скачать книгу бесплатно
Помню тот тёплый сентябрь, мне исполнилось десять. Вот она я в пионерском галстуке и с дипломатом наперевес. Учебный год только начался, не терпится познать новые предметы и нахватать пятёрок.
Немка Марь Паловна решительно влюбляет в дойч, а ведь до знакомства с ней я мечтала учить французский! Да, в те времена мы ещё умели мечтать! По-настоящему, с чувством! Мы умели доверять, верили в добро и справедливость, считали, что всегда будет солнце, небо, мама и, конечно же, вечная молодость!
В маленьком кабинете на первом этаже, где хранились пластинки, на стене висел немецкий алфавит, а в наглядных пособиях царствовал Шрайбикус, высокие окна выходили на пришкольный двор. Старая берёза, пережившая войну, закрывала ветвями забор, и можно было лишь увидеть дорожку в школьный сад с грядками и фруктовыми деревьями, где нас учили ухаживать за растениями, возделывать землю.
Сегодня я отличилась, немка торжественно вручила адрес Барбары Фишер – моей ровесницы из ГДР и попросила написать ей письмо, благословив дружбу между народами. Я ещё не знаю немецкого, а вот Барбара говорит на русском, потому что этот великий язык изучают во многих странах. Звенит звонок. С гордостью и с предвкушением складываю тетрадь и учебник, представляя, как однажды мы встретимся с немецкой подругой, когда станем совсем взрослыми и вспомним нашу детскую переписку.
Замечтавшись, не заметила, как 5 «А» вышел из кабинета, и «немцы» 6-го «Б» ввалились в класс. Моё место в первом ряду у окна хочет занять Наташка Дубровина, мы поприветкались, и, взяв свой красивый чёрный дипломат, я направилась к шкафу положить пособие. Мальчишки о чём-то спорят, смеются, девчонки тоже скучковаться успели, а я разглядываю стенд у дальнего окна, представляя себя в Берлине, в гостях у Фишер.
Вот Лёшка Ильин молча подошёл, кивком поздоровался со мной и осторожно сел к окну на последней парте первого ряда, обняв портфель и упулившись в жёлтую листву.
Я, наконец, впихнула книгу в тесный ряд и поспешила к выходу. Ещё три урока, и можно бежать домой писать письмо, я уже и текст почти придумала.
Счастливая Марь Паловна столкнулась со мной у двери и попросила поспешить. Ещё не больше минуты, и звенит звонок на урок. Добежав до биологии, я достаю учебник ботаники и, позабыв о Барбаре, спорю с Сашкой Беляком, кто будет дежурить в школе на следующей неделе.
Звенит звонок с урока. Проголодалась! Хочу успеть забежать в столовку, набрать булок. Засиживаюсь там с Надькой, допивая второй стакан компота, а звонка всё нет.
«Странно, может, был, но не услышали?» Выходим из столовой, гремит протяжный, тревожный звонок и голос завуча, призывающий всех срочно идти по домам.
Уроки на сегодня закончены. На входе скорая, милиция и толпа окружила школьный сад. Бледное, испуганное лицо Марь Паловны.
Любопытству нет предела.
– Да что там такое случилось? Кто-нибудь скажет?
– Лёха Ильин повесился в саду на яблоне.
– Как? Зачем?
– Не знаю!
– Все по домам! Пока ничего не известно.
Лёшка – обычный советский мальчик, одиннадцати лет, такой же как все, ничем не примечательный. Эдакий середнячок, только в последнее время замкнулся в себе, неразговорчив, да и в учёбе сдал.
Лёшка принял решение уйти из жизни, потому что виноват. Всё чётко спланировал и оставил записку, как инструкцию к исполнению.
Так в чём же Лёшка виноват? Давайте разберёмся!
Он был, как все, и плыл, как все [5 - Цитата из песни «Однажды мир прогнётся под нас», автор: Андрей Макаревич]. Мама, папа, я – счастливая семья! Ходил с батей на футбол и в лес за грибами, и на рыбалку. Собирались с роднёй за столом, ели, пили, пели застольные песни. Лёшка чувствовал себя счастливым и защищённым.
А потом разладилось. Отец уехал на Севера, подзаработал, нашёл себе «другую». Сначала скандалы, потом и вовсе развод. Собрался и ушёл. Навсегда.
Мать в отчаянии, бабушка переехала, помогала, как могла. И жили теперь они тоже втроём, но по-другому. Грустно жили. Тяжело было матери видеть своего ребёнка и вспоминать неудачный брак. А отец, как человек честный и правильный, писал письма сыну, рассказывая о своей новой жизни и благополучии.
Злые языки приносили весточки, мол, счастлив твой батя, и скоро будет у него новый сынок. Мама плакала. Бабушка ворчала.
«Всё это из-за меня! – думал Лёшка. – Что-то во мне не так! Иначе не бросил бы нас!»
И вот последнее письмо, где хвалился отец и радовался рождению сына, приглашая на летние каникулы Лёшку посмотреть на брата!
– Я поеду!
– Не позволю! – кричала мать. – Всю жизнь мне испортили! И ты такой же, как и он, бросишь меня!
Маялся Лёшка всё лето, не видел выхода, а тут вдруг нашёл решение! Убить себя! Тогда отец снова приедет, и они с мамой смогут увидеться! И всё вернуть!
Так и написал в своём завещании: «Я вас люблю! Тебя и маму! Прошу никого не винить! Я так решил! Я сам во всём виноват! Папа, хочу, чтобы меня не хоронили до тех пор, пока ты не приедешь попрощаться. Простите! Ваш сын, Алексей».
Спрятал листок в ящике стола, закрыл на замок. Принёс в школу верёвку, написал записку: «Я оставил письмо для отца дома в моей комнате под замком в ящике стола. Ключ в книге Жюля Верна «Завещание чудака». Положил записку в тетрадь, дождался урока на первом этаже (а это оказался иностранный) и приготовился.
Ровно через пятнадцать минут, как Мария Павловна на чистом немецком предложила всем сесть, Лёшка поднял руку и попросился выйти. Она, не задумываясь, отпустила его и продолжила урок. Ильин спокойный шагом вышел из школы в сад, достал верёвку, сделал петлю, залез на яблоню, обвязал ветку, спрыгнул с неё и повис буквально в десяти сантиметрах от земли. В саду никого не было, и только после звонка на перемену его заметили девчонки из 8 «А», у которых там планировался урок труда.
Через три дня Лёшку хоронили. Всей школой.
Помню убитых горем мать и бабушку. Помню рыдающую директрису в чёрном платке. Эту тучную женщину по кличке Свинья я привыкла видеть всегда сдержанной, властной, со строгим лицом, и только в тот день, беззащитная и потерянная, она еле ступала за гробом, благо, супруг, учитель географии, вёл её под руку, поддерживая и не давая упасть.
Помню Марь Паловну, мрачную, с опущенной головой, с печатью вины. Как будто на губах застыл немой вопрос: «Зачем отпустила? Зачем? Почему именно на моём уроке?»
Лёшку не засыпали землёй. Его накрыли плитой, и он остался ждать отца.
Только через две недели отец приехал на могилу. Попрощаться. Отпустить. Ответить на неудобные вопросы следователей. После этого Лёшку похоронили.
Отец и мать не увиделись. Побывав у сына, он сразу же поспешил на вокзал. Единственное, что связывало родителей, ушло, и пропасть между ними стала слишком непреодолима.
Но жизнь продолжалась. У всех. Без Лёшки. А впереди нас ждали так много событий и потрясений, что эта история напрочь забылась, засыпанная пеплом иных воспоминаний.
С Барбарой Фишер я так и не встретилась. Успела обменяться только парочкой писем. Марь Паловна одна из первых подалась за кордон на историческую Родину. Замены ей не нашли, а через три года появился фаворит английский, поглотив также и мой некогда желанный французский язык.
Директриса, когда начался передел, почти не появлялась на людях, сидела в кабинете безвылазно. Тяжело заболела. Умерла. Её заменила какая-то выскочка и карьеристка.
А географ стойко держался и единственный в школе среди учителей-мужчин, кто не спился в тяжёлые времена голода и неопределённости.
Всё это было. С нами. Без Лёшки.
Первые потери
Улана Зорина
Солнце нещадно слепило. Рыжая девчонка, не обращая на него никакого внимания, до рези в глазах пялилась в траву.
– Ну, где же ты, Кузя? – едва слышно шептали губы, а на высоком лбу выступила испарина.
Уже в который раз Юлька корила себя: «Ну, зачем она привезла Кузю в деревню? Сидел бы себе дома и спокойно ждал. Нет, она, желанница, пожалела несчастного. Выпустила побегать в пушистую травку.
Издалека за ней внимательно наблюдала сестра.
Женя была старше на год и девять месяцев, и взрослые часто шутили, как хорошо они отпраздновали годик ребёнка. Юлька не совсем понимала о чём они, но тоже смеялась.
Вот, рядом зашелестела трава, весело закачались колосья. Юлька напрягла зрение. Она боялась двинуться с места, будто бы стояла на мине.
А чёрная пушистая мина, всё так же не находилась.
– Ну, что ты там застряла. Уже домой пора ехать. Мать с отцом сейчас выйдут, – нетерпеливо притопнула ногой Женя.
– Да иду я, – в отчаянии девочка заломила руки. – Кузя, миленький, ну где же ты?
Взгляд её упал на колонку. Где б ещё она увидела такой забавный анахронизм. Высокая железная каланча, протянув длинную руку вверх, терпеливо ждала, когда её кто-то опустит, потом ещё и ещё. И тогда она смиловистится, пару раз громко чихнёт и извергнет из крана тугую струю ледяной воды.
Ключевой, хрустальной, такой холодной, что аж зубы заломило от одного воспоминания.
А Кузи всё не видно.
Вот из низенького домика с покатой крышей вышли родители, а за ними и бабушка с дедушкой.
– Юля, садись в машину, – строго скомандовал отец. И та, не посмев возразить, печально вздохнула.
– Ладно, Кузя, раз ты так решил, оставайся на воле, – и сделала шаг назад. Широкий, чтоб ненароком не раздавить беглеца и…
Есть… Есть на свете закон подлости! Я точно знаю.
Едва она опустила ступню в зелёный ковёр, как её обдало жаром. Всё существо панически дёрнулось. Она ещё не перенесла вес тела на ногу, но остановиться уже не могла. Шестое чувство буквально вопило, впрыскивая адреналин в кровь и заставляя сердце лихорадочно биться о рёбра. Зрачки Юльки расширились, рот перекосило. Ещё ничего не случилось, но она уже знала, что это конец.
Даже Женя, увидев гримасу отчаяния на лице младшей сестры, затаила дыхание.
Взрослые тоже застыли. И лишь ленивый летний ветерок, всё также ерошил изумрудный покров.
Кряк....
Казалось, этот хруст слышно по всему миру.
Юлька стремительно отскочила, и, не веря себе, нависла над тем местом, где секунду назад стояла её нога.
Там, пуская из раскрытого рта пузыри, бился в конвульсиях маленький хомячок, а тусклая бусина его глаза таращилась вверх незрячим бельмом.
Так горько Юлька никогда не плакала. Ни ещё, ни потом.
Суровость на лицах родителей сменилась растерянностью. Об отъезде домой все позабыли.
Отец, прижавшись спиной к красной копейке, обескураженно топтался на месте. Он не понимал, что ему следует сейчас делать. Подгонять семью или успокаивать дочь.
Мать, подбежав к Юльке, печально качала головой и неумело уговаривала ту не реветь так. Не рвать себе сердце из-за глупенькой мышки. Обещала купить нового хомячка. Ещё лучше и красивее. Но Юлька не слушала и продолжала рыдать. Как мама не понимает? Зачем ей новый, другой, когда нужен этот… родной и любимый? Единственный Кузя.
Женя тоже склонилась над тушкой и внимательно наблюдала как жизнь покидает хрупкое тельце. И только бабушка сразу всё поняла и поспешно вернулась в дом.
Она принесла расстроенной внучке пустую коробку и положила туда замершего зверька. Дедушка копнул лопатой под высокой черёмухой и гробик опустили туда.
Домой ехали молча. Каждый думал о своём.
Юлька же, впервые так близко столкнувшись со смертью, уже никогда не будет тем беспечным ребёнком, выпускающим хомячка в траву.
Вот и кончилось детство в не полных двенадцать лет.
Злые слёзы утраты безжалостно жгли глаза, а в голове девочки рождались слова её первого рассказа. Короткого и косноязычного. Рассказа про крошечный тёплый комочек, так нелепо окончивший свою жизнь под ногой любящей хозяйки.
Когда они снова приедут в деревню, она прочитает свою прощальную оду над могилкой питомца.
А весной расцветёт черёмуха, наполняя воздух сладостным ароматом.
И ни у кого, кроме Кузи, нет такого замечательного обелиска.
Другого хомячка Юльке так и не купили. Зато папа подарил ей забавного щенка.
Чёрный, с рыжими подпалинами и висячими ушками. Это потом они гордо расправились и встали торчком, а пока болтались, как мягкие тряпочки. Пёс ещё не был похож на своих родителей, огромных немецких овчарок. Но уже гордо вскидывал лобастую голову и бешено вращал хвостом, когда слышал команду: «Гулять!»
Вместе со щенком ей вручили и паспорт. Там, рядом с графой с именами родителей, необходимо было вписать и его. Говорю имя, потому что Маркиз Крис де Кой.
Маркиз рос здоровым и весёлым псом. Конечно, в квартире такую собаку держать было очень сложно, но семейство справлялось. Единственное, что огорчало родителей, а Юльку заставляло всё время смеяться, это то, что Маркиз не всегда просился на улицу и его выпускали на балкон. Хорошо, что жили на первом этаже.
Так вот, этот шерстяной нахал, высовывал из дверей морду и справедливо считал, что и сам уже там. Так и дудолил на стены зала, искренне не понимая, за что его ругают.
Юлька серьёзно взялась за воспитание пса. И вскоре тот чётко выполнял все команды: «Сидеть!», «Лежать!», классическое «Дай лапу!», «Голос!», «Аппорт!», а также «Умри!» и «Живи!». Последние, Юлька увидела в каком-то фильме и сразу же захотела обучить им Маркиза.
Пёс прожил с семейством долгие годы. Помогал Юльке нянчить первого сына, а когда та легла в роддом со вторым ребёнком, случилась трагедия.
В ту роковую новогоднюю ночь, Женя, как всегда, повела Маркиза гулять. Ни о чём не думая, не переживая. И когда пёс отбежал от неё, весело играя с падающими ему на нос снежинками, раздался громкий хлопок. Маркиз упал и больше не двигался.
От шумной компании неподалёку раздался взрыв смеха и поздравления.
Испуганная Женя подбежала к Маркизу, но тот был уже мёртв. Девушка кинулась к гомонящим. Там её встретили пьяными выкриками. Гуляли менты. Один из которых и решил показать свою меткость.
– Иди, жалуйся! – пьяно выплюнул он, вальяжно развалившись на лавочке, а друзья поддержали смешками его браваду. – Скажу, что он кинулся на меня, а я защищался. Вон он какой, огромный. Был… Кому больше поверят: тебе или мне?
Так бесславно и закончил свою разудалую жизнь Маркиз Крис де Кенти Барталомео.
Жене пришлось так и уйти ни с чем. Юльку решили не волновать, а сказали, что отправили Маркиза в деревню. Там ему пока будет лучше. А она, в заботах о малышах, и поверила.
Когда же узнала всё, долго не могла прийти в себя. Но было уже поздно что-то менять, писать заявления и расследовать.
Это и стало второй ощутимой потерей в Юлькиной жизни.
Не задохнуться
Сергей Валерьевич Мельников
Ветер ткнул кулаком в плечо, и я пошатнулся. Когда долго стоишь, почему-то кажется, что Земля потихоньку накреняется сама. Вроде не двигаешься, а постепенно из-за края крыши выползает дорога, тротуар, козырёк над подъездом… Козырёк не входил в мои расчёты, и я сдвинулся в сторону на несколько шагов.
Время падения равно квадратному корню из двойной высоты, делённой на ускорение свободного падения. Плюс – минус незначительная погрешность, связанная с влажностью, высотой над уровнем моря, направлением ветра. Масса тела и его очертания тоже имеют значение, но этим параметром можно пренебречь. Пятьдесят пять килограммов массы и вполне аэродинамическая форма не внесут серьёзных поправок в результат.
