть: твердыми и безжалостными.
– Чего это я безжалостный? – нарочито-удивленно вскидывал Рыжий свои черные стрельчатые брови.
– Потому что ты меня не пожалел.
Он фыркал. И не соглашался с ее утверждением.
– Дурочка! Как раз наоборот, я тебя пожалел и помог тебе войти во взрослую жизнь без страха и упрека… Какой-нибудь лох ушастый мог бы навек отвратить тебя от интимной жизни, а я ввел тебя в секс аккуратно и весело…
Еще бы, он заставил ее выкурить сигарету с марихуаной, а потом, когда ей действительно стало весело и безразлично все, что с ней случится, сделал женщиной. Что правда, то правда, никаких неприятных ощущений она почти не помнила. Разве что небольшую боль внизу живота на другое утро…
Он и в другом ее пожалел. За все два года, что Людмила с ним жила, она ни разу не забеременела. Потому на перечисляемые Рыжим случаи, когда он ее «жалел», она отвечала присказкой отца… Отчима!
– Пожалел волк кобылу: оставил хвост и гриву!
Когда Рыжий перешел на второй курс мединститута, их отношения как-то сами собой сошли на нет. Необидно как-то. Прошли, и все. У Рыжего появились девушки из студенческой среды, а Людмила познакомилась с той самой развеселой компанией. По выражению самого Рыжего, пошла вразнос.
Он тогда нашел ее – кто-то ему о ней нашептал, что ли, – и строго сказал:
– Кончай эти игрища!
– Тебе-то какое дело? – схамила Люда.
По правде говоря, она и сама собиралась опасную компанию покинуть, да все как-то духу не хватало. Вроде она предавала тех, с кем до того было весело и интересно.
Если уж на то пошло, он ее всего лишь подтолкнул. Но себе наверняка записал в актив, как он спас бывшую любовницу, поднял ее наверх с самого дна…
А потом она стала встречаться с Колей Переверзевым, с которым до того просто здоровалась. Они были прежде едва знакомы. Встретились случайно в одной компании, где Коля был с какой-то девицей, а она – не помнила с кем. С кем-то из своей кодлы, из которой потом все-таки слиняла.
Правда, когда Переверзев стал встречаться с Людмилой – а было это дело на четвертом курсе, – Коля уже считался как бы «дедом» и мог не страдать особо от училищных режимов и нарядов вне очереди.
Он и перед ней старался выглядеть этаким лихим гусаром, не подозревая, что она, учившаяся на фармацевта уже четвертый год, по сравнению с ним опытная женщина. По крайней мере несмотря на разницу в возрасте: Коле было двадцать один, а ей – семнадцать, Людмила видела его насквозь. И ей ничего не стоило прикидываться девочкой чистой, неискушенной, именно такой, какая должна была ему понравиться. И какой он создал ее в своих мечтах.
Секса между ними не было. И вовсе не потому, что Людмила ему в этом отказывала.
– Ты несовершеннолетняя, – говорил он, – я не могу рисковать. Узнают, из училища попрут. Давай не будет торопиться?
– Давай, – соглашалась она.
При всем умении Рыжего сексом Людмила не очень увлеклась. Так, больше ему уступала. А сама она вполне могла без секса обходиться. Чего в нем хорошего?
Потому, когда просто целоваться с Людой стало ему невмоготу, Николай предложил зарегистрировать брак. Сам вычислил и подгадал время, когда им надо было отнести заявление: за два месяца до ее дня рождения – совершеннолетия.
Глава третья
И вот бабка все испортила.
Между прочим, Людмиле интересно было почувствовать себя замужней женщиной. Меньше чем через два месяца он получил бы диплом, она диплом фармацевта, и поехали бы Переверзевы куда-нибудь в дальний гарнизон – Люда ничего такого не боялась. Насчет гарнизона она орала из вредности. А со своей специальностью она всегда бы нашла работу, тут Коля был прав. Даже просто ходить кому-то уколы делать, и то – живая копейка. Она входила во вкус, пользуясь такими вот выражениями. И сразу начинало казаться, что ей намного больше лет, чем на самом деле.
Коля всегда был чересчур правильным, вот в чем все дело. То есть правильным до дебильности. Он не видел – или предпочитал не видеть? – очевидного. Считал, что старшим надо верить безоговорочно, а что больше всего ее возмутило, так это, что он встал на сторону бабки, даже не вникнув как следует в то, что она сотворила.
С одной стороны, его можно было понять: он не поверил в то, что родная бабушка может сознательно портить жизнь своей внучке. Но ведь он собирался стать офицером и всю жизнь работать с людьми. Воспитывать их, командовать ими, а он такой… не то чтобы доверчивый, а будто равнодушный. Не творческий, как, например, Людмила.
Она во всем должна была убедиться сама, а не просто принимать на веру любое утверждение. К тому времени она уже твердо знала: взрослые люди ошибаются ничуть не реже, чем молодежь. А значит, просто верить им на слово – глупо. Нужно самому во все вникать и выяснять на опыте, правильно то или иное утверждение или нет?
Как-то наплевательски относился Колечка к жизни и к своей будущей жене. Плыл по течению. И может, к лучшему, что у них все разладилось…
Однако неужели он даже наедине с собой не размышлял, не прикидывал, как должно быть и как есть на самом деле? Неужели он ни в чем не сомневался?
Если это так, ей не нужен подобный муж. Жить-то с ним придется по законам жизни, а не по воинскому уставу, где раз и навсегда все прописано.
Ну да Бог с ним, с этим Переверзевым. Если на то пошло, Людмила и не слишком его любила. Может, со временем бы научилась, но уж слишком он отличался от рано повзрослевшего и отвечающего за свои поступки Рыжего. Вот уж кто был ответственен, так это он. Не без некоторого пиратства и ухарства.
Он и Людмилу кое-чему научил. Например, не бояться трудностей и не отступать в достижении своих целей.
Нет, без него она бы совсем пропала. По крайней мере после того бабкиного выступления, в некотором роде не поддающегося объяснению. Чего это она столько лет молчала, а потом в самый неподходящий момент вдруг распустила язык?
Того, что случилось позднее, и сама Алла Леонидовна никак не ожидала. По крайней мере о том, что Людка вдруг соберет сумку и уйдет, она и думать не думала.
Потому, когда внучка, наоравшись, ушла в свою комнату и в ней закрылась, Алла Леонидовна решила: перебесится. Так уже было. И закрывалась, и днями не разговаривала, а потом – ничего. Людмила отходчивая.
Правда, о том, что никогда прежде свою внучку она так не обижала, не подумала. И преспокойно пошла в магазин, куда сегодня должны были завезти дешевые мандарины. Ей об этом знакомая продавщица говорила. Вроде раза в полтора дешевле, чем на рынке. Алла Леонидовна и взяла сумку побольше. Килограмма два купить, а то и три.
Но когда внучка не вышла к ужину и вообще не подавала никаких звуков, в комнату к ней заглянула. Вначале осторожно тронула дверь, не заперто ли, а когда вошла и увидела, что никого нет, почувствовала некоторый холодок: что она скажет дочери? В первый раз ей придется оправдываться и что-то лепетать, объясняя уход Людмилы из дома.
А вечером позвонила Вероника. Материнское сердце – вещун, высоким штилем подумала Алла Леонидовна, но почти тут же явственно усмехнулась: хорошо, Вероника не видит этой ее ухмылки. Да если бы и увидела, вряд ли чего-нибудь бы сказала. Боится мать до сих пор!
Но и здесь она ошиблась, потому что Вероника вдруг потребовала позвать к телефону Людочку. Именно так она и сказала. Послушала бы, какими словами обогатился лексикон ее прекрасной Людочки! Как ловко она матерится, не обращая внимания ни на присутствие пожилого человека, ни своего жениха.
От злости она впервые сказала так о себе: пожилой человек. Хотя на самом деле пожилой себя вовсе не считала.
– Ее нет дома, – вынуждена была сказать правду Алла Леонидовна.
– Как так, нету? – заквохтала Вероника. – У вас же девять часов вечера!
Иной раз даже послушная доченька ее раздражала. Так уж она хлопочет, так переживает!.. Если ты такая заботливая мать, зачем дочку от себя отправила? Переложила свою заботу на чужие плечи и думала, проблем не будет? Рассосется само собой?
– У нас-то девять, а вот тебе чего не спится среди ночи? – вопросом на вопрос ответила Алла Леонидовна.
– Сама не знаю чего, – призналась дочь. – Проснулась от дурного предчувствия. Сон такой страшный приснился… Так ты не сказала, где моя дочь.
И тут Аллу Леонидовну прорвало. Она уже не думала о том, что дочь теперь лишит ее содержания, что станет обвинять во всем, а то еще прикатит со своих северов.
Ничего, пусть все знает! Пусть поймет, каково живется здесь ее матери, на плечи которой прекрасные супруги взвалили воспитание своей ненормальной доченьки!
– Ты знаешь, я человек больной, – начала она свою длинную обличительную речь. – У меня гипертония. У меня сердце, не говоря уже о печени…
– Мама, при чем здесь твое здоровье? Я спрашиваю: где Людмила?
Вот, теперь она еще и повышает голос на мать. Ее даже не волнует, что та далеко не так здорова, как Веронике в своем далеке кажется.
Это разозлит и святого.
– Я не знаю! – закричала Алла Леонидовна. – В то время, как мне пришлось уйти в магазин, купить, между прочим, для нее фруктов, ты же знаешь, я слежу, чтобы в пище было достаточно витаминов, эта неблагодарная особа, эта мерзавка собрала свои вещички и улизнула!
– Куда? – растерянно спросила Вероника.
– Не знаю, – язвительно повторила мать, – может, к одному из своих хахалей!
– Каких хахалей, мама, она же еще девочка совсем, ей только через два месяца восемнадцать исполнится.
– Из молодых, да ранняя, – не стала жалеть дочь Алла Леонидовна. Пусть знает, кого вырастила! – Так что, извини, дать ее новый адрес я не могу. Не знаю!
И она со злостью бросила трубку на рычаг. Как они ей все надоели! Почему женщина, вырастив своих детей, все равно не может быть свободной и жить так, как ей хочется?
За свою внучку она не беспокоилась. Такие, как Людмила, в огне не горят и в воде не тонут! Поскитается по чужим людям и вернется. Денег у нее нет. Если мать, конечно, тайком не присылала ей… То есть извещения с переводами она никогда не видела, но эти чадолюбивые родители могут пускаться на всякие хитрости. Например, высылать деньги на «до востребования».
Она и не догадывалась, что угодила в самую точку. Вероника изредка высылала кое-какие деньги дочери. Говорила: а вдруг понадобятся?
И еще в одном Алла Леонидовна оказалась права: Людмиле таки пришлось скитаться.
Вначале она, как и собиралась, пожила у девчонок. И одна из них уже на второй день нашла ей подработку – ходить на дом к одной бабульке делать уколы. Старушка оказалась из обеспеченной семьи, за работу расплачивалась сразу, что сняло проблему с отсутствием денег.
Потом она заглянула на почту, и там оказалось два перевода от мамы. Один лежал уже месяц, и девушка сказала ей, что деньги собирались отправлять обратно.
Потом Людмила уже самостоятельно по объявлению устроилась в аптеку, куда ее взяли ночным фармацевтом.
