скачать книгу бесплатно
– А что, у тебя в Лондоне мобильный телефон перестает работать?
– Конечно, нет…
– И этот… как его? – вай-фай… в английских отелях, конечно, отсутствует? Ты же сама подарила нам компьютер, который складывается пополам, как там его…
– Ноутбук, Матильда, он называется «ноутбук»!
– И ты придумала нам электронный ящик mamochka@starye_lipy.com, «чтобы писать нам как можно чаще» – это твои слова…
– Да…
Матильда вытерла руки о фартук и сердито заключила:
– И ничего за четыре месяца – ни звонка, ни эсэмэски, ни письма!
Камилла подошла к раковине, куда Матильда только что положила два больших пучка салата-латука. Она взяла нож и начала разбирать хрустящие листья. На кухне наступила тишина, только глухой шум вытяжного шкафа разряжал давящую атмосферу.
Матильда слишком хорошо знала Камиллу – знала, что ей надо выговориться, излить душу. Несколько раз она поднимала глаза, стараясь уловить взгляд или жест, который выдал бы волнение Камиллы. Тщетно. Встревоженная, она решилась сама нарушить это мнимое спокойствие.
– Ты это знаешь, но я все же повторю: если тебе хочется поговорить, то я здесь!
Продолжая аккуратно резать самые длинные листья, Камилла ответила не сразу:
– Вечером после кофе я сбегу от родственников и загляну к вам. Я… – Она заколебалась. – Мне хочется побыть с тобой и Юбером.
У Матильды с языка готовы были сорваться тысячи вопросов, ей хотелось взять Камиллу за руку, успокоить ее, но в эту минуту зазвонил колокольчик; хозяйка дома подала сигнал нести закуски.
– Ну, пора за стол, – сказала Матильда, бросая фартук на спинку стула.
Камилла подошла к ней и ласково вытерла со лба «мамочки» несколько бисеринок пота, выступивших под ее седеющей шевелюрой.
– Давай скорее, возьми корзинку с хлебом и пойдем со мной, тогда мне не придется возвращаться на кухню.
Взяв под козырек, Камилла схватила ивовую корзинку:
– Слушаюсь, шеф, уже иду!
И женщины отправились в столовую, где каждая заняла свое место.
Обед проходил, как всегда, в фальшиво-непринужденной обстановке. Дежурный смех сопровождался напряженными, бегающими взглядами.
Главной темой разговора была учеба внуков. Мариз пустилась в длинный монолог, с апломбом превознося достижения Клелии.
– Девочке всего двадцать один год, и уже на четвертом курсе медицинского факультета! Берите с нее пример, дети! Какой успех, дорогая! После обеда подойди к нам, тебя ждет конверт… Впрочем, остальных тоже.
– «Остальных»! – пробурчала Ванесса.
– Ты, кажется, что-то хотела сказать? – спросила ее бабушка.
Ванесса, с ее подростковой грубостью и прямотой, и не думала смущаться. Шестнадцать лет придавали ей храбрости, которой недоставало взрослым.
– У «остальных», как ты их называешь, есть имена: Люк, Антон, Тео и, между прочим, Ванесса.
– Ванесса, прекрати, пожалуйста! – перебил ее отец.
Камилла молчала; казалось, ее мысли витают где-то далеко.
Она взяла графин, наполненный «Шато Анжелюс» урожая 1985 года – в вине этого неповторимого года нотки красных фруктов, приобретших вкус мадеры, переплетались с ароматами ванили.
Наполнив бокал этим восхитительным нектаром, она поднесла его к губам и с нескрываемым наслаждением сделала два глотка.
Ришар, раздраженный безразличием жены, не замедлил поинтересоваться:
– Камилла, ты слышала замечание своей дочери?
Она ответила спокойно, даже рассеянно:
– Да.
– Что значит «да»? Так скажи ей что-нибудь!
Вмешалась Мариз и с видом матери семейства снисходительно простила внучку:
– Ришар, не волнуйся, такой уж возраст. Кто в шестнадцать лет не говорил глупости?
Камилла совершенно спокойно взяла бокал, встала и сказала, обращаясь к свекрови:
– Вы знаете, в шестнадцать лет говорят не только глупости!
Ришар попытался ее остановить. Он взял ее за руку, но она оттолкнула его.
– Извините, мне надо выйти на воздух.
Камилла схватила куртку, брошенную на спинку кресла, и пошла к выходу. Калинья долго смотрела ей вслед сквозь панорамное окно столовой.
Опираясь на каменную балюстраду, Камилла нервно курила, поставив рядом бокал с «Сент-Эмильоном». Она не смотрела ни на что конкретно, ее взгляд рассеянно блуждал по землям поместья – там, где заканчивались одни пахотные участки и начинались другие, точно такие же. Ничто не задерживало ее взгляда, а монотонный пейзаж погрузил в глубокую задумчивость.
О чем думала Камилла? Ее лицо не выражало никаких чувств. Она не выглядела ни счастливой, ни несчастной, нельзя было сказать, что мысленно она где-то в другом мире, но и этот мир, похоже, был ей неинтересен; она чувствовала себя словно в тисках неизбежности, но больше не желала от нее страдать.
Камилла медленно допивала третий бокал вина. Привычки к алкоголю у нее не было; лишь изредка она позволяла себе немного розового в компании подруг или бокал шампанского на модных парижских тусовках, которые ей приходилось посещать.
Сама не зная почему, она остановила свой выбор на этом восхитительном нектаре, но с непривычки у нее закружилась голова, и нельзя сказать, что ей это было неприятно. Она выпила ровно столько, чтобы не чувствовать тоску, которая всегда охватывала ее на обедах в «Старых Липах».
Лицо ее стало спокойным, губы тронула улыбка.
«Давай, старушка, надерись как следует – а вдруг поможет?» – подумала она. Камилла поставила пустой бокал и снова закурила. Убирая пачку в карман, она наткнулась взглядом на надпись «легкие сигареты» и грустно кивнула.
«Легкие» – это как раз про меня! Я готовлю себя к раку легких, скоро стану легкой алкоголичкой, к работе у меня легкая мотивация, у меня слегка любящий муж или даже слегка нелюбящий; а мои дети… даже не знаю… на самом деле, и они… легко меня оставят».
С возрастающим волнением она вновь и вновь затягивалась, выпуская большие клубы дыма.
«Может, в этом и заключается старение – видеть, как тают твои мечты и надежды, но только постепенно, исподволь, как бы для того, чтобы ты спокойно принимала коварный яд монотонности, который мало-помалу парализует тебя».
Она раздавила недокуренную сигарету на перилах из белого известняка. На поверхности появилось черное смоляное пятно. Камилла бросила окурок на гравийную дорожку, тщательно вычищенную Юбером.
«Пусть свекровь брюзжит, мне наплевать! Давай, старушка, возьми себя в руки, здесь Ванесса и Люк».
Камилла машинально сунула руку в карман, ища айфон. Она уже забыла, что оставила его в спальне.
«Потом, – сказала она себе, – да, потом».
Обед подходил к концу; все поднимались и переходили в гостиную, куда должны были подать кофе и многоэтажный торт из круглых эклеров. Калинья вышла из столовой и направилась к Камилле.
– Сейчас будет торт! Отгадай какой?
– Ванильно-шоколадно-кофейный! Тридцать три эклера каждого сорта, всего девяносто девять. А еще…
Они засмеялись.
– …на верхушке будет сотый эклер: «Старые липы» из марципана!
– Браво! – воскликнула Калинья, беззвучно аплодируя.
Они переглянулись и, важно покачивая головами, продекламировали в один голос:
– «Это первое трехзначное число, дети. Оно символизирует богатство, а торт – процветание нашей семьи».
Калинья взяла подругу за руку.
– Ты пропустила знаменитую фразу Мариз!
– Как можно! «Сто – число знаковое!» – насмешливо произнесла она.
Она два раза глубоко вдохнула свежий воздух, прежде чем войти в гостиную; ей надо было успокоиться.
– Всё, пошли! К тому же я жутко хочу пить, – объявила Камилла.
Люк с увлечением принялся резать торт. Сначала он оделил бабушку с дедушкой, а потом, бросив соблюдать субординацию, стал без разбору накладывать эклеры в протянутые ему тарелки. И, разумеется, забыл о сестре, которая немедленно показала свое недовольство и сердито проворчала:
– Люк, какой ты копуша!
– Ты чего? Лучше бы не злилась, а дала свою тарелку!
– Ну вот, положил с шоколадом! Ты отлично знаешь, что я ненавижу шоколад.
Камилла подошла к детям и положила руку на голову сына.
– Люк, ну хватит валять дурака.
Она погладила его по щеке и поцеловала. Затем протянула Ванессе другую тарелку с четырьмя большими ванильными эклерами, покрытыми нугой.
Рядом с детьми Камилле было хорошо. Все трое замолчали, наслаждаясь лакомством, лежавшим на тарелках, а точнее – его ароматом.
Дети были ее отдушиной.
Глава 3
«Мамочка»
Бывает так, что мы наделяем человека прозвищем, и оно остается с ним на всю жизнь, как свидетельство нашей любви к нему. Оно может быть смешным, трогательным, иногда ироничным, но никогда не бывает злым.
«Мамочку» каждому хочется взять за руку.
Как Камилла и обещала, она зашла к Матильде с Юбером. Они жили в собственном доме отдельно от хозяев. Дом, построенный через два года после их приезда в «Старые липы», был простым, но добротным.
В то время Мабреки еще не обосновались на одном месте. Их жизнь протекала между «Старыми липами» и роскошной парижской квартирой вблизи площади Звезды.
Матильда и Юбер жили в деревне Марлон, в четырех километрах от поместья. Мариз и Максим хотели, чтобы их фамильное владение было под присмотром двадцать четыре часа в сутки. Юбер не возражал, а вот Матильда была не в восторге от мысли, что придется покинуть дом, в котором она родилась.
И тогда Максим предложил паре придумать проект дома и самим рассчитать бюджет, необходимый для того, чтобы обставить его по своему вкусу. От такого предложения они не смогли отказаться. Вот и получилось, что уже три десятка лет они жили в этом очаровательном доме посреди поляны, окруженной вековыми деревьями.
Матильда и Юбер покидали усадьбу только один-два раза в год, чтобы совершить морской круиз и съездить на Рождество к родне, жившей в окрестностях Лиона. Детей у них не было; жизнь лишила их этой радости. Они старели, и чем дальше, тем острее чувствовали свою обделенность.
Камилла своим присутствием иногда восполняла эту пустоту, и всем становилось легче: и старикам, и ей самой: после смерти отца ее мать замкнулась в себе и своем горе, не оставлявшем времени для того, чтобы переживать проблемы дочери.
Прижавшись лицом к стеклянной двери, Камилла не спешила стучать. Юбер, сидя в кресле, смотрел матч по регби «Топ 14»[6 - Название сильнейшей регбийной лиги Франции, в которую входит 14 команд.].
Матильда только что вернулась и без сил лежала на диване, вытянув ноги, распухшие от бесконечного хождения туда-сюда между плитой и обеденным столом, за которым она обслуживала гостей. Ее мучила боль в икрах, но она должна была вернуться на кухню для подачи ужина.
Камилла постучала в стеклянную дверь. Юбер, слишком увлеченный перипетиями игры на тулузском стадионе, не услышал стука, а Матильда приветственно махнула рукой.
– Ну что, папочка, надеюсь, тулузцам зададут трепку! – пошутила она, подойдя сзади и закрыв ему ладонями глаза.
Юбер схватил ее запястья и горячо сжал их, не отводя глаз от экрана.
– А вот и нет, как бы не так! – воскликнул он. – Проиграют тулонцы, и это будет только справедливо. «Тулуза» гораздо сильнее, тут и спорить не о чем.
– Ну, раз ты говоришь… значит, так и есть. Я все равно не понимаю, что это за куча орущих психов, готовых прыгнуть на всё, что шевелится. Да еще и мяч у них овальный!
– Ну что за ерунду ты несешь! Иди, сядь на диван, – проворчал Юбер.
Прежде чем сесть, Камилла подложила под ноги Матильды две подушки.
– От этого уменьшится отек и усилится кровообращение. Тебе надо так делать постоянно.
– Наверное, ты права, – сказала Матильда покорно.
– Свекры совсем тебя не жалеют!
